Глава 25 - На другом берегу

Первым было ощущение вакуума – и полной тьмы. Затем – всеохватного ужаса.

Это и есть... небытие?

Но на фоне этого впечатления стали проявляться другие. Теплота. Мягкость. Неудобство тела.

Тело! Оно у неё было, оно чувствовало, желало освободиться... стоп. Новая волна страха: что его так придавило, это среда или сущность? – о нет, всё-таки тёмная материя!

Все эти переживания пронеслись в полсекунды – а следующим было восклицание из черноты:

- Ой, мама...

Голос был знакомый.

Рассосалась, разбежалась в груди мёрзлая жуть. Но Алеся помедлила ещё секунду. И осторожно спросила:

- Юра, ты тут?

До неё донеслось так же настороженно:

- А ты?

- Я-то да, - тихо отозвалась она.

- А мы... где?

В нос ворвался запах сена. Казалось, впервые Алеся осмелилась повести глазами – и резанул тонким лезвием свет в щели крыши.

- Ну откуда ж я знаю?

Соткались знакомые картины, никакого космоса, беспределья. Хотя поначалу и было страшно. Однажды она уже испытывала такое – когда, спасаясь, падала из окна высотного здания в попытке прорваться в другой мир. Что характерно, тогда она приземлилась на листья. А сейчас? Из полумрака прорисовывались контуры и рефлексы. Больше всего напоминало сеновал.

Послышалось шевеление и шорох. Тень сбоку приняла знакомые черты. Они выкарабкались из травного мякиша, на ощупь отыскали двери и выбрались на свет божий. И растерянно промолвили:

- Юра...

- Леся...

И бросились обниматься, как выжившие после кораблекрушения. Даже не как любимые. Затем они принялись отчищать друг другу костюмы, но не от водорослей, а от соломинок и трухи – и занимались этим сосредоточенно, словно не было иных забот. Но окончательно справиться с волнением не удалось. Андропов огляделся с оторопелым, тревожным выражением. Наверное, самыми необычными были телесные ощущения. Но местность ему тоже отчаянно хотелось распознать. Взору представал сельский двор, скромный опрятный домик под красной черепицей. За ним – поле, а дальше холмы в голубоватой дымке. Вроде узнаваемо, а вроде слишком общо. 

-Что это вообще? – повторил он.

Неизвестно, чего он ожидал. Но явно не этого.

Но Алеся вдруг ощутила вдохновенный порыв, не давая ходу даже своему волнению и чувствительности, схватила его за руку и велела:

- Идём.

И исполнилась необычной важности, хотя сама боялась, терялась и не знала, что делать.

У входа в дом в горшке с геранью лежал оставленный кому-то ключ. Но Алеся прислушалась, помедлила, покачала головой.

- Нам явно не сюда. Даже не спрашивай, сама не знаю, что это за место, - поспешно прибавила она. – Но я постараюсь... как бы это тебе сказать... Просто доверься мне, - попросила Алеся.

- А мне больше и некому довериться, - тихо ответил Юрий Владимирович.

Алеся ласково сжала его руку и мягко потянула его за собой. Она чётко осознавала: теперь она главная.

С каждой минутой она яснее ощущала требовательное, пульсирующее волнение, которое сродни и вдохновению поэта, и возбуждению охотничьей собаки. Наверное, это было лучшим, что она могла сейчас почувствовать.

А у Андропова вид был потерянный.

И Алеся понимала его. Они оба словно начали читать некую книгу с середины. Затем с удивлением обнаружили, что они и есть главные герои. И тут же запротестовали: ведь изначально они принадлежали совсем другому повествованию. Для Юрия Владимировича оно вообще должно было кончиться, к чему тут ещё какой-то роман? А для Алеси оно и вовсе оборвалось на полуслове.

Выйдя со двора, они зашагали по просёлочной дороге. Им казалось, что надо добраться до какой-то «цивилизации» - хотя что они будут делать в городе и сколько придётся идти, они не имели ни малейшего понятия. Окрестности казались пустынными. Из-за тускло-серых плоских облаков сочился утренний розоватый свет. Раза два блеснула ближе к горизонту белёсая металлическая полоса – извилистая речка. Не слышалось ни звука: ни кузнечиков, ни птиц – как перед грозой. Теперь возникло ощущение не книги, но старательно исполненной суховатой картины: ландшафт был тщательно выписан, но лишён и звуков, и жизни, ведь краска сама по себе передать их неспособна.

Но вот на дороге показалась фигура – и Алеся, и Андропов дружно прищурились. Навстречу им ковыляла немолодая женщина с пустым бидоном в руках.

- День добрый, уважаемая! А как бы нам до города добраться? – осведомился Юрий Владимирович, опередив Алесю.

Селянка смерила недоверчивым взором странную парочку и пробубнила:

- Да по этой по дороге и придёте, не сворачивая, недалече тут... Да только начто вам?

- Ну как это «начто»! – возмутилась Алеся.

Женщина откинула со лба пегую прядь и пожала плечами.

- Да нехорошо там... земля-то тут ничейная... вы б не ходили...

Юрий Владимирович посмотрел на Алесю, она отвернулась к селянке и твёрдо заявила:

- Нет, нам обязательно надо добраться. А за совет спасибо.

- Да пожалуйста... – пробормотала женщина и снова посмотрела на них, как на авантюристов или сумасшедших.

И они продолжили путь. И тут Алеся подхватилась, как ошпаренная, и кинулась галопом за уходящей незнакомкой, и крикнула:

- Эй, послушайте! А до реки далеко?

Фигура с бидоном замерла, так же медленно и недоверчиво развернулась, и раздался негромкий ответ:

- За рощей к берегу выйдете...

За этим мигом послышался бесхитростный бубнёж:

- Речка им ещё надо...

Но Алеся понеслась скачками обратно, как пантера, и ликующе выкрикнула:

- Юра, всё правильно! Я знаю, куда идти! Ну, то есть чувствую, - прибавила она, запыхавшись.

- Тебе виднее, - коротко, но с надеждой ответил Андропов.

Долго ли коротко ли, но они и правда обогнули рощу и увидели – нет, не «речку», а могучий, величавый поток. Противоположный берег порос елями и был ещё окутан зыбкой вуалью тающего тумана.

- Километра четыре с половиной тут будет, - проговорил Юрий Владимирович, прикинув ширину.

- О да, - упавшим голосом отозвалась Алеся, - а ведь нам на тот берег. Придётся искать лодку, - решительно заявила она.

