Виктор Цой - охотник на вампиров

Рассказ-полуфиналист конкурса  «9-я фантЛабораторная работа» (тема конкурса "Я и старая фотография")

Карточка рассказа http://fantlab.ru/work640610


Виктор Цой – охотник на вампиров

KNHO. ЭТО НЕ ЪУЮФЬ

Тъ чтсто прохшдишъ мимо нк вшдя меня
С ккм-то друглм я стыю нк дыша
Я знлю что тъ жтвешь в сосешднем дворе
Тъ идешь нк спзша не спзша

О-о-о Но это не ЪУЮФЬ
О-о-о Но это не ЪУЮФЬ

Цой отложил вкладыш в сторону и взял коробку от диска. На обратной стороне были напечатаны какие-то иероглифы. Что-то на японском, наверное. Или на корейском.

- Корейцы пользуются иероглифами? - спросил он.

- Откуда я знаю? - удивилась Лили Лу. - Ты же кореец, тебе лучше знать.

- Я русский.

- Ты даже не православный!

- А вот и нет, - сказал Цой. - Я был крещен и омыт в купели. За двадцать дней до гибели один батюшка крестил меня, - Цой погрузился в воспоминания. –  Он поливал меня водой из пластмассового ковшика, бормотал молитвы, чесал пузо, а я сидел голый в ванной и мерз.

Лили Лу отмахнулась.

- Ладно-ладно, ты православный кореец. Русским тебя это не делает. Но это все фигня и провокация. Смотри - ты популярен в Корее! - она подняла диск. - Тебя слушают на исторической родине. Говорят, платиновый диск, продажи мощные, корейцы слушают тебя и кайфуют. А кто-то получает за это деньги! Ну, или что там у них в Корее за фантики.

- Меня это не волнует, - сказал он.

- Зато как волнует меня! Знаешь, какая я жадная? Когда я представляю себе все эти деньжищи!.. Ух! Люто, бешено ненавижу.

Они сидели в подвале на рассохшихся стульях и ждали начала концерта. Низкие, скошенные потолки, стены с потекшей зеленой краской, фантики от сникерсов в мусорках - подвал он и есть подвал. В проходе стоял громила и проверял билеты; время от времени он доставал изжеванную электронную сигаретку и выдувал из нее несколько белых водяных колечек. Сбоку был оборудован культурный уголок. Здесь можно было купить диски, книги и порножурналы. Это Лили Лу нашла это место как, впрочем, и всегда в последнее время. Она всегда умудрялась находить флайеры на ких-то школьных попойках, на детских площадках или в залитых пивом подъездах общежитий.

Цой взял с полки диск с логотипом "Арии", помолчал, разглядывая обложку - и положил на место.

- Это Кипелов, - вмешалась продавщица. На ней были рваные черные колготки и джинсовая курточка. - "Я свободен" знаете?.. От зла и от добра - в моей душе нет больше места для тебя, ла-ла-ла. Жаль, что он из "Арии" ушел.

Цой молча кивнул, как бы соглашаясь.

- Слушай, - спросила его Лили Лу. - Почему у тебя голос такой хриплый?

- От рождения, - хмуро ответил он.

- Ты его застудил, наверное. Когда на поле алюминиевые огурцы собирал, - она ухмыльнулась. - А что означает эта песня? Можешь объяснить? Уже столько лет люди над текстом бьются, пытаются понять, что ты вообще имел в виду. Там ведь не об огурцах поется, да? В ней же есть скрытый смысл?

- Конечно, - ответил он и замолчал.

- И это все? - возмутилась Лили Лу. - А объяснить?

- Потом сама поймешь.

Цой поднялся.

- Пора. Я чувствую их.

- Ура! - сказала Лили Лу, мгновенно вскакивая. - Снова насилие и убийства? Как же я это люблю.

Они прошли в зал. На сцене три пьяных парня с тусклой растительностью на лице и гитарами в руках пытались разобраться с проводами, барабанщик позади них принимался иногда бешено колотить по тарелкам, но быстро затихал. На танцполе топталось несколько кучек говнарей и школьников, ещё с десяток людей сидели, развалившись, на диванчиках, лохматых от разорванного дермантина, и смотрели, скорее, на своё пиво в пластмассовых стаканах, чем на сцену. Цой безошибочно выследил вампиров среди школьников и говнарей. Их было прилично. Кто-то щёлкнул тумблерами позади них, и над сценой высветилось название клуба – «BRONZE».

