Дама с собачкой
Море открылось сразу за Джубгой.
Гуров представил как он разгоняется, вначале медленно, натужно набирая скорость -
но потом все быстрее и быстрее.
Рассыпая ненужный хлам писем и контактов, телефонов и обязательств.
Сбрасывая балласт вчерашних дел, прошлых мыслей, непрекращающихся хлопот.
Вот он отрывается от дороги, взлетает - все выше и выше.
Лопаются тонкие нити непонятных связей,
рвутся так и не распутанные сети пустых отношений.
Он стремится вверх. Вверх - в Космос.
И только дойдя до самой вершины своего полета,
отбросив абсолютно все,
он застывает,
ощущая холод бесконечной свободы,
или, что одно и то же,
астрального одиночества и чистоты.
Теперь - падение.
Назад - в тепло. Вниз к земле.
Быстрее и быстрее.
В ласковые теплые воды материнского моря.
В студенисто-вибрирующую обнаженную плоть черноморского пляжа.
На песок. Под солнце. К людям.
-
У нее была большая пляжная сумка с оригинальным рисунком - белый пушистый шпиц грыз огромный красный символ @. Да она и сама чем-то походила на маленькую собачку - густые рыжие волосы, маленькое заостренное лицо, пронзительно черные глаза. В том как она, свернувшись под зонтом, читала книжку было что-то одновременно и уютное и трогательное.
"Что-то в ней есть жалкое все-таки", - почему-то вспомнилось Гурову.
- Да Вы прямо дама с двумя собачками - пошутил Гуров и приставил палец к пасти шпица на рисунке.
Она захохотала так задорно и весело, что Гуров не выдержал серьезности и рассмеялся вместе с ней.
- А вы, как я понимаю, милостивый государь, - Гуров Дмитрий Дмитриевич?
Гуров от неожиданности вздрогнул - она знала классику. Он предательски покраснел. И сразу же, за растерянностью, волна сладостного предчувствия захлестнула все его естество, и наслаждаясь ожиданием интеллектуальной игры, растяжно выдал -
- Гуров-с, милостивая государыня, Гуров-с - но Денис.
Она изящно повела плечиком, округлила глазки и махнула маленькой ручкой -
- Да полноте вам шутить то.
-
Было очень весело, очень легко и очень интересно.
Гуров блистал. Он был положительно в ударе.
Чего - только не касался он - и кино, и собак, и соседей на пляже, и везде находились у него точные емкие определения. Она не отставала, поощряя его своим восторженным смехом и тонкими замечаниями. Этакая смесь интеллектуального флирта, разговора о бренности бытия и простого трепа.
Ели мороженное и дурачились обмазывая друг друга липкой белой кашицей.
Гуров нырял надолго и, выныривая, плыл широким баттерфляем, распугивая всех окружающих в воде.
Плыл что есть мочи, представляя, как она смотрит на него с берега.
Кидали дротики, и она так трогательно пугалась, когда лопались воздушные шары.
Уже подуставшие, на водном велосипеде, медленно крутили педали,
расслабленно перемывая кости русским классикам и нынешней гламурной тусовке.
-
Вечером в прибрежном кафе решили пить местное домашнее полусладкое.
Было оно изрядно кислым, но веселило по-настоящему.
Отплясывали самозабвенно.
Она - выставив полусогнутые руки перед собой словно играя на высоком пианино.
Он - широко расставляя руки, как будто пытаясь взлететь.
Все было очень красиво и естественно.
Гуров изрядно разошелся и трижды заказывал песню #стаскостюшко
потешно изображая как - он то танцует, то не танцует.
Она хохотала, закидывая голову назад, и Гуров любовался ее ямочками на щеках.
И когда #cтасмихайлов запел про сердце из чистого золота,
Гуров сильно прижал ее к себе,
и она опустила голову ему на плечо
и ощутил он запах ее волос
и пахли они морем, хвоей и едва уловимой кислинкой винограда.
И захотелось Гурову взять эту маленькую изящную уютную женщину на руки,
и нести ее к морю, к соснам, в горы, нести и нести пока хватит сил, пока бьется сердце,
сердце из чистого золота...
-
После кафе на маленькой полянке ночь была восхитительно великолепна.
Запах сосен и цикады.
Отдаленная музыка, шум моря и цикады.
Нежные объятья и цикады.
Под ритм цикад Гуров превзошел себя многократно.
-
Ранее утро.
Они сидели прямо на земле, он - привалившись к огромной сосне, она - к нему, дремала.
Гуров нежно поглаживал ее острые девичьи коленки и расслабленно улыбался,
перебирая яркие впечатления вчерашнего дня и ночи.
