Мальца

                Подарок для Алисы Лайт
     Элегантно пришептывая, чуть грассируя, притопывая ногой я повторял за глуховатым голосом любимой поэтессы " Я - война", но, как всегда, получалось нечто совсем иное, видимо, самой судьбой мне предначертано и предназначено, словно раку или крабу, ползать задом наперед, надувать невесомые шарики, облепленные доброхотистыми комариками, кровопийными мутантами, ужасающими своей непреклонностью в деле наставления заблудших на путь истинный, ведущий, как и вообще все пути, в ад. Хорошо, что я не умею ездить на велосипеде.
     - Мы - бигуди сурового колена,
     Как миномет уснувшего в полях,
     Пинкфлойдовские стены,
     Чумацкий потный шлях.
     Мы - альфа и омега,
     Мы - космонавты тайских джунглей,
     Альдебаран, Мицар и Вега,
     Шахтеры по добыче углей.
     Мы пьем " Агдам" и крепкий чай,
     Потом ложимся спать.
     Еврейской Герды метокай,
     Я - гений, твою мать.
     Упав в кресло от оглушительного успеха, я задрал свой нос к потолку, устало прикрыв глаза. И - кто бы сомневался - появились гостьи, нежданные, инфернальные и настолько культурные, что дыхание упало внутрь слепой кишки, повозилось там немного, устраиваясь поудобнее, и замерло, не мешая мозгу наслаждаться происходящим.
     - Знаете, - приблизившись несмело и простираясь ниц шепнула мисс Алексиевич, - я отдаю вам свою Нобелевку.
     Она швырнула массивную папку из красно - коричневого кожзаменителя к моим ногам, постукалась лбом о половицу, плавно струясь поднялась и, топая сапогами, бросилась в пляс, овевая меня ароматами " Шипра" и поздних осенних яблок " Штрефель".
     - Вот гадина, - злобно косясь на товарку рыкнула Улицкая, поводя левым глазом вверх и вправо, - и тут опередила. Сучка !
     Мисс Алексиевич оглушительно расхохоталась, сотрясая стены, задрожавшие лихорадочной и радостной зыбью. Стекла, неплотно прижатые штапиками к рамам, завибрировали, тоненько - комаристым перезвоном подтверждая правоту седастой Улицкой, лишь из зависти умалчивающей о единственно достойной Нобелевки соплеменнице, неправильной и непонятной, не вписывающейся во все эти говнолиберальные междусобойчики, замороченной напрочь, тонким носом сразу уловившей родственный серный запашок от автора этой недостоверной истории, стебанутого мудака, влюбленного сразу во всех и в никого.
     Я закурил, не открывая глаз, на ощупь, и решил, что визит таких просвещенных дам не может не закончиться - о, Пряников, глупый историк, упустил свой шанс, мудила - оргией. Но впервые в истории без моего участия. Развратная, непристойная в своей откровенной беспомощности лесбийская оргия двух замшелых, закоснелых словоблудиц развернулась, подобно телячьекожему свитку, передо мной, застонавшему от грандиозности эротической конструкции, сооруженной трясущимися от страсти гостьями, синеблузными энтузиастками эпохи первой пятилетки, только без блуз и энтузиазма. Они переплелись конечностями, так, что я не мог разобрать, где заканчивается нога одной и начинается пупок другой, рыча и плюясь, ерзая блестящими телами суетливых мандрагор, катаясь по полу саксаулистыми колобками, натыкаясь на стены, закатываясь в углы, снова вылетая оттуда, клубясь и завихреваясь. Им не хватало музыки, проникновенной лирической музыки, поэтому я щелкнул кнопочкой плеера и все окончательно встало на свои места.