- А у них есть че-ю, - улыбнулась Лили Лу, кивая на название. – Ну что, тихой сапой да по щам?

- Тихо не получится, - сказал он. – Они не в куче.

- Ты как девочка, - Лили зевнула. – Что в тебе находили вообще?

- Кто находил?

- Да все.

- Обычно во мне находили транквилизаторы.

Лили Лу улыбнулась.

- Гордишься этой фразой, да? Думаешь, её будут в пабликах цитировать?

- Где цитировать? - он помотал головой. - Отстань, не до тебя сейчас.

- Давай, - Лили посмотрела в его усталое, грязное лицо, - бей уже. Полегчает.

- Не торопи, - он расстегнул сумку, нагнулся. – Сейчас всё будет.

Он вдруг замер и оглядел зал.

- А ты никогда не задумывалась, почему они здесь собираются и вот так одеваются?

Лили Лу рассмеялась, бросилась вперёд и вытащила из толпы парня в кожанке. У парня в руках была баклажка Очаковского, зрачки – два чёрных тёмных провала. Налакался крови с димедролом по самое не могу.

- Вот, у него спроси! Давай!

- Не буду, - Цой достал из сумки топор, молоток для отбивания мяса и несколько сложенных газет. - На вот, прикройся, - попросил он.

- В смысле? – парень взял газету. – Это мне? Что прикрывать-то?

- Лицо, - сказал Цой. – Как будто ты прикорнуть решил, ну как всегда вы делаете, когда нажрётесь.

- Ты же Цой, да? – парень засмеялся, раскрыл газету и положил её на лицо. –А я думал, что ты умер.

- Нет, - Цой ударил топором в газету. Топор застрял, и Цой огляделся. Никто не заметил.

- Темно, - Лили достала из кармана мерзавчик, открыла и выпила его весь. – Знаешь, что такое мерзавчик? – спросила она.

- Нет.

Цой достал кол.

- Отвернись, - сказал он.

Она засмеялась.

Они оставили говнаря лежать на полу, прикрытого газетой. Кровь из того вытекала медленно, неохотно. Лили Лу подвела к Цою ещё двоих – парня в красных клетчатых обтягивающих штанах и девушку с ирокезом на голове.

- Лондонские панки, прикинь? – кричала, задыхаясь, Лили Лу. – Я думала, что они умерли все уже!

- Правильно думала, - Цой протянул качающимся панкам две газетки. – Прикройте лицо, будто перебрали.

Кто-то закричал, когда он высовывал кол из пятого трупа. Со стороны сцены неслись какие-то обезьяньи вопли. Один из говнарей вдруг соскользнул с диванчика, оскалился и встал на четвереньки.

- Ну, понеслась, - сказал Цой.

- Господи, каждый раз как в первый раз, - засмеялась Лили Лу, пододвинула к себе стул от стены и села. – По-тарантиновски всё это.

-Чего? – спросил Цой. На его лице краснела говнарская кровь.

Он пинком опрокинул бежавшего на четвереньках ублюдка, наклонился и выдавил ему левый глаз. Говнарь закричал.

- А ты думал, - сказал Цой и, ударив его голову о грязный заплёванный пол, выпрямился.

– Спокойного сна, - Цой поднял ногу, затем несколько раз ударил. Поморщился. Молоток в его руке дрожал, будто живой.

- Давай, Витя, - сказала Лили.

Цой схватил очередного говнаря за волосы, притянул к себе и вложил молоток ему в лицо.

- Ну и где твой Кипелов сейчас? – спросил он.

А потом Цой перестал говорить, отшатнулся от набросившихся упырей, и, выпустив ручку застрявшего молотка, выхватил из-за пояса «бабочку». Вокруг переворачивались столы, кто-то пьяно хохотал, в баре летали стулья и лопались бутылки.

Музыку, наконец, выключили, и стало слышно, как нож гуляет по плоти.

Лили поморщилась и закрыла лицо рукой, будто бы от солнца.

- Брызжет, - пожаловалось она.

Цой выпрямился и огляделся.

- Одиннадцать, - Лили поднялась на ноги. – Не считай. Ты был круче, чем Ягами Лайт. Прямо такой весь… ну знаешь, прямо такой.

Виктор провёл дрожащей рукой по лицу, посмотрел на ладонь. Ладонь была красная.

- Почему они… - он вздохнул и прикрыл глаза. Его тошнило.

- Они грёбаные вампиры, - Лили переступила через тело, подошла к нему и погладила по плечу. – Ты знаешь. Сосут кровь и все дела. Говнари, говнорокеры… Как их еще называют.