Во всех ее движениях и позах, жестах и мимике, в смехе и улыбке, в интонациях голоса -
во всем этом была какая-то бесконечно привлекательная естественность, что-то истинное и настоящее.
Гуров даже растерялся. Выразить это было невозможно ничем - только абсолютным молчанием.
Просто сидеть, обнявшись, и молчать. Молчать вместе. Дышать вместе.
Цикады умолкли - тишина была первозданная.
И совершенно неожиданно, где-то за кромками огромных деревьев, блеснуло желтым.
Громко чирикнула птица прямо над головой, издали ей вторила другая...
Гуров вдохнул полной грудью - солнце окончательно проснулось.
И теперь уже тысячи птиц радостно щебетали:
Новый день. Новая женщина. Новая жизнь.
-
Вечером на пляже ее не оказалось.
Гуров прошелся вдоль берега, заглядывая под зонтики.
- Спит, наверно, после ночи, - самодовольно подумал он.
Присел на место где они встретились, и стал нетерпеливо ждать.
Через несколько минут не выдержал и снова пошел по пляжу.
Когда красный диск солнца коснулся воды, Гуров окончательно потерял терпение.
- Да где же она, в конце концов?!
Гуров быстро пошел во вчерашнее их кафе. Ее там не оказалось.
Вернулся на пляж. Ее не было.
Суетливо метался Гуров между кафе и пляжем, пока его не осенило:
- Она на нашем месте! - и он побежал на их полянку.
Возле сосны стоял мужчина в шортах цвета хаки, внешне напоминающий Маяковского.
Секьюрити какой-то - подумал Гуров и вдруг испугался, - С ней что-то случилось!.
- Гуров? - сухим казенным голосом спросил мужчина и почему-то посмотрел по сторонам.
- Да, что слу...- не успел закончить Гуров, как что-то тяжелое глухо врезалось ему в голову.
Гуров не соображая качнулся и получил второй хлесткий удар уже с другой стороны.
Рот наполнился чем-то соленым, что-то потекло из уха, перед глазами замельтешили красные звездочки и Гуров опустился на колени.
- Я тебе пид## еб#### ху# от### - сказал этот секьюрити и ударил Гурова ногой прямо в живот.
- Ху### еб#### - и снова ударил ногой в живот уже лежащего на земле Гурова.
Совершено инстинктивно Гуров свернулся калачиком на земле, защищая руками голову и живот.
Он пытался что-то сказать, прокричать, позвать на помощь - но не успевал - из-за новых ударов.
Он слышал какие-то слова: "уехал", "один день", "жена" - но было очень больно и Гуров не мог связать их воедино.
Совершенно неожиданно, где-то на периферии сознания, наверно из-за ритмичных ударов, Гурову вспомнилось что на этом самом месте, вчера, у него было с ней...
Что-то хрустнуло в правом колене, и невыносимая боль подарила Гурову долгожданное беспамятство.
-
Из больницы Гурова забрала жена.
Казалось, что его превратили в кубофутуристическую скульптуру. Правая нога в лангетке состояла из трех белых параллелепипедов. Из эллипсоида тела торчали туго перебинтованные тонкие палочки рук. Раздутый шар наверху был практически правильной формы. Скульптор оставил всю нижнюю часть белой, а над головой потрудился. Сине-красные разводы соседствовали с бриллиантово-зелеными подтеками. Шар этот местами был аккуратно заштопан и зачем-то обклеен пучками волос и щетиной. Портил картину только моргающий правый глаз и периодически открывающаяся щель рта.
Когда вели его к нанятой для перевозки машине, он в полу-беспамятстве шепелявил:
- Низшая раса!
- Низшая раса!...
Врач сказал, что это от обезболивающего и скоро пройдет.
Жена устроила Гурова полулежа на заднем сидении, сама же села спереди и постоянно поворачивалась, чем ужасно его раздражала. Действующим глазом Гуров мог наблюдать только небо и огромные мелькающие билборды вдоль трассы.
На плакатах все время виделись ему надписи:
"Дама с @"
"Дама @"
"Дама - с@бачка"
Гуров изо всех сил пытался не заснуть. Поскольку, как только накатывала волна дремы, так сразу возникала очень пугающая его живая картина:
Маяковский-в-шортах кулаком разбивает пенсне на лице другого русского классика, приговаривая:
... где харкает? Туберкулез! Где **ядь с хулиганом да сифилис? ...
-
Впрочем, как выяснилось существенно позднее, сифилиса у Гурова не оказалось.
Свидетельство о публикации №216090500983