Урок выжигания

Пионером я посещал разнообразные кружки. Одним из них был кружок выжигания. Смысла в нем не было никакого. Сидишь себе над доской и вдыхаешь запах паленого дерева. Один раз я довольно сильно обжег палец специальной штуковиной с раскаленной докрасна дугообразной стальной проволокой.
Ездить во Дворец пионеров приходилось на одном и том
же трамвае. Забавно, что культуре были отведены дома, а пионерам — дворцы. В этом проявлялся символизм советской культуры и быта. После школы я садился на усатый дребезжащий трамвай и час добирался до места своего выжигательного досуга.
Ездил я так несколько месяцев. За это время я запомнил пассажиров трамвая в лицо. Из всех меня заинтересовала одна пара: молодая девушка лет двадцати пяти и мужчина среднего возраста. Думаю, ему было лет сорок пять. Она заходила в трамвай с этим импозантным мужчиной, но сходила всегда раньше него. Он был женат — я видел кольцо на его пальце. Девушка явно не была его женой. Они всегда садились рядом и тихо друг с другом разговаривали. Иногда он обнимал ее за плечи. Она была очень красива. Собственно, по этой причине я и обратил на нее внимание. Я часто думал, что было бы здорово, если бы она преподавала в нашей школе английский язык. Я бы тянул руку, чтобы выйти к доске,
и на ее риторический вопрос «Who is on duty today?» сразу же бежал мыть доску от вчерашнего мела.
Однажды мужчина пропал. Девушка сидела одна. Ее взгляд потух, и несколько раз я видел, как она плачет. Если быть честным, то я ненавидел кружок выжигания. Я не мог понять смысл этого занятия. Зато наблюдение за девушкой и ее историей давало мне мотив не бросить кружок к чертовой бабушке.
В тот день я взял из дома трафарет оленя, чтобы обрисовать на доске его профиль. Открылись двери трамвая, и вошли двое. Он
и она. Я запомнил, что на ней были осенние перчатки. Такие носила
моя мама. Они шли к ее демисезонному плащу.
Пара села рядом. Я не слышал их разговора. Мужчина что-то тихо, но экспрессивно пытался ей объяснить, но она его явно
не слушала. Его монолог продолжался всю поездку. Она плакала. Он попытался ее обнять, махнул в воздухе рукой, поднялся
и пошел к выходу.
Вдруг девушка встала и на весь вагон крикнула, едва сдерживая слезы: «Но ведь у него будут твои ручки, твои ножки!»
Она в прострации села на сиденье, а мужчина, не оборачиваясь, вышел из вагона.