Крещается раб Божий Михаил

Я сам крестился поздно. Виной тому отчасти моё воспитание, отчасти природная недоверчивость, неуверенность, склонность к сомнениям и вольнодумству. В детстве я был воспитан в духе атеизма и скепсиса.

Матушка моя, родилась в семье первых уральских комсомольцев, А батюшка её был к тому же милиционером. К тому же она была скорпионом по гороскопу. В Бога она не верила, зато любила резать правду-матку в глаза любому, не взирая на чины, имела обострённое чувство справедливости. Из всех пороков, больше всего не любила лжи и ханжества. Как-то в детстве она даже показала фигу иконе Николая Угодника, а потом пошла во двор, качаться на качели. Верёвка оборвалась и моя матушка сильно ушиблась. Было ей в ту пору лет десять. Больше она религиозным вопросом не занималась, видимо, заключила с Господом пакт о ненападении.

Отчасти, её бурный темперамент и смелость передались мне. Отец, напротив, старался привить мне спокойствие и рассудительность. Так я рос между водой и огнём, обдаваемый иногда паром из взорвавшихся котлов нашего семейного пароходика. Так я впитывал молоком матери и редкими, но вескими словами отца силу обеих первостихий.

Батюшка мой, выросший в семье сибирского крестьянина-кулака, ветерана Порт Артура и георгиевского кавалера, был единственной крещёной душой в нашей атеистической семье. Он любил подтрунивать над нами, утверждая, что в рай нас с мамой не возьмут, ибо мы даже в списках не значимся, следовательно, наши дела на Божьем суде рассматриваться не будут. Но это была именно шутка. В Бога он тоже не верил, хотя и кукишей иконам не показывал. Он справедливо полагал, что если Бога нет, то глупо его оскорблять, а если есть, ещё глупее.

Я же по природе своей склонен к сомнениям. Подобно плавучему предмету в проруби я приставал то к одному берегу, то к другому. Долго я барахтался между верой и неверием. Наконец, вмёрз где-то посередине.

Когда в моей жизни настал тяжёлый период, связанный с болезнью ребёнка, я склонился было к вере. Но, как видно, переусердствовал с молитвами – утомил Бога своими дурацкими вопросами, типа: «За что? Почему? Доколь?» От моих молитв ситуация только усложнялась.

Наконец, я понял, что веду себя неприлично – вечно канючу здоровье, для сына, будто я один нуждаюсь в помощи. И я решил больше не молиться. Господь и без того всеведущ, чего же зря зудеть у него над ухом. С тех пор я предоставил Господу делать всё, что он считает нужным, полностью примирился со своею судьбой.

Супруга же моя, напротив, стала посещать храмы, окрестила ребёнка. А поскольку священник настоял, окрестилась и сама.

Потом родилась дочь. Когда ей исполнилось два года, жена подъехала ко мне на мягких лыжах с предложением окрестить и её. Я не возражал. Был намечен день. Мы поехали в церковь, но не в Екатеринбурге, а в Кашино, близ Сысерти. Там был построен новый красивый храм из сосновых брёвен.

Когда мы покупали в церковной лавке крестик для дочери, жена вдруг ошарашила меня новым предложением:

-Слушай, Миша, - сказала она, - а давай тебя тоже окрестим. Что же ты один будешь в нашей семье нехристем?

Я ответил что-то в том духе, что нехристи тоже как-то живут, и я проживу.

-Миш, ну пожалуйста! Давай тебя тоже окрестим. Смотри, какие красивые крестики!

-А какой смысл крестить неверующего? – вопросил я.

-Ты потом поверишь. Поживёшь и поверишь.

-С чего бы это?

-Другие же люди когда-то начинают верить…

-Сомневаюсь.

-Поверишь, это я беру на себя.

-Вот, когда поверю, тогда и покрещусь.

-Ну, вот, - огорчилась жена, - когда поверишь, опять ехать, опять в очереди стоять… Давай сейчас тебя окрестим, раз уж приехали.

Последний аргумент показался мне разумным. Правда, если я вдруг когда-нибудь поверю, что же мне снова ехать? Время тратить? Сделаем уж все дела сразу и закроем вопрос.

-Ладно, - сказал я. – Чего только не сделаешь ради любимой жены. Если тебе это нужно, окунусь.

Видели бы вы, как просияло лицо жены. Она была очень довольна и спасением моей души, и своими дипломатическими способностями.

