Вечера над Тихой Сосной. Легенда о Марии Босой

Нынешним летом случилось у меня особенно много встреч с людьми, кого любознательность и лёгкие ноги привели в наши места. И как-то в поездках и вечерних разговорах возникла общая мысль записать сокровенные сказания старины в небольших легендах, сделать их чем-то вроде визитной карточки Бирюченского края. Я долго отнекивался, ибо иметь дерзость говорить от имени истории мне не позволяют ни способности, ни знания. Однако же нынче, после ещё одной встречи с паломниками по Белогорью, я согласился записать дюжину преданий с тем только условием, чтобы их не относили ни к краеведению, ни к народному творчеству. Это просто мой вольный пересказ тех событий, о которых я слышал от старых людей или читал в документах далёкой поры. Я буду выдавать их по новелле в каждый вечер и надеюсь, что читатели простят мне незамысловатость рассказов.
Приступим, помоляся.
…
Груша кроной большая, а плодом крупная. Первый год уродила. Пятилетние сёстры-двойняшки Маша и Марфуша спрятались под ветками от дождя.
Пробежал мимо городской дурак Филька Стручок, погрозил :
-Ужо будет вам молочко от небесной коровушки.
МолОнья заполаскивает – жуть. Как ударила небесная стрела в крону – так Марфуша и обмерла, почернела. Маша испугалась, трясет сестру. А от плеча её – только мурашки по телу.
Сидит Маша, плачет. И дождь кончился. Солнышко бОком высунулось из-за тучи, залило радостным светом поляну.
И идёт по поляне женщина. Вся из света выткана. Подошла, к девочкам наклонилась. Сняла с мёртвой Марфуши серебряный крестик, протянула Маше:
-Надень, дитятко. А свой крестик мне подай.
-А зачем, тётенька?
Женщина теплой ладонью погладила девочку. От ладони – тоже мурашки. Только добрые-предобрые.
-Имя у нас одно, - сказала женщина, - и судьбы похожие. Но будет у тебя две жизни. Одна святая, а другая грешная. И от грешной избавишься лишь, когда найдёшь свой крестик. Может – под землей.Может – на воздусях. Вот я его у тебя взяла - я и верну. Когда искупится через тебя смертный грех твоей покойной прабабки.
-Какой грех, матушка?
-А то тебе знать не надо. Расстанемся теперь до встречи, дитя. Храни тебя Господь.
Женщина из света наклонилась и поцеловала Машу в макушку.
Солнце в небе задвинулось за тучу.
А из Бирюча уж бегут люди. Впереди – отец, сотник Костянтин Босой. Упал на колени в мокрую траву, трясет неживую Марфушу, плачет…
Шел 1745 год.
…Минуло еще пятнадцать лет. Отшумела Покровская ярмарка, но улицы и площади Бирюча еще плотно унавожены, еще не приподняли флаг торжища, а на островУ у гребли еще лежали, подняв морды и зелено перетирая грубую траву, верблюды калмыков-торгашей, задержавшихся в расчётах с городом. Вечером, в каменный дом Константина Босого, на улице Московской, пришли гости. Купец второй гильдии Осип Шерстюков с двумя сыновьями. Принесли большой баул с напитками и закусками.
Пока выставляли всё на скатёрку, хозяин сообразил :что-то просить будут!
А цену себе Константин Босой знал. Был он уже подполковником в отставке и магистром губернской Межевой Палаты. На несколько уездов вокруг без его подписи сажени земли никто не мог ни купить, ни продать.
И он угадал.
Купец Осип Шерстюков распустил наборный пояс, разгладил бороду:
- Оно, хощь мы и старообрядцы, а дело блюдем. Я в нонешнем годе чистого барыша полторы тысячи имею, - начал он хвастаться, разливая из стеклянного граненого пузыря красную настойку.
-То нам ведомо, - вставил слово хозяин.
Выпили все четверо. Крякнули.
-А коли ведомо, - продолжил гость, - то есть у нас купец, а у вас товар. Сватать мы пришли твою Марью.
Подполковник засуетился, словно меньше ростом стал.
Купец еще налил.
Крякнули.
