Павел Лунгин. Царь

«Царь»: Царство Бога и царство кесаря

После фильма «Остров» от Павла Лунгина ожидали нового шедевра. Давно известно, как трудно прыгнуть выше головы два раза подряд. Если режиссер снял замечательный и неожиданный фильм, то к нему сразу начинают предъявлять повышенные требования, которые не в силах выполнить никто. Быть может, поэтому фильм «Царь» вызвал значительно большую поляризацию мнений, чем «Остров». Конечно, это связано не только с завышенными ожиданиями относительно Лунгина, но и с тем, что его новая картина рассматривает реальную историческую фигуру – Ивана Грозного, а уж в этом случае помирить всех со всеми вряд ли возможно. Ведь даже сегодня для одних русских Иван Грозный – святой (впрочем, их явное меньшинство), для других – эдакий средневековый Сталин, для третьих – страшноватый и диковатый персонаж из далекого прошлого, не вызывающий, однако, особых эмо-ций.
Сразу скажем, что режиссер, по-видимому, не собирался делать ги-перреалистический фильм о русском царе 16 века. Его цель была - пока-зать  борьбу между двумя царствами: царством небесным и царством мира сего; эти два царства у него олицетворяют фигуры царя Иоанна и митрополита Филиппа. Заметим, что фильм, несмотря на все упреки, не антиисторичен. В одном из интервью Лунгин говорит, что при подготовке к фильму он читал работу известного русского философа и историка Георгия Федотова о митрополите Филиппе и, кроме того, современными источниками: «есть новое прекрасное исследование А. Дворкина  - это современный исследователь, преподаватель Свято-Тихоновского университета. У него есть книга, которая называется «Грозный как религиозный тип» . Заметим, что Александр Дворкин, о котором говорит режиссер, - известный российский богослов и сектовед .
Фильм делится на 4 новеллы, что напоминает «Андрей Рублев» Тарковского: «Молитва царя», «Война царя», «Гнев царя» и «Веселье царя». В роли Ивана Грозного – опять Петр Мамонов, блестяще сыгравший монаха в «Острове». Надо признать, что манера игры Мамонова в этой картине во многом идентична той, какая была в «Острове». Однако сыгранный персонаж здесь совершенно другой: русский царь, источающий сокрушительную силу. Именно такое несоответствие вызвало первую волну критики: указывали, что у Мамонова Иван Грозный похож на юродивого или даже на психопата и садиста . Впрочем, разве последнее до известной степени не верно? Конечно, юродивый царь – это нечто из ряда вон выходящее и как-то не очень вяжущееся именно с Иваном Грозным.
Проблема тут, думается, в том, что большинство кинозрителей не слишком знакомы с историческими источниками или знакомы с ними из-бирательно, а потому судят об Иване Грозном либо на основании школьного курса истории и картин Репина, либо, обращаясь к другому образу Грозного в кино. Имеется в виду всемирно известная картина классика мирового кино Сергея Эйзенштейна. И здесь нельзя не учитывать, что это было сделано по заказу Сталина, во время войны. Эйзенштейн, конечно, был невероятно нагружен идеологической оценкой всего происходящего, искажающей действительность. Поэтому он ушел в чисто эстетическое переживание этой темы, отсюда уди-вительный художественный результат его работы. Но сказать, что образ Ивана Грозного у него более достоверен, чем у Лунгина было бы слишком легковесно. Добавим, что последний не видит в Иване Грозном исключительно адские черты и признает за ним немало талантов: «Он грешник, он святой, он каратель… Но прежде всего - художник! Вся жизнь его - юродство, скоморошество, постоянный театр. Грозный имел блестящее образование, писал музыку, стихи, был глубоко верующим человеком и хотел Руси только блага. И пришёл при этом к полному жизненному краху» . Возможно, сталинская громоподобная «статика» этого образа у Эйзенштейна может показаться более предпочтительной, чем динамичная игра Мамонова, но это все вкусовые или виртуальные предпочтения, имеющие отдаленные основания в исторической дейст-вительности. Конечно, всегда проще «слепить» из Ивана Грозного образ средневекового Сталина, что и делается многими либеральными ис-ториками. При этом забывается факт религиозности русского царя, что невозможно себе представить в случае коммунистического тирана: Иван IV Грозный понимал, что за свои действия он будет отвечать перед Богом, и потому неоднократно каялся в содеянном : например, с 1578 царь перестал казнить, - почти в это же время он приказал составить синодики (поминальные списки) казненных и разослать по монастырям вклады на поминовение их душ ; Сталин - большевистский безбожник, который не собирался отвечать за свое зло ни перед кем, и не видел нужды в покаянии за убийство миллионов. Возможно, у этих людей были сходные психологические типы, однако ставить между ними знак полного равенства – чересчур наивно .