- Или мост, - подхватил Андропов.

Он не спросил, зачем. Потому что здесь не было слова «зачем», было только слово «надо». Пребывая в необычном спокойствии, словно поверив, что это сон, Андропов действительно решил во всём доверять своей спутнице. Он чувствовал, что так будет лучше. Часы у него оказались неисправны, и пришлось покориться безвременью. Невозможность определить место тоже угнетала меньше, чем могло бы ожидаться. И ему странным образом не казалось, что они блуждают или идут слишком долго. Вот только душа всё равно просила определённости, хотя бы по принципу подобия.

- По-моему, это Дунай, - сказал Юрий Владимирович.

- Думаешь? – переспросила Алеся.

Он неопределенно покачал головой: ну пусть будет, в конце-то концов, какая разница?

Скоро показались дома предместья. Изгибистые улицы, дикий плющ на обшарпанных заборах. Стены везде белые, но слегка будто подкопченные, кое-где облупленные. Это слегка напоминало районы Вильнюса со стороны железной дороги, но красная черепица и пустые трамвайные пути напомнили Алесе совсем о другом городе, и она с радостью узнавания воскликнула:

- Да это же пражский Вышеград! Значит, никакой не Дунай, а Влтава.

- Нетушки, - возразил Андропов, - не может она быть такой широкой.

Они впервые заспорили о географии, пускай даже чисто умозрительной. Река, между тем, скрылась за домами, а они вдвоём шли по улицам и озирались.

Прохожих им не попадалось вовсе, ставни в большинстве домов были закрыты. Если поле и просёлочная дорога выглядели пустынным, то предместье казалось – покинутым. Там и сям на дороге стали попадаться груды щебня, штукатурки, в некоторых зданиях зияли бреши, как от снарядов, на стенах – это определялось безошибочно – виднелись следы пуль, а трамвайные пути в одном месте были разворочены.

«Не нравится мне это», - подумали они оба одновременно, но никто из них не решился сказать это откровенно вслух.

- Ну и дела, - негромко произнёс Андропов. – Никак, военные действия. Но я так понимаю, нам всё равно надо на ту сторону?

- Да, - сквозь зубы процедила Алеся.

- Будем пробиваться, точнее, пробираться, - сдержанно подытожил Юрий Владимирович. – А тот ли этого город? – осторожно переспросил он.

- Тот, - слегка неуверенно отозвалась Алеся, - просто он... очень уж большой, как мегаполис, это окраина, что-то вроде сателлита...

Раздались шаги, несмелые и приглушённые – и оба они обернулись резко, тревожно, но вышло это почти воинственно, потому что под их взглядами человек растерянно замер и сжался. Но через миг расслабился. На нём была старая коричневая куртка и кепка, как у рабочего. Было ему лет пятьдесят.

- Ну вот, хоть одна живая душа! – сказала Алеся с облегчением, глядя слегка виновато.

- Живая-то живая, - отозвался незнакомец. – А вы нездешние? – спросил он, хотя в вопросе этом было больше от констатации факта.

- Как видите, - подтвердил Андропов. – А что вообще тут у вас происходит? Здесь ведь небезопасно?

- Повстанцы, - с досадой отвечал незнакомец. – И всё мутят и мутят воду, жизни не дают...

Андропов помрачнел и нахмурился.

- А с чего, собственно, сыр-бор? Какая у них программа, требования, лозунги? – строго спросил он, моментально заинтересовавшись.

Их неожиданный собеседник поманил их в узкий проход между домами.

- Да какая там программа, её толком и нет, зато лозунгов выше крыши, - ещё горше заговорил он. – Их даже смысла нет перечислять. И ведь посмотришь – один купился, пятый, десятый... А на деле пшик. А за что они борются... Да известно, за власть, за что ж ещё. Это с самого начала было ясно. Вожак их когда-то сам в правительстве сидел, хорошую репутацию имел. А потом, видите ли, на власть позарился. И нет бы заслугами повыше пробиться, так он мятеж решил устроить, зато теперь звезда всенародная, главный революционер. И популист, каких свет не видывал.

- Понятно, всё как всегда, - прокомментировал Андропов.

- Ещё бы, - продолжал незнакомец. - А дела жуткие творит, я вам скажу... Но а что? Ставку в основном делает на подлецов и всякую сволочь, но даже умному человеку голову задурить может. Потому у него в войске народу и не переводится. И потому тут опасно. Вот и сейчас где-то поблизости шастают. А вам куда нужно?

- На тот берег, - ответила Алеся. – Где тут ближайший мост?

- Позавчера последний в этом районе разбомбили, - сокрушённо вздохнул неизвестный. –  До следующего вам ещё километров с десять идти надо, и то я не уверен, цел он ещё или нет, сами понимаете, война.

Словно в подтверждение его слов до них донеслось глухое эхо артиллерийских залпов. Стреляли далеко, но это не особо обнадёживало.

- А лодку найти можно? – спросила Алеся.

- Это уж как повезёт, - покачал головой незнакомец. – А к реке путь всего короче вон через тот квартал.

И он вкратце объяснил им дорогу – где свернуть, где обойти. Они поблагодарили и пошли восвояси.

- Чем дальше в лес, тем больше дров, - проворчал Андропов. – Знакомая ситуация, чертовски...

- Зато с тобой не страшно, у тебя уже опыт есть, - попыталась пошутить Алеся. -  И ведь правда, ты вспомни: главное было до посольства добраться, а нам теперь – до речки.

А с лодкой как повезёт. И лишь бы с берега не обстреляли. Они опять синхронно подумали об одном и том же, но предпочли не озвучивать.

Они петляли в лабиринте подворотен, глухих стен, водосточных труб, кирпичных обломков, мусора, железных калиток и чахлых деревьев. С каждым шагом нарастало напряжение, нервы были на пределе.

- Тихо! – шепнула вдруг Алеся и пихнула Андропова в какую-то нишу, он даже запротестовать не успел, а следом втиснулась сама.

Раздались голоса и хруст тяжёлых ботинок по щебню и асфальту.

Алеся на самую малость отклонилась, выглянув из ниши, и скосила глаза в просвет между домами. Она мельком увидела тёмные фигуры в болотном камуфляже, с автоматами и гранатомётами за спинами – и тут же снова вжалась в нишу, чувствуя, как впивается в спину дверной молоток.

