Белые лошади

                Глава 1

-Ох, и летечко нынче! - бабка выпрямилась, тут же схватившись руками за поясницу, - пропади всё пропадом! Это ж надо, столько времени не разгибаючись....  Откуда столь травы понаросло?
 Плетень "крякнул". Бабка подняла глаза: конечно же, куда без неё! Кому там и быть, как не соседке Аграфене, в девичестве Грунька. Тоже - Аграфена! Куда там с добром! Свесила через забор свою необъятность, уши топориком... без неё ничего не освятится.
   -А, соседушка, - всё же натянув на губы улыбку, сверкнула бабка нерастраченной белизной зубов, - ты осторожнее со своим "добром", плетень не свороти!
 -Да ты что, тётка Акулина, я ж мягкая! Это если кто костлявый, так то - да, махом всё переломает, - и ехидно оглядела мосластую фигуру бабки.
 Та тут же спрятала улыбку.
  -Чего надо-то? Лодыря гоняешь среди бела дня...
   -А ты что, ничего не знаешь?
   -Да как-то некогда мне сплетни собирать, всё утро вон с травой воюю...
 Аграфена присвистнула, только сейчас заметив и оценив проделанную работу, и, поманив бабку к себе, ещё больше свесилась через плетень, отчего тот опасно заскрипел.
   -У Чёрного озера вся земля копытами истоптана, - прошептала она загадочно.
  -Ну и что? - разминала бабка уставшую спину.
   -Как это - что? Трава-то укатана так, ровно её валиками катали!
Бабка даже поморщилась.
  -Ну а мне-то что? Занялась бы ты, Аграфена, хозяйством! Ишь вон, запустила всё. То ли у тебя овощи растут, то ли трава - не понять...
  -Да и чёрт с ней, с голоду не пухнем, - отмахнулась та и снова заговорщицки, - а ты знаешь, что шерсть-то, какую накатали, вся белая? 
 И тут бабка, наконец, поняла. Уже не слушая соседку, развязала тесёмки фартука и, точно молодая, зарысила вон с огорода...
               
                * * *
   -Акулька!!! - голос мачехи, словно штопор, вонзался в голову.
Девочка, как на заклание, потащила вмиг потяжелевшие ноги к дому. Мачеха стояла на  пороге, уперев руки в бока. В её руках змеилась знакомая верёвка. Глаза только что искры не метали. Она в нетерпении притопывала ногой, но, видя, что Акуля всё-таки появилась во дворе и, сникнув, всё же бредёт к дому, молчала.
 Подойдя к крыльцу, девочка подняла в ожидании наказания лицо. Глядя на неё, любой бы пожалел этого ребёнка, только не мачеха
   -Ну и где тебя черти носят? Я тебе что наказывала? - девочка, как всегда, не успела уклониться, и верёвка, словно змея, ужалила её в спину, а затем также быстро исчезла.
Глаза Акули вмиг наполнились слезами, а руки потянулись к обожжённой верёвкой спине. Мачеха орлицей слетела с крыльца и, ухватив девочку за косу, потащила её в дом. Та споткнулась, упала, за что получила дополнительный тычок в уже и так горевшую спину. С помощью мачехиной тяжёлой руки поднялась... Дверь хлопнула, и во дворе стало тихо.
   В дальнем углу за плетнём послышалось какое-то шебуршание, затем раздался топот ног, и всё снова затихло.
                * * *
 -Дед, за что она её? - мальчик лет десяти, усевшись на чурку, ждал ответа от деда, который сидел напротив, решив устроить перерыв. В его возрасте уже не сильно помашешь топором, только вот и без дров никак нельзя.
 Выслушав рассказ возмущённого внука, он на некоторое время задумался.
  -Видишь ли, Дениска, люди разные есть. Есть добрые, а есть злые. А есть ещё обозлённые. Так вот мачеха Акули, Ефросинья, и есть обозлённая. Когда-то её семья была очень богатая. Полный двор работников, скотины немеряно, земли - море. Она была очень избалованным ребёнком. Всё было для неё. Время шло, и Фрося выросла, став симпатичной девушкой. Женихи табунами за ней ходили. Она их только что штабелями не складывала.  А вот, поди ж ты, влюбилась в простого парня..., - дед закашлялся, поёрзал на чурбачке и замолчал.
  -Так а Акуля-то причём? - заторопил его внук.
   -Да погоди ты, заноза! - осадил его дед, - стар я уже, чтоб сразу всё припомнить.
И он опять задумался...
   -Дани-и-лыч! Дениска! - раздалось из летней кухни, - давайте обедать!
Дед словно только этого и ждал.
   -Идём, поедим, один чёрт бабка не даст поговорить, потом доскажу. Ей, гляди, не говори ничего. Расстроится...
За столом что дед, что внук хранили загадочное молчание. Бабушка терпела - терпела, наконец, не выдержала.
  -И долго вы собираетесь в молчанку играть? Чай, не на похоронах? - и она вприщур уставилась на мужа.
Тот, делая вид, что не замечает недовольство супруги, тщательно чистил яйца: себе, внуку, жене... Потом склонился над тарелкой со щами, кряхтя и шевеля, словно налим, усами... Внук от него не отставал: нахваливал "уж очень удачные" щи, словно купец, дул на блюдце с чаем, хрустя печеньем... Наконец, бабушку прорвало. Аккуратно облизав ложку, положила её рядом с тарелкой, так же аккуратно поставила пустую чайную чашку, тщательно вытерла губы и молвила:
  -Так, дорогие мои, я вас насквозь вижу. Или вы всё рассказываете, или посажу вас на неделю на сухой паёк. Да, спать тогда будете в бане, - и, забрав посуду, царственной поступью удалилась на кухню.
Дед и внук оторопело уставились друг на друга.
   -Деда, чего делать-то?
  -А шут его знает! Только в баньке спать моим старым костям жестковато. А сухой паёк для желудка ну совсем не полезно...
  - Да, заговорщики, чтоб вам лучше думалось, пора навести порядок в леднике. Хотела сама, да что-то неважно себя чувствую, ноги не ходят...
Дед и внук аж подпрыгнули.
   -А как же рыбалка? Собирались же на неделю, самый клёв!
   -Как собирались, так и рассоберётесь. Всё одно - складывать улов некуда!
 Сказала и хлопнула дверью. Прислонившись ухом к стене, прислушалась к тишине, наступившей после её ухода. Потом, крадучись, обошла вокруг дома и присела на завалинку под раскрытым кухонным окном. И только "раскапустилась", как с возгласом "а, провались  всё пропадом" дед подлетел к окну, да как заорёт:
  -Макаровна!   
Бабушка с перепугу подпрыгнула, да головой угодила как раз деду в челюсть. И они, точно снопы, попадали с разных сторон окна.
  -Туды твою за ногу! - провыл дед, растирая ушибленную челюсть, - следопыт хренов!
 На что бабка отвечала с той же интонацией:
- Хрыч ста-арый, чуть жизни не реши-ил! Люди добрые, это где такое видано!
Испугавшийся поначалу внук, догадавшись о происшедшем, в немом хохоте зашёлся на полу. Дед, краем глаза заметив это, решил, что на внука напала трясучка. С горем пополам он добрёл до ведра с водой и хлобысть на него сверху....
В - общем, последствия обеда пришлось убирать всем вместе. 
 
