Воспоминания Сергея Егорова. 26

На проческе кишлака. Слева разведчик Сергей Егоров и разведчики 3 Р.Д.Р.

В детстве, как и все мальчишки, я хотел стать героем. Ну, как говорится, «Кесарю кесарево», а каждому – своё. Учился, занимался спортом. В шестнадцать сдал на права категории «А». Через полгода чуть не угодил за решётку. За драку. В семнадцать закончил курсы ДОСААФ, сдал на категории «С» и «В». Работал на заводе слесарем¬-лекальщиком. Участвовал во всех спортивных и культурно-¬массовых мероприятиях. Весной 1983 г. пришёл в Военкомат с просьбой, чтобы забрали в армию, в виду того, что мог сорваться и угодить в тюрьму. Беседа с майором была горячей: я давил на то, что все мои друзья уходят весной и я готов полностью. За плечами было два военно--спортивных лагеря, но майор стоял на своём: вот исполнится восемнадцать, осенью и пойдёшь. Лето пролетело быстро, когда в почтовом ящике обнаружил повестку – счастью не было границ. На комиссии от военкомата тот же майор узнал меня:
– О, Егоров! Дождался наконец, ну давай куда желаешь!
А я куда желал, туда и желаю, в приписном записано ВДВ, или Морская пехота; рост у меня позволял – 1м 83 см.
– Извини, брат, – говорит майор. – Этих команд пока нет. Есть вот погранвойска, танкисты и подводная лодка.
Не густо.
– Ну, если – нет, хотя бы шофёром, как отец. Чтобы машину узнать «от и до».
Майор почесал затылок:
– Есть, конечно. Но лучше тебе туда не ходить.
– Вот, как раз, мне и давайте.
– Ну смотри, ты точно решил?
– Да, – с уверенностью сказал я. – А там поглядим.
Как сейчас этот майор перед глазами, команда 280¬А.
– Свою судьбу ты выбрал сам, желаю удачи. И пожал руку.
На ЖД вокзале играли «Славянку», моросил дождь.
Второго октября 1983 г. поезд тронулся в сторону Свердловска. Медленно уползал родной вокзал и родной город Пермь. А у кого¬-то играл кассетник «Ритм», доносилась песня Макаревича «Что за глупый скворец, что за глупый скворец...». Я подумал, что целых два года я не увижу родную Пермь. С этого момента я уже считал себя солдатом. В поезде, неясно за какие заслуги, сопровождающий старлей назначил меня командиром отделения. Проехав Свердловск, мы прибыли в город Златоуст. После помывки в городской бане нас переодели в форму. Мы все стали как инкубаторские, на одно лицо. Несколько дней жили на территории военной части, в палатках топили «буржуйки», чтобы не замёрзнуть. Было немного странно, что в первых числах октября в Златоусте снегу было уже по колено. Там же, на комиссии, в конце вопрос генерала: спросил день рождения моей мамы. Я ответил:
– Четвёртое апреля, товарищ генерал.
– Молодец, – сказал он. – Служи честно.
Потом Челябинск, Ташкент, Мары, Иолотань – военный полигон, пустыня Каракумы.
Командир батальона, в совершенно выгоревшем ХБ, доводил правила и распорядок на полигоне под его началом:
– Вы здесь все сдохнете, выживут немногие, но они будут завидовать мёртвым . – Такой уж у него был юмор...
Пройдя «карантин», 500 километровый марш, плюс операция «Камаз», в первой отправке, в начале декабря, я уже был в Афгане в 181¬м мотострелковом полку в роте РМО.
Трое суток прожили в казарме, единственной в Афгане. В то время – осень¬-зима 1983 г. При выдаче военных билетов, мне объявили, что присвоена должность «старший водитель» и звание «ефрейтор». Где¬-то шестнадцать раз в день старослужащие роты упражнялись на нас молодых духах в рукопашном бое. На вопрос «сколько служишь», мы отвечали только с самолёта. В ход шло все: и табуретом по голове, и сапогом в харю. Это обыденная процедура в таких подразделениях. Через две недели нас сводили на экскурсию к «химикам». Там застрелился солдат нашего призыва, его мозгами был заляпан обелитель палатки. Новый год, 1984, я встретил в наряде по столовой: чистили картошку. То ли пьяный, то ли обкуренный прапор бежал по подсобке столовой и орал: «Новый год, Новый год!»