На наш взгляд, Павел Лунгин как раз и попытался показать, каким образом из православного русского человека появился тиран. Это новая тема для русского кино, и мы попытаемся рассмотреть, как режиссер ее решил. Итак, извечный русский вопрос: кто виноват? Кто виноват, что на русском престоле воссел тиран, хотя масштабы его тирании и невелики по сравнению с тиранами 20 века? Ответ на этот вопрос можно было бы дать трояко: виновато православие, виноват русский народ, виноват конкретный человек – русский царь. Сразу заметим, что первый вариант у Лунгина однозначно отпадает: разве может режиссер, снявший «Остров», считать православие ущербным? Остальные два варианта в той или иной степени принимаются Лунгиным. Однако финал фильма, где никто из народа не пожелал участвовать в «веселье царя», заставляет думать, что режиссер склоняется больше к версии личной виновности Ивана Грозного.
Впрочем, в своих интервью по поводу выхода фильма, Лунгин высказывается более откровенно, чем в самой картине: «Само подозрительное отношение к власти до сих пор считается ужасным преступлением в России, потому что от Грозного осталось: «власть - от Бога». «Кто власти противится, тот Богу противится», - писал Грозный и повторял, и до сих пор это противостояние власти приравнивается к самому ужасному преступлению. Лучше быть убийцей, вором, но упаси тебя Бог хоть как-то встать против власти. Из-за Грозного в России так и не произошло Возрождения» . Полагаем, что под «Возрождением» режиссер понимает не Возрождение западного типа, которое вряд ли было возможно в православной стране, наполненной мистическим и аскетическим восточным духом, но, скорее, Возрождение в ви-зантийском стиле, то, что некоторые историки называют, например, «палеологовским ренессансом» .
Как из фильма, так и из рефлексии режиссера по его поводу, мы ви-дим, что основная тема задана им совершенно правильно: как разделить Божье и кесарево? Не приводит ли слияние того и другого к катастрофе? Здесь всплывает и другая тема, известная из богословия: западное христианство часто обвиняют в папоцезаризме, обожествлении власти папы и приписывании ему полноты светской власти; восточное христианство нередко обвиняется в цезарепапизме, обожествлении власти царя и приписывании ему полноты сакральных функций . В этой работе не место детально обсуждать эту проблему. Если говорить о восточном христианстве, мир которого показан в этом фильме, то надо заметить, что еще в Византийской империи власть императора безусловно почиталась только в том случае, если он был православным. Когда императоры становились иконоборцами (VIII век) или католиками (XIV век), то, особой сакрализации императора, разумеется, не наблюдалось . Точно так же сложно говорить о «цезарепапизме» в эпоху Османской империи, когда значительная часть православных попала под власть мусульман. Конечно, турецкие султаны вмешивались в выборы греческого патриарха, однако православные никогда не признавали султана кем-то вроде английской королевы в англиканской церкви: иначе все православные давно стали бы мусульманами.