Босой прокашлялся и хрипло выдавил, словно у него репей в глотке:
-Да я хоть за Якова, хоть за Авдея. Сыны у тебя – соколы…
Купец раскинул полы кафтана по скамье и веско выдал:
- А не торопись, Костянтин Романович. Жених – я. А сыновья у меня нынче – мои сваты.
-Так тебе ж, Осип Матвеев, поди лет шестьдесят? - опешил хозяин.
-Шестьдесят шесть, - уточнил гость.
В горнице запнулась тишина.
Нарушил её купец. Все так же веско и уверено он заговорил:
-Ты не спеши, тестюшка. Весь город знает твою непутёвую Марию. С бражниками хороводится, у дьяка грамоте выучилась. Виданое ли дело, чтоб баба бабам Писание толковала? По городским подземельям шарится, всё какой-то крестик ищет. Взяла блажь дьявола из бесноватых выгонять! Да она сама бес! – купец распетушился, испарина по лбу пошла. – А вот я её возьму в ярмо, да обломаю по древлему чину. К бабе нельзя входить без кнута. Знай свое место. И тебе, подполковик ,позору меньше.
И опять потянулся к пузырю.
А хозяин прошел в святой угол, из узкого ковшика подлил масла с лампады. Иконы ожили, в горнице посветлело.
-Небось – чего взамен попросишь? Знаю я вашего брата, рвача? – спросил он.
-И попрошу, - согласился Шерстюков. - Отпиши за мною пустошь у села Белогорье, за Доном. Я там кирпичный заводик устрою.
На том и сошлись.
И стала дворянская дочь Мария Босая купеческой женой.
А зимой, по твердой Тихой Сосне, переехала она с мужем и скарбом из Бирюча в Белогорье.
И прошло еще двадцать лет.
В Горлицком монастыре в Иерусалиме принимали странницу. Пришла странница пешком из России, налегке, только посох да котомка. Монашка со слов странницы записала в книгу паломников. «Именем Мария Босая, купеческая вдова Шерстюкова. От роду сорок лет. Грешница, а грех в том, что в припадках себя не помнит, а о других людях всё знает. Когда вне себя, то её страшатся бесы. Много молится, раздала много имения с тем, чтобы и за неё молились многие. Считает свои беды расплатой за раннюю смерть сестры, винится перед Господом. Пришла в Иерусалим молить Бога и за сына – воина Исая, пропавшего в Туречине. Ещё винится в том, что родила сына не от мужа, а от кого – то Богородица знает. Просит самого строгого послушания, лучше землеройного. А пострига не ищет, потому что считает себя недостойной».
Марии отвели келью. Послушанием ей стала работа в подземелье Гроба Господня. Мести полы, скрести стены,чистить потолки.
И так прошли годы. А вместе с ними исчезли припадки. Она стала словно принадлежностью пещеры Гроба Господня. Видела насквозь каждого , кто приходил сюда, многим помогала. Слава о Марии Босой шла по всей Иудее, и к ней в келью всегда была очередь из тех, кому надо что узнать от провидицы.
А однажды с утра почуяла неладное. Принес это неладное калека из России. Назвался давним сотоварищем её сына Исая. И рассказал калека, что в плену турки распяли солдата за то, что не отказался от православной веры. «А я, говорит, отказался, и меня пощадили, только искалечили. А спустя годы выгнали от хозяина, как старого пса, за ненадобностью».
В тот же день взяла Мария свой посох и пошла в Россию.
Долго ли, коротко ли шли дни, но однажды в Бирюче, у дома покойного подполковника Босого, увидели люди пожилую женщину, одетую монахиней. И только тогда признали в ней буйную Марью Босую, когда стала она спрашивать о могилке строго землемера.
Ей показали. До вечера пробыла гостья на кладбище, а в сумерки прошла к старой груше на выгоне. А когда марево накрыло веки, увидела она вьявь рядом с собой пятилетнюю девочку. Девочка плакала и просила вернуть ей крестик. «Без крестика в Царство небесное не пускают».
Утром наняла Мария дрожки и поехала в своё имени Кирпичи. Там еще неделю готовилась. Покупала заступы, ведра, веревки. А на Рождество Богородицы, в первые дни сентября, принялась копать ход в массивной меловой горе.