  -Тоже мне, тайна! Я тую тайну давным - давно совала в нос этой гадине - Фроське.  Да толку - чуть. Вступишься - девчонке ещё солонее, хотя, казалось бы, куда дальше. Загонит она её в гроб, помяните моё слово, - Макаровна тяжко вздохнула.
Внук тут же затормошил её.
   -А как же власть?
  -А что ей власть? Как кто появляется, она её махом наряжает в специально припасённые наряды, да как иконку на божничку и ставит. А та, бедолага, и слова вымолвить не может.
 Дениска заёрзал на табурете, гневно сверкая голубыми  как небо глазами.
   -Как это:не может? Бабуля! Да я бы как заорал - небеса бы рухнули, и прилетели белые кобылицы, и забрали бы с собой, стоптав ту ведьму-тётку Фроську к чёртовой бабушке!
Макаровна даже отмахнулась от него.
   -Какое - заорать, когда она не может разговаривать. Как мамка её померла, так она и онемела. Тоже тёмная история. Не успела Авдотья (мамка её) помереть, как эта уж тут как тут. Хозяйкой стала в доме. А как назнала, что Акулина - немая, тут её чёрная душа и проявила себя. Уж и отцу ейному не раз говорила, а ему что о стенку горох. Видите ли, его разлюбезной Фросюшке памятник поставить надо, что сиротку пригрела. А того
не хочет понять, что кровинку его на тот свет живьём хотят спровадить. Вот же горюшко!          
Пригорюнившийся Дениска поднял голову.
   -Бабуля, а за что ж она её так ненавидит?
Тут уж и дед встрял в обсуждения.
  -Дак как за что? Акулины-то папка и был тот парень, на которого "положила глаз" Фроська. Да только ему-то она никогда не нравилась. И женился он по любви на Авдотье. Вот только недолго жить ей было отведено. Дочке шесть лет исполнилось, как заболела Авдотьюшка. Чем её только не лечили - ничего не помогало. Только хуже делалось. А кто-то пустил слух, что это Фроськиных рук дело. А как узнать? Та-то лучшей  Авдотьиной подругой стала с некоторых пор... А как той не стало, Фроська и перебралась к подруге в дом, как лиса в курятник... Ещё-б были у них с Андреем детки, глядишь, отмякло бы её сердце, а так...

                Глава 2
 
   Когда Акуля вырвалась из цепких рук мачехи, начало темнеть. Устав учить "нерадивую" падчерицу, та услала её на сеновал, с глаз долой и уселась пить чай с мёдом. Говорят, от нервов очень помогает. Ничего, ещё немного, и она уговорит Андрея отправить девчонку в приют. Уж Ефросинья расстаралась, чтоб отец считал свою дочь ненормальной. Когда люди стали подозревать Фросю в отравительстве, она подсунула девчонке под матрас заветную травку. А потом вроде  как нечаянно обнаружила её. Та- то, онемев от горя, ничего не соображала, вот отец, не без помощи лучшей подруги жены и пришёл к определённым выводам. Фрося, конечно, "заступилась" за Акулю, и, сообща, было решено всё скрыть. А немного погодя Андрей, поддавшись уговорам хитрой бабёнки, пригласил её к себе жить. А то, раз у девочки с головой не всё в порядке, неизвестно, что она ещё отчебучит.
  С удовольствием потягивая душистый чаёк, Ефросинья довольно улыбалась своим думам. Говорила же Андрею: никуда от меня не денешься! Не поверил. А ведь ещё покойный батя змеищей называл, время от времени выводя Фроськины выходки на чистую воду. Не раз задницу драл... Да, жаль вот только, деток нет. Андрей наложил запрет. Ну, ничего, и это дело поправимое.            
 
 А Акуля в это время медленно брела на край села. Там, за бугром, начинались поля. Девочка любила это место. Ещё с матерью они часто приходили сюда, ожидая возвращения отца. Мать расстилала какую-нибудь подстилку и они усаживались близко-близко друг к другу, наблюдая за уходящим днём, разглядывая в небе облака или луну, временами кажущуюся  такой близкой... Мама знала множество преданий и сказок. К каждому случаю, к каждому предмету у неё была своя история. И всё это было так увлекательно, что маленькая Акулинка грезила наяву, представляя все те события, о которых рассказывала мама...
 Однажды ей даже привиделись кони. Белые, как только что выпавший снег, они скакали со стороны заходящего солнца. И оно окрашивало их спины в оранжевый цвет. Лошади всё приближались и приближались, маленькая Акуля даже протянула ручонки, чтобы, когда они станут совсем близко, погладить их. И вот уже длинные белые гривы  первых лошадей коснулись детских рук, но солнце спрятало свой последний луч, и благородные животные  пропали, будто их и не было... Акуля дрогнула и пришла в себя.
   -Мам, а куда ушли лошадки?
 Авдотья недоверчиво посмотрела на белеющее в темноте личико дочери.
  -Какие лошадки, лапушка?
  -Беленькие, как снежок.
  -Так это ж духи предков к тебе прилетали.
  -А зачем они не дали себя погладить?
  -Потому что того, кто их погладит, они должны забрать с собой.
  -А-а... Ну без тебя-то и папы я с ними бы не поехала.
   -Вот поэтому они и не дались тебе...      
      
