В путешествии. Мопассан
Мой дорогой друг,
Вы просили меня писать Вам часто и рассказывать о том, что я видел. Вы так же просили меня порыться в путевых воспоминаниях, чтобы найти там короткие анекдоты, которые, рассказанные крестьянином, хозяином гостиницы, проходящим незнакомцем, остаются в памяти, как след на земле. Набросав пейзаж в несколько строк, рассказав историю в несколько фраз, можно сделать, как Вы считаете, настоящую характеристику края, причём сделать её живой, правдоподобной, драматичной. Я попытаюсь. Я буду время от времени отправлять Вам письма, в которых не буду говорить ни о Вас, ни о себе, но только о горизонте и о людях, которые на нём встречаются. Итак, я начинаю.
Весна – это время, когда, как мне кажется, нужно пить и есть пейзаж. Это сезон трепета, как осень – сезон мыслей. Весной деревня возбуждает тело - осенью она проникает в разум.
Этой весной я хотел дышать апельсиновыми цветами и уехал на юг в то время, когда все оттуда возвращаются. Я достиг Монако, города пилигримов, соперника Мекки и Иерусалима, растеряв всё золото в карманах, и поднялся на высокую гору под сводом лимонных, апельсиновых и оливковых деревьев.
Спали ли Вы когда-нибудь в поле цветущих апельсинов? Воздух, который тихо вдыхаешь – это квинтэссенция ароматов. Этот сильный сладкий запах, сочный, словно сласти, кажется, смешивается с нашим нутром, проникает в нас, опьяняет нас, разнеживает нас, вводит в сонное мечтательное оцепенение. Кажется, что это опиум, приготовленный руками фей, а не аптекарей.
Это также край оврагов. Горы искромсаны, изрезаны всюду, и в этих волнистых складках растут настоящие леса лимонных деревьев. То тут, то там, где быстрая долина останавливается, люди обкладывают камнем резервуар, куда стекает вода из горной стремнины. Это большие дыры с гладкими стенами, где ничего выступающего не предложит помощи тому, кто туда упадёт.
Я медленно шёл по горным долинам, глядя сквозь листву фруктовых деревьев, которая ещё осталась на ветках и сверкала. Моё горло сжималось от тяжёлых запахов цветов; казалось, воздух отяжелел. Мной овладела усталость, и я начал искать место, где присесть. В траве блестели капли воды, и я подумал, что близко есть родник; я прошёл немного дальше, чтобы его найти. Но я пришёл на край одного из этих больших резервуаров.
Я сел по-турецки, скрестив ноги, и остался мечтательно сидеть перед этой дырой, которая казалась наполненной чернилами – настолько вода была черна и неподвижна. Там, сквозь ветки, я замечал куски Средиземного моря, которое так сверкало, что ослепляло меня. Но мой взгляд постоянно падал на большой и тёмный колодец, в котором, казалось, не жил ни один водный обитатель, настолько поверхность была неподвижной.
Внезапно я услышал голос и подпрыгнул от неожиданности. Какой-то старик, искавший цветы (так как эта местность наиболее богата в Европе для травников), спросил меня:
- Вы – отец этих бедных детей, сударь?
Я удивлённо посмотрел на него:
- Каких детей?
Он выглядел смущённым и сказал:
- Простите меня. Увидев, как Вы задумались перед этим колодцем, я подумал, что Вы размышляете об ужасной драме, которая здесь произошла.
На этот раз я захотел всё узнать и попросил рассказать мне эту историю.
Она мрачна и печальна, мой дорогой друг, хотя одновременно и банальна. Это то, что в газете называют «происшествия». Я не знаю, нужно ли присоединять мои эмоции к той драматической манере, в которой мне была рассказана эта история, к декорациям гор, к контрасту радости от Солнца и цветов с чёрной дырой-убийцей, но у меня сжалось сердце, сотряслись все нервы от этого рассказа, который, возможно, не покажется Вам таким уж трогательным и страшным, когда Вы будете читать его в своей комнате, и перед Вашими глазами не будет пейзажа драмы.
Это случилось в одну из прошлых вёсен. Два маленьких мальчика часто приходили играть на край этой цистерны, в то время, как их наставник читал книгу, лёжа под деревом. Однажды, когда после обеда стояла жара, пронзительный крик разбудил дремлющего мужчину, и всплеск воды заставил его резко встать. Младший мальчик, которому было 11 лет, выл перед бассейном, где дрожало покрывало воды, вновь сомкнувшееся над старшим, который только что упал туда.
