Попутчица из Детройта части 1-8

Часть 1.
ПОПУТЧИЦА ИЗ ДЕТРОЙТА, 
Я снова в автобусе. Маршрут прежний.  Санкт - Петербург – Порхов. В открытый люк дует весенний майский  утренний ветер. Небо только открывалось, ветер отгонял ночную мглу на запад. Автобус быстро заполнялся людьми. Рядом со мной садится женщина лет около сорока. С грустными глазами. Объявили отправление. Автобус колесил по улицам города. И только когда стены из стекла и бетона исчезли, навстречу движения прижавшись к дороге, замелькали кусты, вдали показался лес. Проехали первые деревни. Женщина оживилась, покачала головой. И только когда мы подъехали к посеку Новоселье и проехав его в деревне Лудони,  повернули на Павы, Порхов. Она заговорила: «Питер похорошел, не узнать - повернулась ко мне лицом - а я сейчас живу в Детройте. Город в США с пустыми домами. Люди потеряли работу, бросили дома и разъехались кто куда». Она повернулась к окну.
- А деревни стали еще меньше, после того как в 93году  я уехала в Америку. Она не сказала, как ее звать, да и я не настаивал. Мне хотелось, чтобы она выговорилась, а это легче всего с незнакомым человеком. Ее глаза выхватывали из бегущих мимо деревень до боли знакомые, как лица людей их названия. Она смотрела, с каким - то прищуром, как будто сличала с черно, белыми фотографиями 93 года. Она больше не поворачивалась в мою сторону. Ей было не оторваться от окна, а молчать она просто не хотела.
-Я столько лет не  видела своих родных. Я домой писала. Они не отвечали. Наверно обиделись. Окончила в Питере институт. Работы нет, жить негде. Подкопила денег. Думаю ехать в Павы - она сделала длинную паузу – мне было страшно за свое будущее. В голове постоянно крутилась одна и та же мысль.  Я еще молодая, я должна, на что-  то решиться. Решила я знаю английский язык. Значит, лечу в Америку. Помню, прилетела в Нью-Йорк. Вышла с самолета, глаза ее расширились, как будто перед ней по обочине дороги пробежало, что - то страшное.  Пауза, шепот. Я думала, что я знаю английский язык. В ушах у меня стоял непонятный мне шум. Меня охватил страх, мурашки побежали по моему телу, как будто я вступила в холодную воду. Ты не знаешь, глубины, а надо идти дальше, или вернуться назад. Тебя знобит от неизвестности. И я делаю шаг вперед, потом второй. Я со стороны представляла такой жалкий вид. Она сжала губы. Через какое то время ко мне подъехало такси.
- Тебе куда? - на чисто русском языке спросил водитель. Я опешила, остановилась.
- Что куда? – я не знала, что ему ответить. Я еще была в шоке. Он открыл дверь в такси.
-Садись, я знаю, куда в русский квартал. И мы поехали. Я тяжело приспосабливалась к чужой жизни.
-Постепенно  освоилась. Нашла работу. Ужас в ее газах прошел. Ощущение что она на Родине, постепенно проникало в ее сознание.
-Я еду домой! – у нее заблестели глаза.
- А я в Порхов, меня пригласили в краеведческий музей. – я нарушил затянувшуюся паузу.
 Послушав, ее я понял, Мы строим каждый личное, уезжаем с родных мест, и теряем при этом все наше,  а потом хотим найти вернуть каждый свое.  Мы подъезжали к какой-то деревни. Девушка, прочитав название с какой - то грустью запела:
-У залетки дом не город
Его можно обойти
Ему бедную не надо,
А богатой не найти.
Вздохнула и замолчала. Я смотрел на  деревню и понимал. Эти деревни , это частицы уходящего мира.
Мы въехали в поселок Павы. Автобус  остановился. Люди стали выходить. Моя попутчица повернулась ко мне лицом и улыбнулась. «Прощайте». Тихо сказала она. Я встал так же с улыбкой: «Удаче землячка!» Вышел подышать свежего воздуха и размять ноги. Слышу, у водителя спрашивают: «Захарененым ничего не передавали?» Люди  стали удаляться от автобуса. Шофер предложил занять свои места в автобусе.

