Бедолага

«Бомжи», «бичи», «бродяги» - так называем мы тех, кто ютится в грязных подвалах, стоит с дрожащей протянутой рукой на базаре, влачит жалкое, полу рабское существование на луковых полях.
Они - отверженные и гонимые, но все же часть нашего общества, хотим мы или не хотим признать это. Мы, занятые своими делами и заботами, задумаемся все же: кто они? Что толкнуло их в крайнюю степень отчаяния, страдания, нищеты и падения? Есть ли хоть какой-то выход из этого кромешного мрака? Какая трагедия живой загубленной души за их лицами? Можем ли мы им помочь?
Хотя бы на миг приоткроем дверь в чужую жизнь, полную беспросветного отчаяния и мучения. Заглянем в глубину униженной и искалеченной души...

«Зачем тебе все это надо? Первый раз вижу человека, который хочет просто выслушать меня. А то я привык слушать одну ругань...
Как я дошел до жизни такой окаянной? Хочешь написать про меня в газету? Что я, президент какой или министр? Э-э, послушай, сейчас в Америке правит Буш, да? Клинтон? Первый раз про такого слышу. А откуда мне знать? Телевизор давно не смотрю, а когда в последний раз газету читал,  не помню. Что творится в мире - не знаю. Да и на черта мне это надо!
Я родился в Саратове, сейчас мне 50 лет. Что, не похоже, да? Как старик выгляжу. Был я в семье третьим, две сеструхи были старше меня, Танька и Галка. Не знаю даже, где они сейчас живут, что с ними, наверное, уже старухами стали. Может, их судьба лучше моей получилась.
 Отец наш на стройке вкалывал, мужик был работящий и строгий, может быть, поэтому мать держалась при нем. Она ведь выпить любила, всякие там компании веселые. Бывало, днями не просыхала. Бил ее отец крепко за это. Мы ее жалели, мать почти всегда ходила в синяках.
Бывало, она придет пьяная, мы ее скорей уложим спать, ну, чтоб отец не видал. Отец всегда говорил, что живет с ней только из-за детей, а то давно бросил бы ее.
А потом отец заболел и помер. И пошло-поехало все наперекосяк. Квартира наша стала, как свинарник. Туда-сюда шастали какие-то пьяные мужики да бабы. Мать все из дома пропила. Пацаны издевались надо мной: «Эй, Колян, вон там твоя мать пьяная валяется». От позора не знал куда деваться, мать заставляла меня воровать, жрать-то охота.
Голодали мы сильно, горячее вообще не ели. Одна соседка была такая добрая, забыл, как ее звали, всегда чего-нибудь давала поесть.
Страшно мы жили, как какие-то звери. Каждый день пьяные драки. Эти мужики издевались надо мной. А матери хоть бы что. Однажды один мужик прижег меня папиросой, двое держали за руки.
Старшая сеструха куда-то из дома сбегла. Ну ей  тогда лет 16-17 было. Потом мать
упекли в тюрягу за воровство: из магазина чего-то стащила. Меня определили в интернат. Это по бумагам так значилось, а на самом деле всем было плевать на меня.
Иногда думаю: если бы кто-то тогда взялся за меня, может, судьба моя по-другому сложилась.
Кое-как окончил 7 классов, потом пошел на стройку. Потом срок получил. Отмотал по полной. Когда первый раз выпил? Ну в  10-12, один мужик заставил.
За что посадили? Ну, было дело. Друзья обокрали какой-то ларек, и у меня все спрятали. Потом обыск, а дружки показали, что будто я с ними заодно ларек брал. Вон как бывает-то.
Помню, вернулся из зоны, квартиру уже отобрали, прописки нет, на работу не берут. Так промыкался несколько месяцев, а потом подался на Север. Не смотри, что я сейчас такой дохлый.
Тогда я был здоровый бугай, работы не боялся. В Архангельске работал сплавщиком леса.
Любил ли кого? Только один раз по-настоящему... Мне было 18 тогда. Эта девушка жила по соседству. Однажды набрался храбрости и признался ей в любви. А она посмеялась надо мной, обозвала сыном алкашки, ну и разными словами. Но я не в обиде на нее. Иной раз вспомню о ней – и так хорошо на душе. Там, в Архангельске женился.  У нее было двое детей. Пил сильно, а что скрывать-то. Жизнь наша не получилась, развелись. А потом все покатилось в тартарары. Уехал оттуда, не помню уже, куда. На одном месте долго не задерживался, увольняли из-за пьянства. Все сгубила водка проклятая.
Потерял документы... Как перекати-поле носило меня по разным местам. Помню, работал у одного хмыря на бахче, он меня на ночь запирал в сарай, чтобы я не сбег. Задарма вкалывал, а кому пожалуешься? Сезон кончился, он меня в шею выгнал.
Вспоминать нечего, одна мерзость. Каждый раз думал: все, завяжу с этим делом, в последний раз пью, и не заметил, как в трясину меня засосало.
Осел здесь, наконец. Вот уже седьмой год. Больше податься некуда.
О чем мечтаю? Да ни о чем уже. Вот здесь, - он постучал кулаком по груди, - все умерло, пусто там...
Хана мне, видать. Голод можно как-то пережить, но холод!.. Только и думаю, как бы зиму перекантоваться.
Летом работал у корейца на луке за жратву. Он дал фуфайку и сапоги.
Вот я думаю: зачем меня  мать только родила, для чего?
Никому я не нужен. Лишний, понимаешь? Страшно подумать. Будь моя воля, я бы  кастрировал алкашей, дебилов разных, преступников". Живем, только зря небо коптим. Забыл, что такое чистая постель, стол, вкусная еда».
… Гляжу на изможденное лицо Николая. Его в муках рожала женщина, ночами  не спала, баюкала, пела ему колыбельные песни и желала ему счастливой жизни. Эх, бедолага! Неужели все человеческое в тебе умерло?

Автор Луиза Кипчакбаева