Фильмы Гайдая. Кавказская пленница

Кавказская пленница


Вышедший в 1967 году на экраны фильм «Кавказская пленница» - единственная картина Гайдая, где явственно ощущается этно-географический колорит. В самом деле, - горы, Кавказ, загадочные горцы с их загадочными выражениями, отары овец, винные реки, туманная дымка и холодные горные потоки. Разумеется, это сразу же напоминает известную повесть классика русской литературы Михаила Лермонтова «Герой нашего времени». Здесь используется популярный мотив помещения героя в чуждую этноконфессиональную среду, на фоне которой разворачиваются события. Но если у Лермонтова события эти носят мрачный характер, то у Гайдая, безусловно, нет. Впрочем, некоторые параллели все же присутствуют, - например, мотив похищения невесты (как же без этого на «диком Кавказе»?): Печорин похищает Бэлу, Шурик крадет Нину. На этом, пожалуй, параллели исчерпываются, - у Лермонтова присутствует конфликт цивилизаций, у Гайдая, естественно, советский интернационализм и дружба народов. Шурик, конечно, не Печорин, и потому никаких дуэлей в «Кавказской пленнице» нет, - у Гайдая стреляют разве что солью, но никак не пулями. Соприкосновение с русской классикой присутствует и в другом моменте: в самом названии картины. Здесь мы видим игровую перекличку с известной поэмой Пушкина «Кавказский пленник». Гайдай как бы иронически подмигивает двум русским классикам: у вас кавказский пленник, а у меня пленница; у вас Печорин, а у меня Шурик; у вас страшные и воинственные горцы, а у меня властолюбивые советские чиновники и троица Трус-Балбес-Бывалый.
Итак, Гайдай снял очередную «легенду». Легендарность здесь состоит хотя бы в том, что в современных российских газетах можно прочитать такое, например, объявление: «Туристическое путешествие по Крыму, по местам, где снималась «Кавказская пленница» . Т.е. этим крымские места теперь уже интересны не сами по себе, но исключительно как знаки мира Гайдая. Об этом может только мечтать любой кинорежиссер. Вряд ли большинство зрителей хотели бы побывать в тех местах, где снимался, например, «Терминатор». Да и в местах съёмки «Гаража» Эльдара Рязанова тоже не очень-то хочется быть. Гайдаевский же мир манит своим воздухом, солнцем, горными пейзажами. Дело дошло до того, что в Москве открыли ресторан «Кавказская пленница». С его открытием, кстати говоря, была связана отнюдь не веселая история. Наталья Варлей, исполняющая в фильме Гайдая одну из главных ролей (ведь она и есть знаменитая пленница), рассказывает: «Однажды мне позвонила Нина Павловна Гребешкова и сказала, что нас приглашают на открытие ресторана «Кавказская пленница», что «там будет банкет, и потом они приглашают нас приходить туда раз в месяц бесплатно ужинать». Я ей ответила: «Нина Павловна, это ведь ужасно унизительно! Во всем мире существует авторское право, включающее в себя авторские отчисления - проценты, которые получают сценаристы, режиссеры, композиторы, а после их смерти - наследники. А здесь жив сценарист, есть актеры, чьи образы используются. А платят за это жалкие копейки. Вы как вдова должны получать достойные проценты за то, что используются образы из фильмов Гайдая. А рестораны и прочее… Это может быть дополнением к тому, что положено» . Комментарии, мы думаем, излишни.