Её начало поколачивать, от страха и какой-то электрической, пружинистой злости, казалось, приблизятся ещё – и она выскочит из укрытия и... Что будет дальше, она не знала, но догадывалась: она отдастся во власть той мощной и страшной стихии, что спасла её когда-то от предводителя ассасинов.

Но нет, нельзя, нельзя, твердила себе Алеся – это было бы слишком опасно, безумно, она ведь сопровождает Юрия Владимировича. Нет, нельзя. Не время для геройства. И она, с трудом разлепляя губы, начала неслышно начитывать формулу незаметности. А вот это было совсем не лишним. Она ведь ощущала, что каждый из этих тёмных вояк чувствителен как зверь, как пиранья, идущая на кровь. Нужно исчезнуть с радаров. И она тщательно наводила вокруг выгнутый силовой щит, а потом закрепила молитвой. Неизвестно, сколько они ещё провели в укрытии неподвижно, как ниндзя, только у Алеси затекли ноги и спина. Пальцы чуть подрагивали. У Андропова, наверное, тоже, потому что он был бледен как полотно, и тихо, напряжённо произнёс:

- Алеся, мне показалось или это вообще не люди?

Она передёрнулась: его способности тоже проснулись и обострились, и он увидел то, вселило такую жуть в неё саму. У этих солдат под масками, казалось, были не лица, а просто сгустки тьмы. Да и в руках, ногах, грудных клетках. Привычные очертания, тела, органы, кожа – для отвода глаз. «Старослужащие», - почему-то подумалось Алесе. Стряхнув скользкое, холодное ощущение, она повела плечами и схватила Андропова за руку:

- Пошли!

Они перебежали улицу, пригнувшись, и нырнули в новый переулок. Просвет между домами (распогодилось, солнце вышло из-за туч) манил к себе. И они выскочили прямо к парапету, нависающему над узенькой набережной.

- Да! – ликующе прошипела Алеся.

Они сбежали вниз по ступеням и увидели несколько пришвартованных в тени лодок. Алеся шагнула, было, к синей, как роспись на саксонском сервизе – но Юрий Владимирович окинул судёнышки намётанным взором и покачал головой:

- Нет, она киваться будет с борта на борт. Вон ту возьмём.

Алеся оглянулась и увидела её – чёрную, вытянутую, с узенькой белой полоской по борту – и затрепетала.

Кто бы ни патрулировал улицы разорённого предместья, кто бы их ни преследовал, но момент показался не допускающим спешки. В конце концов, можно ведь уделить лишних четыре секунды – красоте?

И она сделала мягкий предупреждающий жест рукой: «Не спеши, постой». Андропов послушно замер. Алеся прошагала к ялику и осторожно, со всем возможным изяществом спустилась в него, и с гордым разворотом плеч посмотрела на своего спутника. Солнце зашло за тучи, и теперь цвет её мундира сливался с цветом лодки – они казались одним целым. Юрий Владимирович залюбовался ей, и почему-то лёгкая дрожь прошла у него по спине. А Алеся протянула ему руку и тихо сказала:

- Прошу.

Он молча спустился в лодку, та мягко качнулась раз, другой, Алеся устроилась на корме, Андропов уселся ближе к носу и, чуть поколебавшись, хотел что-то сказать, но Стамбровская предупредила:

- Вёсла не трожь.

Она откинула чехол, запихала его под лавку – перед ней лежали два ладных чёрных весла. Робея и краснея, вставила одно в уключину, надеясь, что не слишком неловко это делает. Затем потянулась, отвязала лодку и как можно аккуратнее смотала конец. Конечно, Юрий Владимирович мог бы справиться с этим более сноровисто, вспомнив молодость на реке. Но он улавливал Алесино настроение, и всё же спросил деликатно:

- Может, помочь? Ну, ты скажи, если что.

- Спасибо, я сама, - выдохнула Алеся, с силой отталкиваясь веслом. Течение потихоньку подхватывало их ялик, она вставила весло во вторую уключину и сделала пару гребков, чтобы приловчиться.

Не сказать, чтоб это был первый раз, но гребная практика у Алеси была весьма скудной. Однако сейчас она ощутила, что каким-то образом сразу нашла свой ритм, попала в такт. Ей нравилось, как от её старательных, длинных взмахов лодка плавно и быстро скользит по лёгким волнам. Алеся чувствовала себя очень сильной и проворной и не могла скрыть улыбки. Глядя на неё, Андропов радовался.

- Гляди-ка, есть у тебя кой-какая школа, - улыбнулся он.

- Да какая там школа, первый раз, - гордо засмеялась Алеся и озорно прибавила: - Может, я просто создана для этого? А талант дремал до поры до времени.

- А кто его знает, - добродушно хмыкнул Юрий Владимирович, - только ты всё равно не части, спокойно, спокойно. Никого ведь кругом.

- Ты прав, - отозвалась она и чуть перестроилась.

Ялик заскользил глаже, да и дыхание выровнялось.

Людей и правда было не видать: на том берегу, от которого они отчалили, предместье сменилось запущенным парком. Но вскоре Юрий Владимирович негромко воскликнул:

- Гляди, Леся, там кто-то за кустами!

Она вздрогнула. Но это были не повстанцы. Алеся различила тонкий силуэт бледной русой девушки, из-за её спины выглядывали дети – двое или трое. Девушка замахала робко, а затем отчаянно.

- Причалим? – нерешительно спросила Алеся.

Андропов засомневался и задумался.

- Нет, - наконец сказал он, - все не поместятся, да и опасно.

Алеся продолжала молча выгребать на середину реки.

- А всё-таки жалко, - сказала она наконец. – Нет, я б не причалила. Сам знаешь. А только нехорошо, что людям вот так с приключениями добираться приходится. Может, перевезёт кто, может, до моста переться доведётся.

- Да уж.

На другом берегу стали чаще попадаться строения. Засветилось своими стенами другое предместье, более опрятное, чем то, из которого они вышли. Но до домов оставалось ещё много. Ширина реки была для Алеси непривычной. Но она не беспокоилась и продолжала своё дело, сосредоточенно и молча. В плечах уже накопилась лёгкая усталость, впрочем, приятная. Да и китель оказался такой хороший, строгий, красивый, а движений почти совсем не стеснял.

Из-за облачной дымки выглянуло солнце, заиграло на далёком церковном шпиле, зазолотило водную гладь, тихонько пригрело лоб и плечи. Ветерок был совсем слабым, он приятно овевал лицо и дышал влажной свежестью. Воду высветило, видны стали шныряющие там и сям рыбёшки. Кружились над головою чайки, то и дело они испускали протяжные крики или торпедами входили в воду, атакуя рыб.