Русская ситуация в этом вопросе иная. Вплоть до середины XV века, когда митрополит русской церкви назначался в Константинополе, церковь была сравнительно независима от светской власти князей. Но когда русские сами стали выбирать митрополита, эта независимость стала сужаться. В фильме присутствует попытка отразить эту тенденцию: русский царь приглашает настоятеля монастыря стать митрополитом Филиппом, рассчитывая, что он будет эдаким «карманным епископом», но расчеты его не оправдываются.. Весь фильм проходим под знаком одной фразы, брошенной царем Иваном: «как человек я грешен, а как царь я праведен» . Очень похоже на формулу «цезарепапизма»: что-то вроде догмата непогрешимости царя. И Лунгин показывает, как стремительно это приводит к катастрофе. Достоевский когда-то устами одного из своих персонажей произнес: если Бога нет, то все дозволено. В рассматриваемой картине проблема ставится иначе: а как быть с тем, если Бог есть, и, тем не менее, все дозволено, если ты царь? Достоевский очень убедительно продемонстрировал, что отрицание Бога приводит к обожествлению человека со всеми его пороками. Павел Лунгин доказывает иное: допущение рядом с истинным Богом другого «бога», будь то царь или кто-либо еще, неминуемо приводит к последствиям столь же страшным, как и у Достоевского .
Когда апостол Павел говорил, что власть – от Бога, он, конечно, не имел в виду, что любому правителю нужно подчиняться как Самому Иисусу Христу. Речь шла о том, что само начало власти – от Бога, и потому христианин не может быть анархистом, например. Кроме того, предполагалось, что Бог в Своем промысле допускает приход к власти не самых достойных людей в качестве вразумления заблудших душ. Но слова святого апостола ни в коем случае не означают, что власть должна обожествляться. В конце концов, апостол Иоанн в Апокалипсисе предупреждает христиан о приходе антихриста, который будет властвовать над всем человечеством, но он категорически отвергает какое-либо поклонение этому орудию сатаны. Поклонение власти – тяжелый вид идолопоклонства, и в книге Откровения мы видим, как этот грех превращается в итоге в дьяволопоклонство. Христиане могут покланяться только Самому Христу. Власть и человек, находящийся во главе ее – это не Христос, и, если он против Христа, то христиане получают право восстать против такой власти. Иначе приходится выступать апологетом всякого рода тирании, а это уже – путь к безбожию.
Поскольку мы упомянули об Откровении Иоанна, стоит сказать о том, что в фильме «Царь» Иван Грозный нередко рассуждает на эсхатологические темы, оправдывая свои действия. Он говорит, что скоро придет Христос, и потому как царь он обязан подготовить свою страну и свой народ ко Второму Пришествию, чтобы все встретили Христа достойно. Звучит вроде бы очень даже по-христиански: царь должен бороться со злом. Но на деле это означает, что царь  присваивает себе божественные функции: он вместо Бога будет наводить божественный порядок на земле. Здесь своего рода сектантская логика: нагнетается страх по поводу грядущих экстраординарных событий, и, тем самым, оправдывается необходимость особых мер по контролю над обществом во избежание хаоса. Это же позволяет еще более сплотить общество вокруг центральной фигуры вождя.
Перед нами – «этика чрезвычайного положения». То, что было невозможно в обычное время, теперь становится возможным. Теперь у нас комендантский час и казнь тех, кого наверняка помиловали бы в «мирное время». Тут словно забывают, что «последнее решение» принадлежит не людям, а Богу. Именно Бог борется с дьяволом, а люди только помогают Ему, выступая на Его стороне (хотя часто это, увы, не так). Люди же склонны подменять собой Бога, в своей гордыне полагая, что Бог только помогает им, будто Он – их орудие. В католической церкви такая логика привела к возникновению священной инквизиции, а у царя Иоанна это приводит к созданию опричнины, - государственной инквизиции, призванной расправляться с неугодными. Подобная логика возникает из-за подавляющего ощущения зла. Людям кажется, что зло уже захватило мир, и оно сильнее Бога (здесь присутствует элемент неверия). И тогда они решают бороться с нашествием зла вместо Бога, чтобы водворить на земле свои рукотворные небеса вместо истинного Царства Небесного. Их не хватает смирения подчиниться правлению Бога, они пытаются «перехватить инициативу» у Него. Такая схема многократно воспроизводилась в истории: в средние века, у анабаптистов реформации, в коммунистических и фашистских режимах 20 века, где безбожная суть подобных воззрений предстала в чистом виде. В фильме Иоанн Грозный также следует этой схеме: он и только он может очистить свою страну и ее подданных от зла; Бог остается в стороне. И вот мы видим, как царь рассматривает новейшие пыточные орудия, сделанные немецким механиком по рисункам самого Леонардо да Винчи: будет, чем врагов казнить!
