Однажды в парке

Мы не знали друг друга. Я её, а она меня. Знали только, что сидим на одной скамейке в одном парке и смотрим на
один пруд. Пруд был очень зелёным и илистым. Ни одной утки. Можно себе представить, насколько же он был грязным и
неприятным. В парке осторожно смеркалось. Высокие деревья отражали ползущие к нам тени. В воздухе пахло всё тем же
ароматом костра, разожженным где-то в чаще. Мы молчали. Она несколько раз взглянула на меня, делая вид, что я ей вовсе
не интересен. Будто меня здесь и нет. Несколько минут она спокойно сидела и наблюдала за ленивым, томным закатом,
обнимающим верхушки утомившихся за день деревьев. Потом её ножка лихо подскочила и улеглась на другую, а корпус
склонился к земле. Оказалось, у её ног стояла неприметная сумка. Настолько маленькая, что я легко мог бы спутать её
с обычным чёрным булыжником. Краем глаза я заметил, как она вытащила несколько помятых листов бумаги и то ли ручку,
то ли карандаш. Я замерзал. Уже через десять минут в парке стоял сумрак. Загорелись белые фонари. Мне было настолько
холодно, что я хотел уйти отсюда. Но не мог. Она не давала мне сделать мой первый шаг.
Она закурила.
-Вы когда-нибудь любили?
-Да.
-Насколько сильно?
-Не знаю. Разве к таким чувствам существуют шкала измерения?
Она замолчала. Тонкая сигарета дарила вечернему небу призрачный витиеватый туман. Мягко пахло ментолом и сыростью.
-Не угостишь сигаретой?
Она молчала. Наверное, задумалась. С моей стороны, прямо под бок, неприятным холодком пробился ветер. Но уходить мне
уже не хотелось. Я развернулся и прямо посмотрел на неё. Странный, размытый профиль. Она была белоснежно-чистой
и дико грустной. Несчастные глаза смотрели вперед, на тихую гладь паркового пруда без единой утки.
-Меня тоже когда-то любили. А сейчас не любят.
-Почему? Что произошло?
Я задавал эти вопросы, душой не чувствуя, что они могут разозлить или вывести из себя. Такие банальные и ненужные.
Они наверное звучали так, будто мне все равно. Или так, будто я бомж. Тем не менее, она тихо вздохнула и ответила.
-Я напишу это письмо.
И обернулась ко мне.
Её глаза были вяло-зелёными, как утомленная излишествами листва под конец лета.
-И отдам его вам.
Сигарета выпала из её пальцев. Я проследил за этим коротким падением.
Следующие минуты, а может быть и час — я провёл в забвении. Меня будто сковало по рукам и ногам и я в ступоре смотрел
на окурок, лежащий на мягкой земле. Я не чувствовал ничего. Ни времени, ни мира, ни себя — ничего. Даже холод больше не
мешал моему телу. В какой-то момент мне показалось, что я просто-напросто окоченел и меня настигла смерть. И теперь,
когда наступит утро и первые люди просочатся в этот парк, ступая по его замысловатым уютным дорожкам — они внезапно
взмахнут руками и восторженно ахнут — увидев мою окоченевшую мумию.
Мне даже казалось, что у меня случилась клиническая смерть. Только с одним-единственным эпизодом. Кто-то яростно опустил
рубильник моей несчастной жизни и я просто застрял. Как механическая кукла. Как робот.

Когда я очнулся, её рядом уже не было. Мокрый сырой воздух оседал на мою одежду и жутко хотелось спать. Я вытянул ноги
и кое-как повернул голову в сторону. По прежнему ярко горели белые ночные фонари. Вокруг их массивных ламп роем бесились
непонятные существа, напоминающие мотыльков. На скамье лежало письмо, перевязанное грубой бельевой веревкой.
Странно, куда же пропала девушка? Я опустил пальцы на поверхность потертой скамьи и уловил уже еле ощутимое тепло
когда-то находившегося здесь тела.
Всей душой меня порывало скорее двинуться домой. Я был изможден и обессилен. Мысли походили на эту самую грубую бельевую
верёвку. В голове начинала своё веселье тупая боль.
На небе во всю свою яркость блистала свежая, полная луна. Но письмо я так и не прочёл.
Поднялся и двинулся вверх по гравию, который скользил под подошвами и хрустел, потераясь друг о друга.
Я любил слишком сильно, когда-то давно. И любить настолько сильно уже не смогу, наверное. Видимые правила моей собственной жизни
и закономерность чар сотворили своё неминуемое грязное дело. Я терпеть не мог письма, которые оставляли неподписанными.
В них всегда говорилось о том, чего тебе слишком сильно хотелось бы узнать.
Или о говне.