Прошёл ещё месяц, впечатлений прибавилось. Один раз полк построили на плацу для назидания всем: по плацу проехала «таблетка», медицинская бронемашина, на ней лежали три трупа. Наши, русские солдаты, изувеченные ужасно: с вырезанными звёздами, выколотыми глазами, обгорелые; у одного во рту торчали афганские деньги. Кто-¬то из командного состава орал во всё горло:
– Смотрите все! Кто ещё хочет за курицами сходить?
Это, и не только переполняло чашу терпения. Я постоянно ловил себя на мысли: вот приду домой, а дома спросят: ну, много душманов убил? А я что, уголь, да бомботару по Кабулу возил на 131¬м ЗИЛе. Ну, когда очень сильно хочешь, если искренне, то оно сбывается. Вот так и со мной: то ли судьба, то ли ещё что помогло.
Стоим на разводе, целый полк, до нас доводят, что сейчас все пойдём в ГДО, ну, типа клуб армейский. Будет концерт: то ли Кобзон приехал, то ли Зыкина. И в это время к роте подходят три разведчика в маскхалатах и тельняшках: двое помоложе, один весь седой.
– Парни, кто хочет в разведку перевестись, есть такие?
Я сразу давай товарища Саню уговаривать:
– Пошли, пошли.
Но он только головой покачал. Я дёрнулся, но меня тут же дёрнули на место.
– Ты чё, жить надоело? – это «старики» моего взвода. – Куда собрался? Мы на тебя уже ставку поставили, «замком» будешь. А там, если духи не убьют, то сам сдохнешь. Боекомплект свой, плюс за «дедушку» тащить надо. Всё заново начинать. А здесь уже авторитет у тебя, не дури, мозгой подумай.
Я и подумал. Пока все в клуб маршировали, сказал замполиту, что у меня живот прихватило, а сам к штабу бегом. А тут и мои разведчики.
– Хочу, – говорю, – возьмите, всегда мечтал.
После небольшой перепалки с ком. Роты мне дали время собраться. С чем я прилетел в Афган, то и взял с собой: вещмешок, шинель, котелок. Со всей роты я уходил один, парни прощались со мной, обнимали и деды и молодые. В глазах у них было видно: они записали меня в покойники, а я от счастья сиял. Вышли за КПП, стоит БТР, на нём ещё человек пять разведчиков. Меня спросили каким спортом занимался, я говорю:
– Полтора года самбо и три года подводное плавание.
– Ну, плавать негде, а вот самбо посмотрим.
По приезду в Баграм, на место дислокации 781-¬го ОРБ, вечером дул «Афганец» ¬ ветер, как песчаная буря. Я спросил: « А горы то у вас есть?» На что мне сказали: «Завтра увидишь».
Завтра началось нескоро. Пока мы спокойно курили в курилке возле палатки, рота по тревоге уходила на боевой выход. Когда все утихло, мы, те кто, как и я, написали рапорт о переходе из других частей, начали знакомство с новым расположением. Удивлению не было границ: быт и уют в разведке кардинально отличался от быта пехоты. Здесь в третье роте десантной разведки порядок был исключительный. Я попал во второй десантно¬-штурмовой взвод. Чистота поражала, в армейской палатке кафелем был выложен проход по центру, шторки жёлтенькие на окнах, тумбочки, салфетки, телевизор, магнитофон, ночник, книги, махровые полотенца, стоп... Взор упал на две кровати, они были заправлены не так, как остальные. Все койки заправлены почёрному глухо, а эти – с белой полосой по диагонали, и на тумбочке у этих кроватей стояли стаканы с компотом и хлебом¬ солью. Нам сразу объяснили, что это траур, должное по погибшим парням будет сорок дней – такой закон; молодые духи, мы должны менять компот и хлеб каждый день, чтоб был свежий. Весь вид и смысл этой традиции очень подстёгивал, дисциплинировал и придавал большое значение тому месту, времени и роду войск, в каких мы находились. Мы, вновь прибывшие из других частей, собирались уже отбиваться ко сну, как в палатку зашли трое разведчиков из третьего спортивного взвода. Один здоровенный, по прозвищу «Крокодил» и два ну очень маленьких дембеля. «Крокодилу» еще служить и служить, а вот эти двое были почти гражданские. Нас построили в ряд, это я уже все проходил и не удивился, нас начали «прописывать» в разведке. Эта троица отрабатывала на нас удары рукопашного боя, местами было даже смешно. Когда эти маленькие не могли достать до головы оппонента, то подпрыгивали и в воздухе били в голову. Но, когда «Крокодил» брался за дело, парни — а нас было шесть человек – кто ревел, кто стонал, а один навалил прямо в плавки, он оказался дембелем и его мутузили больше других.