А мир «Кавказской пленницы», повторимся, очень легок и смешон. Эту легкость выражает и песня, которую поет главная героиня, - «Где-то на белом свете». С этой песней связана целая история. Вот что говорит Зацепин: «Я сначала написал другую песню /../ Гайдай сказал: «Ты знаешь, я многим давал эту песню слушать, и одни говорят - неплохо, другие - так себе. Она как-то не запоминается. В общем, надо писать другую». Я написал шесть разных песен, среди которых была и вошедшая в фильм мелодия. /../ Он ответил: «Да, но все-таки, видимо, это не то». Тогда я ему написал: «Если все шесть песен тебе не нравятся, пригласи Арно Бабаджаняна (который тогда был самым модным композитором), он тебе напишет то, что нужно». И Гайдай решил: «Да, наверное, придется звать Бабаджаняна». Когда он бывал в таком нервном состоянии, иногда проявлялся его немного деспотичный характер. /../ Мы приехали в Алушту, заходим в гостиницу, где жила вся киногруппа. А там как раз сидят Юра Никулин, Вицин и Моргунов. Увидев нас, они запели припев из моей песни, хотя слов еще не было. Юра сказал: «Ты знаешь, нам нравится, мы поем, мотив сразу запомнили». А Гайдай на это: «Вы не народ, вы артисты. Вот если народ будет петь… - И потом, обращаясь к нам: — Вы зачем приехали? Я вас не звал» .. Но тут приехали Костюковский и Слободской и разрядили ситуацию. Они послушали песню и сказали Гайдаю: «Леня, нам песня нравится, мы с первого раза запомнили». «Ну хорошо, пусть Дербенёв пишет стихи». Леня написал стихи. Гайдай опять остался недоволен, теперь уже стихами: «Почему северные медведи? При чем здесь полюс? И почему мороз? Мы же о Кавказе фильм снимаем?» Мы с Дербенёвым стали выкручиваться: «Это студенческая песня, они мечтают о путешествиях, о полюсе, о прохладе какой-то, а здесь жарко…» - конечно, не очень-то убедительно объясняли, и Гайдай как-то не очень нам верил. Но, в конце концов, Костюковский со Слободским его убедили» . Как видим, это тот случай, когда только настойчивость авторов песни вопреки воле режиссера, помогла создать «мир «Кавказской пленницы».
Мир, в котором на сцену опять выходят всем полюбившиеся Шурик и персонажи трио, - Трус, Балбес и Бывалый. Но тут все-таки Кавказ, поэтому Шурик собирает этнографические материалы (т.е. у него чисто научная цель), девушка Нина отдыхает у своего дяди, кругом литрами пьют вино, произносят длинные и поэтичные тосты, а веселая криминальная троица, разодетая под кавказских горцев, - огромные лохматые шапки, национальные костюмы, никому не понятные слова и т.д. – во что бы то ни стало пытается совершить преступление. Не обошлось и без мусульманского оттенка, - то один из персонажей сошлется на Ходжу Насреддина, то знаменитое трио поет песню «Если б я был султан и имел трех жен..» с какой-то плохо скрываемой ностальгией по многоженству, которое, впрочем, «хуже с другой стороны». В этой песне есть даже слова «спаси Аллах», что, конечно, не является проповедью воинствующего ислама, и было пропущено цензурой просто потому, что песня носит все же иронический оттенок.
Безусловно положительный в новеллах «Операции «Ы»..», в этом фильме Шурик проявляет себя и с отрицательной стороны. Он напивается, записывая длинные кавказские тосты, а затем пускает пьяную слезу, говоря «птичку жалко», имея в виду тост про «маленькую и гордую птичку». Затем этот несносный «алкоголик» пытается записать речь товарища Саахова на митинге. И в довершение всего соглашается принять участие в афере с похищением Нины, которой он симпатизирует. Простофиля, да и только. В свете всего этого не так уж удивительно, что Шурик в итоге попадает в сумасшедший дом: где еще может быть такой советский недотепа, - только в родной и любимой психбольнице. Здесь на память приходит фраза одного из персонажей «Золотого теленка» Ильфа и Петрова, некоего И.Н. Старохамского, вообразившего, что он Гай Юлий Цезарь: «В Советской России сумасшедший дом – это единственной место, где может жить нормальный человек. Все остальное – это сверхбедлам» . В кавказской курортной вселенной Гайдая бедлама тоже хватает, но этот бедлам все-таки комичен, и потому Шурик не ищет убежища в сумасшедшем доме, а, напротив, норовит бежать из него: мир абсурден, но этот абсурд не является невыносимым. Впрочем, покидая психбольницу с помощью двух сумасшедших в результате акробатического трюка, Шурик попадает в прицеп автомашины, которая едет именно в дурдом. Как будто психиатрическая лечебница - это навязчивая судьба. Но нет, судьба миновала, и опять стало очень смешно.