Обезумев, не ожидая помощи, не думая ни о чём, наставник бросился в колодец и больше не вынырнул, ударившись головой о дно.
В тот же миг упавший мальчик показался над водой и замахал руками, протягивая их к брату. Тогда младший лёг на землю и растянулся, а второй попытался плыть, приблизиться к стене, и вскоре 4 маленькие ручки стиснули друг друга. Они оба почувствовали острую радость из-за спасённой жизни и дрожь из-за минувшей опасности.
Старший попытался встать, но это ему не удалось, так как стена была отвесной, и брат, как более лёгкий, медленно поскользил к дыре.
Они остались неподвижными, охваченные страхом. Они ждали.
Маленький изо всех сил сжал руки старшего и нервно заплакал, повторяя: «Я не могу тебя вытащить, я не могу тебя вытащить». Внезапно он начал кричать: «Помогите! Помогите!» Но его тонкий голосок едва проникал сквозь купол листвы над их головами.
Они оставались там долго, несколько часов, лицом к лицу, с одной и той же мыслью, с одним страхом, с которым упавший сжимал слабые руки. И они звали на помощь, но всё было тщетно.
Наконец, старший, дрожавший от холода, сказал: «Я больше не могу. Я сейчас упаду. Прощай, братишка». Тот, задыхаясь, повторял: «Подожди ещё, подожди». Наступил вечер, спокойный вечер, звёзды мерцали над водой.
Старший, теряя сознание, сказал: «Освободи мне одну руку, я дам тебе мои часы». Он получил подарок за несколько дней до этого; эти часы долго были его самой вожделенной мечтой. Он смог их взять и протянул младшему, который всхлипывал и положил их на траву рядом с собой.
Наступила глубокая ночь. Двое несчастных созданий теперь уже еле держались. Старший, чувствуя, что ему конец, опять прошептал: «Прощай, братик, поцелуй маму и папу». И его парализованные пальцы разжались. Он нырнул и больше не появился…
Маленький, оставшись один, начал отчаянно кричать: «Поль! Поль!», но брат не возвращался.
Тогда он бросился в горы, падая на камнях, раздираемый самым огромным горем, которое только может наполнить детское сердце, и прибежал с помертвевшим лицом домой, где ждали родители. Он повёл их к тёмному бассейну, но по дороге заблудился. Наконец, они нашли место. «Это здесь, да, это здесь».
Надо было опустошить цистерну, но хозяин не разрешал, потому что ему была нужна вода для лимонных деревьев.
Два тела нашли только на следующий день.
Вы видите, мой дорогой друг, что это просто происшествие. Но если бы Вы своими глазами видели эту дыру, Ваше сердце разорвалось бы, как моё, при мысли о мальчике, который бился в агонии в руках брата, о бесконечной борьбе этих мальчишек, которые привыкли только к смеху и играм; при мысли об этой простой подробности: отданных часах.
И я сказал себе: «Пусть Провидение пощадит меня, и я никогда не получу подобной реликвии!» Я не знаю ничего ужаснее, чем этот сувенир, присоединённый к знакомому объекту, с которым нельзя расстаться. Подумайте, что каждый раз, когда он коснётся этих священных часов, он вновь увидит страшную сцену, колодец, стену, спокойную воду и искажённое лицо брата, ещё живого, но такое растерянное, словно он был уже мёртв. Это видение будет длиться всю жизнь, каждый час, едва он коснётся пальцем жилетного кармана.
Я был печален до самого вечера. Я пошёл выше в горы и покинул край цитрусовых деревьев, придя туда, где росли одни оливы, а затем туда, где росли одни сосны; затем я прошёл по долине камней, затем пришёл к развалинам старого замка, который якобы был построен в 10-м веке предводителем язычников, мудрым человеком, который принял крещение из-за любви к девушке.
Повсюду – горы вокруг, а передо мной – море, море с едва различимым пятном: Корсикой или, скорее, тенью Корсики.
Но над вершинами, залитыми красными лучами заката, в широком небе и над морем, на всём этом великолепном горизонте, который я только что созерцал, я видел только двух бедных детей: одного – лежащего на краю дыры, полной чёрной воды, и второго – погружённого в воду по шею, и они держали друг друга за руки, плакали в лицо друг другу, и мне казалось, что я постоянно слышу слабенький голосок тонувшего, который повторял: «Прощай, братик, я отдаю тебе свои часы».
Это письмо покажется Вам очень мрачным, мой дорогой друг. В другой раз я постараюсь быть более весёлым.
10 мая 1882
(Переведено 5 сентября 2016)
Свидетельство о публикации №216090500762