Снесла курочка яичко. Часть I

  Подмосковный Испытательный полигон НИИ Парашютостроения занимал огромную территорию. Его граница из колючей проволоки с Лабораторией Физики Земли простиралась почти на километр. На том краю полигона, что примыкал к сельскому поселению и дачам, располагались две пневматические пушки с резервными баллонами высокого давления, компрессорной установкой, котельной и длинным, но узким деревянным рабочим помещением. Все это казалось временным, даже пушки – на колесах. На другом краю едва виднелся лес. По будням с раннего утра на всю округу бубнил и шипел мощный дизель. Часов с десяти, примерно каждые полчаса, всегда неожиданно для окружающих раздавался грохот сравнимый с бомбовой атакой. Тяжелые стальные снаряды, вылетавшие из пушек в сторону леса, создавали значительные помехи сигналам, отправляемым тарельчатой антенной  Лаборатории нашим космическим братьям. Правда, радовали глаз раскрывающиеся разноцветные парашюты. Сразу за этим ревел дизель танкетки, отправлявшейся в поле на подборку снарядов, парашютов и бог знает еще чего. Несмотря на неудобства для окружающих, аэробаллистическая испытательная установка существовала уже более четверти века, поскольку с ее помощью ускорялось внедрение некоторых видов вооружения и военной техники.
  Но однажды наступившая тишина породила слухи, будто пушки скоро уберут, а на их месте построят птицефабрику: кому-то особо впечатлительному даже слышалось вожделенное кудахтанье кур.
  - Наконец-то, - говорил один из сельчан, - заживем как нормальные люди.
  - Не надейся, - отвечал ему Васька Тараторкин, сельский щеголь и выпивоха, много лет проработавший на стенде укладчиком парашютов, - просто тема сейчас такая.
  - Какая это такая? – не унимался въедливый собеседник.
  Васька давился от смеха, но молчал, помня, что дал подписку о неразглашении. Кроме него на стенде работали еще пятеро сельчан – они тоже никому ничего не рассказывали.

                * * *

  За два года службы в армии Аркадию так надоели грохоты выстрелов, лязг гусениц, рев моторов, постоянная забота о сотне солдат, что, демобилизовавшись, искал  себе место работы тихое и без подчиненных. Набрел в поисках на НИИ Парашютостроения, где по его сведениям должна быть аспирантура, куда он страстно желал поступить.
 - А-а-а, - выслушав Аркадия, кадровик снял трубку, - Мелик Погосович, к тебе работник пришел,  просил инженера?
   Примерно через час рядом с грузным армянином Аркадий стоял на краю поля. Восемь мужиков в потрепанных авиационно-технических костюмах внимательно их разглядывали.  По правую руку от Аркадия покоилась на шасси грузовика в горизонтальном положении пневматическая пушка: четырехметровый толстостенный ствол калибром двести миллиметров с приваренным в казенной части двухсотлитровым баллоном высокого давления.
   - Вот табэ наука, ипона мат, - превозмогая одышку, провозгласил Мелик Погосович и заковылял к машине, переваливая грузную фигуру то на одну, то на другую ногу, - вныкай, работай.
  Огонь желания сразу попасть в аспирантуру моментально уподобился тлеющему угольку вчерашнего костра. С высоты своего образования слесаря-электрика Мелику пушка казалась кузницей науки. Аркадий же понял, что опять попал на работу с людьми, в шум, грохот и лязг, безо всякой надежды на интеллектуальное развитие и карьерный рост. Темы исследований шли одна интересней другой, но все это – чужие темы. Знания, полученные в институте, он пополнял кусочками в беседах с конструкторами и научными работниками, приезжавшими понаблюдать за испытаниями. Он также виделся с ними иногда по утрам, перед отъездом, его узнавали и начали уважать. Аркадий же стремился и чувствовал в себе способности самому заняться, наконец, любимой аэродинамикой. Четыре года кроме отчетов по испытаниям он периодически писал заявления с просьбой перевести его в научный отдел. Однажды осенью после работы он отправился на четверговый семинар к О.М. Белоцерковскому на улицу Радио.
  - Вам надо по стопам Игоря Михайловича Носырева или Георгия Семеновича Ульянова идти. Они в аэродинамических трубах экспериментами занимаются. А мы тут математические методы обсуждаем, не к чему Вам это, - посоветовал профессор.
  Тлеющий окурок, ударяясь об асфальт, рассыпал яркие искры и летел вместе с высохшими листьями, подгоняемый осенним ветром. Невысокий человек впереди одной рукой поддерживал полы пальто, в другой сжимал ручку старенького портфеля. Поравнявшись с ним, Аркадий повернул голову в его сторону:
  - Эдик! – узнал он изрядно потолстевшего однокурсника с технологического факультета.
Пока шли до метро, Аркадий рассказал Эдику о своих неурядицах и о пушках тоже.
  - А мне повезло. После института нашел место научного сотрудника в ВИАМе*, - Эдик почесал обширную лысину и вдруг широко улыбнулся, отчего его мясистый нос почти лег на рельефную нижнюю губу, - пушка? Да, это мысль! Обратимость движения! У меня для диссертации эксперименты не ладятся на реактивной дорожке.