- Нет, - он покачал головой. – Почему они все говорят про Кипелова?

- Кого?

Виктор посмотрел на неё.

- Прекрати, ты знаешь, кто это, - Цой покачал головой. – Наверное, лучше просто забыть про него. Не заморачивайся.

Лили приподняла бровь.

- Откуда ты знаешь это слово? «Заморачивайся»?

Он задумался.

- Наверное… наверное в интернете.

Пол был мокрым и красным.

- Полиция едет, - Лили открыла сумочку. – Их убивать будем?

- Отвези меня домой, - сказал Цой.

- На чём? На Икарусе? – она захохотала. – А где мы сегодня живём-то?

- Просто отвези меня отсюда, - он отвернулся. – Я хочу поспать. Или выпить. Я ещё не решил.


Густой сигаретный дым поднимался к потолку и расползался вдоль трещин. Цой сидел в потертом кожаном кресле. Голая Лили Лу лежала на его коленях: головой прижалась к его груди, длинные голенастые ноги свесила с кресла. Цой стряхивал пепел на ее татуированный живот. Лили Лу не возражала. Оба молчали. Недавно они занимались сексом.

- Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна,
И не вижу ни одной знакомой звезды, - меланхолично произнес Цой.

Лили Лу хихикнула и потерлась головой о его грудь. Ее фиолетовые волосы щекотали ему ребра.

- Я слышу, как бьется твое сердце, - сказала она.

- Угу. Я тоже слышу.

- Ты же мертвец, - сказала Лили Лу и замолчала. - Ты мертвый, но твое сердце бьется, а кровь горяча. Почему ты больше не поешь? Ты мог бы петь.

- Оставлю это дело живым, - сказал Цой. - Эта... как ее... Земфира вроде неплохо поет. Хотя и кривляется много.

- Но ты тоже живой.

- Нет. Ты не знаешь всего.

Она сползла с его колен - точнее, стекла, настолько гибким и подвижным было ее тело - и взяла с компьютерного столика айфон. Она стояла перед ним и улыбалась. Гладкий живот был испачкан пеплом.

- Давай сделаем селфи, - сказала Лили Лу.

- Что это?

- Вот сейчас я верю, что ты мертвый. Ты остался в прошлом веке, - сказала она и вновь плюхнулась ему на колени. - Селфи - это селфи.

Она устроилась поудобнее, плавно воздела айфон, словно жрица Джобса - и сфотографировала их. Цой поморщился.

- Потом запощу в МДК, - сказала Лили Лу. - Назову "Я и дохлоЦой".

- Что за эмдыка?

- "Ты не знаешь всего", - процитировала она. - "Ничего ты не знаешь, Джон Сноу", и все такое. Еще "Марти Рея" будешь? Не помню только, в холодильнике вроде пара баночек должна остаться...

- У меня от твоего "Марти Рея" изжога наутро.

- Так ты пива хочешь? Или водки?

- Я водку не пью, - сказал Цой. - Возьми "Балтияс", если найдешь.

- М-да. Ну и вкусы у тебя. Ладно, я тогда тебе "Семерку" или "Тройку" куплю.
Она стряхнула остатки пепла с живота и начала одеваться.

Цой сидел, смотрел на нее и думал.

- Тебе сколько лет? - внезапно спросил он.

- А тебе какая разница? - вскинулась Лили Лу. - Я взрослая. В восьмом классе учусь, скоро в девятый перейду. Там и ЕГЭ, и все такое прочее…

- Ужас какой, - вздохнул Цой.

- Действительно. Ужас.

Она чмокнула Цоя напоследок и выпорхнула из квартиры.

Цой походил немного по комнате, скурил еще одну сигарету, затем встал у окна и стал смотреть на ночную Москву. "Ты как Ягами Лайт... Хм... Как название для сигарет - и хорошее название..."

Тревога пришла внезапно. Как стук засбоившего сердца.

Цой взял кол с молотком и встал у двери.

- Эй, Тсой! - закричали снаружи. - Открывай, сука! Твоя девка у нас!

Пьяный молодой голос.

Цой открыл дверь.

На пороге стояли трое панков в кожанках. Один из них немедленно закричал: "Мы против системы!" - и накинулся на Цоя с кулаками.

Цой молча ударил говнаря в грудь.

Кол прошел сквозь кожанку, сквозь влажно захрустевшую плоть и вышел с другой стороны. Панк засипел, заскреб ладонями по плечам Цоя. Алая кровь закапала на паркет.

