По лестнице вверх

Обиженное лондонское утро. Первый день нового 5776-го года от сотворения мира по иудейскому календарю. Лохматые тучи сердито плывут над Гайд-парком, плюясь мелким липким дождём. Я откладываю прогулку до лучших времен и короткими перебежками от дерева к дереву направляюсь к стеклянной кафешке на берегу пруда. Из-за столика перед панорамным окном с парящей чашкой каппучино в руках наблюдать буйство стихий гораздо приятнее. Дождь усиливается, струи хлещут по воде, по компании нахохлившихся лебедей и разномастных уток. За стеклом прямо передо мной ветер таскает салфетки со столиков и треплет шевелюры расположившихся на террасе любителей свежего воздуха, .

В кафе тепло, играет музыка (японская эстрада из всех возможных вариантов!), пахнет жаренными кофейными зернами и выпечкой. Позади меня в глубине кухонных коридоров разжигают дровами глиняную печь; языки пламени, отражаясь, пляшут на стекле прямо на фоне серого осеннего дня. Этот разительный контраст только добавляет мне комфорта и умиротворения. Всё это, и японская эстрада, и отблески огня в окне очень странно и необычно, но это именно те указатели, которые я ищу, которые направляют меня по жизни. Как платформа девять и три четверти на вокзале Кингс-кросс, они обозначают границы и врата волшебного мира. 

Изрядно потрепанный цапля, в нелегких схватках отстоявший право шмонать туристов прямо у столиков, отрешенно позирует перед камерами на перилах террасы, не забывая цепко следить за убыванием съестного на тарелках. Хлеб и чипсы его интересуют мало, но стоит кому-то подбросить кусочек бекона или кляра, цапля срывается с места на перехват и подхватывает подачку, едва та успевает коснуться настила. Не выпуская добычи, он раздает клювом пару плюх побирающимся под столами голубям; гонять их по всей террасе явно ниже его достоинства, но напомнить о том, кто здесь главный, никогда не лишне. Затем в два-три маха заглатывает еду, косится, не осталось ли на помосте крошек, и довольный возращается к прерванной фотосессии.

Хотя фотографируют цаплю, а не меня, я ловлю себя на мысли, что мы одинаково подходим для плаката «Жизнь удалась!» Это благословенное состояние не свалилось с неба, на пути к нему нам обоим пришлось немало потрудиться. Цапля добывал свое место в иерархии клювом, я мозгами — разница не принципиальная. Если что нас и отличает, так это то, что цапля, похоже, развиваться дальше не планирует, а у меня несмотря на всю идиллию лондонской жизни в глубине души уже неделю зудит предвкушение очередного низкого старта. Сейчас оно ощущается едва различимыми импульсами забытого в сумке телефона, но с каждым днем эти сигналы будут становиться мощнее и громче, до тех пор пока не сорвут меня с места в бросок к очередной оформившейся цели. Сколько таких бросков уже было по жизни!

Первый список задач определился в тот момент, когда мама поняла, что она беременна. Справившись с понятным волнением, она тут же нацелила меня на благоприятное внутриутробное развитие и безпроблемные роды. С момента появления на свет мне предписывалось расти здоровым, умненьким и благоразумненьким на радость маме с папой. И все бы ничего, если бы не это самое... «на радость». Казалось бы, пустяк, обычный штамп с затертым от употребления смыслом, но сколько же хлопот он мне доставил! Как механический заяц в собачьих бегах, это ёмкое понятие неслось по жизни впереди меня то дальше, то ближе, и сколько бы я ни рвался, оно всегда оставалось недосягаемым. Набор составлявших его параметров хоть и менялся по мере взросления, но в целом оставался довольно стандартным: пятерки, похвальные грамоты, набор кружков и секций, призванных разбудить все дремлющие во мне таланты, институт, диплом, карьера, диссертация и внуки — продолжатели тех же семейных традиций.

Сегодня подобная карта жизни выглядит гротескно упрощенной, но тогда мне и в голову не приходило ставить этот список под сомнение. Бунтарский дух спал летаргическим сном, да и социум никаких достойных альтернатив предложить не мог. Впрочем, все было не так уж плохо. Генеральная линия партии не исключала попутное удовлетворение мелких частных интересов, чем я вместе со страной активно пользовался. К списку семейных целей я добавлял свои личные, о которых родителям знать было необязательно, и с удовольствием их достигал. А самое главное, в этом процессе нарабатывался важнейший и универсальный навык постановки и решения жизненных задач.