  Этот разговор вместе с образом матери всплыл в памяти девочки. И она до рези в глазах стала вглядываться в сторону заката в надежде увидеть белоснежных лошадей. Но солнце послало ей свой последний прощальный луч и исчезло вместе с надеждой. Акуля ещё немного посидела, встала, отряхнув подол платьица и, словно старушка, побрела в сторону ставшего чужим дома. Пройдя совсем немного, Акулинка споткнулась и упала. Но плакать не стала: всё равно ничего не изменить. Она отползла от тропинки в сторону и задумалась. Раз она никому не нужна, так может, уйти вслед за мамой?
  За деревней у них было озеро. Всё бы ничего, но иногда в нём тонули. А утонувших никогда не находили. Потому и прозвали его  Чёрным.  Мама сколько раз пугала: не ходи одна к озеру, опасно... А теперь чего уж опасаться? Акулина медленно села, затем встала и тихонько побрела туда, куда ноги повели.
  А ночь стояла чудная. В небе ни облачка. Полная луна мягким светом освещала дорогу. Где-то в стороне леса ухал филин. Ночной ветерок мягко касался волос девочки. Озеро появилось перед глазами неожиданно. В темноте ночи оно выглядело, словно провал. И если бы не луна, проложившая своим светом дорожку по всему озеру, можно было бы легко дойти до самого краешка воды и не понять этого, если не наступить в воду. Акулина пошла вдоль озера, предстоящее ей волновало, но совершенно не пугало. Ведь где-то там, совсем недалеко, её ждёт мама...
Забравшись на самое крутое место, девочка напряглась. Вот и всё. Больше никто не попрекнёт её куском хлеба, не отхлещет верёвкой только за то, что вовремя не услышала зов. Жаль только, что некому будет покормить мышонка с поломанной лапкой, которого она вырвала из пасти у кота. Конечно, мыши много делают пакостей, но им же тоже хочется кушать. И мышонок был такой жалкий... Акуля мотнула головой. Не до этого теперь. Нужно решаться. Она набрала воздуха и только начала отталкиваться от берега, как неизвестно откуда сорвавшийся порыв ветра толкнул её обратно. Девочка непроизвольно прикрыла лицо, укрывая от ветра глаза, и почувствовала, как ей в ладонь набилось что-то мягкое. Она, словно только сейчас поняв, к чему готовилась, сделала несколько быстрых шагов назад. Ноги задрожали и девочка мягко опустилась на землю, потеряв сознание.

                Глава 3

  Темь стояла, хоть глаз выколи. Луна, полночи светившая как очумелая, куда-то спряталась Дед, задержавшись с проверкой сетей, тихонько матерился, пока не добрался до шалаша, где намаявшийся Дениска смотрел десятый сон. И лишь добрался до постели, уснул, словно провалился...   
...Незаметно наступил рассвет. Зачирикали первые птахи, со стороны села донеслось мычание коров. Потянул свежий ветерок. 
   -Денис! - раздался хриплый со сна голос деда, - просыпайся! Клёв провороним!
Ответом ему была тишина. Зная, что с внуком ничего не должно случиться, дед вальяжно потянулся и вылез наружу. Утренний холодок пробирал до костей. Заметив, что вместо костра тлеют одни угли, да и те уже почти дотлели, Данилыч заругался:
  -Это что ж за помощничек такой! Ну как не доглядишь, так никакого порядку!
Он подбросил на угли сухих веточек, раздул огонь, добавил с вечера заготовленных дров и, уверенный, что Дениска уже рядом, стал рассказывать о том, что ему приснилось. Но, не дождавшись ответа на какой-то вопрос, Данилыч огляделся вокруг. Внука  нигде не было. 
  -Дениска! - крикнул дед. Ответа не было.
Данилыч пошёл вдоль озера, надеясь, что внук немного увлёкся в поисках рыбного места. Пройдя достаточно далеко и не увидев мальчика, дед забеспокоился уже всерьёз. Повернув обратно, он, всё же, иногда оглядывался. Без толку.
Около шалаша всё оставалось по-прежнему: внука как не бывало... Становилось всё светлее и светлее, уже солнце заслало на разведку первые робкие лучи. Данилыч двинул в другую сторону...
   -Спокойно, спокойно, всё хорошо, - уговаривал он сам себя. Пройдя достаточно большое расстояние, Данилыч, от страха за внука покрывшийся холодным потом, заметил на бугре, что над омутом, какое-то движение. Прибавив шагу, он через некоторое время смог разглядеть фигурку Дениса, склонившуюся непонятно над чем...
                * * *
  Это была Акулина. Девочка лежала совершенно недвижимо, неловко подвернув ноги. Одна рука была откинута в сторону, другая покоилась на груди, сжимая что-то белое. Верхняя часть тела была укрыта стареньким свитером внука. А тот сидел на коленях, всматриваясь в лицо девочки, выражавшее непомерную усталость. Заслышав шаги деда, он поднял на него глаза.
  -Она чего? Я её укрыл, а она всё не шевелится... 
   -А ну, погодь, - подвинул Данилыч  Дениса и, склонившись, приложился ухом к груди девочки. Дениска замер в ожидании.
 Наконец, дед, успокоенно вздохнув, поднялся.
  -Живая! Сейчас перетащим её в шалаш, да укроем как следует. Как бы она не заболела. Да не мешало бы растереть как следует. Где-то у меня там немного самогона было,- приговаривал Данилыч, беря на руки Акулину,- а лёгкая! В чём душа держится?
  -Деда, а ты же, вроде, не пьёшь самогон, - удивлённо заметил немного Дениска, приноравливаясь к скорому дедову шагу.
  -Э-э, милай! На рыбалке никак нельзя что без спичек, что без спирта. А как в воду угодишь? Простуда - то, она тут как тут. А разотрёшься, кипяточком нутро прогреешь, и дальше жить можно...
 Так за разговорами они незаметно дошли до шалаша. Денис махом собрал все тёплые вещи в кучу, устроив мягкое ложе. И, пока дед растирал да укутывал Акулину, набрал в котелок воды, да поставил на огонь. Потом тихонько подошёл и заглянул внутрь.
   -Как она, дед?
  -Да потихоньку оживает. Личико зарумянилось. Только вот не могу руку разжать. Что  у  неё там - непонятно. Похоже на чьи-то волосы. Ну да придёт в себя - разберёмся. Одно мне непонятно: как она очутилась здесь? Ведь далёконько от дома. Хотя, кажется, я догадываюсь. Фроськиных рук дело, не иначе... Ладно, пусть лежит, идём сети проверим, а то без рыбы останемся.
      