- Нихера ж себе! - сказал второй панк. - Злой Тсой!

Оба панка выхватили пистолеты.

Цой отступил в квартиру, захлопнув за собой дверь. Загремели выстрелы. Кто-то из панков пинком вышиб дверь. Они забежали в квартиру, паля во все стороны, грозно подвывая, выкрикивая угрозы.

- Эй, Кумир! Почувствуй металл, сука!

- Кочегар херов!

Цой выскользнул из темноты и с ходу обрушил молоток на затылок одного из панков, затем развернулся и всадил локоть в лицо последнему. Нос всмятку. Панк выстрелил, но промазал - вопит, лицо все в крови - и Цой с размаху вставил рукоятку молотка в этот вопящий рот, выламывая зубы. Панк с ревом согнулся и выронил пистолет.

Цой схватил его за грудки и прижал к стене.

- Где она?

- Я ничего не скажу! - закричал говнарь, брызгая кровавой слюной. - Хоть яйца мне режь, не скажу!

- Ты из каких? Пилот? Ария? Бутусов? – Цой ударил его коленом в пах. – Я же всё равно пойму!

- Панки хой, - пробормотал говнарь, теряя сознание.

«КиШки, - понял Цой. – Странно, они же обычно в Питере на героинщиков охотятся. Что они здесь забыли?»

Цой взял топор, которым всего час назад Лили Лу резала колбасу, со стола и отрубил говнарям головы. Затем он сходил в душ, смывая кровь. Одеваясь, он замер над одним из обезглавленных тел. Цой нагнулся и, отведя в сторону футболку «Камнем по голове», уставился на татуировку.

Мотоцикл. На нём скелет.

И подпись - полукругом, вычурной вязью.

«Беспечный Ангел».

- Ты, - сказал Цой, улыбнувшись. – Значит, это опять ты.

Он стащил с говнаря куртку, прошёлся по карманам. В пачке сигарет, рядом с запаянными пакетиками амфетамина, лежала свёрнутая бумажка с адресом квартиры на ней – той квартиры, где он сейчас и был. На обратной стороне красовался флайер с призывом посетить Башню.

- Что нахер за «Башня»? – пробормотал Цой.

Затем он ушёл и закрыл за собой дверь. Ему хотелось задать пару вопросов.


Она сидела всё там же, у Стены. Когда Цой подошёл к ней, она приподняла опухшее лицо и улыбнулась.

- А-а, Витя! Помнишь ещё шлюху старую?

- Тебе не холодно? – спросил он.

Наташа засмеялась, показывая осколки зубов. Держась рукой за Стену, она поднялась на ноги.

- Мне теперь никогда не холодно, Витя. Я теперь «виноградный день» кушаю. От него не бывает холодно, только плохо.

Цой посмотрел на стену, на которой красовались одни и те же надписи. Свежих было мало.

- Да, Витя, подзабывают тебя, - Наташа бережно провела рукой по одной из надписей. – А тут ещё повадились панки ходить, пытаться тут всё обоссать. Я их, конечно, всех убила, и в люк засунула, да только меня надолго не хватит. Я же теперь последний хранитель, – она вдруг стала очень грустной. – Знаешь, я когда к твоей Стене тогда пошла, я и не думала, что домой не вернусь. Другие все посидели с месяц-другой и разошлись, а мы с Ванькой да Костиком… - она повела голвой. – А тем, на могиле, ещё сложнее было. Нас-то Арбат кормит. А им приходилось по могилам печеньки с водкой клевать.

- Наташа, Лили Лу похитили, - перебил её Цой.

Наташа вздохнула.

- Всё ты с этой восьмиклассницей носишься. Неправильная она какая-то, не тру. Чистая слишком, волосы тоже вот.… Не доверяй ей, Витя, я тебя прошу. У неё улыбка как у того Икаруса.

- Её кипеловцы забрали.

- Кипеловцы или Ария?

- Не знаю. Я нашёл какой-то флайер, - он протянул Наташе бумажку. – Какая-то Башня.

- Башня, - Наташа засмеялась. – Ну, так это сам Кипелов и есть. Водонапорка старая, они там лабают наверху. Там строительные леса, они как макаки на них и висят, сволочи.

- Адрес дашь?

