Конгресс в Софии 1956 и эхо венгерского восстания

В 1956 году я получил приглашение от болгарского математического общества выступить с пленарным докладом на I съезде болгарских математиков. Съезд состоялся в октябре 1956 года. В работе его от Советского Союза принимали участие С. Соболев (глава делегации), А. Постников и я.

Доклад мой был на тему «Системы эллиптических уравнений в частных производных, которые не удовлетворяют условию сильной эллиптичности». В работе съезда принимало участие не менее сорока зарубежных математиков, с некоторыми я близко познакомился и в дальнейшем продолжал поддерживать научные отношения.

Во время моего пребывания в Болгарии произошел один инцидент, о котором следует рассказать как можно правдивее. Из Москвы делегация советских математиков летела в Софию на реактивном самолете Ил-18. Хозяев же, равно как и представителей советского посольства в Софии известили, что делегация летит обычным самолетом. Поэтому на Софийском аэродроме нас никто не встретил. Надо сказать, что в Москве вместо денег нам выдали чеки. Через полтора часа на аэродром прибыли ведущие математики Болгарии Чакалов, Обрешков, Попов, Илиев и Ценов. Они извинились перед нами за то, что не смогли нас встретить.

Мы познакомились и скоро на машине председателя болгарской академии им. Павлова уже ехали в лучшую гостиницу Софии. После того, как каждому из нас дали отдельный комфортабельный номер, хозяева пожелали нам приятного отдыха до вечера и уехали. Поскольку мы прибыли в субботу, а по субботам банки в Софии работали только до двенадцати, Соболев, на чье имя были выписаны чеки в Москве, не успел получить по ним деньги в банке и, таким образом, наша делегация осталась без денег.
Наступил вечер, но никто из организаторов не появился, и мы уже начинали чувствовать голод. Наконец, Соболев услышал стук в дверь номера (мы все трое находились в его номере в ожидании хозяев). Он открыл дверь, и в номер вошел великолепно владевший русским языком софийский математик И. Тагамлицкий, сын русских эмигрантов. В сопровождении Тагамлицкого мы осмотрели расположенные в центре Софии достопримечательности и в одиннадцать часов вечера вернулись в гостиницу. Тагамлицкий не знал, что за отсутствием денег мы целый день ничего не ели, и, конечно, не предложил нам никакого угощения. У меня были с собой две коробки шоколадных конфет и две бутылки «Хванчкары». Субботним вечером нам пришлось удовольствоваться коробкой шоколадных конфет и бутылкой «Хванчкары». Соболеву вкус «Хванчкары» не понравился, и мы с Постниковым с трудом убедили его в том, что виноват шоколад, а не вино.

И на другой день, в воскресное утро, о нас еще никто не справлялся. Мы прикончили вторую коробку шоколада и вторую бутылку вина и стали ждать. Вечером Чакалов вручил каждому из нас троих конверт с деньгами и приглашениями. У меня и Постникова в конвертах оказалось по тысяче левов, у Соболева — девятьсот. Мы никак не могли понять, в чем тут дело. Пригласительные карточки у всех у нас были одинаковыми. Загадка разъяснилась на другой день. Оказалось, что с самого начала планировалось пригласить Соболева на особый банкет, поэтому в его конверте оказалось на сто левов меньше. Ошибка была исправлена.

На третий вечер после начала съезда проректор Софийского университета, член-корреспондент болгарской академии, математик Л. Илиев устроил прием у себя на квартире. Было приглашено сорок гостей — все иностранцы. Не прошло и часу с начала застолья, как в квартиру Илиева ввалился одетый в форму шофера советский гражданин. Он был настолько пьян, что еле держался на ногах, и все время повторял одно — пусть, мол, профессор Илиев даст ему ключ от гаража.

Хозяин с супругой изо всех сил старались утихомирить пришельца, но он расходился все больше и больше. Я сидел в конце стола, близко от входной двери. Встав, я пригласил пьяного к столу и указал ему место рядом со мной. Мы едва поместились на одном стуле. Непрошеный гость, увидев на столе торт, схватил всей пятерней кусок и начал пожирать его, как свинья. Сидевший напротив Соболев не вынес этого зрелища и стал громко поносить непрошеного гостя:

— С вами говорит академик Соболев, немедленно убирайтесь отсюда, не то завтра я вам такое устрою, что вы на всю жизнь запомните.
— Потише, академик Соболев! Занимайся лучше своим делом, а я буду заниматься своим, сказал в ответ трезвым голосом «пьяный», спокойно продолжая уплетать торт.