           Часть 2
ПАРТИЗАНСКИЙ  КРАЙ,

 Я сел  в кресле задумался. Фамилия Захаренеы, настойчиво возвращала меня в прошлое. Я сразу вспомнил рассказ своего дяди, Аркадия Алексеевича Егорова. На 9 мая я зашел к нему в гости. Поздравил с праздником. Разговор о войне, получился как бы сам собой. Придя, домой. Я как всегда для себя  сделал записи в дневнике коротко, конспективно. Что бы потом легче вспоминалось.
Сейчас, нас отделяет от тех событий военных лет 70 лет. Я сажусь писать этот рассказ. Долго думаю, как описать и с чем сравнить те мгновения, когда одновременно много людей плакало, навзрыд  переживая трагические события. Кричали «УРА1» со слезами на глазах в минуты радости. Я понимаю, у меня не хватит душевных красок, чтобы описать те события все как было. Мысль настойчиво возвращала в прошлое. Порхов. Бельский Тракт. Мы с  дядей Аркашей на кухне. Тихо ведем разговор. На мой первый вопрос: «Как и когда он попал в партизанский отряд». Он как будто ждал  его и  стал рассказывать.
   -В партизаны я попал в 1943 году. К  нам в деревню пришли партизаны проводили разъяснительную работу, обстановку на Западном фронте. Предложили мне вступить в Предупредили, немцы могут забрать на работу в германию. Родители молчали. Собрали в дорогу. Я был с нашей деревни один. Со мной вместе пошли в партизаны Коля Малков из Славниц. Впоследствии я сдружился Захарененым из Пав. Фамилия Захаренены, в конспекте была подчеркнута, она  словно высветила события прошлых лет четче и объемней. Мысль заставила вспомнить события в деталях. Дядю Аркашу  я  представил рядом с содой, задумчивым. Он говорил сначала спокойно.
-Первый мой партизанский лагерь был у деревни Хилово, ну где сейчас ты живешь, там,  в лесу, ты знаешь где, стоит беседка. Еще видны канавы от землянок. Мы новобранцы, с группой партизан долго шли по лесу, На опушке елового леса нас остановили. Сказали построиться в одну  шеренгу, к нам вышли несколько человек. Старший доложил о нас командиру. Отдал список для зачисления нас в отряд. Командир подошел к каждому новичку, познакомился. Остановился у Коли Малкова, осмотрел с ног до головы, покачал головой и сказал: - в 42 с одеждой зимой было очень плохо, приходилось воевать немецкими автоматами, надевать немецкие шинели, пока в одном бою сами не убили по ошибке своего товарища. Снимай фашистскую шинель. Повернулся к старшему и строго сказал, найдите фуфайку. И впредь не делайте таких ошибок. Распределить по ротам. Повернулся и пошел к себе в землянку. Мой читатель, я, конечно не зря, отметил в своем рассказе это серьезное отличие партизан от  строевой части. Хочу заострить ваше внимание  вот на чем. Читая сборник  «Русский военный рассказ». Я внимательно прочитал воспоминания из дневника партизанский действий. Участника Отечественной войны 1812года  Дениса  Давыдова. Он писал: … в народной войне должно не только говорить языком черни, но приноравливаться к ней и в обычаях и  в одежде. Я надел мужской кафтан, стал отпускать бороду, вместо ордена св. Анны навесил образ св. Николая и заговорил с ними языком народным. Он вспоминал: …Сколько раз я спрашивал жителей по заключении между нами мира: «Отчего вы полагали нас французами?» Каждый раз отвечали они мне: «Да виш, родимый (показывая на гусарский мой ментик), это бают,  на их одежу схожо». Вот такие схожие истории. Продолжаю рассказ Аркадия Алексеевича. Перед нами выступил замполит. О чем он долго нам рассказывал, не помню. Только помню, когда он знакомился с нами и увидел, на шее одного партизана крестик строго спросил: «Ты верующий?» Тот растерялся и молчал. Старый партизан негромко за него ответил: «Когда идем в бой все мы верующие без исключения». Еще помню, когда я первый раз вошел в землянку. Сразу почувствовал запах сырой земли, еловых веток, смолы. Посередине стоял стол, сколоченный из досок. На столе стояла коптилка, из сплющенной гильзы. Огонек метался из стороны в сторону. На деревянном настиле, укрытым еловыми ветками лежал немецкий автомат. К нему три магазина. Предложили размещаться, выбрать себе топчан и лечь отдохнуть с дороги. В землянке спали в одежде. Печку топили по очереди, если был сильный мороз, топили всю ночь. От этого тепла, пахло сырыми ватниками. Крепким потом и махрой. С первых дней нас разбили на группы. Молодых  выучили на подрывников. Я прямо скажу очень опасное дело, но мы были молодые. Нам было все интересно. Мы ничего не боялись. Опытный подрывник  Алексей Соловьев учил нас на своем опыте. Толовые шашки к нам в партизанский край доставляли с большой земли. Плакатов тетрадей, он улыбнулся, сам понимаешь, у нас не было.  Он брал в руки толовую шашку и рассказывал.. Шашки бывают двух видов, по двести грамм и по сто двадцать пять грамм. Поворачивал ее так к нам, чтобы  было видно  отверстие в шашке, куда вставляется капсюль с бикфордовым  шнуром .Все собирает на наших глазах. И добавляет. Чтобы шнур не выпал, его крепим смолой. Всем понятно? Он внимательно смотрел на каждого. Потом практические занятия. Мы устанавливали шашки, где он снова учил нас. Смотрите и запоминайте. Если ты подполз и закрепишь шашку с наружной части рельсы, это сначала кажется проще, но что получается при взрыве? Он смотрел на нас, мы молчали. При взрыве, он фразы говорил медленно но громка, куски железа, шпалы полетят туда где ты спрятался, запомните .Если ты не струсил и залез на насыпь и закрепил шашку с внутренней стороны, то куски полетят в другую сторону, от тебя. Восстанавливать  немцам путь придется  долго, нужно вырезать лопнувшие куски рельсы. В настоящих условиях это  большая морока. Всем понятно. Когда он это говорил нам, каждый понимал , все что он рассказывает, касается его лично и его жизни.  В конце занятий он строго добавил. Особенно нужно быть  осторожным при работе с двухсот граммовой шашкой, для подрыва рельс использовать в особых случаях.  Доже если ты ее правильно заложил. Когда она взрывает рельс, все: шпалы, рельсы, землю, рвет телефонные провода, выворачивает и поднимает  высоко вверх. И разлетаясь на большое расстояние, все, что в воздухе падает на ваши головы. Он делал длинную пауза, как будто ждал пока до нас дойдет. Сначала проводили учебный подрыв в лесу. Для боевой работы, мы выходили на пути железной дороги Псков - Порхов. Выходя на задание, собирали каждый свой мешок в него всегда ложили толовые шашки, одежду, кусок хлеба, кусок соленой конины, трофейный котелок, ложку, зажигалку. Мы никогда не знали, на какое время идем. Возвратившись с заданья. Мы молодые любили собираться  в одной землянке, растопив печь. Кипятили чайник, заварка  из сушеных трав. Пили его. Согрев душу чаем, достав с печки горящую ветку, по очереди прикуривали. Отогнав тяжелые мысли о войне, вспоминали каждый, что то хорошее, но только свое личное.  Я часто вспоминал свою деревню. На яблочный спас у нас была ярмарка, приходило много молодежи. Идем по деревни, гармонь играет на все лады. Молодые девчонки поют частушки. Все когда рассказывали, вздыхали  как о невозвратном  счастье. Кто - то молчал, слушал, ремонтировал одежду, обувь. А когда она уже ремонту не поддавалась, им умельцы шили из лошадиных  шкур сапоги – бурки, мехом во внутрь. Одежда и обувь у партизан была большая проблема.
Вдруг он достал сигареты, закурил, улыбнулся, в подрывниках пристрастился к самосаду.  Затянулся  и посмотрел на красный кончик сигареты.
-Как тебе объяснить понятнее. Приведу пример. По сигналу ракеты старые, по возрасту, как мне тогда казалось, сходу снимали охрану немцев. А мы бежали к железнодорожным рельсам, нам давалось задание взорвать по две шестиметровой рельсы, металла у немцев в то время уже не хватало, и они использовали куски рельс. Закладываешь две толовые  шашки, у каждой бикфордов  шнур по 20 сантиметров и для поджога их, лучше самокрутки из самосада ничего нет. Он поднял руку, затянулся. Опустил руку, продолжил рассказ, раскурил, когда бежишь, держишь ее в руке. Закладываешь под рельсы толовые шашки. Смотришь.  По второй ракете раскуриваем, поджигаем шнур и пригнувшись бежим  подальше от рельс в лес.. Дядя Аркаша стряхнул пепел с сигареты.
    