   Улов оказался богатым, хватало и крупной рыбы, и мелочёвки. Она серебристым дождём сыпалась на дно лодки, выгибаясь и подпрыгивая. Некоторые рыбины даже выскакивали  за борт. Они замирали на мгновение и тут же уходили на глубину. Наконец, вся сеть освободилась, и Данилыч с Дениской погребли к берегу. Лодку, огрузшую под тяжестью рыбы, кое-как притянули ближе к берегу. Прикинув, что такую прорву рыбы вдвоём не допрёшь, Данилыч отправил Дениску в село.
   -Давай, внучок, дуй домой. Скажи бабушке, что помощь нужна, больно богатый улов, сами не справимся. Это ж когда столь рыбы ловили? Диковина...
 Дениска побежал, да вспомнил про Акулину.
   -А она как же? - кивнул он в сторону шалаша.
  -Беги, я за ней присмотрю.
Проследив взглядом за внуком,  Данилыч вздохнул и направился к шалашу. Постоял, прислушался. Тихо. Даже слишком. Он заглянул внутрь. Акулинка сидела в самом углу, сжавшись и сверкая глазёнками, точно лисёнок.
   -Ты чего, внучка? Напугал я тебя? Не боись. Знать бы, как тебя занесло в этакое место. То-о-очно, Фроськиных рук дело! Ужо я этой Фроське...
Девочка заскулила, как щенок, и начала с силой мотать головой.
  -Господи, да что ж с тобой такое? - дед нагнулся и, забравшись в шалаш, притянул к себе девочку. Та дрожала крупной дрожью, что-то мычала, но, как и всегда, не могла  произнести ни слова. Данилыч завернул её в одеяло и, взяв на руки, стал укачивать, словно младенца, мурча что-то себе под нос. И Акуля, согретая его теплом и добротой, стала расслабляться. Через какое-то время дед, сам расстроенный до невозможности, бросив взгляд на лицо девочки, увидел, что она заснула. Осторожно опустившись на землю, он стал её рассматривать. Личико Акули было худым до синевы, от вздрагивающих прикрытых век пролегли в разные стороны грязные дорожки - явные следы от слёз. Светлые волосы сосульками обрамляли впалые щёчки... Дед от жалости и злости на односельчанку готов был скрипеть зубами...
  Наконец, послышались громкие голоса, скрип телеги... Данилыч аккуратно, чтобы не разбудить, положил Акулю на лежанку и осторожно вылез наружу.               
  -Тише, охламоны, дитя разбудите! - зашипел он на прибывших.
Те в недоумении уставились на деда, но заговорили всё же тише.
  -Откуда у тебя дитё,  Данилыч? Кажется, твои давно повырастали. А Макаровна знает?
   -Тю, дураки! Вам бы только языками лязгать! Андрея то дочь, Акулина.
   -Это которого Андрея? Семёнова сына?
   -Она самая! Дениска вон нашёл её на круче, в обмороке была. Точно, Фроська её доканала. А она, глупышка, решила утопиться. И что ей помешало - неизвестно.
  -Да, вроде, Фроська за ней глядит..., - недоверчиво замялись мужики.
  -А это ты у моей старухи спроси или вон у мальца, который видел, как она ни за что её верёвкой лупцует, - Данилыч замялся, - я вон её самогоном растирал, так у неё на спине, да и пониже так исполосовано, что я смог только спереди растереть. Или и  мне не верите? Да и шут с вами! Помогите вон рыбу прибрать, да и шуруйте на все четыре стороны, без вас разберёмся...
   -Да ты чего, Данилыч! Откуда ж мы знали? Сам знаешь, делов хватает своих, чтоб в чужие влезать. Но раз так, надо что-то делать. Андрей-то вон, как за дочь разговор, ровно ёж становится...
 Но Данилыч уже насупился, и мужики притихли, зная его норов. Без обычных шуток - прибауток переложили улов в корзины, а затем в телегу, всё же не удержавшись от восклицания: "Вот это ничего себе!" Затем Данилыч с помощью Дениски осторожно вынес из шалаша укутанную Акулю. Та  мирно спала, не реагируя ни на то, что дед взял её на руки, ни на фырканье лошади, которая почему-то заволновалась, заперебирала копытами.
Мужики освободили местечко для неё среди корзин, кривоногий Фока, вскочив на козлы, причмокнул, и лошадь тронулась. Данилыч вспомнил про Дениску.
   -А ты чего не залез?
   -Да я ж мужик!
  -Ну а раз мужик, лезь на телегу, да пригляди за Акулинкой. Вдруг проснётся, да испугается.
Дениска не заставил себя просить два раза, как бельчонок, шмыгнул на телегу, пристроившись рядом с девочкой... 
 Остальные пошли пешком. Повозка неспешно удалялась и её мерный скрип становился всё тише и тише.
Постепенно завязался разговор. Он плавно перетекал с одних забот на другие, которых у хорошего хозяина всегда хватает. Данилыч сначала помалкивал, потом всё же не выдержал.
  -А знаете, у Акули-то в руке была зажата прядь белых волос. Не знаю, на что и подумать.
   -Это как у моей дочки? Вот у неё волосёнки, белые, точно лебяжий пух...
  -Да не то! У твоей Дашуты они и мягкие, точно пух, а эти - пожёстче и ровно седые.
 Мужики почесали затылки.
    -Если - б посмотреть, глядишь - и подсказали - б что. А так...
   -Ну и ладно! Доберёмся до дому - там видно будет.
На том и порешили.   

