Хрупкость

Свадьба на вкус была злее репчатого лука: пили так, словно в последний раз, стаканами, залпом, не закусывая. То и дело кто-то распускал пьяные сопли и тянулся кулаком к чужой морде. Окна быстро запотели, охрипшие, покрывшиеся испариной колонки исходили «Сектором газа», жених стремительно пьянел, звенела бьющаяся посуда. Кот забился под холодильник и таращил оттуда зелёные глаза: одержимые свадебными демонами гости плясали так, что с потолка и стен сыпалась штукатурка.
Бледная молодая сидела среди пьяного скота, среди сделанных «вручную и от чистого сердца» подарков, мятых, собранных в огороде цветов и старалась напиться. Кто-то в этой адской кутерьме наступил ей на подол платья и разорвал его до самой талии.
Багровый свёкр бесчувственно спал на диване. Пиджак с рубашкой задрались до шеи, обнажив лоснящуюся спину. Ноги в сапогах нависли над столом. Бледная от злости Лариса смотрела, как по его правой подошве медлённо ползёт пласт зимнего салата. Тут кто-то из танцующих тоже наступил в салат, поскользнулся и грохнулся об стол, разбив половину рюмок и селёдочницу. В лицо Ларисы брызнул рассол.
- Ай да свадьба! – орал дядя Лёва, в порыве танцевальной страсти сорвавший с себя рубаху. Тётя Люба тут же вытерла жирные после курицы руки о рыжую поросль на его груди.
Не меняя позы – а сидела она, проглотив горбылину - Лариса потянулась к шашлыкам, сняла с них веточку петрушки и медленно зажевала. Алкоголь от злобы не действовал.
- Ддараая! – крикнул ей в ухо жених. – Пашли т..танцывать.
Лариса стряхнула его руку со своего плеча и осталась сидеть за столом. Залившийся водкой жених развёл руками, сбросил со стола пирожные, и полез через стулья на «танцплощадку». 
Лариса посмотрела ему вслед. Женские мечты хрупки, как лебединая шея: она хотела устроить свадьбу в хорошем кафе, уже нарастила ногти с ресницами, составила смету, но он настоял на сугубо домашней обстановке – в кругу самых близких друзей и родственников. А молодую одна только мысль о свадебном фото на фоне ковра - красного ковра на стене! – приводила в бешенство. Но что уж тут поделать … Лёву не переспорить.
Цапнув чьи-то сигареты, Лариса аккуратно выбралась из-за стола и пошла к выходу. Оборванный подол тащился за ней, как нелепый хвост. Бёдра сверкали.
Во дворе дома чей-то силуэт мочился в крыжовник, а возле калитки шептались двое: один глушил водку прямо из графина, второй советовал ему делать глотки поменьше, иначе икота не пройдёт. Лариса нашла глазами луну и закурила, слушая, как воет соседская собака. Заблестела слеза.
Когда Лариса вернулась за стол, распаренные гости скандировали «фото! фото!». Молодая в ужасе потянула жениха и остальных обратно на улицу, где можно было сфотографироваться хотя бы на фоне черёмухи и в темноте, но все уже рассаживались возле ковра, а десятилетний ворюга-племянник доставал мыльницу. Спуск, вспышка, и карусель завертелась с новой силой.
- Что-то у меня голова кружится, - через час пожаловался жених. Перед его глазами вертелись узоры на ковре. – Дай воды!
- Щас дам, - сказала Лариса, продолжая закатывать мужа в ковёр. А после поднатужилась, бросила свёрток в багажник, вывезла за город и сбросила в пруд.