«Товарищ Саахов» в исполнении Владимира Этуша – одна из самых знаковых фигур данной картины. В общем-то, он обычный коммунистический бюрократ, но с кавказским акцентом. Просто главный кавказский горец. А кто в СССР главный кавказский горец? Ну, конечно, товарищ Сталин. Параллель довольно-таки очевидна, и Леонид Гайдай во время съёмок попытался сделать ее еще очевидней, но.. Александр Зацепин вспоминает: «Помню, что в «Кавказской пленнице» была чудесная панорама товарища Саахова снизу вверх: сапоги, военные брюки, китель, рука, засунутая за китель, - точно Сталин. Доходим до головы - товарищ Саахов. В просмотровом зале стоял гомерический смех, но в Госкино этот кадр безжалостно вырезали и смыли негатив» . Понятное дело: слишком явные ассоциации со Сталиным, да еще в сатирическом фильме, были невозможны в стране Советов вплоть до перестройки. Но и в окончательном варианте эти намеки все равно остались. Вот Саахов ходит в чем-то, напоминающем френч, а вот у него – усы, пусть и не такие, как у великого кормчего и друга всех детей, но все же.. Да и жены у него нет, - прямо как у Сталина в последние 20 лет жизни.
В общем, эдакий «мини»- или даже «микро»-Сталин, любитель спортсменок и комсомолок. Злодей, конечно, но опереточный. Потому и расправляются с ним поначалу как бы понарошку: всего-навсего стреляют солью из ружья. Пародийный расстрел пародийного Сталина. Вероятно, как-то не сразу обращаешь внимание, что товарищ Саахов, как-никак высокопоставленный партийный князек, владелец большой и очень уютной дачи, является главным отрицательным персонажем в этом фильме. Тут при желании можно увидеть и «диссидентство». Нет, конечно, отрицательные советские персонажи был в кино и до этого. Взять хотя бы товарища Огурцова из «Карнавальной ночи» Эльдара Рязанова. Но Огурцов отрицателен лишь тем, что мешает молодым людям нормально повеселиться на Новый год. Он просто маленький бюрократ, один из многочисленных винтиков «системы». К тому же он не организовывает никаких преступлений. Такие персонажи могли появляться и в кино сталинского периода, - нечто вроде самокритики «системы». Саахов – другое дело. Здесь перед нами «партийный босс», которого Гайдай отнюдь не демонизирует (это не в его стиле), но выставляет в крайне невыгодном свете, когда за внешней добродушностью и гостеприимством скрываются постоянно зреющие злые помыслы. Предлагать взамен хорошенькой девушки 20 баранов – это не «по-коммунистически». Для вас, что, товарищ Саахов, люди и бараны – одно и то же?! Вы хотите сказать, что советский человек равносилен овце? И вот такой личности партия доверила руководить огромным количеством советских людей! Вах-вах, как нехорошо!
 Как обычно, главная троица советской комедии блистает всеми цветами радуги. Если уж говорят, то по делу. Например, Балбес вдруг говорит не в меру раскомандававшемуся  Джабраилу (Фрунзик Мкртчян), дяде Нины: это, как его, волюнтаризм! Тот с испугом отвечает: в моем доме я попрошу не выражаться! Подумаешь, горячие южные парни. Каждый человек, знающий советскую историю, сразу поймет, в чем здесь ирония. Как известно, за два года до съемок фильма коммунистическая партия осудила реформатора Хрущева как раз за «волюнтаризм». И этот термин, взятый из философии Шопенгауэра, запестрел в партийных публикациях. Тот факт, что в картине Гайдая это слово употребляет Балбес, вызывает улыбку. Тоже мне, партийный ортодокс выискался! Реакция на это слово «уважаемого Джабраила» тоже оригинальна: не выражайся! Как если бы это говорилось тогдашней партийной верхушке – не ругайтесь такими словами! Да еще при детях..  «В моем доме попрошу» - тут иронически отстаивается право на самостоятельную, независимую от государства территорию; право на свой маленький мирок, в который никакое начальство не должно вмешиваться. Происходит игра словами, но игра не всерьез. Такое заигрывание с властью – традиция, идущая еще со времен незабвенных Ильфа и Петрова: недаром же Гайдай пытался их экранизировать. Это ведь игра: мы вам демонстрируем преданность, но при этом с фигой в кармане, да еще с дурацкими ужимками. Здесь можно усмотреть и глумление. Но глумление по-гайдаевски легкое, как будто бы лояльное.