- Хорошо, спокойно так, - светло вздохнул Юрий Владимирович. – И всё-таки это Дунай. Голубой Дунай.

И Алеся не стала спорить, она сама взглянула на волны и подивилась: в больших городах цвет реки обычно коричневый или болотно-зелёный, а здесь вода была тёмно-бирюзовая и прозрачная.

Между тем, они уже приближались к заветному берегу. Дома стали выше, больше и наряднее, попадались белокаменные особняки, увитые плющом и виноградом. Город полого приподнимался от реки, и бросалось в глаза множество кипарисов, они приветствовали прибывших, как часовые почётного караула.

Алеся взяла курс на маленький причал с каменными ступенями. Там она и пришвартовала ялик (удивительно, но теперь её движения стали гораздо более уверенными).

Когда они вышли из лодки и поднялись по лестнице наверх, Алеся радостно выдохнула, расправляя плечи:

- Ну вот, слава Богу! Добрались.

Андропов посмотрел на неё необычным, растроганным взглядом и произнёс:

- Спасибо тебе, Алеся. Даже не знаю, как благодарить.

Она тоже ощутила волнение и, смущённо улыбнувшись, отвечала:

- Ты это мне ещё в Вильнюсе говорил. И всё-таки... не сейчас, нет. Я ещё чуть-чуть подумаю. Ведь это пока не всё.

И она указала на идущую в гору улицу, глухо перегороженную шлагбаумом. Подумалось почему-то об оккупированном Париже.

- Это ведь вроде пропускной пункт, - задумчиво проронила Алеся.

- Ну пошли, - пожал плечами Юрий Владимирович.

Они приблизились к шлагбауму, и навстречу им вышли двое военных. Это были юноша и девушка, их мундиры странно напоминали форму Люфтваффе – тот же небесный цвет и элегантный крой.

- Добро пожаловать, - приветствовала их девушка. – Нет, что вы, документов не нужно! – сказала она, когда Андропов машинально зашарил по карманам.

И тут же пришло понимание, что и имена им обоим называть не обязательно.

- Вы правы, - отозвалась девушка на Алесины мысли. – Не беспокойтесь, вся нужная информация внесена в базу данных. А мы – ваши встречающие. Кстати, меня зовут Габи.

- Давид, - с улыбкой представился юноша.

У них обоих была интересная внешность: у Габи был по-мальчишески упрямый подбородок и густые брови вразлёт, а у Давида тонкий стан, мягкие кудри и гладкая кожа – и смотрелось это удивительно симпатично.

- Прежде чем приступим к необходимым формальностям, - заговорила девушка (в этой паре она явно была старше по званию, хотя знаки различия выглядели незнакомо), - позвольте объявить вам, Алеся Владимировна, официальную благодарность за отличное выполнение задания.

Алеся чуть опешила, но вытянулась по стойке смирно, гордо приподняв голову.

- Вы добровольно приняли на себя чрезвычайно сложную, исключительную миссию, - продолжала она серьёзным тоном, - с такими заданиями порой не справляются и более опытные офицеры. Да, порой вы были подвержены страстям, но ведь для человека, - на этом слове Давид с лёгким недоумением приподнял брови, - это вполне естественно. Можно лишь вновь подивиться вашей чуткости, вере, милосердию, любви, доброй воле... – Она называла совсем не офицерские, какие-то вовсе не военные достоинства. – И благодаря этому вы доставили своего подопечного благополучно, хотя не раз подвергались величайшей опасности. Всё было сделано именно так, как должно

Почему-то показалось, что после этого она прибавит: «Аминь» - но этого не произошло.

- Рада стараться, - отрывисто отчеканила Алеся. Сердце у неё отчаянно билось. Андропов тоже волновался и украдкой на неё поглядывал.

- Теперь, - после паузы заговорил Давид, - вам нужно в отдел регистрации. Это в паре кварталов отсюда. Пойдёмте, - и он сделал плавный пригласительный жест. Шлагбаум поднялся, и все четверо начали подниматься по улице.

Улица была красива и казалась смутно знакомой.

- А как называется этот город? – спросила Алеся. – Мне он ужасно напоминает Прагу.

- А мне Будапешт, - не преминул добавить Андропов.

- Он каждому напоминает что-то своё, - ответила Габи. – Тем более, он огромен. Мы называем его просто Вечный город.

- А войны здесь не чувствуется? – осведомился Юрий Владимирович. – Я так понимаю, это территория правительственных сил?

- Да, - кивнула девушка. – Все боевые действия ведутся на той стороне.

- А там вам хоть какие-то участки подконтрольны? А как же мирное население или те, кто держит сюда путь? Насколько я могу судить, положение там не ахти! Мы, например, видели женщину с детьми, а там ни одного моста поблизости, и повстанцы шныряют, и лодок нет, а наша была маленькая...

Алеся только шла рядом и неслышно хмыкала: переживает за ситуацию в Запределье, просто прелесть. А догадка о месте пребывания уже перерастала в убеждение. Подтверждений тому было множество, мелкие детали лишь укрепляли во мнении. Так, Алеся не удивилась, что к чёрному кителю у неё были не туфли с юбкой, а ладные сапожки и галифе, что она была полна сил, что Юрий Владимирович тоже выглядел как в начале или в середине их знакомства, ничуть не напоминая о последних встречах. Она даже старалась не смотреть на него слишком долго, потому что от радости начинало предательски щипать в носу: он был красив, и элегантен, и полон сил, и очень узнаваем – чудо как хорош. В этом-то и крылось всё, в чувстве идеальности. Они шагали по улице идеального города, воплощённые идеи двух человек по имени Юрий Андропов и Алеся Стамбровская, и от этого происходящее казалось не то, чтобы нереальным – вполне явным и осязаемым, но просто непривычным, совершенно другим. Одним словом, запредельным. И это было вовсе не страшно – робости прибавляло только лишнее сосредоточение, но они словно оба решили: не анализировать. Переживать. Вот почему он так увлёкся беседой с девушкой-офицером, и сейчас она подводила итог:

- Да, число их велико, но главное не количество, а качество. А командование у нас лучше. Притом, повстанцы обречены. В стратегическом прогнозе ясно сказано: в генеральном сражении победу одержим мы.