Я прошептал ему на ухо всего одну фразу, после которой он почти сразу поднялся, попросил меня проводить его до дверей квартиры и ушел. Этот инцидент изрядно подпортил нам веселье. Гости разошлись в двенадцатом часу.
Соболев, Постников и я вместе направились в гостиницу. Соболев казался очень взволнованным.

— Завтра в девять утра мы все трое должны явиться к нашему послу и просить его непременно найти и строго наказать этого мерзавца из Советского Союза, который посмел опорочить свою родину в глазах иностранцев.

Мы согласились с ним, попрощались друг с другом и разошлись по своим номерам. Инцидент произвел на меня тяжелое впечатление. К тому же я сильно подозревал, что причиной такого поведения непрошеного гостя был не алкоголь, так как вином от «пьяного» не пахло.

В три часа ночи я включил радиоприемник и стал слушать передачи на разных волнах. Парижское радио на французском языке передавало сообщение, что в первом часу ночи в Венгрии началось народное восстание и несколько городов уже находятся в руках восставших. Потом я нашел московскую волну, по которой осуществлялись передачи для Дальнего Востока. О Венгрии ничего не сообщали. Тогда я включил «Би-Би-Си». Эта радиостанция несколько раз повторила на русском языке, что в Венгрии в результате народного восстания свергнуто коммунистическое правительство Ракоши. Теперь я понял, что могло быть причиной вчерашнего инцидента. Устроенный на квартире болгарского профессора прием для сорока иностранцев, на котором, за исключением самого хозяина и его жены, не присутствовал ни один болгарин, вероятно, "требовал проверки" соответствующими ведомствами.

В половине девятого утра все три делегата во главе с Соболевым отправились в советское посольство. По дороге я настойчиво спрашивал коллег, слушали ли они ночью радио, но ответа так и не добился.

— Сергей Львович, может, не стоит обращаться в посольство по поводу вчерашнего инцидента? По-моему, нам лучше не вмешиваться в такое дело, — сказал я Соболеву.
— Нет, товарищ Бицадзе! Мы обязаны защищать интересы своей родины везде.

Посол Советского Союза Захаров принял нас, выслушал Соболева, потом оглядел каждого из нас в отдельности и спросил:

— У вас в гостинице есть радиоприемник? Вы слушали утреннюю передачу из Москвы, товарищи?
— Мы были так взволнованы, что нам было не до радио, — ответил послу Соболев.
— Я слушал Москву. Вы, наверное, имеете в виду события в Венгрии? — спросил я посла.
— Да, события в Венгрии. Как Ваша фамилия? Бицадзе? Так вот, товарищ Бицадзе, после того, как вы выйдете отсюда, прошу вас ознакомить коллег с содержанием московской передачи, — с этими словами посол привстал, улыбнулся Соболеву и подал руку ему первому в знак прощания.

Но Соболев снова заговорил:
— Сейчас мне все стало понятно, но вы, очевидно, не поняли, что меня так взволновало. Мы двое, я и Постников, - северяне и обладаем умеренным темпераментом, но третий из нас, товарищ Бицадзе — горячий, темпераментный грузин. Я просто боялся, что он затеет драку с пришельцем, вот и все.

Слова Соболева задели меня, и я с укором посмотрел на него. Посол подал руку и мне, поблагодарил и вроде бы опять улыбнулся.

— Мы с Постниковым благодарны товарищу Бицадзе за то, что вчерашний инцидент не перешел в драку, — вставил Соболев.

На этом встреча делегатов с послом Советского Союза в Болгарии закончилась. Позже нам стали известны все детали венгерских событий. Я не понимал, для чего Соболеву понадобилось выставлять причиной своего беспокойства мою «грузинскую горячность» и «южный темперамент».

Я вспомнил проводившийся прошлым летом в Москве всесоюзный съезд математиков, в оргкомитет которого входили И. Виноградов, М. Лаврентьев, И. Петровский, С. Соболев и другие. Припомнил, как Соболев возражал против предложения Лаврентьева поручить мне прочесть пленарный доклад (об этом мне поведал Виноградов), как он был раздосадован тем, что на моем секционном докладе присутствовало так много народу. Сейчас недовольство С. Соболева объяснялось, вероятно, тем, что из трех советских делегатов сделать пленарный доклад поручили только мне, и вчера этот доклад был с большим вниманием заслушан всем съездом. Векуа тоже считал, что Соболев всегда старается отодвинуть меня на задний план.

Но в чем причина? Я никак не мог доискаться причины.