– Что, сука, решил домой в берете придти героем? Да тебя, гада, после приказа и на операцию то нельзя, закон. За каким хреном ты сюда припёрся, хитрый очень, чмо, пошёл вон, сука...
На третьем заходе «Крокодил» очень удивился, что я не плачу, не охаю не ахаю. Ухмыльнулся и поставил меня в проём кроватей, потом, взявшись руками за второй ярус кроватей, вдарил мне обеими ногами. Я улетел прямо на тумбочку, она затрещала; я встал и всё повторилось, только уже не тумбочка, а стенка в палатке обшитая рейками затрещала. Наконец, они, наши учителя, сказали:
– Все. Курить.
Этот же «Крокодил» сам угостил сигаретой, сел рядом и так по-свойски спросил:
– А что, я плохо бью?
– Да нет, – я ответил, – нормально, только откуда я перевёлся, бьют сильнее.
Он возмутился:
– Это как?
А я говорю:
– У вас все табуретки в роте?
– Да, – ответил он.
– А там, в РМО, откуда я, одна на пятерых, потому что другие сломали об головы и сожгли в буржуйке. А в целом там бьют не так, там били чем попало.
Я рассказал ему чем и он обалдел, и, кроме всего, одни раз мне накатили там обухом топора с пожарного щита. Я был в каске, потерял сознание, очнулся, стою под грибком, по лицу что-то бежит, потрогал – вода, значит отливали, снял каску, а там вмятина – квадрат от топора. Вышел черпак, который бил, похлопал ладонью: «Будешь жить. Каску сними в оружейке».
Крокодил рассвирепел, говорит:
– Когда будем в Кабуле, зайдём к твоим. Я им, б..., устрою рукопашный бой. Ты понял.
И тут же объяснил строгие правила разведчика: чтобы начать вникать в эту службу, перво¬наперво даётся трое суток – привести себя в порядок! В порядок – это значит за трое суток новичок должен «родить» форму соответствующую разведчику, главное чистую и опрятную. И, самое главное, это кожаный солдатский ремень. Если нет ни того, ни другого, ни третьего, а трое суток истекли: все, до свидания разведка.
На следующий день рота вернулась с задания, зрелище, кто не знает, устрашающее: все серо¬-грязно-¬зелёные, вооружены до зубов, как раз зубы и глаза блестят. Нас увидели и давай радостно орать: «Замена! Замена!». Я надеялся, что увижу земляка из Перми или с Урала, но не было таких. Во взводе висела карта СССР, там в городах, кто здесь служит, флажки воткнуты. «Замок» Николай Проказюк воткнул флажок в г. Пермь и говорит:
– Что, у вас там наверное медведи по городу ходят?
А я прихвастнул:
– Всякое бывает.
С первой встречи и общения с Николаем, зародилось уважительное отношение, и в дальнейшем Замок многому научил меня: как надо жить и выживать, с честью выходить из
любой сложной ситуации. Я очень благодарен ему. Отсчет пошёл в первые сутки, я обошёл почти всю дивизию в поисках земляка, или ещё какой наживы. Земляк нашёлся в дивизионном ансамбле «Каскад». Он был из Свердловска, не помню как его звали, он все понял и выручил меня: подогнал мне панаму «нулёвую». Начало есть – дело за малым. На вторые сутки я заметил стройбатовцев, они крыли крышу на модуле, который в дальнейшем стал нашим штабом. Все они были в плавках и загорали для дембеля. Я быстро сообразил, что они где-¬то разделись, конечно внутри. Пароль для прохода во все места был один, меня послал прапорщик Скалянский, а его знали все. Боевой разведчик имел очень большой авторитет во всех частях дивизии. Я подошёл к модулю, вышел прапор стройбата:
– Что надо?
Я говорю:
– Скалянский послал за штапиками. – Само как¬то вырвалось.
– Вон там, в конце коридора увидишь.
Войдя внутрь, в одной из комнат я обнаружил солдатские ХБ, ремни, ботинки. Жаль, некому было засечь, за сколько я переоделся в чужое. Мозги работали быстро, размер ботинок 44 соответствовал ростовке формы. Но она была вся новая, тёмное ХБ, а у меня уже светлое от стирок бензином. Ещё я заметил, что все ремни у них были кожаные, взял плюсом четыре. Нашёл штапики, обсыпал ими себя, чуть побелел от пыли, выхожу, а по спине холодок.