Часть 3
БОЕВАЯ РАБОТА И БЫТ.

 Как бы  заполняя паузу очередным вопросом, я попросил: Дядя Аркаша.  Мне хочется, чтобы ты вспомнил одну из больших боевых операций. Он задумался, наверно  в августе месяце 1943года. В наш полк приезжал  майор Александр Викторович Герман.. А он был командиром нашей 3 – ей  Ленинградской бригады! Было совещание командиров. Всем стало ясно,  нам надо было ожидать, что - то очень важное. На следующий день  нас построили и сказали, есть приказ под номером 0042. Его название «рельсовая война». Нам, надо понимать всей  3 - ей бригаде ,конкретно нужно было надолго вывести из строя железнодорожную магистраль на участке Порхов, разъезд Кебь. Ты на поезде в Псков ездил. И знаешь, участок большой около 60 км. В этой операции я, принимал лично участие. Да  ход боя в подробностях я услышал от своих друзей, в  их воспоминаниях. После боев в землянках.  Дядя Аркаша покачал головой, молодежь,  ты вот все  вспомни, да вспомни.  Я был тогда еще совсем молодой. Все происходило быстро, я ничего не планировал - приказ, мы в пути. Выполнили задание и в лес Наш отряд под командованием  Игнатьева, имени не помню, по приказу командования ,в конце августа 43 года  провели диверсию на железнодорожной магистрали , взорвали  в том бою на участке Порхов разъезд Кебь 710 рельсов. Конечно, я их не считал, потом на собрании узнал. Вторая часть отряд разгромила казарму. Весь ход операции всей 3 бригады в августе 1943 г. на разъезде Кебь  в подробностях мы узнавали, после войны на встречи с  партизанами,  принимавшими участие в тех боях. Встреча проходила в г Луга .Ленинградской области. Там я с большой радостью встретился с ветеранами партизанского движения.

   Часть 4
РЕЛЬСОВАЯ ВОЙНА.

