Безвыходное положение

Дядя Ваня явился поздней ночью, когда мы с мамой уже спали. Он легонько постучал в окошко и я проснулся, что очень странно, обычно меня и из пушки не разбудишь. Наверное, всему причина, состоявшийся накануне разговор между моими родными, где тётя Валя сказала, что когда вернётся Иван из тюрьмы, то поселится с нами, то есть, со мной и моей мамой.

Вообще, этот саманный, крытый камышом домик, принадлежал бабушке Соне, которая уже не могла передвигаться ногами, они у неё распухли и не помещались ни в одни тапки. Тётя Валя забрала бабушку к себе, потому что моя мама трудилась почти круглые сутки, а за бабой Соней смотреть некому, мне только пять лет в выходной исполнилось и я не справлялся. А тётя Валя живёт в центре города, в трёхкомнатной квартире, работает лаборанткой в больнице и у неё времени побольше, чтобы ухаживать за престарелой родительницей. На том они и договорились тогда.

Я знал, почему дядя Ваня попал в тюрьму, он заступился за младшую сестрёнку, которую ежедневно избивал муж, то есть, за мою маму. Она тогда носила меня, как говорят, под сердцем, но моему отцу, которого я ни разу не видел, было невдомёк. Однажды, пришёл в гости дядя Ваня и жёстко поговорил с отцом, после чего последний три месяца провалялся в больнице, а когда его выписали, то домой он уже не пришёл, а уехал в неизвестном направлении, предварительно усадив за решётку брата жены.

Я с нетерпением ждал дядьку, он для меня уже тогда был кумир, не побоявшийся ответственности и всяких последствий, а всё равно, не раздумывая отстоял честь своей родственницы. Если бы не он, то неизвестно: родился бы я или нет, и до сих пор ли была жива моя мама?

-   О Господи, это же Ванечка!  -  запричитала подхватившаяся мать и в одной сорочке бросилась на порог. Потом она зашла в хату с худым лысым человеком, одетым в какой-то костюм, похожий на тот, что носят рабочие из ЖКХ. Он зажмурился от яркого света и сразу же посмотрел в мою сторону. Я лежал на своей кроватке и с любопытством взирал на того, кого считал истинным героем и не суть важно, что я его видел только на фотографии, но уже тогда был безумно привязан к этому, замученному от дальней дороги, человеку, с подозрительно бледновато-жёлтой кожей лица.

-   Игорёша, ну чего ты лежишь? Вставай скоренько и обними своего дядю!  -  радостно воскликнула мама, но брат взял её руки в свои и тихо проговорил, заглядывая ей прямо в глаза.

-   Не надо, Натаха, пусть хлопец и близко ко мне не приближается, а то заражу. Туберкулёзник я, Натаха, мать её так с этой тюрьмой. Там не захочешь, а всё равно заболеешь этой заразой. Да и ты остерегайся меня. Буду жить в летней кухне, печку там построю. А ты собери мне, чего-либо пожевать и посуду отдельную приготовь да пойду я на отдых, трое суток не спавши.

-   Ваня, а как же стол, а, Ваня? Я же готовилась, хотела встречу отметить, гостей созвать, теперь как же так, Ваня?  -  мать подбежала к холодильнику, в котором стояли кастрюли и сковородки с разнообразными блюдами, приготовленными ею заранее, показывая рукой, мол, куда теперь девать такое добро, тут ведь на целую свадьбу хватит.

Дядя Ваня дёрнул плечом и спокойно ответил:

-   Какие там гульки, Натаха, больной я, понимаешь? На людей кашлять, что ли? Я, вон, и Игорёшу обнял бы с удовольствием, отличный пацан у тебя получился, только не могу себе этого позволить.

Расстроенная мама собрала на поднос еду для него и он ушёл к себе в кухню, а она присела на краешек моей кровати и пожаловалась, будто я понимал все эти премудрости.

-   Хоть бы письмо прислал и попросил, чтобы я там порядок навела, а то пылищи везде полно, паутина в углах... Мог бы сегодня и тут остаться на диване, а завтра бы порешали, что да как.