Эти слова прозвучали бы напыщенно и беспомощно у любого другого, но из её уст это звучало спокойно и убедительно. От формулировки «генеральное сражение» повеяло стариной, духом наполеоновских войн.

- Наш главнокомандующий ничуть не хуже Наполеона, - засмеялась Габи. – О, смотрите, вот и его портрет. Кстати, вы ведь оба военные! Значит, вы его официальные протеже.

Алеся подняла голову и увидела на стене плакат, вернее, довольно низко подвешенное живописное полотнище. Прохожие тоже то и дело на него засматривались. Одна девушка, улыбаясь, положила к портрету букетик сиреневых фиалок. На нём был изображён человек в маршальском мундире – молодой, лет тридцати пяти, со светлым, благородным лицом и живым взглядом. Он был красив. И ему хотелось верить.

- Наверное, такой не откажет в защите, - задумчиво произнесла Алеся.

- Конечно, нет, - серьёзно отозвалась Габи. – А ещё он выступает в качестве защитника на финальном процессе.

В груди разлился холодок: её речь так и пестрела возвышенными и сокровенными оборотами. Они были лишь замаскированы под человеческий формализм. Да, подготовились тут хорошо – знали, знали, с кем будут иметь дело... Всё больше осознавалась серьёзность происходящего. Интересно, а Андропов тоже догадывается, что к чему? Алеся смутно встревожилась, как мама, которая беспокоится, что ребёнок может испугаться. И вслед за этой мыслью сердце сжалось: «А как же я его оставлю?!..». Алеся сбилась с шага и судорожно сглотнула.

Она полными отчаяния глазами смотрела на здание, к которому они подходили. Оно напоминало префектуру полиции где-нибудь в центре Парижа, только флажки над окнами были не трёхцветные, а бело-золотые. На дверях были вырезаны фигурные скрещенные ключи, то и дело в них входили и из них выходили люди: разнообразного вида гражданские в сопровождении офицеров. На блестящей табличке значилось: «Отдел регистрации и распределения».

Когда они поднимались на невысокое просторное крыльцо, у Алеси потемнело в глазах. Она развернулась к сопровождающим, избегая смотреть на Юрия Владимировича:

- Это... всё?

Те переглянулись.

- Ваши обязательства исполнены, - негромко, но твёрдо сказала Габи. Её взгляд оставался неподвижным.

Слова у Алеси застревали в горле. Она просто смотрела на них, а сама схватила Юрия Владимировича за руку. Тот сжал её руку в ответ.

Заговорил Давид.

- Да, время в Вечном городе своё, мы не спешим. Но до недавнего момента мы полагали, что в Чёрной дивизии не могут служить люди. Ваш случай, конечно, особый, но вам опасно здесь долго находиться, - нахмурившись, закончил он. – Вы должны покинуть Вечный город как можно скорее, любым привычным способом.

- Я не могу уйти просто так, - упрямо произнесла Алеся глухим голосом.

- Я тоже, - выговорил Андропов.

Офицеры переглянулись и отошли на несколько шагов. С их стороны доносился сосредоточенный шёпот, озадаченные полувопросы, несколько раз они повысили голос, снова успокоились, пару раз воздевали глаза к небу, и их реплики напоминали телефонный разговор. Время тянулось мучительно долго. Юрий Владимирович не выдержал и притянул Алесю к себе, она его обняла, молча склонив голову ему на плечо. И так они стояли без слов. Пока двое в голубой форме не вернулись.

Габи кашлянула и объявила:

- У вас есть два часа двадцать минут стандартного времени. Потом нужно вернуться сюда. Ни в коем случае не опаздывайте!

И она указала на башенку на углу старинного дома, на циферблате часов показывало ровно три.

Сначала Андропов с лёгким недоверием глянул на свои часы – и различил тоненький шаг секундной стрелки.

Они с Алесей тронулись несмело, как пленные, не верящие слову конвоира – убеждённые, что через десяток шагов будут расстреляны.

Но ничего не происходило. Истаяло в воздухе присутствие двух военных. Старинные улицы распахнули тесные объятия. Сусально золотились краешки облаков.

Они в ошеломлении шли целый квартал и указывали друг другу то на фигурный фронтон, то на изящную ковку ворот, то на пышный шиповник. Потом Алеся не выдержала. Она остановилась как вкопанная, сжала кулаки и простонала сквозь зубы:

- Зря мы сюда пошли! зря!

Она смотрела гневно, ноздри раздувались. И она будто бы гордо и тоже гневно вскинула голову – а на самом деле пыталась закатить обратно непрошеные слёзы.

- Почему? – переспросил Андропов, заранее догадываясь об ответе.

- Да ни почему! - зло выпалила Стамбровская. – Знаешь, как говорят? Еврейское прощание. Долгие проводы – долгие слёзы.

- Но ты же сама хотела, - проговорил Юрий Владимирович, побледнев и нахмурившись.

- Хотела-то я хотела, - горько сказала Алеся, обкусывая губы. – А только вот в чём... да, я только вот сообразила... вот бац, и накрыло, понимаешь? Ненавижу сейчас и себя, и тебя, да и всю эту историю. Всё через пень-колоду!

Он стоял молча, отводя глаза, чтоб они не заблестели предательски – хотя больше доходил до него не смысл, а чувство. И оно слишком перекликалось с его собственным.

- Я и нас обоих мучила, и окружающих, а что толку, я ведь даже не могу гарантировать, куда тебя отправят и что будет! Я мелкая сошка... По идее, я вообще не должна была к тебе так привязываться... а сейчас что за чушь?! И видеть тебя не хочу, и отпустить – тоже... всё наперекосяк... Тупые эмоции! Ненавижу их!

После этого она застыла, сопя и щерясь, с перекошенным лицом, как плакатный оккупант перед сжиганием очередной деревни. А потом шмыгнула носом и расплакалась – своими огромными детскими слезами.

Андропов ни секунды не думал, подался вперёд и загрёб её в объятия, словно спасая от лавины или града – и, вопреки сердитым словам, она приникла, обхватив его под мышками, уткнулась щекой в плечо.

И всхлипывала, и вздрагивала – сдерживаясь, стыдливо (слаба ведь, если не сумела сдержать бурю? а если намочит сейчас дорогой пиджак?). Она придерживала и душила свою разрядку. И одновременно казалось, что вот так, обнимая его, она может простоять вечно.

Только внезапно встрепенулась и отшатнулась, оторопело глядя Андропову в лицо. А он всего лишь обнимал её, уткнувшись носом в её волосы – на ощупь и по цвету как мех серенького котёнка – и она ощутила, как туда упали две капли.