– Ну, нашёл? – прапор говорит.
– Ага, спасибо. – А сам ходу, ходу.
Добежал до палатки, штапики в сторону, ремни в пожарный ящик в песок зарыл и гулять до вечера, пока не стемнело. Вернулся в роту как раз к проверке, встал в строй счастливый, подошёл Николай «Замок»:
– Что, шустрый оказался, земляки помогли?
– Да нет, вот, – говорю, – стащил у стройбата.
Меня похвалили, хотя сразу не поверили, я предложил оставшиеся ремни раздать тем, у кого нет. Мне строго запретили: «Дурак, они должны сами добыть. В этом маленьком испытании заложен большой смысл».
Можно ещё о многом рассказать, да бумаги не хватит, а, по сути, нас молодых учили выживать. В любой ситуации, не зависимо: в бою или в миру. Невзирая на любую погоду, время суток: так из нас лепили разведчиков, и мы впитывали эту науку с каждым вздохом, шорохом, щелчком предохранителя и хлопком запала гранаты. Десантный тельник мне вручили перед строем, через полгода службы в разведке. Раньше я не имел права его надеть, тельник нужно было заслужить и это было правильно. С большим уважением отношусь ко всем «дедам» своей роты, что учили меня жить. Я бесконечно благодарен своей судьбе за то время и место, что свело с этими людьми. Со своими сослуживцами, братьями по оружию, по духу и по крови. И спасибо им всем, что были со мной рядом в горе и в радости и дай им Бог мира и процветания, здоровья и благополучия, счастья и радости! На долгие, долгие годы.
 
Разведчик Петров Владимир, мой друг Антонов Борис и танкист Анисимов Александр справа

Посвящается другу разведчику
Анисимову Александру
***
Здравствуй, Анисимов Санька!
Брат наш разведчик.
Ты умер. Уходишь от нас.
Редеют наши ряды. Уходят самые лучшие.
Санька, прощай! С нами прошел ты Афган.
Врезаясь в плечо, ты тащил автомат.
И в первых рядах шёл на врага.
В Панджшере в горах.
В боях ты славу сыскал.
И раненным был, в строю не стонал.
Блестят твои ордена.
А ты, брат, навеки, глаза закрыл навсегда.
Твои медали звенят в путь последний,
Как колокольный звон, о подвигах твоих говорят.
А рядом, прощаясь с тобою, ребята стоят.
Колька, Антонов Борис.
Теперь нам не выпить, вместе не покурить.
Прощай! Брат Анисим, мы помянем тебя.
Помолимся! Чтоб в рай ты попал.
В последний путь провожая.
Санька, прощай! Мы помянем тебя!

Игорь Черных

От брата разведчика брату разведчику. Афган. Воспоминания

 
Разведчик-десантник Мухин Андрей
Кто я? Я, Мухин Андрей Владимирович, родился в 1963 году 2-го февраля в городе Шатура (Московская область). Маму звали Анна Ивановна, папу Владимир Иванович.
Однажды, очень-очень давно, когда кухонный стол был выше меня ростом, мама мне сказала, уходя на работу: «Твой младший братик маленький, ходить ещё не умеет. Ему нужна твоя помощь. Ты остаёшься самый взрослый и самый старший. Будь ему защитой и опорой». А когда вечером ложились спать, нам родители читали сказки. Очень запомнилась сказка о стойком оловянном солдатике. С тех пор я очень хотел вырасти большим и сильным, чтобы защитить семью. Быть рыцарем, благородным, справедливым и добрым.
