Ночью

Рудокоп оперся на кайло
Как на трость,
Отерев пот со лба с прилипшей
Производственной пылью;
Он вытянул загрубевшую руку,
Чтобы ветер дул на мозоли.

Отложивший лопату строитель,
Взявшись за кельму,
Не прерывая труда
Дольше этого быстротечного мига,
Продолжал делать кладку
В воздушные замки воздушной империи.

Сёстры-жницы, вестницы общего,
Обнимали снопы
Будто грезимых возле ДК
Сознательных кавалеров;
Их восточные полумесяцы,
В ожидании союза с мужским
Разрезали дуновения на верхотуре.

Молотобоец-рабочий
В ощущении рельефа вокруг и нагрузки на бицепсы и торс,
Сделался всецело продолжением конечности.

Лесоруб, утомлённый топором, криками «Бойся!»
И видом поверженного дерева,
Мерил ладонью тонкое как сосновая кора облако,
Плывущее в последних всполохах дня.

Когда ночь, наконец, прочертила
Со шпилем параллельную линию…
Потускнели и их отражения в зеркале-ост
По адресу, напоминающему о бесконечности,
Как о термине материнского рода.

Чуть подальше,
Будто бы на границе миров:

Скрипачка, ныне первая скрипка,
Теребила новомодную партитуру,
И идущий околицей циклон
С последними августовскими зарницами
Представали пред ней,
Как начало «Адажио».

Хлебороб поник головой,
Устало потупился в полынью колонны,
Не думая ни о чём;
А хлеба утешающе, любовно и преданно
Прижимались к груди его.

Шахтёр стоял на своём,
Сохранив единственный источник света в округе.

А учитель не могла оторваться
От какого-то запрещённого всеми директивами
Сочинения;
Её губы осторожно шептали слова на полях
Вольного размера.

Пока ночь с оком кошачьим вступала в права,
Поглотив их донельзя европейственную манеру.
Пока выпукло замолкла дуга.
Пока прохожие обсуждают драп.
Пока в тиши, на Востоке
замер бард.

Февраль – Сентябрь 2016 г.