Мне захотелось шире осветить те события. Я решил найти записи с воспоминаниями партизан той встречи. После беседы с дядей Аркашей. Я  зашел в краеведческий музей. Попросил работников музея подобрать мне материал о партизанском движении в 1943 – 44 годах. И стал искать там записи с рассказами партизан для своего дневника, для тебя мой читатель. Ко мне вернулась удача, я нашел в записи воспоминаний партизана. Сергея Григорьевича Сидорова, проживающего на то время в городе Гатчина. Значит, рассказ о тех событиях продолжается.  После  скупых воспоминаний дяди Аркаши, Сергей Григорьевич в своих записях был точен в событиях самого боя, когда и как  был взорван мост через речку Кебь. Главное он восстановил имена героев не заслужено забытых в наше время. Я решил опираться на записи воспоминаний Сергея Григорьевича.
Подготовка к операции на участке Порхов разъезд Кебь  командование первого полка начало заранее со сбора агентурных данных об оборонительных сооружениях и численности охраны. Очень помогла в сборе информации разведчица Полина Степановна Лебедева. Общаясь с местными жителями, рабочими железной дороги. По их рассказам она сумела нарисовать схему огневых точек., установить численность охраны и ее вооружение. Все эти данные вошли в планы при планировании операции.
Разгром немецкого гарнизона на разъезде Кебь и взрыв железнодорожного моста поручили 27 партизанскому отряду – командир Мельников А. Ф. Все отряды скрытно пришли в Псковский район. Партизанам перед боем нужен был отдых. Сделав разведку ,партизаны нашего отряда, писал Сергей Григорьевич, вошли в деревню. В  целях конспирации из деревни никого не выпускали, кто входил, задерживали в деревни. Целый день партизаны отдыхали. Как только наступил вечер, все отряды  выступили по своим маршрутам к месту проведения задания. Впереди отрядов на лошадях шла разведка. Все вышли в район сосредоточения. К железной дороге и гарнизону противника в деревнях Крякуша, Лопатино, Кресты. Чем ближе стрелка часов приближалась к часу ночи, напряжение росло. Командир Мельников А. Ф. выстрелил  из ракетницы. Все приходит в движение. С криками УРА! Партизаны стали приближаться к мосту. Это был миг бешеного восторга. Завязался бой. И как мы потом узнали. В это время. В сторону Пскова ,к  мосту, на полном ходу, приближался немецкий поезд.  Операция по взрыву моста была под угрозой срыва. Часть отряда осталась для блокирования немцев на разъезде Кебь. Часть залегла рядом с железнодорожным полотном. При приближении поезда партизаны открыли по нему огонь из всех видов оружия. Пулеметчики отряда Георгий Фомин, Николай Герасимов, Алексей Иванов, Петр Михайлов обрушили лавину огня. В паники из вагонов выскакивали  немцы и попадали под пули партизан. Паровоз остановился,  залязгал колесами, загромыхал буферными тарелками  и хотел сдать назад. Командир  поднимает отряд в атаку, партизаны стали, забрасывает поезд гранатами. Паровоз и тридцать восемь вагонов были уничтожены. На подходе к мосту. В это время по железнодорожному  полотну в сторону моста бежала группа партизан и подрывники  Николай Романов, Сергей Сидоров, Алексей Соловьев, Сергей Чесноков. За плечами у каждого был мешок с взрывчаткой ,  группу возглавил лейтенант Иван Ковалев. Мы бежала к мосту под огнем противника, стреляя на ходу,  впереди нас упал партизан Василий Каменцев. Падает на железнодорожное полотно заместитель командира по разведке Николай Михайлов. Добежав до моста, обливаясь потом, мы  сняли мешки с толом, по команде стали закладывать заряды тола в ниши моста, соединили их бикфордовым шнуром. По команде подожгли шнур. Сквозь густую темень видно как огоньки с рассыпающимися искрами поползли по шнурам. Под огнем немцев мы побежали по заминированному мосту. На противоположный берег. Перед нами несся ужас. Бежишь не чувствуя ног, одно в голове не взлететь в воздух вместе с мостом. Пробежав  несколько минут, вижу вокруг, стало еще темнее. Пробежав мост,  мы стали разбегаться, ища глазами укрытие. Я бросился с насыпи кубарем под откос в канаву, залегли. Сильный взрыв встряхнул землю. С грохотом и свистом над головами  полетели куски металла. Заложило уши, такое ощущение, что ты нырнул в воду. Голову сдавила, какая то сила. Начинаешь открывать рот, тереть уши. Пытаешься глотать воздух. Чтобы избавиться от неприятных ощущений. Это взлетел на воздух железнодорожный мост и рухнул в воду. Лежим, смотрим в непроглядную темно – красную мглу, из огня и дыма, и пыли. Дальше нас на железнодорожном полотне работала еще группа подрывников нашего отряда. Они взорвали около 400 метров полотна. Отряд под руководством командира 29 отряда Мигрова отсекал огнем группу немцев  выступивших из деревни Крякуша на выручку охранению немцев железнодорожного моста. Бой стал затихать. Смотрим на небо, в воздух поднялась ракета. Значит надо отходить в лес.

Часть 5
«СКОРБЯЩАЯ ПСКОВИТЯНКА».