                Глава 4
 
   Акуля досмотрела сон, улыбнулась и проснулась. И тут же сжалась в комок: около её постели сидел отец. Его глаза озабоченно всматривались в лицо дочери. И столько тепла было в его взгляде, что девочка даже зажмурилась.
   -Что, дочка, плохо? - отец протянул руку и осторожно поправил одеяло.
Затем показал ей пучок абсолютно белых волос.
  -Откуда это у тебя?
  Акуля отрицательно помотала головой, но затем, вглядевшись внимательно, ахнула и,  резко выбросив вперёд руку, выхватила волосы из рук отца, тут же зажав их в кулаке.
  -Ясно. Не доверяешь. Всё верно. Я догадывался, что такое когда-нибудь случится... Ты прости меня, доченька. Ладно?
Андрей встал и, сгорбившись, будто старик, направился к выходу. Акуля вздохнула, дождалась, когда отец выйдет и, раскрыв ладошку, осторожно погладила волосы, затем спрятала их в кармашек платья и снова заснула...
  ..Мама подошла и погладила её по голове. Затем наклонилась и обняла, обдав запахом свежести, травы, ветра. Затем, приложив палец к губам, призвала Акулю к молчанию. Акуля тихонько про себя рассмеялась: мама-то не знает, что она не может говорить. А та, словно услышав мысли дочери, покачала укоризненно головой и вздохнула. Акуля смущённо заулыбалась. Она ведь совсем забыла, что мама всегда всё знает, ну, или догадывается. Мамина ладонь коснулась лица девочки, приподняв подбородок. Мол, гляди. Вытащив из кармашка Акулиного платья белые волосы, она отошла в сторону и, подбросив волоски в воздух, дунула на них. Волоски веером разлетелись в разные стороны. Но, на удивление, не стали падать, а закружились вокруг  мамы. Они становились всё длиннее (или их просто стало больше?), облепляя фигуру матери. Акулина уже хотела подскочить к ней, чтобы выпутать, освободить из волосяного плена, но не смогла даже пальчиком шевельнуть и только глядела, глядела, пока не зарябило в глазах. Несколько раз сморгнув, она не узнала комнату. Это уже был луг. Зелёный-презелёный. И на этом лугу паслись белые лошади. Без единого пятнышка. Одна из них призывно заржала и лёгкой рысью направилась к Акуле. Та замерла, не в силах оторвать взгляд от этого чуда. Лошадь легонько толкнула девочку в бок, и этого было достаточно, чтобы она упала и кувырком покатилась по мягкой траве...
  -Ну как, доченька? Набралась силы?
 Акуля, почувствовав, что ей действительно очень хорошо, ответила:
  -Да, - и тут же прижала ко рту ...А ладошки-то и не было. Как не было и
рук, и ног. Нет, ноги-то были. Но их было четыре, да ещё копыта. А ещё...хвост.
  -Кто я?
Лошадь засмеялась маминым голосом и мотнула головой.
   -Побежали, сейчас всё увидишь и узнаешь!
И они побежали. А Акуля всё удивлялась: как это она так управляется с четырьмя
ногами? Пока не споткнулась.               
   -Не думай ни о чём, просто беги! Всему своё время...
 Их бег прервался у стеклянной горы. С одной её стороны стекали бесконечные водопады, образуя сплошной водный покров. Вся остальная поверхность состояла из  какого-то вещества, отражающего всё, что мимо неё пробегало, пролетало...
Сначала Акулина и белая лошадь напились из озера, образованного водопадами, затем обогнули гору, оказавшись перед огромным зеркалом, изображения в котором постоянно меняли форму, в зависимости от того, с какой стороны встанешь. Белая лошадь уверенно вела Акулину всё вперёд и вперёд. Наконец, она остановилась.
  -Гляди! Гляди внимательно!
  …Сначала была какая-то муть, постепенно начавшая проясняться. Вот в ней появились какие-то образы. Там были мама с папой, какой-то младенец. Младенец подрос, и Акулина узнала себя, только маленькую. Потом появилась...мачеха. Сначала она была хорошей, но потом её лицо стало искажаться, и в один прекрасный момент она предстала перед Акулей со злобным лицом. В её руках была кружка с дымящейся жидкостью. Вот она подносит эту кружку лежащей на постели маме...Ах! маме плохо, она мечется, но тётя Фрося держит её изо всех сил, закрывая рукой рот. Всё кончено. Мама умерла! Акуля прибежала со двора, увидела, что произошло с матерью. По щекам Акули текут слёзы…. Она кричит, но вдруг...  Она не может говорить. Отец что-то спрашивает, но Акуля ничего не может ответить. Её укладывают в постель... Ночь. Все спят. Тётя Фрося крадётся к Акуле в комнату и подкладывает что-то ей под матрас... Укоризненный взгляд отца. Радость тёти Фроси... Берег озера. Акуля собирается прыгать вниз... Вот она падает на землю, зажав в руке клок гривы белой лошади, оттолкнувшей её от кручи... Всё.
Акуля долго молчала. Наконец, немного разобравшись в том, что увидела, она повернулась к белой  лошади.
   -Так это была ты? Кто ты? Почему помогла мне?
Лошадь грустно посмотрела на Акулю.
  -Неужели ты меня не узнаёшь? Почему-то я думала...
  -Нет, я чувствую, что ты мне очень дорога, ну просто ОЧЕНЬ! Но...
  -Хорошо, тогда смотри сюда.
И белая лошадь подвела девочку к другой грани этой чудной горы. И опять сначала была муть. Но потом...               
…Вот Акуля в кровати, а рядом мама; вот белые волосы обвили маму со всех сторон. Затем появился луг. И, попав на него, мама обернулась...  белой лошадью.
А рядом с ней оказался коричневый жеребёнок...
… Акуля отвела взгляд от горы и недоверчиво посмотрела на лошадь.
   -Ты - моя мама?
 Та ласково ткнулась Акуле в лицо.
  -Конечно, глупыш!
   -А кто же тогда жеребёнок?
   -А ты разве ещё не поняла? А ну, взгляни-ка получше!
 Акуля глянула на поверхность горы и... поняла.
   -Что ли это - я?
  -Ну конечно!
  -А почему ты - белая лошадь?
  -Потому что я - один из духов предков. Разве ты не помнишь, что я тебе рассказывала?
  -Конечно, помню! Все до единой. А тогда я тоже такая же? Но тогда почему коричневая?
 Лошадь засмеялась.
   -Так ты ведь никакой не дух, ты - моя гостья. Мне было разрешено привести тебя сюда, чтобы ты не натворила глупостей. У тебя ещё вся жизнь впереди, и всё будет хорошо, поверь мне! Нельзя раньше времени лишать себя жизни. Иначе не быть тебе рядом со мной, понимаешь? Да и папе надо бы помочь. Он ведь совсем запутался... Но теперь всё наладится, поверь. Жизнь не стоит на одном месте. Всё течёт, всё меняется. И ты когда-нибудь вырастешь. Вот только... постарайся забыть о том, что была здесь, хорошо? Иначе ты не сможешь преодолеть даже самую маленькую трудность на своём пути... Помни об одном: я очень тебя люблю и наблюдаю за тобой. И папа тебя любит, он давно понял это, но не мог показать тебе...
И белая лошадь ласково потёрлась о коричневого жеребёнка. Затем они, взбрыкнув одновременно, помчались вперёд быстрее ветра. Всё дальше и дальше... дальше и  дальше. И ветер развевал их гривы и шумел в ушах... Акулина смеялась от счастья и не могла остановиться...          
                Глава 5

  Бабушка с раннего утра чем-то гремела, что-то переставляла, вздыхала громко и часто. Дениска уже давно проснулся и маялся на кровати, ожидая, когда же бабуля уйдёт, чтобы прокрасться к Акуле. Наконец, дверь тихонько скрипнула, и наступила тишина. Дениска одним глазом выглянул в окно. Точно! Бабушка опять пошла к дяде Андрею. И чего она туда  ходит? Тётка Фроська её на дух не переносит. Пойди-пойми...  Он тихонько соскользнул с кровати и быстро пробежал в комнату, где лежала Акуля. С тех пор, как её привезли с озера, она только раз просыпалась. И, что интересно, даже не переворачивается с боку на бок. У Дениски с этим прямо беда. Бабушка говорит, что он крутится, как вошь на гребешке, и всю ночь ходит - укрывает любимого внука. А тот и в ус не дует: дрыхнет, как конь. Почему как конь - непонятно. Ну, бабулю не понять, у неё на всё сплошные прибаутки. Иной раз не поймёшь: то ли шутит, то ли всерьёз. Так сам с
 собой рассуждая, Дениска незаметно уселся на кровать. Акуля всё спала. У него уже стали замерзать ноги, и он спрятал их под себя. Угревшись, он незаметно для себя задремал. Потом  вдруг дрогнул и открыл глаза: Акуля тихонько хихикала, чуть ли не захлёбываясь от смеха. Дениска уже хотел обидеться, но тут же замер: Акуля - то спала! Ему стало так страшно, что он соскочил с кровати и помчался вон из избы. А тут и бабушка подоспела. Прямо на лету перехватила внука.
   -Куда, бесштанная команда?
 Дениска вырвался из её рук и жёстко приземлился пятками на дощатое крыльцо. Бум-м-м! Даже вёдра, стоявшие в сенях, загремели.
  -Бабуля, там у неё родимчик, что ли, приключился! Хохочет и хохочет... А сама спит! - последние слова Дениска произнёс шёпотом и "сделал" страшные глаза.
 Бабушка запихнула его в сени и прикрыла дверь. Зайдя в дом, спровадила одеваться, а сама отправилась к Акуле. Тихонько открыв занавеску, Макаровна глянула на девочку. Всё нормально. Потрогала лоб: прохладный.      
  -Бабуля, она, честно, смеялась! - шепнул из-под локтя Дениска так неожиданно, что Макаровна испугалась.
  -Тьфу, ирод! - ругнулась на него в голос и тут же прикрыла рот рукой. Но было уже поздно.