Что бы я хотел рассказать о службе в 3-ей РДР? (Маленький эпизод) Была штатная подготовка к очередной операции. Предстояло взятие огневой точки противника, атакующей наши колонны. Тот «пупок» был весь усыпан минами. Их ставили и «духи», и мы. От командира роты получил команду забрать толкового сапёра, разбирающегося с «Охотой 3, 5». Командир взвода сапёрного полка сказал, что есть способный мальчишка. Служит всего год, а разбирается лучше всех. Посадили его на броню (его взводный тоже с ним поехал) и стали догонять своих. Сижу на пушке, вижу впереди воронку от фугаса. А БМП мчится и мой водитель её не видит. Увидел перед самой воронкой. Тормоза у БМП-2 очень хорошие. На самом краю «обрыва» он корму задрал вверх и я, хоть и ожидал чего-то, всё же оказался в этой воронке по пояс в пыли (по стволу пушки ничего не задев). От такой неожиданности и толчка из рук выскользнул автомат. Как ловец раков, я поймал на дне воронки свой родной АКМС. И мысль засвербела: «Как же его чистить на ходу?». Догнали своих, стали брать высоту. Действительно мин было на каждом шагу и разных. Сапёр аккуратно продвигался вперёд. Мы за ним. Но «духи» не дали нам и шагу ступить. Шквальный огонь прижал к камням. Откатились назад, вызвали по рации артиллерию. Но она отказалась работать в этом квадрате – там сейчас авиация. Мы к ней…
Окучивали «пупочек» несколько раз. Брали его неоднократно долго и упорно. «Духи» закрепились основательно – хлебное место для них оказалось. Когда произвёл первый выстрел – вспомнил, что автомат не почистил. И с пулей вылетело облако пыли. Какое же надёжное наше оружие, восхитился я. Даже после такого «купания» не клинит, не то что М16. Когда продвигались к вершине, наблюдали повсюду провода «Охоты», мины разных мастей и фрагменты человеческих тел. Запомнился сапог с оторванной ногой, уже почерневшей.
Высота взята, мы на вершине. Надо закрепиться – выкладывать СПС. Пока затишье и мы выше всех, с Бешеным ставим кашу гречневую греть. Чувство ответственности за сапёра (я же его забрал) не даёт покоя. Ставлю кашу и на него. Наш способный мальчишка выбрал уже готовый, замечательно построенный, большой СПС. А ведь нам деды говорили: «Ни в коем случае не занимать уже готовый СПС – постройте свой…». Не хотелось продолжать слова дедов, тревога закралась в душе. Поспешил наверх к сапёру. Вижу – его взводный облокотился на край этого СПС и говорит ему что-то. Наверно тоже отговаривает. Я открыл, было, рот сказать: «Каша разогрелась, пойдём…». Прогремел взрыв. Туго соображая, рванул туда. А там взводный стоит руками лицо закрывает. И уже струйки крови через пальцы сочатся.
С трудом оторвали его руки от лица. Тёмные, глубокие впадины вместо глаз. Из-под обвисших век свисают белые «верёвочки». Лицо почти всё в маленьких дырочках. А нашего парня – сапёра нет. Только воронка посередине. Надо искать! Может, всё-таки жив? Распределились по секторам. Аккуратно, не задевая мины, спускаемся вниз по спирали. Вижу свежий след на камне (приблизительно 70 метров от эпицентра). След чего-то склизкого. Чуть внизу за камнем увидел ногу, одетую в «берёзку», как у нашего малыша, согнутую в колене. Только «берёзка» порвана, как сейчас модно. И из неё торчит чистая, белая коленка, без единой ссадины. Как будто он прилёг отдохнуть в тени. Внимательно подхожу к нему, постепенно из-за камня вижу… наш сапёр. Только от головы нижняя челюсть осталась и пол затылка. Руки без кистей. Жилы свисают из запястий и проглядывают белые кости. Не единой кровинки…
С Соловьём несли его вниз, очень медленно и осторожно. Несли на плащ-палатке. Внизу нас уже ждали. Командир взвода сапёрного полка лежал на носилках, глаза забинтованы. Солдат закрывал его от солнца своим телом и отгонял мух. Комбат задавал мне вопросы: как, почему? Спросил: «Что с взводным?». Сказал: «Выбило глаза, лицо посекло камнями». Но лежащий взводный громко в ответ: «ВРЁШЬ ТЫ ВСЁ! ВИЖУ Я!». Мы повернулись. Солдат нагнулся за флягой, и его тень уже не закрывала лицо сапёра. А солнце нещадно жгло забинтованные раны, и мухи, тут как тут, облепили выступившую на бинты кровь. Нервные окончания ещё живы и реагируют на свет. Даже через бинты. Но комбат посмотрел на меня подозрительно. – Я же сам видел, своими глазами, что там бездонная, чёрная бездна вместо глаз и свисающие эти самые окончания сантиметра три.