*ВИАМ – Всесоюзный Институт Авиационных Материалов.

* * *

 -  Дочь без тебя засыпать не хочет, - улыбалась жена, снимая с Аркадия влажную куртку, - приучил к сказкам, вот иди теперь.
  - Я сейчас Эдика встретил. Помнишь,  рассказывал, как в лагерях…
  - Как ты за него автомат тащил? – ее улыбка стала снисходительной, - дурачок ты у меня, за всех работаешь. Ну, упал бы он носом в пыль, ничего бы не случилось.

  - Жили-были Дед и Баба, и была у них Курочка Ряба. Снесла курочка яичко. Не простое яичко – золотое, - Аркадий рассказывал дочке на ночь сказку, сидя на стуле у ее кроватки.
  - Пап, а почему золотое? – говорила дочка, едва ворочая язычком, не открывая глаз.
  - Не знаю, дочь, – он никогда об этом не задумывался, - сказка такая.
  - Да спит она уже, - шептала Аркадию жена, - ты что, не знаешь, Курочка Ряба - это долгая жизнь, золотое яичко – счастье.
  - У нас это золотое яичко когда-нибудь будет? – Аркадий подумал о скромном достатке семьи.
  - У меня уже есть – целых два! – она тихо засмеялась, увлекая мужа в постель.

                * * *

  Недели через три в первом отделе Аркадию под расписку вручили письмо из ВИАМа с техническим заданием, где Эдик значился в разработчиках. «Да, - улыбался он, прочитав документ, - держит нос по ветру». Уже через месяц назначены испытания. Надо успеть чертежи сделать на оснастку, программу и методику разработать. Снаряды массой один килограмм восемьсот граммов Эдуард Михайлович должен был привезти сам. Впервые нужна была ювелирная работа: попасть с десяти метров в полуметровую рамку на скорости до ста метров в секунду, да еще успеть отвести в сторонку технологическую деталь – уплотнитель.
  В начале декабря, когда снег уже окончательно укрыл землю, Аркадий привез на полигон пенопластовые уплотнители собственной конструкции. Работники механического цеха целую неделю проклинали разработчика – с таким материалом работать еще не приходилось.  Эдик уже руководил разгрузкой увесистой и объемной кабины какого-то самолета.
  - Привет! Я подумал, зачем стекло вынимать, рамку под него делать, стойку, когда можно целиком фонарь привезти! – Эдик загадочно улыбнулся, - вы пока прицеливайтесь, а я за снарядами сгоняю.
  Через полчаса все было готово: ствол смотрел с десятиметрового расстояния прямо в правое стекло фонаря, уплотнитель зажат между рычагами. Человек творческой профессии кинооператор Виктор, кудрявый брюнет установил свою «Анри Дебри» в десяти метрах от предполагаемой траектории. На микроавтобусе подъехал Эдик и попросил помочь разгрузиться. В деревянном дощатом ящике кудахтали куры.
  - Вот! Ровно по кило восемьсот десяток отобрал, - под общий смех проговорил Эдик, - я думаю, надо живыми стрелять, как в натуре.
  - Так, в натуре, небось, не куры в самолет попадают, - усомнился Селихов, худенький слесарь, взявший на себя по доброте душевной роли завхоза и кормильца, поскольку кафе и столовых на объекте предусмотрено не было.
  - Зато средний вес сходится, и скорость должна быть около трехсот километров в час. Но это уже ваша забота.
Все было готово для первых в Советском Союзе испытаний остекления самолетов на птицестойкость.

              Продолжение  http://www.proza.ru/2016/09/08/376