Закончив с записями рассказа Сергея Григорьевича. Я открываю конспект и продолжаю писать воспоминания моего дяди Аркадия Алексеевича. Читаю свой вопрос, как он записан в конспекте.
 Пока он снова затягивался сигаретой. Я задал ему для меня не простой вопрос:
-Где было тяжелее в партизанах или на фронте в рядах Красной Армии?  Дядя Аркаша как- то погрустнел. Долго смотрел в окно.  Не поворачиваясь в мою сторону, дядя Аркаша сказал.      
  - Сравнение, ты выбрал не удачное. Задача одна, а условия достижения очень разные. Мы воевали на своей земле, но занята она была противником, фашистами. Ну, приведу один самый яркий, трагический и поучительный  для нас партизан подрывников в нашей работе пример. При выходе на задание, нас инструктировали командиры:
-Ни при каких обстоятельствах  нельзя совершать диверсии рядом с  населенным пунктом.  Мы уже знали, о чем они, сжав кулаки, хотели нам еще раз внушить. Слово Красуха  как проклятие фашистам, звучало перед каждым заданием.  Помню, дядя Аркаша закашлял. Посмотрел серьезно на меня:
- Уже после войны мы всю ту историю в подробностях узнали из рассказа Марии Лукиничны Павловой.  На митинге в честь 9 мая!  Она рассказала,27 ноября 1943 года. На мостике у деревни Красухи, взрывом перевернуло немецкий легковой автомобиль. Кто- то был убит или ранен. Его увезли в деревню Веретени. Мария Лукинична рассказывала, что жители деревни не понимали, кто это сделал? Партизаны не могли? Подумали, что, возможно, какой-то подросток из соседней деревни. Но озверевшим фашистам нужен был повод.  В Красухе появились машины с вооруженными солдатами. Фашисты стали выгонять из домов женщин, детей, стариков. Больную Нину Шикнову вынесли из дома, вывели маленьких детей. Подожгли дом. А когда он разгорелся . Солдаты схватили маленьких детей, плачущих бросили в огонь. Подняли больную, раскачали и бросили в огонь.  Потом стали сгонять жителей деревни в гумно. Кой- кому, единицам удалось заползти в глубокую канаву и спастись. Они слышали,  как немцы гнали людей и кричали: « Кто знает, где партизан будет миловайт! Три шага вперед!» Но никто не сделал три предательских шага. Людей согнали в два сарая. Офицер махнул рукой . Солдаты поднесли к сараям горящие факелы. Оба сарая превратились в огромные костры. В огне погибло 283 жителя, на тот момент находившихся в деревне. Земля осиротела, никто больше не селился на этом месте. Да!  Дядя Аркаша задумчиво добавил:
-Убивали даже в  подозрении в связи с партизанами.
- Вряд ли когда – либо удастся восстановить, все имена мирных жителей деревень погибших от рук, обезумевших от страха палачей. Сказав эти грустные слова, в голосе его прозвучала нотка, как – будто он оправдывался , перед кем то невидимым. Опустил голову и замолчал. 
 Я сам, как автор статьи, впишу лишь одно имя и фамилию моего деда Алексея Егорова. Окончив рассказ, дядя Аркаша отвернулся от меня, пряча покрасневшие глаза, от слез.  Выслушав рассказ, о Красухе моя память, словно лучиком осветила те давние события отрывком из стихотворения поэта Игоря Григорьева:….
Не выстоять перед напастью,
Что разразится в ноябре, -
 Захватит огненною пастью
Тебя, Красуха, на заре.
Убьет – сожжет людей и хаты, -
Жизнь обратит в золу и прах…

Часть 6
ОБОРОНА ПОСЕЛКА ПАВЫ.