Приступилась она к этому месту не случайно. За много веков до неё тут уже трудились неведомые старатели. В горЕ и природных ходов много, а ручные перемычки сделали Белогорское лбище похожим на сырную голову – сплошь в ноздрях келий да в прожилках ходов. Но за века всё тут обвалилось, и проникнуть внутрь без огромного руда стало невозможно.
Поначалу местные жители посмеивались : «С глузду съехала, старая. Как южиков в Ерусалиме завела, так в святцы себя записала. Ей, вишь ли , Богородица велела вручную подземный монастырь заложить. Во искупление. А небось, колдунья старая, клад ищет».
Но со временем разговоры поменялись.К весне заметили Белогорцы, что слово Марии лечит. Что те, кто ей помогают, избавляются от хворей. Что младенцы перестали мереть по округе.
-По все губернии оспа гуляет, а Белогорье Господь миловал.
- А ещё ей ангелы помогают. Она за день набьет мелу, да и заснёт тут же. А ангелы к утру всё и вынесут, чтоб с утра ей без помех трудиться.
К лету, когда Мария так углубилась в гору, что уже не выходила к людям, слух о ней ушел далеко за пределы губернии. И праведный труд её напугал и поставил в тупик власти. Приезжали архиереи, увещевали Марию в подземелье. «Как можно возводить монастырь без благословения Владыки? Гордыня это, самый страшный грех».
Приехал генерал из столицы. О чем беседовал с Марией – неизвестно. Но когда на Троицын день Белогорье сгорело дотла, так, что даже храмовый колокол упал и от жара поплыл юбкой – тут только все поняли, что имеют дело с чудом. Потому что в огне не пострадал ни один человек, ни одна животина.
А тут из Петербурга, от самой Императрицы, пришёл «Указ о всяческой помощи Марии Босой в её святом деле». И деньги на обустройство нового монастыря.
И еще долго, несколько лет дробила мел Мария, наравне со всеми. Постепенно вырос под землей настоящий монастырь, с церквами и службами.
Но чем больше двигалось дело, тем мрачнее становилась Мария. И однажды она поняла, что силы её иссякли.
Она вышла на поверхность, как казалось всем, победительницей. Люди падали перед нею на колени и целовали края рваной хламиды. В её честь звонили колокола.
Но Мария почти не понимала, что происходит. Она вышла за село. Ей подали лодку и перевезли на другой берег. Здесь её тоже ждало множество народу. Но она прошла сквозь толпу и долго уходила прочь. Пока исправник не догадался пустить ей вдогонку дрожки.
На этих дрожках Мария вернулась в Бирюч. Она не узнала отчего дома. Новые хозяева изменили переднюю стену и навесили новые ворота. В одиночестве прошла она на пустырь, к старой корявой груше-дичке.
Ветер вихрил по улицам клоки сена, и дыхание грозы загоняло кур из пыльных луж под навесы.
Мария села на траву, рядом с маленькой девочкой.
-Ты принесла мой крестик? – спросила девочка.
Сильный удар грома был ей ответом. И внезапно солнце плеснуло на поляну поток золота. И в этом потоке Мария увидела женщину, сотканную из света.
Женщина подошла и положила Марии руку на голову. Легкая радостная дрожь пошла по телу.
- Вот ты и вернулась к себе, - сказала женщина. – И ты сделала всё, о чем я тебя просила. Ты искупила грех прабабки. Ты лечила людей, вырастила сына, построила монастырь. Ты прожила две жизни – святую и грешную. И теперь вы свободы обе – Мария и Марфа. Вас ждут всеблагие.
- Но я не нашла крестика! – воскликнула – и не услышала себя Мария. – А без крестика Марфушу не пустят в Царство Небесное.
Женщина улыбнулась и сняла крестик с ветки, прямо над головой Марии, и подала ей:
-Крестик ещё с первого дня нашей встречи висел здесь.
… Еще не схлынула гроза, как Бирюч вздрогнул от новости: в городе Мария Босая!
Открылись дома, наполнились улицы, ударили в колокола. Кинулись искать : где святая, у кого остановилась?
И тогда вышел городской дурачок Филька Струч и прокричал, что видел бесноватую :
-Где?! – выдохнул город.
И привел их Филька к старой груше на пустыре.
Она была там. Сидела мертвая, с двумя одинаковыми крестиками. Один на шее, другой в руках.
Похоронили Марию Босую за алтарём Покровского собора.