- Юрочка... Что ты, ну не надо... Прости меня, это я всё виновата. Раскисла, как последний... как его там...

Она схватила Андропова за локоть и потащила к скамейке, как муравьишко тяжёлый лист.

- Ты бы слышала себя со стороны, - глухим голосом отозвался Юрий Владимирович, - какую чепуху ты мелешь...

- А ты б себя видел! – не оставалась в долгу Алеся.

Когда они добрались до скамьи, он повалился к ней на колени с тихим стоном, а она его молча гладила, как большого дикого зверя, что спасается от охотников. Бережно вела рукой по спине и плечам, кончиками пальцев касалась волос.

Потом они распрямились, расправились. Устало откинулись на спинку скамейки. Провожали рассеянным взглядом прохожих. Просидели так совсем недолго, вроде бы думая каждый о своём, но словно бы зависли в пустоте. Алеся нарушила молчание первой:

- Пойдём назад?

- Нет, – покачал головой Андропов. – Это жалкое, конечно, время, два часа. Но я хочу провести его с тобой. Таким – не бросаются.

Алеся медленно обернулась к нему.

- Да, - вздохнула она. – Я сама бешусь как чёрт, а умом понимаю, что ты прав – сама потом терзала бы себя. Сейчас просто поддаюсь панике. А надо верить, что всё будет хорошо. Хотя бы потому, как мы счастливо добрались, как нас встретили. – Она протянула руку и погладила его по щеке.

Андропов закрыл глаза, отзываясь на её ласку. Но через миг снова открыл их и посмотрел на неё долго, словно не мог наглядеться. Припухшие губы и веки хранили следы его недавнего волнения.

- Может, пойдём? – проговорил он.

И они пошли, решив, что оставили хотя бы часть своего бремени там, на скамье под фонарём, посреди незнакомого бульвара Вечного города. 

Они гуляли и смотрели по сторонам и беседовали, о чём придётся. И втайне дивились, как безотказно столь простое средство и как словами можно растворить тревогу и тоску.

- Леся, ты ведь лучше знаешь здешний мир.

- С чего ты взял? Я ведь не волшебник, я только учусь.

- А спросить-то у кого? Что потом будет с... моими? Встретимся мы или нет? И когда? И как? Вот я за что волнуюсь. Как это вообще бывает? Ну да, ну да, «поживём – увидим», это самое глупое, что можно тут сказать...

- Вот у офицеров у наших и спросишь. Уверена, они расскажут. Нормальные же ребята.

Увлёкшись обсуждением здешних реалий, снова вернулись к разговору о реке.

- А вот тут я ничего не понимаю. Безобразие, халатность! Нет, не надо мне тут говорить, что это тоже «для чего-нибудь нужно». Я бы лично пустил пароход, чтоб он подбирал всех заблудившихся. Нужна пара лёгких орудий, вооружённый конвой и капитан не трус. А одна шлюпочка – вариант ерундовый, кто б там что в своих легендах и мифах ни писал.

- Да это уж правда.

Они всё больше покорялись течению людского потока, раскрывались навстречу городу и, не сговариваясь, вспоминали Вильнюс. И, словно в ответ на их мысли, за поворотом показалась улочка, напоминающая Пилес или Диджои. И всё было так узнаваемо: красота и уютная потёртость невысоких домов, и каменная мостовая, и даже маленькие кафе.

- Знаешь, вот не думал, что сейчас выкажу подобное желание, - сказал Андропов озабоченно и смущённо, - но, право слово, я бы чего-нибудь съел.

- Так и я тоже, – подхватила Алеся.

И про себя подумала: «А ведь это всегда так бывает, когда поплачешь. Хочется и есть, и спать, и чаще всего – жить», - подытожила она. Но вслух ничего не сказала.

Они зашли в первое попавшееся место. Алеся мельком отметила, что на стене возле входа из гладких стёклышек янтарного цвета выложен кораблик. На стеклянной двери красовалась обычная вроде наклейка с перечислением банковских карт. Приглядевшись, Алеся изумилась: там было написано: «Здесь принимают искреннюю благодарность» - и больше ни слова.

Обстановка, казалось, вобрала в себя всё лучшее, что им обоим нравилось: и мягкий свет в уютном полумраке, и тёплая коричневость дерева, оттеняющая белизну салфеток, и маленький букетик живых цветов, и рядом – стенка сплошь из полок: и книги, и открытки, и безделушки. Во многих заведениях на Алесиной памяти пытались использовать этот модный приём для «атмосферы», и далеко не всегда это выходило – но здесь они словно оказались в укромном уголке гостиной.

Алеся начала по-деловому:

- Так, во-первых, как я узнала, деньги здесь не нужны. А ещё... Слушай, Юра! – просияла она. – Ведь теперь тебе всё можно! Ха-ха-ха, какая же всё фигня! Плоть слаба, а дух бессмертен! Боже, что я несу, - смущённо засмеялась она.

Андропов тоже улыбнулся, чуть растерянно и по-доброму.

- Надо же, - пробормотал он, - тогда, может... Ты какое предпочитаешь в данное время суток, красное или белое?

- Я всегда под настроение, сейчас – белое, - бойко отвечала Алеся, понимая, к чему он клонит.

- Значит, «молоко любимой женщины».

- Именно!

- Слушай, а где тут меню? Может, у них ещё и пирожки с капустой есть?

Когда им принесли заказ, Алеся подняла бокал, бледно золотящийся на фоне чёрного рукава, и произнесла:

- Мда, а ведь я, вообще-то, не знаю, что сказать.

Андропов усмехнулся:

- Ну говори уж хоть что-нибудь! Так красиво взяла бокал...

Она мелко пожала плечами, кашлянула, растянув губы в виноватой улыбке.

- Ну вот ты и здесь. Путь твой был долгим и трудным: и так если смотреть, и по большому счёту, если считать с середины шестидесятых, когда были ниспосланы первые испытания. Знаешь, мне всегда очень хотелось тебе помочь, а я не могла и за это себя корила. Но, наверняка, так было нужно – чтобы сейчас было легче. Хотя обычно это очень сложно принять. Но я надеюсь. И верю в тебя. И люблю. А самое главное – теперь ты видишь, что ошибся, - улыбнулась она, - потому что «не исчезают человеки». Что ж ещё сказать... я вроде всегда считалась мастером по части тостов, а как закруглить... Тогда, наверное, повторюсь: надеюсь, что я хотя бы немножко... Ну даже не знаю. Хотя бы развлекала тебя иногда. Это тоже дорогого стоит, при нашей-то жизни.