- Витя, - Наташа взяла его за руку. – Не ходи, а? Тебя только Стена и держит, да только ты уже и не жив почти, понимаешь? Постоял бы здесь месяцок-другой, как бывало, сыгранул – и хранители бы набежали. Стеночку обновим – красиво будет, ну, потеплеешь слегка…

- Я с Лили Лу теплею, - сказал Цой. – Последние несколько месяцев легче стало, когда этих бью. Мне, может, холодно было от них, от субкультур этих вампирских. Берут детей и превращают их в дрыгающихся существ, и у кого из старичья упырей больше – тот, значит, и главный в Москве. У нас такого не было, упырей все вместе били.

- Тогда все упыри партийные были, или в органах. Потом – в бизнесе, да. А знаешь, когда я стала Хранителем? – спросила вдруг Наташа и зарылась в куртке. Вниз полетел жёлтый влажный пух. – Вот, смотри, - она протянула ему сложенную фотографию. – Тогда и поняла.

Цой расправил фотографию. Концерт в Олимпийском, рядом со сценой стоял улыбающийся Цой, к нему прижималось с десяток девчонок в смешных куртках. Ни одной из них не было больше шестнадцати.

- И кто здесь ты? – спросил Цой.

Наташа засмеялась.

- А ты угадай, Витя! Узнаешь меня, нет?

Цой посмотрел ещё раз, затем неуверенно ткнул в одно лицо, показавшееся знакомым больше остальных.

- Эта?

Наташа молчала. Затем, улыбнувшись, покачала головой.

- Я слева, в зелёной шапке, Витя. Ну да ты не виноват, от меня здесь тоже мало, что осталось. – Она похлопала по Стене, - зато она вот нас всех перестоит.

Виктор перевёл взгляд со смеющейся красавицы с розовеющими щёками на Наташу, от которой несло рвотой и мочой.

- Извини, - сказал он. – Ты действительно изменилась.

- А-а, - Наташа махнула рукой, видя, как Цой протягивает ей фотографию. – Ну её, только расстраиваюсь от фотографии этой. Себе забирай.

Цой кивнул и, аккуратно сложив фотографию, убрал во внутренний карман.

Наташа подняла лежащий на асфальте мел и стала поправлять надписи.

- На Авиамоторной, - сказала она, не смотря на Цоя. – Там кабельные улицы, штук пять или шесть, и на последнюю из них хрен пройдёшь – она за путями, в складах. Там и стоит Башня. В телефоне вбей, - и то не выведет.

- У меня нет телефона, - сказал Цой. – даже домашнего.

- Через пути осторожнее лезь, там товарняки с выключенным светом ходят, фраги говнарские  собирают.

- Понятно, - Цой вытащил из кармана пачку сигарет и протянул его сгорбившейся фигуре. – Давай я тебе сигареты оставлю?

- Не, - Наташа кивнула на валяющуюся снизу пачку Явы, - у меня есть.

- Эти хорошие, - сказал Цой. – Вкусные.

- Да мне, знаешь, уже без разницы. – Она сплюнула и улыбнулась. – Не различаю уже. Всё на вкус как дерьмо.

Цой убрал пачку в карман.

- Ну ладно, - сказал он. – Мне пора.

Когда он выходил на Арбат, позади него Наташа отхлебнула из бутылки и стала громко петь.

- Но странный стук! Зовёт! В дорогу! То ли се-ердца-а то ли стук в дверь!

«Нет, - подумал Цой. – Это не сердце».


Была уже ночь, и метро не работало. Небо нахмурилось, накрапывал мелкий холодный дождь. Цой не замечал этого. Он шел, не чувствуя своей души, и пытался вспомнить... Вспомнить, каким он был.

«Алюминиевые огурцы», - возникло воспоминание.

Тогда тоже шел дождь. Они работали в поле, молодые, живые, по самую макушку перемазанные в грязи. Собирали огурцы. Те выскальзывали из рук - холодные и тяжелые, словно металлические. Алюминиевые...

Было весело.

«Я так устал, - с отвращением подумал Цой. - И чем я здесь занимаюсь?»

Перебежав тёмные пути, он остановился и поднял голову.

Башня на 6-ой Кабельной смотрела на него. Две прорези-бойницы - два ослепших глаза. Она высилась во мраке, ощетинившись строительными лесами, с тяжелой каменной головой, с бойницами и зубцами. Кирпичи, составлявшие ее, сейчас намокли от дождя и потому казались сизыми.

Он перешагнул через низкий забор и подошел ко входу. Никто ему не помешал. Дверь Башни была деревянная, оббитая жестью. Цой толкнул ее. Не заперто.

Цой вошел.