                * * *
Белая лошадь исчезла вдали.
   -Мама, - шепнула Акуля. И проснулась. Перед ней была бабушка Макаровна  - "совесть" села. Её опасались все: от мала до велика. Даже старые бабки, прожившие гораздо больше Макаровны, уважительно с ней здоровались, справляясь о здоровье.  Люди  знали, что при всей своей языкатости бабка Макаровна - добрейшей души человек. Акуля, конечно, была об этом наслышана. Поэтому совершенно не испугалась, что оказалась не дома, а лишь смутилась. Но бабкины руки уже тормошили девочку.
   -Ты что-то сказала? Лапонька, умничка! А ну, повтори ещё разок! Хоть что-нибудь!
    -Пить, - еле слышно, напрягая горло, отвыкшее за столько времени молчания, произнесла Акуля..
 Босые ноги тут же прошлёпали по полу в сторону кухни и обратно. Перед Акулей  появился ковшик: мокрый, с ещё стекающими по бокам прозрачными каплями воды. Акулина сглотнула, выпростала из-под одеяла дрожащие руки и, взяв ковшик, стала жадно, захлёбываясь, пить. Наконец, напившись, она протянула ковшик обратно. Дениска, желая ничего не упустить, ринулся его взять, но совершенно нечаянно выбил его из рук Акули. Ковшик с грохотом упал на пол.  Акуля, точно улитка в ракушку, спряталась под одеяло, а Дениска заработал лёгкий подзатыльник.
  -Бабуля, ты чего дерёшься? Я же нечаянно! А ещё девочка называешься...
    -А ты не будь торопыгой! - увещевала его Макаровна,  - видал вон, как девчонку напугал? Теперь, поди, опять разговаривать перестанет...
  -Не перестану,  - раздался из-под одеяла едва слышный голос.
 Одеяло зашевелилось и из-под него появилась разлохматившаяся голова девочки.
   -Просто громко очень, - она повела глазами по сторонам, - а где папа?
  -А сейчас позовём, - засуетилась Макаровна, - тебя как привезли сюда совсем плохую, так он ни на секунду не отходил, всё переживал, что не так что-то сделал... Дениска, а ну-ка, оденься да слетай за дядей Андреем. Скажи, мол, Акуля очнулась. Давай, дитё, быстренько.
   -А ты, девонька, лежи, отдыхай. Всё будет хорошо. Скоро дедушка Данилыч с пасеки вернётся, медком тебя побалует...
 Макаровна заметила, что глаза девочки стали закрываться. Она осторожно погладила её по голове и, подоткнув одеяло, вышла.
      
                * * *
   Дениска бежал по улице, как оглашенный. Радовало, что Акулинка пришла в себя, да  ещё и начала разговаривать. Беспокоило то, как теперь всё будет. Он даже немного  замедлил свой бег. Потом махнул рукой (взрослые сами во всём разберутся ) и побежал с прежней скоростью. Уже взбегая на крыльцо Акулиного дома, решил для себя, что в любом случае не даст в обиду эту девочку. С тем и открыл дверь...
   Дяди Андрея дома не было, а тётка Фрося сидела на кухне у окна,  на котором были задёрнуты занавески. Она нет - нет, да отодвигала край занавески и осторожно выглядывала в окно.
   -Тёть Фрося!
   -Тише! Тише! - шёпотом произнесла та, - погляди, кто там! - и она поманила Дениску пальцем.
 Дениска, недоумевая, подошёл к окну и тоже заглянул в оконный проём.
   -Ну, что там?
Тот пожал плечами.
   -Ну, луг, река, кусты...
   -А дальше, дальше...
   -Дальше что-то белое. Туман, наверное.
Тётка Фрося, недоверчиво взглянув на Дениску, снова сунулась в окно.
    - И правда - туман. Померещилось, наверное, - она вздохнула с явным облегчением, встала, одёрнула подол платья. Затем, уже спокойным голосом, спросила:
   - А ты чего пришёл - то? Вроде, Макаровна недавно тут была.
    -Да дядя Андрей нужен, бабушка зовёт. Акуля в себя пришла.   
 Тётка Фрося заметалась по дому, что-то бубня про себя. Потом, словно нечаянно  вспомнив про Дениску, обернулась к нему.
  -Ах, да, дядя Андрей у озера. Ты иди, там его найдёшь...
 И снова будто отключилась, стала переставлять с места на место разные вещи, постоянно что-то бормоча. Дениска задом, задом - и долой из избы.   
               