Юрий Владимирович слушал Алесю бы рассеянно, в задумчивости глядя сквозь неё. Но потом пристально взглянул на неё, покачал головой и сказал:

- Во многом ты права, а во многом нет. Особенно в последнем. Как все очень умные люди, пальцем в небо... Ладно, давай сначала выпьем. А потом к деловым вопросам.

Тонко зазвенело богемское стекло.

- Ты и так всё смешала в кучу, поэтому предлагаю ещё и за тебя.

- Нет, за тебя.

- За нас.

Затем, когда вспыхнул неярким золотистым огоньком и стал уже угасать нежный виноградный вкус на губах, Юрий Владимирович решительно поставил и отодвинул свой бокал. И сказал серьёзно:

- А теперь слушай. Можешь трактовать это как мою последнюю волю. Хотя я вот говорю – и понимаю всю жалкость своего предложения. Ну и всё-таки, скажи: как мне отблагодарить тебя?

Алеся неподвижно смотрела в сторону. И, наконец, заговорила, глядя неотрывно ему в лицо:

- Я уже думала об этом, Юра. Даже сейчас, как только уселась за вёсла. Потому что за перевоз, например, тоже обычно положено платить. И я правда хотела попросить у тебя галстук на память. Этот синий с голубыми узорами, со стразиком маленьким так мне всегда нравился! Ни у кого в Политбюро такой стильной красотищи не было, отвечаю.

- Нравится? Так на здоровье. Хотя этого мало...

- Нет-нет, стой, не снимай! – запротестовала Алеся. – Во-первых, я не хочу разрушать образ. Во-вторых, этого действительно мало. У меня созрела просьба посерьёзнее. Стихи.

- А что стихи? – поднял брови Андропов.

- Их необходимо напечатать. Даже не спорь. Позволь злоупотребить моим положением: я как-никак вижу будущее. Поэтому, Юра, говорю сразу: да, на это можешь похмыкать скептически, сделать свой вид аскета – я о том, что литературоведы вполне прилично их оценят, твои стихи, найдут оригинальными и интересными. Ну вот, ухмыляешься, как я думала. Но я не о том. Так получится, что большинство рукописей вообще не уцелеет. Нет, дети тут ни при чём, они же сами потом огорчаться будут – но ведь жалко, правда? Молчишь, ну и молчи. А мне жалко. Потому что чувствовал, думал, старался, искал, ловил эти рифмы, как птиц, душу вкладывал – и что потом? И не надо говорить, что «просто для себя» - это тоже часть твоего наследия. И ещё у меня свой резон. Наши отношения никогда не будут преданы огласке, и иначе быть не может. Но мне бы хотелось, чтобы люди хотя бы немножко лучше на тебя взглянули, хотя бы чуточку больше тебя узнали – с той стороны, с которой тебя знаю я. Прошу, дай мне свои рукописи. Я настаиваю. Или скажешь, это слишком высокая цена за всё, что я сделала? – с лёгким вызовом посмотрела Алеся.

Андропов молчал. Алеся ждала. Но казался он не упрямым, а обескураженным, и произнёс, наконец:

- Да, дело тонкое. Но тебе – тебе бы я всё отдал. Только где я их возьму? – прибавил он озадаченно.





- Я тебя столько лет вела, а ты всё как маленький, – нетерпеливо воскликнула Алеся, – да просто обернись вокруг!

Она это выпалила чисто по наитию, и ей самой сразу стало неловко. Но слова её не пропали зря. Юрий Владимирович на секунду замер, сцепив пальцы, прямо как на знаменитом фото, а потом обернулся к полке. Он окинул взором ряды книжек и альбомов, чуть прищурясь. И, поднявшись со стула, зашарил по полкам, бегло и требовательно касаясь корешков и листиков. Сначала вытащил одну тетрадку. Потом вторую, тоньше. Потом какой-то блокнот. Потом начал выдёргивать из плотного ряда какие-то листочки и обрывки. Смотрел внимательно, слегка насупясь, точно перебирал ягоды на даче.

Алеся наблюдала внимательно, только иногда отпивала вино и откусывала от пирога.

Наконец, он собрал разрозненные записи в кучу и свалил их на столе, в стороне от приборов и корзинки с приправами. Потом раскрыл одну тетрадь, другую, пробежал глазами, узнал, улыбнулся – и сказал:

- Хорошо, давай выберем то, что пойдёт в сборник.

Алеся чуть не подскочила на месте и празднично хлопнула в ладоши:

- Давай!

Она поразилась: были там и общеизвестные вирши, было и то, что он читал ей лично, а были совершенно незнакомые, сокровенные стихи – и она волновалась, удивлялась, негодовала, что её не посвятили в тайну.

Они долго сидели над отбором. Юрий Владимирович почему-то оказался не столь придирчив, как она ожидала. И стихов набралось не на один сборник. На два маленьких, авторитетно заявляла Алеся, только дай мне нарисовать иллюстрации, или на один большой, тогда главное – обложка: стильная, солидная, с романтической авторитарностью. Как это, «что такое»? Да я ведь живу этим понятием! Ну вот смотри... И она лирично, с особым смаком объясняла ему своё понятие. Любила она такие долгие разговоры о разных затеях. Они так увлеклись обсуждением стихов, что, кажется, потеряли счёт времени. На самом деле – просто предпочли не вспоминать о его беге.

Но наконец Андропов посмотрел на часы – а потом на Алесю. Она всё поняла и покорно уронила:

- Пойдём.

Путь обратно всегда кажется короче. Они больше не заглядывались по сторонам и шагали молча, понурившись. Алеся прижимала к груди тетради и листы.

- Обещай мне сниться, - проговорила она.

- Обещаю, - коротко ответил Юрий Владимирович и погладил её по плечу.

Потом, помолчав, она решилась и сказала:

- А я обещаю постоянно за тебя просить, каждый день, и каждое утро вспоминать о тебе.

- Право слово...

- Не спорь, это мой долг. И желание тоже.

Когда они подходили к уже знакомому зданию, сердце у Алеси сжалось, и снова к горлу подкатил предательский комок. Потому что никакими приключениями, разговорами и красотами не перечеркнуть одного слова: невозвратность.

На крыльце их встретили Габи и Давид.