Конечно, есть своя логика и правда в позиции царя Иоанна. И есть своя правда у св. митрополита Филиппа. И это постоянный конфликт ис-тории, причем не только русской. Державные интересы – и жизнь по со-вести. Цель - и средства. Именно совестная боль при размышлении на эти темы - характерная черта русской культуры. Тот, для кого интересы государства важнее "слез ребенка" - не русский, а, скорее, советский . Вспоминается фраза из дневников Достоевского о том, без Бога русский человек – дрянь. А как еще назвать людей, которые готовы пожертвовать многими своими соотечественниками ради интересов одного человека – главы государства? Они служат ложному богу, а не Истинному. Здесь проходит «нерв» фильма Лунгина. Здесь большинство зрителей разделяется на «за» и «против». Вот мнение одного из противников фильма: «Что я хочу как зритель увидеть в фильме об Иване Грозном? Я хочу увидеть историческую правду о муках собирания ;усских земель под единый скипетр, о драме государя, вынужденного причинять боль и страдания и стридающего лично .. Однако П.Лунгин этого не только не делает, но и намеренно пе-реворачивает всё с ног на голову. Человек, несведущий в истории (а таких среди молодежи большинство), посмотрев фильм, решит, что на троне сидел дурачок-садист, изредка занимавшийся государственными делами, а в основном направо-налево рубивший кого попало в капусту» . Видимо, нужно иметь очень предвзятое мнение, чтобы в персонаже Петра Мамонова не увидеть ничего, кроме «дурачка» и «садиста».
Разговоры о «собирании земель», которое оправдывает череду убийств, на наш взгляд, просто ужасны. Сторонники Ивана Грозного не замечают, что репрессии такого масштаба как раз уничтожают то государство, которое они хотят защитить. Как знать - если бы не опричный и иной террор, может, Белоруссия и Украина гораздо раньше пришли под руку московского царя, - считает диакон Андрей Кураев. Террор Грозного или Сталина, как и любой террор, на самом деле лишь умножал число «изменников». В 1991 году русский народ испугался возвращения сталинизма и ради избавления от него предпочел пожертвовать империей - так много страхов перед перемалывающей все государственной машиной осталось в народной памяти . Не правы критики, считающие, что фильм позорит русский народ. Напротив, финальная сцена четко разводит Ивана Грозного и русский народ, который, оказывается, так и не принял тирана. «Где мой народ?!» - взвывает оставшийся в одиночестве царь. Радости царя Ивана не стали весельем ни для св. Филиппа, ни для русского народа .
Однако не нужно думать, что Павел Лунгин стремится «обелить» русский народ и представить его в виде невинного агнца, который сам не ведает, что творит. Подобная позиция ничего не способна изменить: вместо царепоклонства появилось бы народопоклонство. Последнее не менее опасно, чем первое. Режиссер довольно трезво смотрит на роль русского народа в этих событиях: «со времен Ивана Грозного как бы в России всего по два.  Есть два Бога — Бог власти, бог-зло, и Бог народа, Бог добрый, Бог святого Филиппа. Есть две правды, есть правда власти и правда вообще .. такая абсолютная неправедная власть снимает полную ответственность с личности.  .. если власть сурова и неправедна, то я имею право делать все. Не поймали - буду жить, а поймали - уж поймали. Поэтому, получается не народ, а какое-то анархическое племя. До сих пор мы это видим! До сих пор мы видим людей, которые не в состоянии ждать на светофоре, которые не в состоянии ни в чем себя ограничить и ничем пожертвовать ради общества, ради других. Это - реакция на этот абсолютизм. И очень интересно, что в то же время это постоянно вызывает лицемерные - как я считаю - постоянные крики «вы уж нас карайте, вы уж с нами построже». Посмотрите, когда у нас по телевизору идут любые дебаты, чем безумней и реакционней человек говорит вещи - что всех нужно посадить, или там, я не знаю, вздернуть на крючке - люди тут же отдают ему голоса. Как будто они все время говорят: вы уж нас накажите, мы плохие, мы вороватые. И вот это соединение неправедности сверху и этой вороватой вины снизу, оно и делает проблему России» .