На утро мама ушла на свою швейную фабрику, а я, в одних трусах, сидел у окна и следил, как дядя Ваня выносил из кухни всю мебель, тряпки и прочий хлам. Потом, что-то вытряхивал, что-то мыл под колонкой и всё у него получалось сноровисто, будто всю жизнь только этим и занимался. Вспомнил, как дядя Жора, муж тёти Вали, даже хлебные крошки со стола не умел стереть, а этот, снял с забора старое мамино трико, набрал в ведро воды и вроде он вовсе не мужчина, до блеска выдраил полы в своём жилище.

-   Ну чего пасёшь меня?  -  с улыбкой спросил он.  -  Выходи, поближе познакомимся, а то вчера я уставший был, а теперь вот выспался.  -  и я стремглав выскочил на улицу.
Он присел на пенёк, срубленной старой акации и внимательно на меня посмотрел.

-   Вот такой у тебя дядька, племяш, тюремщик значит... Хочешь, принимай такого, каков есть, а не захочешь - я не в обиде останусь.

-   Я принимаю тебя, дядь Вань! Честное слово принимаю!  -  поспешил заверить я и увидел, как у него заблестели слезой глаза.

-   Славный ты, Игорек, именно таким я тебя и представлял. Бедный малец, соскучился за мужской лаской, а батя твой, видать, и не в курсах, что такой пацаня ладный у него растёт.

Дня через три дядька мне доверился. Он вновь уселся на пенёк и начал говорить о наболевшем.

-   Игорёк, у меня болезнь страшная, от которой люди помирают, но мне кореша сказали, вроде она запросто лечится собачьим жиром, вернее, жирком, исключительно, из-под маленьких щенков. Если тебе жалко дядьку, то, может у кого из твоих приятелей собачата водятся, так ты мне принеси одного, только пухленького такого, а то у худого, что там обрезать?

Я тогда ещё не понимал, к чему он клонит, поэтому переспросил:

-   Тебе нужны кутята? А как ты ими лечиться будешь?

-   Да очень просто. Зарежу и соберу с него весь избыток, а потом добавлю его в еду. Да, может, таким образом и вычухаюсь. Говорят, здорово помогает... А чего ты пригорюнился? Понимаю, возраст такой, жалеешь всякую божью тварь, но запомни, Игорёк, дороже человеческого бытия ничего нету на земле. Понимаешь, иногда случается безвыходное положение, когда надо чем-то жертвовать, чтобы добиться желаемого результата. Ты вот, курицу любишь жареную? А это живое существо, между прочим, но у неё никто не спрашивает, хочет она жить или не хочет, а берут в руки нож и чик ей по горлу... Чего дрожишь, или не знал, что именно так всё и происходит? Это я, брат, тебе ещё за свиней с быками не рассказал, которых на бойню везут. Никогда не видел, как коровы плачут? Молчишь? И правильно. Ты же не мечтаешь тайно, чтобы я вскоре ноги вытянул?  -  дядя Ваня смотрел мне прямо в глаза.

Конечно, никто не хотел этой смерти, мы его так долго ждали, но ведь никто никогда не думал, что мне придётся страдать впоследствии, потому что маленькие щенки и котята, мною очень любимы и их преждевременной погибели, даже если от этого улучшится здоровье родного дядьки, я абсолютно не желал.

-   Ладно, я поспрашиваю у пацанов с нашей улицы.  -  пообещал я, хотя и так точно знал, у кого есть щенки, но я умолчал. Все дни потом меня съедала совесть, я представлял, как помрёт мой дядька, как он лежит в гробу, как голосит над ним мамка, а особенно баба Соня, но переступить ту черту, чтобы принести на заклание кутёнка, я так и не сумел.

Дядя, видно понял такой мой детский настрой, и, однажды, сам привёл во двор беременную дворнягу, похожую на овчарку. Он привязал её к дереву, налил ей в алюминиевую миску воды, накормил варёными макаронами, вперемежку с килькой в томате, и сказал:

-   Ну вот, у этой будет подходящий помёт, надо только не скупиться на харчи и удача не обойдёт нас стороной, да, Игорёша?  -   и он подмигнул мне, улыбаясь своим щербатым ртом, где через один были выбиты зубы.