По сути своей иерархия социальных целей со времен первобытных общин поменялась мало. И тогда, и сейчас успех определяется объемом доступных благ на единицу вложенных усилий. Доля в добыче стала долей в капитале, место у очага — местом под солнцем, нравы и вовсе остались прежними. Редкодоступным идеалом по-прежнему остается иметь все и при этом ничего не делать. Ведущая к этому идеалу иерархическая лестница с ростом товарного ассортимента стала длиннее, на ней появилось множество промежуточных площадок, на которых можно перевести дух, а то и вовсе остаться. Кстати, разумное меньшинство так и делает, отказываясь от амбиций, радуясь тому, что имеет. И живет счастливо, и уходит с миром на зависть карабкающемуся большинству.

Для карабкающихся любая верхняя площадка кажется пределом мечтаний. Мы искренне недоумеваем, отчего у их обитателей в интервью такие кислые и озабоченные лица. Только забравшись туда и наспех отведав всех причитающихся благ, мы понимаем, что лестница продолжается еще выше, к еще более головокружительным возможностям, по сравнению с которыми нынешние едва дотягивают до прожиточного минимума. И кто-то уже по этим ступенькам лезет, а раз так, то чем я хуже!

В какой-то момент я обратил внимание, что непрерывное улучшение условий жизни перестало добавлять мне радости. Покупка с рук первого кассетного магнитофона была событием, заказ через интернет навороченного музыкального центра — эпизодом. Первый выезд за границу был встречей с иными мирами, все прочие — командировками. Теперь, когда казавшаяся несбыточной мечта о праздной жизни грозила вот-вот обернуться реальностью, я задумался над тем, что же делать, если ничего не делать, и очень быстро пришел к очевидному выводу — все социальные цели конечны. Не важно, какого уровня ты достиг, персональной пенсии или особняка в Ницце, непреходящей радости в жизнь это не приносит. В чем же тогда смысл карабканья?

Озадаченный открытием я бросился искать этот смысл в рекомендациях духовных лидеров и холеных авторов пособий по обретению счастья. Я помогал ближним, жертвовал на храм, вешал кормушки для птиц, обустраивал дворы и уменьшал выбросы углекислого газа, иными словами, наносил пользу и причинял добро всеми известными мне способами. Всё напрасно! В лучшем случае новый смысл оказывался очень коротким, чаще же шел во вред и оборачивался непониманием и обидами.

Получается, большинство задач, которые мне приходилось решать, были не моими задачами. Они описывали путь к какому-то гипотетическому усредненному счастью. Тому, каким оно должно было быть в представлении людей, никогда его не испытавших. Родители, желая мне добра, подробно расписали, как подняться до их уровня и что нужно сделать, чтобы пойти выше. Счастья наверху не оказалось, но, свято уверовав в аксиому, чем выше, тем лучше, я и своих детей с ранних лет готовил к восхождению, чтобы они могли превзойти меня. Это теперь, упершись в тупик, я кричу им вниз: «Стойте! Погодите! Не надо сюда лезть. Похоже, это не та лестница. Блин!»

В моем сегодняшнем представлении (я вынужден делать такие оговорки, потому что уверен, что завтрашнее в чем-то поменяется) главным заблуждением было считать что эта лестница куда-то ведет. Да, этот путь надо пройти неважно целиком или частично, потому что цель его не в попадании из точки А в точку В, а в наработке самих навыков движения. Как в альпинизме, неважно, как высоко ты поднялся, главное, как хорошо ты научился это делать. Если бы было по-другому, все бы ходили только на Эверест и по одному натоптанному маршруту. С освоением навыка приходит радость, движение из необходимости становиться потребностью, а испытания из досадных препятствий превращаются в ступеньки к новой вершине.

Получается, социальная лестница — вовсе не цель, а просто понятный и наиболее доступный тренажер. Как тренировочная вышка для пожарников. Наработанные на ней навыки и качества ложатся в копилку моей личности, достраивая её от воплощения к воплощению ныне и присно и вовеки веков. Именно такой я воспринимаю жизнь сегодня в первый день нового года по иудейскому календарю.

Я шел к этому пониманю всю прошлую неделю и всю предыдущую жизнь. Завтра оно в чем-то изменится, через месяц может стать совсем другим, в этом и заключается смысл развития. Если, перечитав написанное через полгода, я не найду в нем ничего, что хотелось бы поменять, значит все эти полгода я протоптался на месте. И хотя в жизни возможно всё, что-то мне подсказывает, что в этот раз такого не случится.

Пока я писал, стадо облаков с косматыми подбрюшьями дождей пронеслось на восток в сторону пролива, отбившиеся от него хромоногие тучки отчаяно пытаются догнать сородичей, а за их пушистыми спинами уже обозначилась голубая полоска. Зуммер в душе звучит все отчетливей, я оплачиваю счет и выхожу из кафе навстречу новому старту.