                Глава 6

   Андрей, действительно, был у озера. Он недвижимо сидел у самой кромки воды и думал. Со смертью любимой жены всё пошло наперекосяк. Дочкина немота была самым началом. И, главное, невозможно найти концов... Андрей казнил себя, что полностью понадеялся на Фросю. Но тут же думал о том, что в доме было всегда чисто, одежда в порядке, еда готовилась вовремя. Только вот с дочерью он виделся всё реже и реже. Фрося постоянно находила для этого разные отговорки: то девочка гуляет, то отдыхает, то помогает по дому. А чаще - что неважно себя чувствует. Он был рад, что всё так славно. А то, что говорили люди, Фрося объясняла завистью к их благополучию...
Вода качнулась и обдала носки сапог. Андрей подтянул ноги поближе к себе. Разве о таком он мечтал? Что же, всё-таки, не так?.. Он схватил горсть камней и запустил их в озеро. Те глухо булькнули и ушли на дно... То же самое могло случиться и с дочерью. Андрея охватил озноб. Зубы начали выстукивать непонятную мелодию...
 Шорох шагов заставил его взять себя в руки. Андрей обернулся... Белая кобылица! Она стояла совсем рядом, будто сотканная из облаков. Он начал медленно подниматься, боясь её спугнуть. Но кобылица стояла недвижимо, внимательно наблюдая за ним.  Её нежнейшая грива мягко струилась на совершенно неощутимом ветру. Андрей, точно завороженный, протянул руку, чтобы погладить её по круто изогнутой шее, но рука прошла сквозь неё, не ощутив под собой ровно ничего. Он сделал ещё одну попытку, но и тогда ничего не изменилось. И это показалось ему настолько обидным, что он заплакал, как в детстве: горько, навзрыд, закрыв лицо ладонями... Что-то мягкое коснулось его рук. Он раздвинул ладони и замер: перед ним стояла его умершая жена. Она была в белых одеждах и по-доброму смотрела на него.
   -Ты? Как ты здесь оказалась? Почему...
Но она поднесла к губам палец, словно призывая его молчать, и указала рукой на озеро.
Там, прямо на его поверхности, паслось огромное количество белых лошадей. Они перетекали с места на место, то появляясь, то пропадая. Среди них затесался коричневый жеребёнок. Андрей только хотел спросить у жены, кто это, но на месте жеребёнка оказалась... Акуля? И тут же пропала. Андрей обернулся к жене. Та начала на глазах изменяться, и вот уже белая лошадь стояла перед ним, а затем и она пропала, превратившись в клочья тумана, который тут же разметало неощутимым ветром...
    -Дядя Андрей!
Голос внука Данилыча привёл его в себя. Сон, что ли приснился? Уф! Андрей стёр холодный пот со лба.
    -Что случилось? Как Акулинка? - ему казалось, что произошло что-то страшное, он спросил, а сам боялся услышать ответ.
Дениска спустился к нему, возбуждённо сияя глазёнками:
   -Акуля проснулась и вас зовёт!
   -Меня? - обрадовался Андрей, кинулся бежать, но тут же остановился и обернулся к Денису, - то есть как это - зовёт? Она же не разговаривает!
    -Так она заговорила! Моя бабуля сама чуть не онемела...
Тут уж Андрей сорвался и со всех ног побежал в сторону села, думая обо всём понемногу и не останавливаясь ни на чём. Сзади раздавался частый топоток Денискиных ног.
 
                * * *
   Забежав в избу, Андрей кинулся в уже знакомую комнату. Дочка спала. Часть одеяла съехала на пол, и Андрей решил его поднять. Стоило краю одеяла коснуться Акули, как та проснулась.
    -Папа..., - её глаза нежно смотрели на отца, который замер при звуке Акулиного голоса. Он так напоминал голос жены!
Андрей упал на колени и, схватив дочкины руки, прижал их к лицу. И вновь слёзы взялись неизвестно откуда и потекли по лицу Андрея, по рукам Акули, словно соединяя их в одно целое.
   -Я не знал, я ничего не знал! - приговаривал он, пряча лицо в её ладонях.
Девочка села и обняла отца.
   -Всё хорошо... всё будет хорошо, - шептала она, и вдруг, подняв лицо отца и заглянув в его глаза, спросила, - ты её видел?
 Андрей замер, но не смог соврать, глядя в глаза дочери.
   -Да... совсем недавно...
Акуля вздохнула с облегчением.
    -Ну и хорошо!
Наконец, они стали приходить в себя. Вытерли слёзы и заулыбались друг другу.
  -Вот и ладно! - раздался голос Макаровны, - а теперь давайте-ка за стол. Давно уж пора.
Дочь и отец посмотрели в дверной проём. Там, словно на витрине в магазине, замерли Дениска, бабка Макаровна, дед Данилыч и ещё несколько односельчан. Все разом загомонили, засуетились и ринулись на улицу расставлять столы с угощеньем. А угощенье-то царское: та самая рыба, что попала в сети к Данилычу, угодила и в рыбный пирог, и в уху, и в расстегаи. Была она и жареная, и малосольная... Эх, любо-дорого!
  Пировать собралось полсела. Шутки и смех не смолкали очень долго. И лишь одного человека не было на этом празднике  - Ефросиньи. Как-то не вспомнил никто про неё.

                Глава 7

  А её одолевали бесы. Или это ей так казалось?
Сначала появилась Евдокия. Вся в белом, и даже волосы белые. Она укоризненно смотрела на Ефросинью, качая головой. Потом стала расти, расти, превращаясь в белую кобылицу. Кобылица переступала с ноги на ногу, била хвостом, поворачивалась боком к женщине, словно приглашая куда - то. Та забилась в угол, накладывая на себя многократно святой крест. Кобылица стала к ней приближаться, заполняя собой всё вокруг. Внезапно перед глазами Ефросиньи стал стеной плотный белый туман, она начала задыхаться, замахала руками в надежде, что туман рассеется. Но этого не происходило. В последний раз вдохнув, Ефросинья упала в обморок...
 Вздохнув, она открыла глаза. Голубое небо, белые облака... Стоп! Какие облака в доме?
Вскочив на ноги, она огляделась вокруг в поисках дома. Его не было. Он пропал. Не было  ничего. Сплошное небо и трава. Людей тоже не было.
    -Мамочки, - пискнула Ефросинья неожиданно для самой себя.
За спиной послышался перестук копыт. Ефросинья оглянулась: к ней скакала, будто плыла, всё та же белая кобылица. Её шерсть окутывала кобылицу лёгкой белой дымкой, длинные грива и хвост по своей лёгкости напоминали то ли пену, то ли облака...  Вот она остановилась и замерла, безотрывно глядя на стоящую перед ней Ефросинью. Наконец, видимо, придя к какому-то решению, мотнула головой и порысила, но, оглянувшись, заметила, что Ефросинья стоит на месте. Тогда она топнула правой передней ногой  и, уже не оглядываясь, побежала вперёд.
И Ефросинья, совершенно не думая, побежала следом. Причём, так быстро, что догнала белую кобылицу. И они бежали плечо к плечу, и не было в этом ничего удивительного. Наконец, остановились у какой-то чудной горы, похожей на стеклянную из-за множества водопадов. У её подножия раскинулось небольшое озеро с беспокойной поверхностью. Там они напились и побежали дальше. Немного погодя, остановились у зеркальной стены. В ней  постоянно мелькали какие-то тени. Белая кобылица опять топнула копытом, и поверхность прояснилась и показала то, что Ефросинья прятала от всех. Она, словно зачарованная, наблюдала за своей жизнью со стороны... До самого последнего момента... И вот всё кончилось, и в поверхности стены отразились... две лошади: одна белая как снег, другая чёрная,  как ночь.
    -Кто это? - спросила Ефросинья у белой кобылицы, указывая на чёрную.            
   -Это ты!
Наконец-то Ефросинья оглядела себя. Она, действительно,  стала чёрной кобылицей. Какое-то время помолчав, она снова спросила:
   -А почему чёрная?
 Белая кобылица даже фыркнула в негодовании:
    -Неужели ты ничего не поняла?
И Ефросинья вновь замолчала. Потом прервала затянувшуюся паузу забеспокоившаяся белая кобылица.
    -Одно не пойму: отчего над тобой белое сияние? - и, взглянув снова на поверхность горы, ахнула: рядом с чёрной кобылицей, крепко к ней прижавшись, стоял, едва держась на ножках, маленький белый жеребёнок. Он тут же исчез, но сияние осталось, - да, это всё меняет! Тебе пора возвращаться. Побежали!
 И они снова почти летели по воздуху, белая и чёрная...
Ефросинья открыла глаза: на стуле рядом с кроватью сидела Макаровна. Она что-то вязала, и спицы так и мелькали в её руках. Словно почувствовав взгляд  Ефросиньи, она подняла глаза.
   -Вернулась? Андрей переживал за тебя. А как на меня - прибила бы, - и тут она заметила, как по щекам Ефросиньи потекли слёзы. Они текли, словно ручей: обильно, не переставая. Затем Ефросинья сделала и вовсе немыслимую вещь: притянула к себе руку Макаровны и как на духу всё ей рассказала: о своих мечтах и переживаниях, о надеждах и страхах...
Лишь об одном не смогла рассказать - что сжила со света свою подругу. Но Макаровна и так всё поняла. Об этом потихоньку шепталось всё село.
    -Да, девонька, заварила ты кашу. Ну да тебе её и доваривать. Акуля-то вон говорить начала...               
               
