Как у людей

                Подарок для моей возлюбленной Bailey Jay
     Я подкрадывался к любимой ведьме, невесомо и трансцедентально перекатываясь ступней с носка на пятку, хрустя рассыпанным валежником, невесть как взявшимся в дочиста вылизанных лесах средне - русской полосы, даже клещи, бич чернолесья, затаились среди тычинок, настороженно поводя внимательными глазами, вскинув чуткие уши, словно столбики на своих вытянутых головах, схожих формой с головой русского историка Пряникова, великого человека, огородника, потенциального гения наук и всякого такого. Обходя по наклонной внушающие сомнения бугорки, вполне возможно просто прикинувшиеся бугорками, будучи на самом деле чем - то совсем иным, сверяясь с азимутом, назубок затверженному мною еще в детстве, параллельно с таблицей Пифагора и правилами личной гигиены, бросая острые взгляды на восходящую луну, красящую окрестности неописуемым в своей трепетности и нежности серебристых оттенков свет и цвет, я наконец - то уткнулся своим любознательным носом прямо ей в грудь, большую и теплую.
     - Пришел ?
     Она ухватила меня за уши, чуть поворачивая голову обозрела открывшийся вид и, по всей видимости, осталась весьма недовольна.
     - Опять ? Что на этот раз ?
     - Русофобия, - вздохнул я, вдыхая сладкие запахи, исходящие от круглых полушарий грудей, жасминово - маслянистые, почему - то решил я, хотя ни разу не видел ничего жасминово - маслянистого, даже не представляю, как пахнет жасмин, тем более, смешанный с розовым маслом. - Острая фаза русофобии.
     - Пройдет, - сказала ведьма, что - то разглядывая в жестяной трубочке калейдоскопа. - Зырь, - она протянула мне трубочку, я, зажмурив левый глаз, глянул и недоуменно потряс головой, посмотрел еще раз, уже внимательнее, но снова ничего не понял.
     - Это что ?
     - Минерва, - отобрала ведьма трубочку, - или торжествующая добродетель.
     - А чо она какая ? - Потянулся я к трубочке, но получил несильный шлепок по руке, перехватил тонкие пальцы, ударившие меня и , закрыв глаза, задерживая дыхание, сразу ставшее прерывистым и горячим, поцеловал, сначала один, затем другой, потом третий.
     - Ты что ? - Засмеялась ведьма, жмуря шальные глаза, донельзя довольная и счастливая. - Дурак, отдай.
     Она попыталась отнять ладошку, но я неумолимо держал ее, согревая дыханием, дуя на тыльную сторону, испещренную знаками, схожими с моими, не совсем радостными, точнее, совсем нерадостными знаками безнадежности и скорого конца. В этом мы были схожи, мы оба знали, что умрем, не дожив до отвратительной бессильной старости, когда коленки трясутся, обоссываемые прерывистой струей, вяло пульсирующей из сморщенного члена, глаза слезятся от малейшего ветерка, руки дрожат мелкой противной дрожью, не имеющей своим источником ни алкоголь, ни злоупотребление им, просто дрожат, устав, наверное, за долгие годы трогать то, что трогать не нужно, все эти разнообразные трубочки, пластиковые и железные, длинные и пузатые, многовмещающие и крохотные, оканчивающиеся острыми штучками, именуемыми разными народами по - разному : и колючка, и сажало, и капиллярка, и лом, и шестерка, и красношапочная, и серая испанка, и красная немка, и зеленый буер, и фуфловый луер, возможно, я запамятовал пару погремух, не суть.
     - А ты талантливый, - неожиданно утвердительно сказала ведьма, бросив попытки вернуть ладошку в карман, - гонишь байду свою, а она реально талантливая.
     - Наверное, - не стал спорить я, занятый ладошкой, шевелящейся в моей ладони, царапающей кожу острыми ноготками, подобно маленькому живому зверьку, невесть какими путями попавшемуся влюбленному охотнику, - возможно. Хотя, я предпочитаю слово " дар", дарование, не талант, талант - это слишком круто для моих экзерсисов. Талант - это Витухновская.