…Кто-то сказал, что мёртвое тело тяжелее живого. Но малыш был лёгкий и почти не весил ничего. Сзади нёс его и смотрел, понимая, что когда-то и меня так понесут... на плащ-палатке. Если ничего не менять, то война будет долгой, которой не видно конца. В очередной раз убедился, что домой вернуться живым нереально. Страх? Какой может быть страх. Бояться глупо и опасно. Страх сковывает мышцы, когда нужно быстро реагировать. Концентрация внимания в зашкале, обострение чувств до предела. Поэтому сжимаю зубы, которыми готов грызть, и голыми руками рвать врага, дабы за ребят поквитаться, и самому, чтоб не обидно было лежать… на плащ-палатке и не весить ничего…
…Потом уже узнал, что в том СПС-е находился блок управления «охоты». Устанавливался на НЕИЗВЛЕКАЕМОСТЬ…
…Дембель пришёл неожиданно. К нему никто не готовился. Мы на тот момент были как всегда где-то в горах. Спасибо большое нашим ребятам, что в 5 часов утра мы втроём: Соловей, Шикула и я красавцами стояли на плацу. И Самарканд встретил нас обильной зеленью, ласковым солнцем, чистым, безоблачным мирным небом, и щебетанием птиц с незабываемо нежными, до боли в сердце родными и причудливыми трелями. Трелями настоящими мирными, а не с грубым, жёстким, хлёстким свистом, к которому наши уши уже привыкли. Здесь всё было мирное, даже воздух. Предвкушая ощущения из мира грёз и мечтаний под звёздным небом горной, горячей страны мы были готовы встретить и крепко обнять эту мирную жизнь, до конца ещё не веря во всё то, что с нами тогда происходило. А когда узбекские девушки побежали к нам с охапками сирени, мы хотели всей грудью вдохнуть тот мирный запах самых душистых на тот момент цветов. Я даже берет под мышкой зажал, встречая такое несказанное чудо. Глубокий вдох в глубине огромного букета в моих руках. Но то, что произошло дальше, не понимали ни я, ни два загорелых, огрубевших моих друга. Я смотрел на них, а они смотрели на меня с немым вопросом в глазах. С этим вдохом острой иглой через ноздри ворвалась и застряла в сердце нестерпимая боль, которая ещё долго сидела занозой. Не знаю, как ребята, а я ждал запах сирени, а вдохнул почему-то на мирной земле порох, кровь и гной сладковато-противный. Я вдыхал сирень ещё и ещё в надежде, что это какая-то ошибка. Но каждый раз вздох был хлёстким выстрелом в сердце. Неужели, я и нюх уже потерял…

От брата разведчика брату разведчику Игорю Черных. Афган. Воспоминания
Разведчик-десантник Игорь Соловьев

Я Соловьёв Игорь Алексеевич. Родился 27 ноября 1965 года на границе Казахстана и России в поселке Приуральный, Уральской области, Бурлинского района. Закончил школу. Увлекался спортом, зимой – хоккей, лыжи, летом – футбол, волейбол и стрельба из малокалиберной винтовки. После школы закончил железнодорожное училище в г. Актюбинске в Казахстане. Из города Актюбинска был призван в армию. В учебке служил в разведроте в г. Ашхабаде. В октябре 1984 года по распределению попал в Афганистан, если честно, сам рвался туда. Когда я учился в 9 классе, к нам в посёлок пришёл цинковый гроб, погиб Леонид Куриленко, я поставил себе цель обязательно отслужить в Афгане. В Кабуле на пересылке нас отбирал Павел Бажан, сержант. Так я, будучи молодым сержантом, попал в 3-ю разведывательно-десантную роту 781 ОРБ в г. Баграм. За время службы были операции на Саланге, в Панджшере, Джелалабаде, Гардезе, Бомиане, Чарикаре, Кабуле, Джабале. Не считая мелких ранений, дожил до дембеля. В апреле 1986 года был демобилизован. Награждён медалью «За отвагу», представлен к ордену «Красной звезды». Но орден до меня не дошёл, благодаря замполиту батальона.
Хорошо помню каждую боевую операцию, к сожалению, забыл фамилии и имена некоторых однополчан, но лица в памяти навсегда. Был у меня земляк из Оренбургской области – Клишин Юрий, но дослуживал он на точке в Панджшере, благодаря опять тому же замполиту батальона, мы с ним были просто братья. К сожалению, в 1996 году его убили прямо в квартире, вечная ему память, и всем, кто погиб в Афгане и на всех «горячих точках». Сейчас я проживаю в городе Оренбурге, у меня три сына и младшая дочь, ей всего 3 года и восемь месяцев. Работаю в ОАО «РЖД» электромехаником. Праздник РЖД часто совпадает с днём ВДВ, как и в этом году. После службы очень скучал по горам Афгана, да честно говоря, и сейчас не прочь пробежаться с АКМС по «зелёнке». Буду заканчивать. Всем выжившим в Афгане слава, здоровья и всех благ.
Газета Афганских времен. 1985 г.