Бандит

   
Для меня это слово – синоним моего детства и юности. Потому что и меня, и моих родственников иногда так называли в селе. БАНДИТ, БАНДАЛ. Вот так, как есть на русском языке. И, фактически, мой русский с этого слова и начался.

В 1950 году, в одном из лагерей сталинского ГУЛАГа, сидел узник из Дагестана. Поздно ночью вышел он по нужде и в темноте наступил на какую-то тряпку. Развернув ее, он нашел три советских рубля. Ранним утром следующего дня на другом конце барака началась драка. Ее спровоцировали два соседа по нарам: один обвинил другого в воровстве. Дагестанец подошел к надзирателю и рассказал о своей находке. Деньги нашли хозяина, и драка, в которую уже успели втянуться десятки человек, прекратилась.

Однажды, когда об этом случае почти забыли, в лагере объявили общий сбор. Перед заключенными выступил генерал. В конце речи он сказал: «Среди вас находится заключенный из Дагестана, лишенный права на переписку и посылки. Это он вернул найденные три рубля их хозяину – деньги, из-за которых вы были готовы убивать друг друга. Такие люди не должны здесь находиться!» Затем он назвал фамилию этого зэка.

Из недр темной массы длинного строя заключенных, гремя костылями и костями, вышел человек, похожий на одетый в тряпьё скелет. Из своего срока он уже отсидел восемь лет, но не было никакой надежды досидеть оставшиеся два. Человек был практически при смерти и смиренно ожидал ее. Не осталось никого из земляков, кто был с ним в первые годы заключения. Все погибли от изнурительного труда, голода и болезней. Но он жил. Жил тем, что приучил свой желудок к скудному арестантскому пайку. Не копался в отходах, не бросался есть траву по весне и просил друзей не делать этого. Они отвечали, что уже нет сил терпеть, и умирали один за другим. Он же терпел. И вот теперь стоял перед этой людской массой, и тысячи взглядов устремились к нему. Несомненно, каждый из тех, кто смотрел на него, хотел бы тогда оказаться на его месте. Так его освободили из заключения.

А оказался он там чисто случайно и, мягко говоря, по малодушию некоторых чиновников его родного аула.

В начале 40-х, в разгар войны с немцами, пас он колхозных овец в горах вместе с помощником. В один день к их отаре подошла вооруженная группа людей, среди которых оказался его родственник. Они объявили чабанам, что Советский Союз войну проиграл, поэтому колхоз должен быть расформирован, а имущество – роздано. И приказали гнать отару в село. В самом селе все колхозные и государственные учреждения были настежь открыты и разграблены местными жителями. Овец погнали за село, где они ждали своей участи. Несколько человек, не участвовавших в разделе другого имущества, уже подходили к ним.

В это же время к их односельчанину, охотишемуся в горах, подошли сотрудники НКВД. Они дали ему бинокль и попросили назвать людей, находившихся рядом с овцами. Ничего не подозревавший охотник назвал двух своих дядей и еще 2-3 человека. По прибытии в село чекистам не составило труда вызвать их и арестовать. Так среди арестованных оказался и наш чабан. Его жена подошла к председателям колхоза и исполкома, просила дать справку, что муж ее был чабаном. Испугавшись, они ей отказали. Так отец четверых малых детей был обвинен в бандитизме.

Звали этого «бандита» Исмаилил Газимухамад