Мы долго молчали. Я думаю памятник в саженой деревне Красуха: «СКОРБЯЩАЯ ПСКОВИТЯНКА». Это памятник всем невинно погибшим на Псковской земле. 
 Мысль, опять мня,  возвращает к беседе с моим дядей Аркадием Алексеевичем. Он с партизанами 10 Ленинградской Партизанской бригадой, командир Новиков Тимофей Антипович, в роте командира т. Ничаева. С 21 февраля принял участие в обороне поселка Павы. Его рассказ партизана, о последнем бое с отступающими немцами от Новгорода и Старой Руссы. Бой как он виден партизану, из окопа  я уточнил из записей в докладе бывшего комиссара бригады т. Тетерина К. Г. на собрании членов Псковской секции партизанского движения. 25 февраля 1971 г. Где точно указано время и действие всего отряда.
Дядя Аркаша курил. Выпустил дым, прищурил один глаз от едкого дыма. Он  думал, словно перебирал спелые зерна от сорняка. Говорил тихо, чтобы я внимательнее слушал его. Партизаны раньше, чаще всего действовали наскоком. Разгромили немецкий гарнизон и в лес. А вот бой в Павах это итог всей нашей борьбы. Мы доказали фашистам мы со своей земли больше ни шагу.  Вот значит в конце февраля. Он задумался. Число он точно так и не вспомнил. Я уточнил из доклада тов. Тетерина К. Г. Утром 21 февраля немцы всю силу своего огня минометов, пулеметов и артиллерии обрушили на отряд т. Нестерова и атаковали его во фланг. Отряд понес значительные  потери и отступил из деревни Черевише. Заняв дер. Черевише, немцы дальше не пошли, бой прекратился. Наступила напряженная ночь.  Дядя Аркаша вспоминал. Командиры думали – как с меньшими потерями  разгромить врага, не пустить в Павы. Все готовились к  бою. Закипела работа. Мы рыли окопы. Раньше мы рыли только землянки. Обустраивали их для жизни. Частые переходы. Когда мы сутками не спали. Поздняя осень. Идешь, кажется, что не идешь, а топчешься на одном месте. А мимо медленно отходят назад, кусты, деревья. И не было этим дорогам конца. Хочется пить. Завидим  ручеек, мы как мухи облепляем его. Впиваясь в воду. Потрескавшимися  губами. Оботрешь рукой рот и идешь дальше. Кому было очень тяжело идти, старики придумали вот что: к седлу лошади привязывали веревки, за них держались ослабевшие.  Помню, идет дождь. Мы остановились в еловом лесу. Стою под высокой елью, как в зеленой клетке. По веткам елей скатываются  крупные капли с иголок. Падают на землю как жемчуг. Командир собрал ротных. По совещавшись, решили стать на ночлег. Выставили посты. И стали устраиваться на ночлег. Под елью. На мокрую землю наложили еловый лапник. Легли, прижавшись, друг к другу спинами. С дружком своим Захарениным.  Укрылись плащ – палаткой. От колючей подстилки сильно пахло хвоей. Под плащ – палатку пробирался холодный, осенний   ветерок. Пробирало до кости.  Все изнуренные тяжелым переходом сразу заснули.   Проснулись, от сырой обуви ноги закоченели. Становятся чужими. Встаешь, долго топчешься, что бы согреться. Подкрепляешься хлебом. И опять в путь. Скудное питание. Костер разжигать нельзя. Постоянные стычки с немцами. Как мы выдержали такое. Мне сейчас трудно представить. Сейчас по прошествии стольких лет я понимаю, в этом трудном деле нам помогала молодость, дружба, когда мы делили с Захарениным одну палатку на двоих. Вернувшись с похода,  землянка была для меня  домом, где я мог выспаться в тепле. А вот окоп рыть это другая наука. Мы смотрели на стариков. Сначала в мерзлой земле надо было  вырыть полутораметровый слой мерзлой земли. Потом вырыть на дне окопа нору. Слой мерзлой земли над головой, учили старики, заменит вам бетонные укрытие. Залезать в нору надо так, чтобы  ноги, учили они, всегда были наружу. На случай внезапного взрыва. Чтобы можно было выбраться из окопа, если засыплет землей. Я вырыл окоп и залез в нору. И только там я понял, что сильнее всего у меня мерзли коленки, я  пытался всеми способами их согреть и задремать. И вот во второй половине дня, немцы с дальней дистанции от Черевищ , открыли огонь по Павам. Из орудий и минометов. А с холмов открыли пулеметный огонь. На этот огонь нам было приказано не отвечать. Над головой летели немецкие мины, с каким то злым фырканьем. Я сидел в окопе. Меня от разрывов мин, подбрасывало, швыряло от стенки к стенке. Сверху сыпалась промерзлые комки земля. Ее было столько много, что я чувствовал тяжесть земли. Не получив ответного огня и не обнаружив движения, немцы подумали, что партизан близко нет. Развернувшись широким фронтом – немцы двинулись на Павы. На ходу они вели огонь из автоматов. Стрельба приближалась. Я стал себя откапывать от земли. Выглянул. На расстоянии около 50 метров шел немец. И тут с колокольни как сигнал раздался выстрел. Одновременно с нашей стороны  раздались тысячи выстрелов. Лощину и склон холма покрыли трупы фашистов. Задние ряды повернули и побежали в рощу. Вокруг рыжих дымящихся воронок лежали трупы фашистов. В воздухе стоял удушающий пороховой чад. Бой не умолкал до темноты. Ночью мы слышали рычание моторов. Удары о борта кузовов. Мы ждали атаки. Но разведка доложила нашим командирам, что это похоронная команда убирала убитых. На утро 22 февраля мы опять ожидали наступление фашистов. И вот наш командир нам сказал, что в наше расположение пришла батарея , 65 Стрелковой Дивизии. Восторг охватил всех партизан. Утром 22 февраля фашисты, как и вчера, пошли цепью. Батарея и мы открыли огонь. И сразу на наших глазах цепи немцев исчезли, как будто ушли в землю. Только видно было, как земля шевелится,  взлетая в воздух от разрывов снарядов. Фашисты бросились назад. До ночи мы преследовали фашистов. 23 февраля 1944 года в 12 часов дня в Павы вступили передовые части 60 полка, 65 стрелковой Дивизии. Все мы встречали с криками УРА колону артиллерии. Гвардейские минометы «КАТЮША». Которые мы видели впервые.  Радости не было предела. Дядя Аркаша глубоко вздохнул, как будто сделал большое и хорошее дело.  Улыбнулся .и добавил. Расформировали нашу бригаду в г. Гатчина.1655 партизан и меня в их числе призвали в армию. После легкого ранения меня в Гатчине в госпитале подлечивали. Я написал письма всем родным в Ленинграде. По старому адресу сестре Евгении, твоей маме. Она вскоре посетила меня в госпитале. Четыре года  не виделись. Сколько было радости. Слез. Дядя Аркаша улыбался. На кухню зашла  Тетя Люба, жена дяди Аркаши и  пригласила нас за праздничный стол.

   Часть 7
ГОД 1948 –й.