                Глава 8
 
     Что-ж, всё течёт, всё меняется. Одно приходит, другое уходит. Тяжело, с надрывом стала налаживаться жизнь в семье Андрея. Хотел  он выгнать из дому Ефросинью, но за неё совершенно неожиданно вступилась Акуля. Да Андрей и сам замечал перемены в Акулиной мачехе. Поначалу она дичилась всех, часто задумывалась. Иной раз забывала, что по дому делала. Сядет у окна и смотрит вдаль, словно видит там что-то, невидимое для других. Акуля ухаживала за ней, словно за маленькой... Как-то незаметно Ефросинья стала поправляться.
                * * *
    -Акулинка! Идём гулять! - раздался с улицы звонкий голос Дениски. Он, как и обещал, стал присматривать за девочкой. Сначала - чтоб не обижали, а потом уже и привык к ней, стали дружить.
Акулина вышла из дома и, перебирая в руках кончик  косы, подошла к изгороди.
    -Не могу, Дениска. Ты извини, но тёте Фросе помочь надо.
   -А чего это ты такая добренькая стала? Забыла, как она над тобой издевалась? А как она...
Акуля строго глянула на него, нахмурив брови.
   -Ведь мы же договорились! Нельзя жить, помня одно плохое. Тем более, что тёте Фросе что-то неможется.
   - А чего это ей неможется?
   -Да на живот жалуется, тошнит, - Акуля посмотрела  в сторону дома, заметила убегавшую  на огород Ефросинью, - вон, опять побежала, рвёт её. Ты - б позвал свою бабушку, а?
Но Дениска надулся и даже отвернулся от девочки.
    -Денис, ну пожалуйста! Ты же хороший! - Акуля протянула руку и погладила его по плечу, - а мне ещё цыплят доглядеть надо. Ей-то куда? А папка когда ещё придёт...
   -Да ладно, что я - враг какой, схожу уже.
         
Макаровна примчалась, словно тут и была.
   -Что случилось? Акуля, деточка, что с тобой?
   -Да не со мной, бабушка, с тётей Фросей. Что-то ей неможется. Рвёт. Из огорода не вылазит…. О, опять побежала!
Макаровна припустила следом за Ефросиньей. Через какое-то время привела её в дом, а потом позвала Акулю. Та зашла в дом, словно в воду опущенная и тихонько спросила:
   -Бабушка, тётя Фрося помрёт?
   -А почему ты так решила?
    -Вон ей как плохо, почти как маме...
 Старая женщина вздохнула.
   -Уж и не знаю, как сказать: обрадуешься или расстроишься?
   -Бабушка, ты уж сразу говори, - Акуля вся напряглась, губы побелели.
   -Господи, да ты чего? - обняла её Макаровна, - дитёнок у неё будет, вот какие дела...
Акуля вырвалась из объятий Макаровны и, выскочив на крыльцо, тут же обмякла, ровно потеряв силы. Макаровна подошла неслышным шагом и со вздохом села рядом.
   -Ну и что? Тебе так неприятна эта новость?
   -Зачем ты меня обманываешь? - Акулина так и впилась глазами в лицо Макаровны, - это только когда умирают, бывает такое лицо, и так рвёт. Если бы тётя Фрося ждала ребёночка, она бы была самая весёлая и счастливая. Я слышала, как она это папе говорила.
Макаровна  задумалась. Потом, собравшись с духом, решилась.
   - Акуля, детка, ты, конечно, ещё маленькая, но послушай меня, старую женщину. Тётя Фрося действительно ждёт ребёнка. Просто у каждой женщины это бывает по-разному. У неё - вот так. Скоро это пройдёт, вот увидишь! А жить она будет ещё долго-предолго... А ты-то как, хотела бы братика или сестрёнку?
 У Акули аж звон пошёл в ушах. Так вот про что мама говорила! Ей даже показалось, что в небе, среди облаков, появился и исчез образ матери...               
 -Так она точно не умрёт?
 -Да точно, точно!
И тут Акуля подхватилась и побежала со двора, но тут же вернулась и, улыбаясь во весь рот, крикнула:
    -А папка-то не знает! Я к нему! Ты посмотри пока за ней, ладно?

                * * *
  Так вот всё и случилось. Уж сколько воды утекло с тех пор. Старая женщина брела к Чёрному озеру. Сначала-то она, конечно, бежала, но силы уж не те. Да и ноги не такие  резвые... А чем медленней шла, тем больше наваливались воспоминания. И вот уже повеяло прохладой, запахами озёрной травы и свежевыловленной рыбы... Оставалось только  завернуть за бугор. И тут тётка Акулина поняла. Она остановилась и села на траву, которой густо заросла обочина дороги... Не нужна ей эта встреча. Совсем не нужна. В её возрасте ничего хорошего не даст встреча с духами предков. Зачем укорачивать то, чего и так осталось совсем ничего.
  Тётка Акулина, рассуждая так про себя, всё же не сводила глаз с той стороны, куда так спешила... И вот оно, чудо: словно опустившись с небес, из-за бугра показались белые лошади! Они будто плыли по воздуху, разметав на ветру свои ослепительно-белые хвосты и гривы. Однако,  что-то было явно не так...  Ну, совсем не так... Наконец, до женщины дошло: лошади-то были самые что ни на есть настоящие! Как же она сразу не поняла? Они бежали, заполняя ржанием и топотом копыт всё окружающее пространство. И, как ни странно, селя в душе мир и покой. Женщина, сладко вдохнув настоянного на травах воздуха, мягко откинулась на спину, заложив руки за голову...
   ...по пронзительно - голубому небу неслись вскачь белые лошади...