- Вы даже заранее, - слегка удивился юноша. – Ну что ж, тем лучше. Хотя у вас осталось ещё двенадцать минут.

Алеся уже покорно сделала шаг в сторону, но Андропов решительно взял её под руку:

- Нет, постой. - И обратился к офицерам: - Если так, то мы отойдём на минуточку. Надо кое-что сказать.

Двое в небесной униформе не спорили, лишь склонили чуть заметно головы: «Ваше право».

Они шагали быстро, чуть не переходя на бег. Хорошо, что здешние улицы были богаты и подворотнями, и арками, и дворами, и закоулками, и нишами, и тупичками – и им совсем нетрудно было мигом найти сокровенное место: глухой дворик с пышным кустом шиповника.

Юрий Владимирович остановился и бережно взял Алесины руки в свои. Он заговорил чуть подрагивающим голосом:

- Родная моя, я даже не знаю, прощаемся мы или нет... Спасибо тебе. Я теперь вижу, что всё гораздо сложнее, полней, богаче, и «человеки» действительно не исчезают, - грустно улыбнулся он, цитируя свои же строки, - а всё равно мне неспокойно, свидимся или нет, не знаю, ведь даже сны – это всё непросто...

- А ты верь, - тихо отозвалась Алеся, - и я тоже буду, нам остаётся только верить.

Он молча кивнул, отводя взгляд.

- Знаешь, а ещё я кое-что понял.

- Что?

- Я теперь догадался, кто ты.

Сейчас Андропов смотрел ей в глаза, и Алеся замирала: гадая, не что он скажет, а как.

- Конечно, это просто догадка, но я почти уверен, что она верна. И я снова хочу сказать тебе спасибо. Потому что ты всё правильно сделала. И пусть это тоже только моё мнение – но я и здесь уверен, что прав! Без тебя была бы только сплошная тоска, страх и мука. А так... Всем бы такого штурмана.

Она просияла и улыбнулась счастливо, ощущая, как снова щиплет в носу:

- Юрочка, как же я всё-таки рада. Что ты всё понял и что ты не сердишься. Так рада, что ты выздоровел. Что ты такой красивый. И, знаешь, я человек служивый и не знаю, что мне дальше прикажут, но я хотела бы остаться только твоей. Только твоим штурманом.

Он отпустил её руки и оглянулся в сторону улицы с задумчивой печалью, что была знакома Алесе по некоторым фото и выходила как-то ненароком, одним пленённым мгновением и делала лицо Андропова, в зрелости почти заурядное, - красивым.

- Нет, мы не потратили время зря. Я очень рад твоей идее со стихами. Но всё равно не хватит никакого времени, чтобы ещё кое-что тебе сказать...

- Что же?

- Отгадай, - чуть слышно произнёс Юрий Владимирович, наклонившись к её уху.

- Я люблю тебя, - прошептала Алеся и приникла щекою к его щеке, и снова вдохнула глубоко и ощутила тот давний запах – южная степь, и что-то ещё летнее, солоновато-морское.

- Я люблю тебя, - тихим эхом отозвался он.

И мягко коснулся носом её ушка, пощекотав бережным тёплым дыханием, и поцеловал в шейку, совсем близко к маленькой золотой серёжке, и повёл полураскрытыми губами по щеке. Алеся чуть выгнулась, закрыв глаза, словно для полёта, точно сердце своими ударами приподнимало её в воздух – и Юрий Владимирович, придержал её за спинку, накрыв ладонями лопатки, будто хотел удержать, не дать прорваться крыльям, и привлёк к себе, а Алеся обвила руками его шею, и губы их встретились в поцелуе.

Никогда прежде такого не бывало, но теперь для Алеси окружающий мир действительно канул в небытие, в душе её взвихрились искры высоким, победительно-ярким фонтаном, и, медленно осыпаясь, тысячей незримых иголочек блаженно ожгли изнутри. И нахлынуло, затопило могучей медленной волной липово-золотое тепло, и сладко было, и страшно, и жадно, и голова кружилась, и хотелось ещё. У неё дух захватывало, как на высоких качелях, она дивилась Юрию Владимировичу, его нежности, пылкости, восторгалась им и его страстью, и пугалась, и благоговела.

Никогда он не целовался так отчаянно, даже юношей, никогда не звучал для него поцелуй такой сложной, пронзительной мелодией: и счастье неимоверное, и душевная боль, и надежда... И слово «никогда», прежде страшное, теперь звучало гимном несравненного момента – и величайшей свободы: от бренного, измученного тела, от партийных дрязг, от человеческой низости, от горечи поражения. Юрий Владимирович и сам не думал, когда, оробев на миг, обнял Алесю и коснулся её юных, чистых губ, сомневаясь, сможет ли он выразить это непростое чувство, больше всего напоминающее почтительное восхищение – не думал, что в такой момент он коснётся вечности: и не холодной, отчуждённой – а светлой и исполненной триумфа.

Если бы это были мысли, подобное состояние было б невозможным, если бы чувства – то они бы хлынули рыданием из-за своей чрезмерности, но сейчас Юрий Владимирович ощущал совсем другое: будто вся эта лавина вырывается светом из его груди, и охватывает Алесю, и брызгами озаряет всё вокруг.

И в какой-то момент им обоим показалось, что контуры их тел размылись, как свежая акварель, и слились воедино. И возвращаться пришлось долго, с трепетными словами, прикосновениями, объятиями. Они оторопели и притихли от только что испытанного, и разговаривали шёпотом. И обратно отправились в молчании, зато держась за руки, торжественные, лёгкие и искристые внутри.

На крыльце у самой двери стояла Габи и озабоченно показывала на часы, качая головой. Мельком на неё взглянув, Алеся последний раз приникла к Юрию Владимировичу:

- Буду скучать по тебе. Надеюсь, скоро встретимся.

- Но не слишком.

- Ну что ты, во сне ведь... а своих дождись. Ничего, время быстро пролетит. – Она потянулась и нежно, долго поцеловала его в шею. – Ты самый лучший, Юрочка. Желаю, чтобы всё у тебя было хорошо.

- И у тебя пусть тоже... Ладно, пойду я.

Она мягко и легко выпустила его из объятий, почему-то не чувствуя уже смертной тоски, и видела, как он поднялся на крыльцо и помахал ей рукой, и донеслись до неё последние слова: «Счастливый путь!» - и она ощутила, как её тянет назад медленным, мощным потоком, а вокруг всё уже рассеивалось и мерцающе плыло.