Сказано резко, но, по сути, верно: сталинские инстинкты все еще очень живы в постсоветской России. И возникли они не на пустом месте: Иван Грозный тому пример. Но не будем забывать, что Лунгин противопоставляет ему пример православного святого и мученика, - митрополита Филиппа, роль которого замечательно исполнил известный русский актер Олег Янковский. Этот русский святой противостоит и неправедному царю, и всяческому «цезарепапизму». Он олицетворяет собой христианское милосердие, которое смиряется перед истинным Богом. Его голос- это голос небесной правды против земной лжи . Именно с образом этого святого Лунгин связывает в своей картине возрождение России: «он знал, на что он идет, Филипп. Он знал хорошо Грозного. И публично, прилюдно в Успенском соборе поднять голос и обличать царя словами, которые звучат и сейчас удивительно современно - это был, конечно, поступок из ряда вон выходящий. Надо сказать, что Филипп Колычев - это человек необыкновенный, неза-урядный. Он был великий инженер, он был архитектор, он был изобретатель. Он строил какие-то автоматические пекарни на Соловках и автоматы по разливу кваса. Он выращивал виноград. Потрясающий Соловецкий собор был построен по его проекту. Он совершенно преобразил облик Соловецких островов и изменил всю жизнь Соловецкого монастыря» .
Отметим, что в православных текстах, воспевающий мученический подвиг митрополита Филиппа во славу Христа, царь Иоанн именуется не иначе, как «новый фараон» . Как видим, традиционная  русская православная точка зрения на Иоанна Грозного отнюдь не была восторженной, коль скоро он сравнивается с фараоном – гонителем избранного народа. И вообще, до революции русская историография не слишком жаловала царя Иоанна IV. Тем более удивительно, что фильм вызвал такую отрицательную реакцию со стороны современных поклонников Грозного, именующих себя православными. Это показывает, сколько еще трудноразрешимых проблем связано с религиозным возрождением в России: советские комплексы еще долго придется изживать. Например, сторонники Грозного обвиняют фильм Лунгина в «либерализме» и постмодернистских тенденциях (развенчание святого).
Но какой либерализм и постмодернизм может быть в картине, где главный герой – православный святой, митрополит Филипп?  Обвиняют картину даже в скрытой пропаганде безбожия, - режиссер, дескать, порочит традиционную русскую религиозность. Но как быть с замечательным по драматизму эпизодом, когда казнят племянника митрополита Филиппа, отказавшегося донести на своего дядю, и св. Филипп целует его отрубленную голову, говоря: «целую уста, которые не солгали»? Или в эпизоде с войной 1572г. мы видим, как юродивая девочка пускает по воде икону Божьей Матери, и та, касаясь моста, рушит его вместе с неприятелем? Как быть и с окончанием картины, когда оковы спадают с митр. Филиппа чудесным образом в его заточении, и он исцеляет одного из монахов, первоначально издевавшегося над святым?
Вскоре после выхода фильма «Царь» на киноэкраны, Олег Янковский, игравший митр. Филиппа, умер. Когда он играл эту роль, он уже был смертельно болен и вынужден был принимать обезболивающие. Быть может, именно поэтому он так достоверно сыграл свою роль. Обычно актеры пытаются как-то приукрасить собственную игру, играя священников. Но когда человек близок к смерти, вся фантастика, все надуманное и суетное отходит на второй план, и остается главное – то, с чем встречают Бога, Судящего мир. Это главное есть в фильме Павла Лунгина – сражение христианской правды со злом обожествляющей себя власти; война Бога с кумирами, пытающимися подделать Его истину. Попытки русских разобраться в собственной истории, чтобы найти путь от преисподней к царству Бога. Режиссер поставил в своей картине вечные вопросы о природе власти. Ответы же Россия всегда искала, и будет продолжать их искать.