Развитие ненаучных войн в Грузии с участием Кремля

                «Товарищи ученые, кончайте поножовщину!»
                Владимир Высоцкий

В конце июня я получил из Тбилиси неприятное известие: группа математиков под предводительством В. Купрадзе обратилась в высокие партийные и государственные инстанции с жалобой на И. Векуа и Н. Мусхелишвили. Они обвиняли их во многих грехах, главным среди которых было плагиаторство, которое жалобщики вроде бы брались доказать документально. Чтобы разобраться с жалобой, Центральный комитет партии и Совет министров выделили комиссию в составе трех человек: В. Гогуа (председатель Президиума Верховного совета Грузинской ССР), Р. Шадури (секретарь ЦК КП (б) Грузии), Г. Замбахидзе (первый секретарь тбилисского комитета КП (б) Грузии).

Прежде всего комиссия допросила Мусхелишвили и Векуа, затем были допрошены свидетели: Ш. Микеладзе, Л. Гокиели, А. Рухадзе, А. Горгидзе, И. Мецхваришвили, Д. Харазов, Б. Хведелидзе, Г. Чогошвили, Д. Цхакаиа, Г. Ломадзе, В. Челидзе. Под конец авторов обвинительной жалобы П. Зерагиа и Л. Магнарадзе в присутствии Купрадзе свели с обвиняемыми, после чего был сделан вывод, что Мусхелишвили и Векуа действительно виновны во всем и — что самое главное — не заслуживают тех ученых степеней и званий, которые были им присвоены в разное время.

Мусхелишвили обратился к комиссии:

— Прошу опросить и других математиков, например, Андро Бицадзе, который три месяца назад в Москве блестяще защитил докторскую диссертацию.
Гогуа не дал ему продолжить:
— Товарищ Мусхелишвили, нам нет никакого дела до Бицадзе, мы даже не знаем, существует ли вообще такой математик.
— Товарищ Василий! Я на несколько минут отлучусь в президиум Академии и сейчас же вернусь, чтобы документально доказать вам, что математик Бицадзе действительно существует, хотя сейчас работает в Москве.
— Посмотрим, чем вы нам это докажете. Можете идти.

Из кабинета Гогуа Мусхелишвили пешком дошел до президиума Академии, вызвал в свой кабинет начальника первого отдела Визиришвили и попросил принести ему мое личное дело. Как президент Академии, Мусхелишвили с помощью первого отдела получил из Совета министров СССР приказ о переводе старшего научного сотрудника Тбилисского института математики Андро Васильевича Бицадзе в Институт математики им. Стеклова Академии наук СССР на должность старшего научного сотрудника. Приказ был подписан Сталиным.

Мусхелишвили отнес этот приказ Гогуа. Он был один в кабинете и сразу же принял Мусхелишвили. Последний положил приказ Сталина на стол Гогуа. Тот сначала не поверил своим глазам, даже проверил, в порядке ли очки, и, уверившись в том, что на приказе действительно стоит подпись Сталина, в знак уважения встал на ноги.
— Это, конечно, хорошо, что многие уроженцы Грузии занимаются полезной деятельностью в России, но вы, товарищ Мусхелишвили, забываете об одном обстоятельстве. Мнение первого секретаря о вас и вашем ученике Векуа — отрицательное, и наша комиссия должна только подтвердить его мнение.
— А я думал, что принцип демократического централизма полностью исключает субъективизм в строении партии.
— Об этом вы можете заявить на заседании бюро Центрального комитета, когда будет разбираться ваше дело, однако не думаю, что это вас спасет. Общественное мнение тоже против вас, товарищ Нико. Или — уважаемый Нико? Не знаю, как принято обращаться у вас, в Академии.
— Общественное мнение об ученых должно идти от самих ученых, почему вы не хотите узнать мнение московских, ленинградских математиков, чтобы установить, действительно ли я и Векуа занимаемся плагиатом?
— Давайте сейчас на этом закончим разговор, ждите вызова на бюро ЦК. До свиданья, товарищ Нико!