Эльза, так назвал он собаку, разродилась буквально через несколько дней, тремя малюсенькими щенками, чем несказанно обрадовала дядю Ваню. Он настелил ей возле забора старых фуфаек, следил, чтобы постоянно в мисках были вода и корм, а сам частенько отлучался из дома в поисках работы. Никуда его не брали, потому что сидел в тюрьме, но он продолжал упорно ходить из одной организации в другую, надеясь, что всё же его возьмут и, наконец, фортуна повернётся к нему передом. Моя мама покупала ему какие-то таблетки от его хвори, он принимал их, но жаловался, что толку никакого, поэтому с нетерпением ждал, когда подрастёт собачье поколение, и когда кутята открыли глазки и мало-мальски могли передвигаться на своих дрожащих лапках, он сразу же выставил Эльзу вон, мол, зачем тут нужен лишний рот, а щенков мы с ним кормили сами, тыкая их мордочками в молоко. Они скулили, ели плохо, а Эльза не уходила, даже когда дядя Ваня кидал в неё кирпичом. Отбежит от дома на несколько метров, а потом снова возвращается. И в то время, пока мой дядя усиленно оббивал пороги высокого городского начальства, я запускал Эльзу к щенкам и с чувством выполненного долга наблюдал, как дворняга радуется своим детям, а они - ей, сразу же припадая к материнским соскам.
У меня уже созрел в голове свой план и как только кутята начали более менее твёрдо стоять на ногах и даже бегать, я выпустил их за двор к матери, а та, чувствуя, что детям грозит опасность, увела их через мост в непролазные заросли, что по ту сторону речки.

Дядя Ваня сразу всё понял.

-   Ну что ж...  -  с горечью сказал он.  -  Раз я здесь никому не нужен, то я уезжаю от вас.

Молча собрал свои вещи и удалился, хлопнув калиткой. Потом мама у меня допытывалась, что произошло, почему дядя Ваня нас бросил, но я не стал ей выдавать всю ту правду, а просто ответил, будто ничего мне неизвестно.

А через год мой дядька вернулся да не один, а с красивой молодой женщиной, которая смущённо жалась к нему, когда он представлял её нам.

-   Натаха, а твои лекарства помогли.  -  говорил счастливый дядя Ваня, который выглядел просто замечательно: пополнел, посвежел, весь чистенький, ухоженный.  -  Я вот помирать поехал, а получилось наоборот, ещё и семью приобрёл.

-   А я что тебе говорила, Ванечка?!  -  утирая слёзы, сбивчиво отвечала ему мама.  -  Я же узнавала у врача, ведь ты едва успел заболеть и форма твоей болезни была ещё в первоначальной стадии. А лекарства эти я по блату доставала, они такие дорогущие, Ваня! Как же я рада видеть тебя, братик мой дорогой, уж все глаза выплакала...

Пока мама и тетя Люся, так звали жену дяди Вани, хлопотали у печки, он вытащил из сумки большую коробку, поставил на стол и открыл её. Я ахнул, там стоял огромный самосвал, несбыточная мечта каждого мальчишки того времени. Я даже боялся к нему притронуться, чтобы не поцарапать блестящую голубую краску, которой был выкрашен весь корпус диковинной игрушки.

-   Пользуйся, малец!  -  торжественно произнёс дядька.  -  Я часто тебя вспоминал. Оказывается, иногда можно победить разные безвыходные положения. Ну вот и хорошо, значит жизнь продолжается!

А я был на седьмом небе от той похвалы и радовался, что мой дядя выздоровел, что привёз мне такую красивую машинку, а самое главное, что остались невредимыми те маленькие беспомощные щенки, из-за которых я вступил в негласный поединок со своим взрослым родственником, хотя прекрасно знал, какие последствия его ожидают, если я выпущу тех на свободу.
Правильно сказал тогда дядя Иван, мол, если постараться поверить в какое-то чудо, то безвыходные ситуации отойдут в сторону, сражённые нашим упорством, а также стремлением наслаждаться и дальше этим, сказочно удивительным миром.