 Другая знаменитая фраза, которую произносит как бы невзначай Балбес: «а в соседнем районе жених украл члена партии». Просто терроризм какой-то! Прямая антисоветчина: неужели речь идет о свержении советской власти? Сценарист Костюковский вспоминает: «Поначалу в «Кавказской пленнице» фразу: «А в соседнем районе жених украл члена партии» произносил Фрунзик Мкртчян. Но ее запретили, чем мы были очень огорчены. Тогда Лёня сделал гениальный ход. Он отдал эту фразу любимцу богов, зрителей и начальства Юре Никулину, и она прошла без сучка, без задоринки. Гайдай прекрасно понимал свое время и понимал, с кем он имеет дело» . Вот уж, можно сказать, повезло: раз уважаемому Джабраилу Советы запретили произносить крамольные слова, так пусть хоть Балбес попробует, - он же дурачок, - что с него взять? «Косить под дурачка» - единственный способ избежать гнева советской власти. Разве вы не знаете, как расшифровывается эмблема «серп и молот» на гербе СССР? Коси и забивай!
 Киноведы, конечно, смотрят на мир со своей колокольни. Например, в «Кавказской пленнице» есть такой, в общем-то, ничем не примечательный, кроме некоторого парадокса, эпизод: в поисках Нины Шурик шарит по спальным мешкам и в одном из них видит самого себя. И что же? Киновед С. Добротворский видит в этом явное влияние англо-американского мастера ужасов Альфреда Хичкока: «в 1967 году такой сюр мог быть спровоцирован только прологом "Земляничной поляны", прочно засевшей в сознании отечественных кинематографистов как образец авторского кинописьма. Все это наводит на предположение, что Гайдай, никогда не объяснявший собственное творчество, относился к кино совершенно по-хичкоковски. То есть, если вспомнить известную сентенцию Хичкока - не как к куску жизни, а как к куску торта. Только такое, вполне циничное, отношение способно породить неизбывную "приятность" кинофактуры, повышенный игровой тонус и техническую сделанность изображения, как безусловную и достоверную» . Гайдай и Хичкок – вот это неожиданный поворот!
Далее начинаются длинные рассуждения на тему: видел Гайдай Хичкока или не видел? Сознательно цитировал или просто мыслил в том же направлении? Стихийно воплощал смеховую культуру времени или просто избрал эксцентриаду как одну из форм стиля? Кто он, Мак Сеннет, отразивший кусок эпохи и не востребованный следующим куском? Или Хичкок, аппетитно резавший эпоху на куски и отложивший нож в сторону, когда эпоха перестала быть кремовой, податливой и вкусной? Разумеется, киноаналитик обязан рассуждать глубокомысленно, плавно и красиво. Ведь он пишет для своих коллег. Но для зрителей Гайдая все это выглядит тяжеловесным. В этом смысле о Гайдае нужно рассуждать по-гайдаевски, хотя это и так легко. Смотрел Гайдай Хичкока или мыслил схожим образом, - это, в конце концов, не самое главное. Важно, что Гайдай использует схожий мотив раздвоения и в «Бриллиантовой руке» - там друг напротив друга останавливаются два автомобиля и в них за рулем сидят два «одинаковых» милиционера (правда, переодетых). На недоумение Горбункова один из них отвечает: так надо. Вот именно: Гайдаю так надо. Ему нужно показать перевернутый, алогичный мир, полный комичных чудес, и потому в нем должны происходить встречи одинаковых людей, а у Труса должна от страха повернуться назад голова. Как иначе?
Трех жуликов и их заказчиков, конечно, ловят. У Гайдая даже суд оказывается комичным. Товарищ Саахов не может сидеть, - у него ранение солью в ягодицу. Зато Трус не может сидеть от переполняющей его энергии: встает и произносит – да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире! И аплодирует: вероятно, сам себе. Но больше не аплодирует никто. У жуликов вообще мрачные лица. Да уж – самый гуманный суд: попался ты на эту скамью лет эдак тридцать назад, - узнал бы, что такое настоящий пролетарский гуманизм! Как и полагается у Гайдая, не совсем понятно: Трус искренен в своем порыве или это автор фильма так издевается, спрятавшись за его маской? А может, искренни и тот, и другой, - просто в мире Гайдая все кажется смешным, и во всем можно усмотреть  пародию? Этот солнечный курорт, в котором все полно намеков, и злодеи не кажутся злодеями; место, с которым не хочется расставаться, поскольку впереди – печальный и мрачный мир. Вот и Гайдай в следующем фильме расстался с Шуриком и «троицей», но при этом продолжал жить и творить в своем сказочном мире комедии: жить хорошо, а хорошо жить еще лучше.