Мусхелишвили, попрощавшись с Гогуа, пошел к себе на квартиру. Дорогой он думал о том, где и когда допустил ошибку, если математики, на которых он потратил столько сил, восстали против него, почему потерял контроль над коллективом, который, не жалея трудов, создавал на протяжении десятков лет. «Плагиат? Это же полный абсурд, когда речь идет обо мне. Я ничего не заимствовал у Г. Колосова. Это же видно из его монографии, которая вышла после моей. Разве мало там говорится о моих заслугах в сфере применения методов комплексного анализа для решения двухмерных задач теории упругости? Формулы, которые сегодня носят имя Колосова-Мусхелишвили, приведены в нашем общем с Колосовым труде. Что же касается формул Мусхелишвили, то они впервые были приведены в моих трудах. В предисловии к моей монографии «Некоторые задачи математической теории упругости» академик Крылов особо подчеркнул мои научные заслуги, но разве это интересно клеветникам?»
Занятый этими мыслями, Мусхелишвили подошел к своему дому, быстро поднялся по лестнице и нажал кнопку электрического звонка своей квартиры. Дверь ему открыла Рузанна Фаддеевна. Она сразу заметила, что муж чем-то расстроен, и, заговорив вместо утешения о том, что «ничего, в жизни все бывает, на то она и жизнь», позвала обедать. После обеда он зашел в кабинет, просмотрел указанную в его монографиях литературу и еще раз убедился в том, что авторы, в присвоении результатов которых его обвиняли, названы им все без исключения.

Ночью сон не шел к нему. «Сам ведь поставил перед Магнарадзе и Зерагиа научно-исследовательские задачи, помогал им по мере сил, поддерживал, хвалил, порой даже чрезмерно. Илья Векуа в их тематике начал работать позднее, но все ведь видели, какие хорошие научные результаты он получил. Наверное, им не понравилось, что Векуа вторгся в их научную тематику, но разве она является их собственностью? Может, я ошибаюсь в оценке Векуа? Но разве не могли Магнарадзе и Зерагиа в свое время доложить о своих претензиях к Илье ему, Мусхелишвили? Интересно, какова позиция Харадзе по отношению ко мне и Илико? Квеселава и Н. Векуа недовольны мной, они распустили слухи, но это ведь глупо. С каждым из них у меня опубликован общий труд, разве я что-нибудь у них отнял? И ничего не известно о позиции Бицадзе и Карцивадзе по отношению к нам с Илико. Неужели и они тоже?»

Когда Нико, наконец, заснул, странный сон приснился ему: снилось, что он — ученик третьего класса и проводит летние каникулы в деревне матери Мацевани. Во дворе гуляет черная наседка с единственным цыпленком. Коля берет просо у служанки и угощает цыпленка. Ему жаль цыпленка, он, наверное, голоден, потому-то с писком бежит за наседкой. Цыпленку, как видно понравилось просо, он быстро склевал его и снова подбежал к Коле в ожидании угощенья. Но просо закончилось. Цыпленок сначала вспрыгнул ему на плечо, потом, взлетев на голову, начал перебирать волосы. Вдруг цыпленок превратился в вороненка и начал бить его большим черным клювом по голове. Он заставил донести его до вороньего гнезда и стал рассказывать рассевшимся на ветвях деревьев большим воронам, что Коля угощал его просом, как будто он не знал, что ворон проса не ест. Вороны посчитали, что он этим совершил преступление.
Их хриплое карканье разбудило его утром.

Было уже восемь часов, он встал, побрился, принял прохладный душ.
Нико еще завтракал, когда раздался телефонный звонок. Звонил его помощник из президиума Академии наук, который сообщил, что он непременно должен быть на заседании бюро Центрального комитета, которое состоится сегодня в десять утра. К десяти часам Мусхелишвили уже сидел в приемной первого секретаря Центрального комитета КП (б) Грузии и ждал, когда его вызовут на заседание бюро. Рядом в приемной, тоже в ожидании вызова, сидел Илья Векуа. Оба молчали. В десять тридцать их вызвали. Чарквиани объявил:

— Товарищи, вторым вопросом секретариат Центрального комитета выносит на рассмотрение дело Мусхелишвили и Векуа. Это дело было возбуждено месяц назад. Для изучения его была выделена авторитетная комиссия, которая сообщит нам о результатах своей работы. Слово предоставляется товарищу Гогуа.
— Товарищи, по вашему поручению комиссия изучила дело Мусхелишвили и Векуа и после двусторонних и многосторонних допросов пришла к заключению, что в Академии наук Грузии в лице этих двух человек образовалась беспринципная группа, чьи научные заслуги сильно преувеличены. Мусхелишвили и Векуа путем взаимного восхваления сумели заполучить высокие ученые степени и звания, добились того, что Мусхелишвили сегодня является дважды лауреатом Сталинской премии, а Векуа — лауреатом. Дело дошло до того, что Мусхелишвили даже вознамерился сделать Илью Векуа академиком по линии Академии наук СССР. В Академии наук Грузии развели настоящую аракчеевщину, держат в страхе всех, кто осмеливается выразить протест против их несправедливых деяний. Оба они беззастенчиво грабят находящихся в их подчинении математиков. В трудах Мусхелишвили и Векуа обнаружены теоремы, уравнения и формулы из трудов зарубежных и русских математиков. Проверка подтвердила, что они не такие уж талантливые ученые, какими себя выставляют.
— Товарищ Гогуа, была ли проведена очная ставка между Мусхелишвили и Векуа с одной стороны и Магнарадзе и Зерагиа — с другой?
— Да, товарищ Кандид.
— Какое она произвела на вас впечатление? — спросил Чарквиани.
— По мнению комиссии, Магнарадзе и Зерагиа не менее способные математики, чем Мусхелишвили и Векуа.
— Товарищ Мусхелишвили, что вы скажете на это? — спросил Чарквиани.
— Вы считаете меня обвиняемым и, вероятно, не поверите моим словам, но я поражаюсь, как вы, люди, которые совершенно не разбираются в математике, беретесь судить о математических способностях!
— А какое ваше личное мнение о способностях Магнарадзе и Зерагиа? — продолжал допытываться Чарквиани.
— Если бы я не считал Магнарадзе и Зерагиа способными математиками, то как бы они попали в число моих учеников? Они, безусловно, талантливы, но вся беда в том, что я считаю Илью Векуа ничуть не менее талантливым, чем они, — ответил Мусхелишвили.
— Товарищ Кандид! Хватит! Мусхелишвили вновь демонстрирует свою безответственность, — послышался возглас одного из членов бюро.
— А что скажете вы, товарищ Векуа? — спросил Чарквиани.
— Я ничего не могу добавить к сказанному, товарищ Кандид.
— Значит, вы разделяете мнение комиссии, не так ли?
— Не мнение комиссии, а мнение Мусхелишвили.
— Мнение Мусхелишвили о том, что вы талантливей всех? — снова выкрикнул один из членов бюро.
— Хотите сказать еще что-нибудь, товарищ Векуа? — спросил Чарквиани.
— Я хочу сказать только то, товарищ Кандид, что вопросы математики должны входить в компетенцию математиков...
— То есть, в вашу компетенцию, чтобы вы могли продолжать свой беспредел, да? — добавил Чарквиани.
— Все ясно. Теперь заслушаем мнение бюро, — объявил член бюро Замбахидзе.
— Тогда попросим товарища Гогуа сообщить предложения комиссии.
— Товарищи, — начал Гогуа, — Ввиду того, что Николай Мусхелишвили и Илья Векуа на протяжении ряда лет насаждали аракчеевский режим в грузинской науке, несправедливо преследуя всех, кто осмеливался выразить хоть малейший протест против их несправедливых деяний, приписывали себе заслуги других ученых, бюро Центрального комитета КП (б) Грузии, во-первых, объявляет строгий выговор коммунистам Мусхелишвили и Векуа; во-вторых, освобождает товарища Векуа от должности академика-секретаря Академии наук Грузинской ССР; в-третьих, освобождает товарища Мусхелишвили от должности директора Института математики и поднимает вопрос перед всесоюзными органами о смещении его с поста президента Академии наук Грузинской ССР. А также считает целесообразным:
а) назначить товарища В. Челидзе директором Института математики им. А.М. Размадзе;
б) назначить товарища Г. Дзоценидзе академиком-секретарем Академии наук Грузинской ССР;
в) назначить товарищей В. Челидзе, Л. Магнарадзе и Э. Цитланадзе заведующими отделами Института математики им. А. Размадзе;
г) выразить благодарность коммунисту Купрадзе за проявленную бдительность.
Так закончило бюро Центрального комитета КП (б) Грузии «дело», возбужденное против Мусхелишвили и Векуа. Все мероприятия, упомянутые в пунктах постановления, были без промедления претворены в жизнь.