 Память как капля, упавшая на землю, думал я. Испариться, чтобы снова  упасть на землю. 
Слышу голос контролера: «Кто до Хилово прошу в автобус». Автобус качнуло, мысль затаилась, чтобы поднять  интересные, но до поры   забытые со временем события.  Я подумал и   пересел к окну.
Сделал записи в дневнике. Проезжая мимо деревень, смотря на забитые досками окна в домах, я думал. Как выживали на этой земле в самые тяжелые годы войны и после военное время люди , эту правду знали только они. Эти пустующие дома. На сохранившихся стеклах в оконных рамах, лежит толстым слоем пыль прошлого.  Раньше эти дома имели адреса, фамилии, имена.  Вспомнить о них могут только те, кто с ними жил. Помять высветила интересное воспоминание моего папы – Михаила Макаровича Решетняк, о далеком нашем прошлом. Я родился  1947 году  в деревне Шевницы. Порховского района. Он решил нас с мамой навестить. Папа с Таллинна, он там служил на корабле. Они тралили мины на Балтийском море. До  Дно он доехал на поезде. С Дно до Шевниц 25 км. Он шел пешком. Послевоенные дороги. Папа рассказывал. Иду и вижу. Вместо домов печные трубы. Они как поднятые руки, голосовали за жизнь. Около них суетятся люди. Груды бревен, стучат топоры. Под открытым небом топилась печь. Папа помню, как- то задумался и говорит, я подошел к печке, ласково зазывающей  своим огоньком. Смотрю, в печи дружелюбно трещит огонек. Выглядывая сквозь заслонку. Грея горшки с  скудной едой она продолжала человеческую жизнь. Согревая горячей едой их души. Папа улыбнулся, и продолжил, я поздоровался и спросил как жизнь. Женщина спокойно ответила, живем. Обед готовлю. Работников кормить надо. Папа много молчал, подбирая радующие в то время его впечатления. Иду дальше, дорога заросла подорожником. Вижу в кустах кое, где пасутся козы, бегают козлята. А над кустарником  поднимаются золотистые шляпки крыш, по краям подрезанной соломы. Как бы стряхиваясь от военной пыли, поднимаются дома. Светясь пустыми глазницами окон. Из окон доносилось частушка, которую часто пела Лидия Русланова.
Растяни гармошку шире
Пусть девчата пропоют
Пусть узнают во всем мире
Как колхозники живут
Дайте ходу пароходу
Растяните паруса
Я колхозная девчонка
У меня русая коса…
Подходя к Шевницам, я был самый счастливый человек. Наш дом сиял на солнце золотистой соломой, вокруг раскопана земля. Он повысил голос. Пахали, сами впрягались в плуг. Около дома  на земле суетятся родные люди. Папа улыбнулся и замолчал. Эта улыбка в моей душе отпечаталась как на фотографии. Мысль медленно потянула меня в детство. Самое яркое воспоминание у меня осталось, когда папа  пел под гармонь. Веселые песни он пел на праздники для всех. Грустные песни  он пел, уединившись на кухню,  в одиночестве. Я сейчас понимаю, папа пережил такое в период войны, о чем он с нами не хотел бы делиться. Папа служил на корабле – тральщик ТЩ – 175, сигнальщиком. Он стоял на вахте в любую погоду, днем и ночью. Только один раз, на 9 мая папа в кругу таких  же ветеранов, как и он вспоминал, я был с папой, переход кораблей из Таллинна в  Ленинград. Караван кораблей шел под постоянной бомбежкой немецкой авиации. Я запомнил несколько эпизодов, из рассказанных папой в кругу ветеранам. Я в детстве вопросов о войне взрослым не задавал. В одном из рассказов  папа  вспоминал.  Во время бомбежки, осколками перебило фалы (растяжки) и флаг упал на палубу. Флаг это – боевое знамя корабля, которое постоянно должно развиваться над кораблем.. Стоящий тогда на вахте сигнальщик, быстро спустился на палубу поднял флаг, осколки с шипением пролетали  мимо, позвав на помощь товарищей, они соединили фалы и закрепили флаг на гафеле.  Когда пришли в Ленинград на корабле мы насчитали 118 пробоин в корпусе и надстройке. В котельном отделении силами команды был потушен пожар. Сильно обгорели стоявшие на вахте машинисты. Мы дошли, но не все. Этот переход из Таллинна в Ленинград, для папы, как глубокая рана  напоминала о войне. Кто то из пехоты , сказал, что обстрелы их донимали сильно. Поднимают в атаку, с окопа головы не поднять. Папа, подумав, добавил.  Мы не пехота, у нас окоп не выроешь, на палубе прятаться некуда. Самые большие потери несли  зенитчики. В конце перехода, все были или убиты или ранены. Все кто был не на вахте, помогали зенитчикам. Его воспоминания ветераны, слушали  с каким – то уважением. Поэтому  забыть, выкинуть из памяти погибших товарищей он не мог.  А я запомнил на всю жизнь.
Папины песни. Их надо было слушать. Вечер. Июнь.  В такие минуты на кухню никто не заходил. Одну песню он пел как – то, с большим чувством лично пережитого.  Слова этой песни, я думаю, были обращены к какому то близкому товарищу.  Чувства его переполняли при ее исполнении.  Вот как я  помню эту песню:
Раскинулось море широко
И волны бушуют в дали
Товарищ мы едем далеко
Подальше от нашей земли
Он замолкал, как будто вспоминал слова. Гармонь играла.  Мы в комнате тихо слушали. Внезапно с какой-то душевной болью он продолжал петь, сильно растягивая меха и резко нажимая на клавиши:
Товарищ я вахты не в силах стоять
Сказал кочегар кочегару
Огни в моей топке совсем догорят
Папа пел все тише, гармонь играла громче. Вдруг его голос стал громче, а гармонь тише.
Привычно носком отварил
Пламя его озарило
Окончив кидать, он напился воды
Воды опресненной не чистой
Голос опять меняется
Ты вахты не кончил, не смеешь бросать
Механик тобой не доволен
Папа пел чуть слышно, гармонь играла как – то звонко
На палубу вышел, сознание уж нет
В глазах у него помутилось
Увидел он ослепительный свет
Упал, его сердце  больше не билось
Гармонь заиграла как - то  по - особенному грустно.
Напрасно старушка ждет сына домой
Ей скажут, она зарыдает
Папа замолчал. Мне казалась, гармонь пела за двоих.  Несколько минут папа не пел. Вдруг, как мне показалось он с кем- то  говорил.
А волны бегут от винта за кормой
И след их вдали пропадает.
Волна воспоминаний накрыла меня так сильно, что я забылся.  В такие минуты я понимаю, мы наше поколение, чем то похожи , как и наши предки. В горе мы одиноки, только в радости мы вместе. С этими мыслями хочется поделиться с тобой мой читатель.