Сказано - сделано. Купили мы крестик и шнурок к нему, оплатили услуги, присоединились к толпе крещаемых.

Надо сказать, что был выходной день, и крещаемых собралось до полусотни. То были лица обоего пола и разных возрастов, от нуля, до пятидесяти. Перед купелью было шумно и многолюдно.

Наконец, вышел священник и объяснил нам правила проведения таинства. Речь его была разумна и добра, а потому он вызвал в моей душе симпатию, и я преисполнился желания беспрекословно слушаться его, дабы своим невежеством в делах веры не оконфузиться.

Потом мы повторили за священником слова отречения от сатаны на церковно-славянском языке. По завершении сего, священник велел нам раздеться. Младенцам и мужчинам было велено раздеться донага, а отроковицам и жёнам можно было оставить трусики.

Я был настроен очень серьёзно и понял священника буквально, тем более, что приказание было произнесено громко, ясно, и не допускало никаких иных трактовок. Я знал, что при крещении будут окунать в воду. Знал, что надо раздеться. Но никогда не задумывался, до какой степени. Читая книгу "Песнин о Гильёме Оранжском", видел гравюру "Крещение Гибор". Гибор стояла в купели совершенно нагая. Но раз священник сказал "донага", значит так положено. Уж кому знать, если не священнику?

Я разделся донага, то есть буквально. Единственное, что я не снял, это обручальное кольцо.

Пробыв несколько минут в состоянии благочестивого размышления, я оглянулся по сторонам и вдруг обнаружил, что я единственный в толпе скрупулёзно выполнил наказ святого отца. Все крещаемые женского чину были в купальниках, а мужского чину - в плавках. Даже младенцы были не нагими, а в трусиках. Что же касается их мамаш и крёстных, так те вообще не раздевались.

Вообразите себе , как это неудобно стоять голым в толпе одетых.

Тщетно я оглядывал зал в поисках нагого собрата. Увы, мне окаянному. Голым был я один.

Окружающие дамы демонстративно смотрели мимо меня. Отроковицы исподтишка косились в мою сторону, но перехватив мой взгляд, направляли взоры свои в пустое пространство. Мужи, сурово сдвинув брови, наблюдали за мной, как видно, подозревая во мне опасного нудиста и охальника.

Первым моим порывом было броситься к своей одежде и облачиться в трусы. Но уже в следующий миг, я устыдился своего малодушия. Надеть трусы, это означало бы признать своё поведение неправильным и безнравственным. А разве это было справедливо? Что худого в том, что я исполнил приказ священнослужителя? Он, поди, не первый год народ крещает. Наверняка, он лучше всех знает, как следует раздеваться… Наверное, в наготе есть некая сакральная символика – нагим родился на свет, нагим должен я и возродиться для новой духовной жизни.

Я воззрился на священника, в безмолвной мольбе как-то исправить ситуацию. На мой взгляд, он должен был либо отменить своё распоряжение, либо настоять на точном его исполнении не только мною, но и всеми. Первое дало бы мне право прикрыть срам, второе вынудило бы прочих крещаемых мужей обнажиться, как положено.

Но, увы, он не сделал ни того, ни другого. Он словно бы не замечал моего позора.

Что мне оставалось делать? Держать хорошую мину при плохой игре! И я, сделав независимое выражение лица, принялся спокойно ожидать своей очереди в проведении обряда.

Поскольку крещаемых было много, мне пришлось претерпевать нравственные муки около часу, пугая своим видом мамаш с детьми и отроковиц, а так же невольно рекламируя иудейско-басурманский обряд обрезания.

Если мой друг Иван Иванович, во время святого крещения, претерпел муки телесные, то я испытывал не менее сильные терзания душевные.

Но, слава Господу, всякое испытание имеет свой конец. Настала и моя очередь лезть в купель. Батюшка окрестил меня, безо всякого осуждения. Обряд был завершён, и я обрёл-таки право прикрыть наготу.

По возвращении домой, сестра моей жены, баба ехидная и вредная, высмеяла меня и объявила чудиком ненормальным. Я снисходительно выслушал её, но оправдываться не стал, ибо всякие оправдания только усугубляют конфуз. Я сделал покаянное лицо и со вздохом изрёк:

-Грешен азъ есмь, прости меня, сестра моя во Христе.

Поняв, что вогнать меня в краску ей не удастся, она плюнула и прекратила свои подлые подковырки.

Так я приобщился к таинству святой православной церкви. Теперь жду, когда придёт обещанная супругой Вера…