В нос ему сразу ударил запах бензина. По стенам башни были развешаны чадящие факелы. Их было много. Цой ступил на песок, покрывавший пол, затем глянул наверх. В переменчивом свете факелов он увидел множество балконов - гроздьями они покрывали внутреннюю сторону Башни. На них стояли - или же свисали, уцепившись когтями – бесчисленные говнари в черных куртках. Они облепили Башню изнутри, как мухи.

Завидев Цоя, говнари завизжали, заулюлюкали. Какая-то девица крикнула ему, приподняв подол юбки:

- Тсой, ты подойди поближе! Смотри, где у меня мамина помада!

Она приняла махать своей юбкой, да так яростно, что не удержалась и рухнула с балкона. Цой не обратил на нее внимания. Поднявшись с песка, девица показал ему "фак" и принялась карабкаться обратно на свой балкон. При этом она ловко орудовала когтями.

- Тсой! - ревели ему сверху. - Тсой, ты же умер!

- Под Икарус его!

- Тсой! Давись мацой!

- ТСОЙ!

- Ты чукча или кто?!

Цой поднял с пола длинный кусок водопроводной трубы. Сойдет как оружие. Он знал, что эти твари не станут кидаться на него толпой. По крайней мере, не сразу. Сначала будет поединок один-на-один. Сначала пойдет самый большой и злобный говнарь из компании. Остальные будут его громко поддерживать.

А когда он умрет... Вот тогда и будет настоящая схватка.

Цой поднял голову и громко спросил:

- Где Лили Лу? Что вы с ней сделали, недоноски?

Говнари разом смолкли.

- Еще раз повторяю: что вы с ней сделали?!

- Трахнули и сожрали. На большее их фантазии не хватило, - ответил ему печальный голос. - Ты же знаешь, как оно бывает, Витя. Сначала думаешь, что ты - особенный. А потом оказывается, что ты просто мусор. Они просто еще не перешли ко второй фазе. Но мы с тобой...

От стены отделился худощавый мужчина в черных очках. В обеих руках он держал по металлической трубе - изогнутой и серебристой. Он нес их, словно оружие.

В груди возникло противное сосущее чувство узнавания.

- Привет, Витя. Вот мы и снова встретились, - сказал мужчина. - Не узнал меня? Это же я, Юра. Помнишь, как мы с тобой Брюсу Ли подражали? Ты колотил меня ногами, а я кричал: "Ки-я!" Весело было. Мы с тобой группу когда создавали, о Брюсе думали. Кино - и есть кино.

Юра.

Ублюдок, он с ними заодно.

- Юра, - тихо сказал Цой. - Ты зачем здесь?

- Денег мало, - ответил Юра Каспарян. - Я тебя немного порекламировал в Корее, Вить. Ты не обижайся, но ты плохо идешь даже у корейцев. Ты бездарный музыкант, к сожалению - время это показало. Так пришло время тебя упокоить, - он вдруг ударил трубами одна по другой, вызвав радостный гвалт говнарей. – Мы тут нашли тот самый Икарус, Вить, - он опять ударил трубами, заставив Цоя вздрогнуть. – Решили чего добру пропадать? Подчистили, покрасили, кое-где заточили, и, знаешь…

Он прыгнул на Цоя, ударяя с левого плеча, сначала одной трубой…

БАММ!

В ладони Цоя будто бы въехал автобус, и он чуть было не выпустил свою трубу, с которой посыпались лохмотья ржавчины, а затем вторая труба Каспаряна...

ДАММ!

…отшвырнула его к стене, и в воротник Цоя вцепились пальцы гогочущих говнарей. Цой ударил вверх, подцепив на трубу заверещавшую девчонку в майке «НАШЕствия» и бросил в уже начавшего атаковать Каспаряна. Поймав удар, девчонка почти обернулась вокруг трубы, и затем бесформенным окровавленным комком ударилась о противоположную стену. Второй трубой Каспарян ударил, как копьём – и Цой едва успел отойти в сторону – но его кожанка оказалась прибита к стене. Он резко сел, оставляя кожанку говнарям, проскользнул под трубой– то место, где он только что сидел, окутала пыль и каменная крошка. Цой выпрыгнул вверх и, вскочив на торчащую из стены трубу, ударил вниз и наискось.

ДАММ!