   Часть 8
ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ.

Я смотрю в окно. Мимо меня проплывают поля, на полях зазеленела трава, зацвели полевые цветы. Они как напоминание о ушедших из жизни живым. А нарви букет этих цветов, в руке останется мертвая красота. Вокруг пустынно и тихо. Как на нейтральной полосе. Кто первый займет эту землю -  того, и песни слушать будем. Как часто говорил папа.
Приехав в Хилово я сделал свои личные дела . Посетил могилы родителей. Через пару дней поехал в Порховский краеведческий музей. Подарил свою новую книжку: «Приглашение к путешествию». Собрал новый материал. Прошелся по Порхову.
  Смотрю на старую Порхорскую крепость, на правом берегу Шелони и сразу  моя мысль рисует новую картину из прошлого.… Александр Невский заложил в 1239 году Порховскую крепость. Но он же первый создавал в северных районах Новгородского княжества  партизанские отряды, да вы не ослышались. Вот что нам говорят летописи: « Повесть о житии Александра Невского». В летописи, написанной сразу же после битвы, говорится: 
«В лето 6748(1240) Придоша Свъи и силь велицеъ и мурмане, и Сумь и ъмь в короблихь множество много зело, свъи с князем и съ пискупы своими, и сташе в Невъ устье Ижеры, хотяче всприяти Ладогу, просто же реку, и Новгород.…месяца июля  въ 15, на память святого Кюрина и Улиты,… и ту быть велика сеча свъем… (НЛСХС СПб  1888г. с 252).  Где мы находим интересные строчки для нас, литературный вымысел, о помощи, оказанной ангелами господними русским воинам на левом берегу реки Ижора, где воинов Александра не было. Некоторые исследователи видят реальный факт действий ижорского контингента войск.(Гадзяцкий, 1940 год)  Этими исследованиями воспользовался писатель Алексей Югов. В книге: « Ратоборцы. Александр Невский. Стр. 427-428. Он пишет: …Всадники то и дело огребают краем ладони со лба крутой пот. Но Александр Ярославович не разрешает снимать шлема, ни панциря. «Сама глухомань сказал он… Большим народом ездить, ты сам знаешь нельзя! След широк, будет класть! - сказал Невский. Эта поездка была лишь одной  из тех сугубо тайных северных поездок князя, во время которых Невский, не объявляясь народу, проверял боевую готовность своих затаенных дружин и отрядов, которых он уже целые десять лет насаждает, по всему северу… Невский сажает их по озерам и рекам. Чтобы придет час, быстро могли бы двинуться к югу. Сотни лет люди здесь жили. Они ее и защищали. 
Смотрю на Порховскую крепость и понимаю, прошло, много  лет, но пока здесь будут жить правнуки наших предков,  традиции своих предков они будут сохранять.  Но деревни где я родился: Шевницы, Славницы, Горемыкино, Горки, Бредно, Остров их практически нет. Нейтральная полоса. А это как нам всем понимать? Я собираюсь в обратную дорогу.
В душе как ответ самому себе звучат строки из стихотворения С. Я. Надсона. 1883 год.
…Сколько праведной крови погибших бойцов.
Сколько подвигов мысли, и мук, и трудов, -
И итог этих трудных, рабочих веков-…..
Я возвращался вечером в г. Санкт Петербург. Проезжая мимо за столько лет родных деревень, в оживляющем свете фонарей. В  сумерках они выглядели переводной картинкой, еще не проявившейся в седом тумане.  Машина выскочила на КАД.  Мы въезжаем на  подвесной Обуховский мост. С моста город ночью кажется фантастическим ковром, сотканным из желтых квадратов светящихся окон. В точках неоновых ламп улицы. На перекрестках как на аэродроме. Мигают светофоры. Отдавая сигналы на взлет и посадку. Автомашинам, взлетающим на КАД и спускающимися с него.
Заканчивая писать, я постоянно задаю себе один и тот  же вопрос. Пришло ли время писать, а может ,оно ушло? Нужно ли нестареющее прошлое с ее обжигающей правдой сегодняшнему миру, или все оставить в старых  фотографиях и забыть? Сам душой понимаю, все это личное . Мысль не ставит точку. Все что мы пишем о своих предках. Это коллективное обновление памяти.