     - Ты ее все дразнишь ? - Поинтересовалась ведьма, неприятно оскалившись. - Прошла любовь - то ?
     - Ее и не было, - я пожал плечами, - я ж не знаком с ней, так, ноли и единицы, выдуманный образ цифровой недействительности, в разное время воздействующий по - разному, но чаще : хреново, если честно. Говножуйство какое -то, унылое и стремное говножуйство. Думаю, что причина моей острой фазы именно в этом, в воздействии. Знаешь, - я закурил две сигареты и одну из них протянул ей, - плохие повара готовят говенные блюда, настолько дерьмовые, что тошнить начинает сразу же после первой ложки. А самое поганое : это то, что чувствуешь себя виноватым.
     - Отчего ? - Ведьма вытаращила глаза, снова развеселив меня этим нехитрым трюком.
     - От правды, - я сел у ее ног, отпустив руку. - Не могу лгать и делать вид, что мне нравится то, что мне совсем не нравится. И промолчать не могу.
     - Да и хер с ними, со всеми.
     Ведьма села в кресло и поманила меня. Я послушно приблизился и положил подбородок на ее колено, круглое и тоже теплое, поерзал, покатал раздвоенной косточкой нижней челюсти, устраиваясь поудобнее, и устало закрыл глаза.
     - Устал я, - признался я, хотя, и не хотел делать этого, но вот вырвалось. - Тяжело мне, так хреново, что иногда хочется прекратить все это. Как Хантер прекратил. Или Курт.
     - Сдаешься, да ? - Хлестнула она меня со всей дури по затылку. Зашипела, кривя лицо, ставшее страшным и злобным. - Обосрался ? Кому - то еще хуже, а ты проблевался от свиней твоей крысы - сестрички, шурудящих рядом с границами дозволенного, и тут же ручонки опустил ? Да эти твари для того и существуют, чтобы жрать неугодных. Суки рваные.
     - Знаю. - Мне сегодня не хотелось спорить, я кивнул, не открывая глаз, вздохнул и продолжил жаловаться или доносить, как выражается ублюдочный патриот из двадцать пятого комитета, отрезавший мне пути в Гугл - плюс. - Как гниды из живого журнала, сборище бесталанных уродов. Прикинь, - я открыл глаза, - я ведь на самом деле считаю, что мой самый необдуманный поступок, за который я каждодневно проклинаю себя, это мое появление у них три года назад. Если б я знал, что такое рунет, ноги б моей не было ни в одной сети. К черту. - Я снова закрыл глаза, утомленный неприятными воспоминаниями, по много раз на дню накрывающими меня, до ненависти, до ярости, до злобных криков в пустоту.
     - Расскажи мне сказку, - поглаживая по голове, бедовой, свежевыбритой, неунывающей, попросила ведьма и сжала мочку моего уха, - только не грустную и без намеков.
     - Попробую.
     В общем, однажды кот в сапогах устал шестерить на своего твердоголового приятеля, отчего - то считавшего себя хозяином кота, хотя все знают, что у кошек и котов нет и не может быть хозяев. Снял сапоги, бросил их в угол, где пылились бамбуковые удилища, лыжные палки, кривые трубки от пылесоса, черенки от швабр, постоял недолго, мяукнул и ушел. Никто не знает куда. Никто не знает, что с ним было дальше, вообще, никто ни хера ничего не знает. Был кот и сплыл, точнее, ушел, не буду говорить надоевшее " убыл", на хрен, урода в тюрбане не изменить, так и будет жевать фуфло, изо дня в день, из года в год, никого не изменишь, никто не станет профессиональнее, так все и продолжат следование верному курсу на " и так сойдет", ибо пипл хавает и даже хрюкает от удовольствия.
     Мораль : " Да ну на х...й ".
     - Это правильно, - ведьма обняла меня, крепко прижала к груди, отпустила и долго смотрела, как я встаю, иду к двери, не оглядываясь и не прощаясь, выхожу в ночь и постепенно исчезаю в неверном серебристом свете луны.