- А ты неплохо справляешься, старичок, - улыбнулся Каспарян, стараясь оттолкнуть его оружие своей трубой - для такого возраста, как…

Цой шагнул вперёд и ударил Каспаряна в лицо каблуком. Тот отшатнулся, закашлялся, выпустив застрявшую в стене трубу, и Цой спрыгнул на него, целя в грудь. Несмотря на кровь и кашель, Каспарян всё ещё успел отбиваться, и в башне вновь зазвучал металл. Сверху посыпались кусочки плоти и иногда даже конечности – вращая заточенной трубой, противник Цоя не обращал внимания, кто из упырей, свисающих со стен, попадает под раздачу.

«Он не следит собой, - подумал Цой. – Он не осторожен. Этим надо воспользоваться».

Он стал отступать обратно к стене с торчащей из неё трубой, давая Каспаряну атаковать и почти не нападая в ответ. Тот вошёл в боевое исступление, орал и крутил трубу вокруг себя так быстро, что в Башне поднялась густая цементная пыль, а испуганные говнари поднялись по стенам чуть ли не на третий ярус.

А затем Цой пропустил удар в плечо и выронил трубу себе на ступню. С плеча потекла кровь.

Завизжавший от радости Каспарян, выпустив клыки, нанёс второй удар.

Цой отошёл в сторону, всего на полшага, и труба Каспаряна ударила по краю своей товарки, которую он же и вогнал в стену минутой ранее. Обе трубы завибрировали, запели, оглушив говнарей на стенах, и ударив отдачей Каспаряну в руки так, что тот, вскрикнув, разжал ладони.

Цой ступнёй подкинул свою ржавую трубу, обхватил её ладонями и, подавшись вперёд всем телом, ударил.

Труба вошла Каспаряну прямо по центру лица, врезаясь мятыми обломанными краями в плоть. С обратной её стороны, за плечём Цоя, на пол плеснуло немного крови.

Говнари затихли. В тишине руки Каспаряна взялись за трубу и попытались её вытащить.

Цой поднял голову вверх.

- Кипелов! – заорал он. – Кипелов, я знаю, что ты здесь!

Он провернул трубу в руках. Голова Каспаряна вроде как тоже попыталась повернуться вслед за ней, но не успела. Цой провернул трубу ещё несколько раз – и руки Каспаряна повисли вдоль тела. Он свалился с трубы. На его лице была вырезана не особенно аккуратная, но глубокая круглая выемка.

- Кипелов! – Цой ударил трубой о стену, и с её конца выпал влажный кусок Каспаряна с торчащим посередине носом. – Я выжгу здесь всё, если Лили Лу…

- Сдалась тебе твоя малолетка, - донеслось сверху.

Говнари, забеспокоившись, закарабкались к центральному тёмно-красному балкону и в считаные секунды облепили его весь, а затем и все стены рядом, вися иногда даже друг на друге.

И появился он.

Цой помнил его по старым посиделкам. Тяжелое, словно бы вырубленное из камня лицо, прозрачные голубые глаза. Кипелов смотрел на него сверху вниз. Длинные крашеные волосы падали ему на лицо. Кипелов убрал их за уши, затем спокойно произнес:

- Я ведь правда думал, что ты умер. Даже спел на похоронах. Песню тебе посвятил. Ремейк на тебя сделал, усилия приложил. А ты ожил. Неладно вышло, Виктор. Давай-ка залезай в гроб, и мы все пойдем по домам. А то девчонок наших отпустили только до двенадцати.

- Слышал я твой ремейк, - криво усмехнулся Цой. - Дерьмо, если честно. У Бутусова вышло лучше, хотя здесь покойный... новопредставившийся Юра больше постарался.

- Хммм, - произнес Кипелов и замолчал.

Зато облепившие его говнари взорвались воплями.

- Ты сначала дорасти до его творчества, бездарь патлатый! Не знаешь – не вякай! ПЕС!

- Мало тебя Икарусом давили!

- ИГРАЙ ДАЛЬШЕ СВОЮ ПОПСУ!

Кипелов поднял руку, и говнари разом замолчали.

- Ладно, я и не надеялся на понимание, - скорбно произнес он. - Хочешь жить - живи, выживай, барахтайся, кто ж тебя осудит. Но наших не трогай. Хочу тебе один урок преподать. Ценность человеческой жизни... Говорят, она сильно преувеличена. А ты как думаешь? Не согласен?

Вперед выступил громадный говнарь с переразвитыми клыками, больше похожими на моржовые бивни. Он держал за ногу обнаженную Лили Лу. Девушка была без сознания. Ее тело было усеяно алыми кровоподтеками, лицо скрывалось за спутанными волосами. Цой узнал ее по татуировке и по цвету волос. Он похолодел от гнева.

