Мистический привет из итальянских Альп

Лето 1945 года я вместе с Д. Квеселава, Д. Долидзе и Т. Маруашвили провел на Канобили, в Абастуманской астрофизической обсерватории. Все удивлялись, как я, постоянно работая на Канобили, успевал еще просматривать зарубежные математические журналы и производить весьма сложные вычисления.

В Тбилиси я вернулся очень уставшим. К этому добавилась еще большая учебная нагрузка в университете — 36 часов лекций каждую неделю. Поздней осенью я заметил, что за мной наблюдают, взломали мою треугольную комнату в общежитии Академии наук на Плехановском проспекте, унесли рота- и фотокопии нескольких научных трудов на немецком и английском языках — красть у меня в комнате больше было нечего. Я никак не мог взять в толк, кому и для чего все это могло понадобиться. А 1 января 1946 года днем в мою дверь постучали. Я открыл. Какой-то незнакомый мне верзила в полувоенной форме в прямом смысле слова ворвался в комнату и сжал меня в объятьях со словами:

— Ну наконец-то я тебя нашел! Как поживаешь, старина? Как тебя здесь встретили после возвращения с итальянских Альп?
— Простите, я вас не узнаю. Вы, наверное, шутите...
— Что значит — шучу?! Ты что, забыл? Я ведь тот самый союзник, которому было поручено для укрепления основных сил вести ваш партизанский отряд, когда мы охотились на Муссолини.
— Простите, но я никогда не был партизаном и не сражался в Италии, по-моему, вы меня с кем-то путаете!
— Как, разве ты не Андро Бицадзе? Вспомни плен, Северную Италию, партизанский отряд, как мы повесили Муссолини!

Это совсем сбило меня с толку, я никак не мог понять, кто из нас двоих спятил — я или он.

— А ну-ка, пошел вон из этой комнаты, а то живым не останешься,— сказал я, вооружившись большим ножом для резки хлеба.

Незнакомец испугался, рука его потянулась к карману, но он, видно, счел за лучшее не связываться со мной и вышел из комнаты. На другой день я рассказал об этом Горгидзе и Квеселава. Они переглянулись и по отдельности подступили ко мне:

— Ты, наверное, набедокурил тут во время войны. В последние месяцы есть даже определенные признаки, что это так. Если ты в чем-то провинился, так должен отвечать,— сказал Горгидзе.
— А если ты ни в чем не виноват, тогда все, рассказанное тобой, тебе, наверное, померещилось. Это вызвано твоим психическим состоянием, — закончил начатую Горгидзе фразу Квеселава.

Из института я пошел сначала домой, а потом направился в диспансер функционально-нервных болезней. Невропатолог П. Кавтарадзе и психиатры А. Гоциридзе и Н. Вешапели не обнаружили у меня никакого органического заболевания в своей области и направили меня к психологу Магде Амилахвари.

Магда внимательно выслушала меня и сказала:
— По-видимому, во время войны вам плохо жилось экономически, вы физически истощены. По-видимому, научно-исследовательская работа тоже сделала свое дело — вы переутомлены. Сейчас вам нужно отдохнуть, и все будет хорошо.
— Уважаемая Магда! Все, что вы говорите, верно, но неужели вы думаете, что все, рассказанное мной, только галлюцинация?
— Может и не галлюцинация, но тогда вы должны набраться мужества и, если вам что-либо известно о политическом или каком-то другом злодеянии, сообщить об этом товарищам из органов.
— Кто меня туда пустит, да и что я им скажу, если я никакого злодеяния не совершал и не был свидетелем чего-либо подобного?
Все же она выписала мне какие-то лекарства и с улыбкой проводила из кабинета.
— До свиданья, в нашем диспансере вам делать нечего, он вам не нужен, товарищ, извините, забыла вашу фамилию, — и, заглянув в историю болезни, прочла: — товарищ Бицадзе.

По прошествии нескольких месяцев газета «Заря Востока» опубликовала статью о том, как партизаны повесили Муссолини в горах Италии. Среди партизан называли и некоего Андро Бицадзе...