Говнарь свесил Лили Лу над пропастью и загыгыкал. Кипелов улыбнулся, глядя на это, затем махнул рукой:

- А вот второй кандидат, - говнари свесили через балкон избитую в кровь Наташу, словно куль с мусором. - Приковыляла чуть раньше тебя. Наверно, беспокоилась... За тебя беспокоилась, Виктор.

- Наташа! - закричал Цой.

Не ответила. Тоже была без сознания.

- Что же, выбирай, кого из них ловить, - тяжело глядя на него, произнес Кипелов. - Скиньте кумиру его трофеи, ребята. А потом – по домам.

- Эй, Тсой! - крикнул ему сверху "морж". - Лови!

Он разжал кулак. Лили Лу полетела вниз. Несколько рук швырнули Наташу с балкона, и она полетела вниз одновременно с девушкой.

Цой стиснул кулаки.

Три чукотских мудреца твердят, твердят мне без конца...

Сорвавшись с места, он прыгнул и в полете ухитрился поймать Лили Лу, когда ей оставалось каких-то полметра до пола. Они покатились по полу башни, Цой разорвал щёку о битый камень; в этот момент второе тело приземлилось, и где-то в углу раздался ужасный чавкающий звук. Так разбиваются мечты и рождается отчаяние. Цой сжал зубы. Пошатываясь, он встал с обнаженной Лили Лу на руках и закричал, до боли запрокинув голову:

- Ты!..

Но Кипелов не ответил ему. Он развернулся и величественно покинул балкон. Говнари последовали за ним. Визжа, ворча, подвывая, они стали один за другим просачиваться в эту щель. Вскоре в Башне не осталось ни одного живого говнаря.

Цой закрыл глаза.

- Молодец, - раздался тихий и нежный голос. - Ты все правильно сделал, Вить. Ты выбрал меня. Не подвёл...

Он медленно, неверяще открыл глаза. Лили Лу смотрела на него чистым ясным детским взглядом. И улыбалась. Лежа на его руках, она улыбалась, словно ничего и не произошло.

- Молодец, - проворковала она. - Дай я тебя чмокну.

- Лили Лу... - он с трудом узнал собственный голос. - Ты... Как ты?...

- Ой, я - лучше некуда! - она клюнула его в окровавленную щеку.

- Они... Они били тебя? Ты в порядке?

- Я окей, - рассмеялась она. - А на синяки не смотри. Заживёт. На мне все быстро заживает, как на собаке. Как на о-очень симпатичной и ухоженной собачке. Я же вампирша, Вить, или ты не заметил?

- Я... - горло сдавило.

- Я старая, - сказала Лили Лу. - Совершеннолетняя. А ты все беспокоился, зря беспокоился, Вить, все хорошо.

- Ничего не хорошо, - сказал он мертвым голосом, и посмотрел на Наташу. Он вдруг вспомнил, какая Наташа была тогда – в далёком СССР, счастливая, молодая, со своими подругами…

Та девочка… на фото, которая показалась знакомой…

Он посмотрел на Лили Лу.

Какой же он слепой придурок.

Цой осторожно поставил ее на песок. Лили Лу весело подпрыгнула, затем повисла у него на шее. Цой аккуратно отцепил ее. Развернулся. Побрел к выходу.

- Ну ты чего? - возмутилась Лили Лу за его спиной. - Обиделся? Зря ты так. Я вот специально Валер Саныча попросила, чтобы он тебя проверил, какой ты - верный или не верный. Он согласился. Знаешь, его трудно было уговорить! Он все порывался тебя убить. Но я его упросила. Те же клубы, которые мы вынесли, они же не тру были, территорию наши занимали. Кишёвки питерские, пилотники там всякие, наивки… Вить? Ну куда ты такой, Вить?!

Она шла за ним, говорила, кричала, даже пробовала его за ноги хватать.

Наконец у него лопнуло терпение.

Он схватил ее за горло и стиснул – так, что у нее глаза вылезли из орбит.

- Уходи.

- Ну куда ты без меня, Вить? Мы же теперь пара… - прохрипела она. – Ты же доказал всем, что любишь меня…

- Это не любовь, - ответил Цой.

Он бросил ее на землю и пошел дальше, по вымершим московским улицам. В ушах настойчиво билась одна и та же мелодия.

Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать:
Руки прочь, прочь от меня
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть.

Новое время, хорошие сигареты. А ведь чего-то не хватает. Чего-то не хватает…

Он шёл и шёл, и дождь лился с небес, и была тишина.