Самосад - повесть о рок-музыкантах

 «САМОСАД» - повесть о рок-музыкантах.
      
                Часть первая. Провинция .

     Вечером над привокзальной площадью повис дождь. Пыль и грязь с подошв странствующего люда были смыты с чёрного асфальта и, шумно пенясь, устремлялись вдоль бордюров к мрачным руслам подземных коммуникаций. Соты ларьков убогой рекламой разбрызгивали тусклый свет.  Дождь не спешит заканчиваться. Второй час под его прохладными струями стоит зелёная иномарка. В салоне темно. На передних сиденьях  двое молодых мужчин расслабленно повернулись друг к другу и ритмично покачивают головами под трубу норвежского джаз-авангардиста. У водителя огромная, почти квадратная, голова с седым ёжиком волос и квадратное плотное тело. Пассажир худой и длинный. Cвёрнутым  в треугольник листком бумаги он рисует на запотевшем лобовом стекле лёгкими отрывистыми штрихами. Сначала из мрака проступили очертания старинного парусника. Затем стал появляться профиль человека, шляпа с высоким верхом, борода-эспаньолка. Вдруг рука остановилась.
    -Прикинь! Вчера пробовал медитировать. Этот  индус пишет: «Лягте на спину. Расположите слабый источник света чуть выше обычного уровня зрения, чтобы глаза постепенно устали». Короче: лампы у меня не нашлось, поэтому я даже не стал на спину ложиться, а просто лёг на живот и расслабился, - пассажир говорил не шевелясь.
  Водитель же наоборот заинтересованно повозился.
   -Ну-ну!- словно подтолкнул он товарища к продолжению.
   -Ну, в общем,  у меня и так получилось. Я вывел весь свой народец из пальцев рук и ног, из всех членов и органов. Организованно из пупка на лифте все стали партиями покидать организм…
   -Ну…
   -Он пишет, что для контакта с подсознанием нужно сосредоточиться только на одной этой мысли. А для того, чтобы мысль осталась одна от остальных надо избавиться. И вот, последняя партия моего народца села в лифт на моём пупке и он тронулся!
   -Ну..!- глаза водителя отражали всё многообразие фотонной жизни на улице.
   -Понимаешь,  в чём трудность оказалась…Как только я понял, что у меня не осталось ни одной мысли - жутко испугался. Испугался, что могу забыть кто я, где я? Я ощутил, что до этого одно мгновение и открыл глаза… Но состояние интересное! Хотя техника утомительная. Я нашёл более простой способ. Всё зависит только от силы воображения. Ты же визуалист?
   - Да, да! Визуалист! Ещё какой визуалист…
   -Ну, вот, представь себе, визуалист, ковёр.
   -Ковёр?
   -Всё, что ты знаешь об этом мире, о себе, о космосе, всё, что ты читал и видел всё о чём думал и мечтал, все друзья, родные, незнакомые люди.. всё, что тебе известно о мироздании, то, что есть сам ты - всё есть этот ковёр. Потрясающе огромный, бесконечный… Судя по твоей тупой ухмылочке,  ни фига ты представить не смог. Ладно. Абстрагируйся от самого своего естества. Представь- тебя нет. Ни башки, ни рук ни ног…ничего нет. Оставь одно зрение. Тела нет! Глаза невесомо парят в космосе. Серёга!!!- позвал Худой.
    - А..!- встрепенувшись, отозвался Седой.
    - Тебя нет. Одни глаза. Даже не глаза, а аппараты передачи визуальной информации.
    - Гениально!- с издёвкой, копируя какой-то мультперсонаж,  прокомментировал Седой. И тут же, быстро коснувшись плеча Худого, попросил:
    - Давай ещё раз. Я готов.
    - Всегда готов- недовольно буркнул Худой, но тем же ровным тоном продолжил:
   -Перед твоим зрением - ковёр. Краёв не видно. Зато видно, что он живой и невероятно красивый. Он переливается разными цветами, движется и как бы дышит. На нём судьбы всех людей живших, живущих и будущих. Все их пути и эмоции. Вся природа. Представил?
   -Да-а-а - сладострастным шёпотом сообщил Седой.
   -А теперь невероятная сила с огромной скоростью поднимает за миг твои визуальные аппараты на такую немыслимую высоту, с которой ты ясно видишь, что тот ковёр всего лишь вершина одной ворсинки ковра по красоте и величию не поддающегося описанию…  Если ты всё это смог представить, то должен был ощутить страх высоты. Ощутил?
    Седой на мгновение замер с растерянным выражением лица, а потом энергично закивал:
   -Да! Да! Офигенно!!!
   -Ни фига ты не ощутил - вглядываясь в лицо водителя, констатировал Худой.
   Седой вдруг с облегчением рассмеялся.
   -Я же визуалист. Мне нужно увидеть.
   -Хреново.
    -Почему?
    -Потому, что есть вещи, которые не увидишь. Ну, по крайней мере, находясь в материальном мире.
    Треугольный носик сложенного бумажного листа плавно ткнулся в матовую испарину лобового стекла, спружинил чуть назад и с лёгким скрипом прошёл по замысловатой траектории, подчиняясь руке Худого. Тотчас на плечах капитана галеона затрепетал на морском ветру широкий плащ с капюшоном. Через секунду, отчаянно затрещали крыльями две чайки в брызгах штормовых волн, на которых вздымался в небо иссечённый словно трещинками ручейками корабль-призрак. Казалось, что все снасти корабля горят огнями святого Эльма. Дождь на улице. Дождь в рисунке на лобовухе «Хюндая», который сам как корабль-призрак дрейфует в ярких брызгах ночного шторма.

  2.В приёмной директора торгово-промышленной палаты стоял почтальон. Почтальоном была женщина средних лет и средней внешности. На двери директора висел приклеенный скотчем лист формата а-четыре, на котором было крупно написано: «Не входить! Идёт запись!». У женщины-почтальона в руках был заказной пакет с серьёзными адресами и названиями. Смысл текста, напечатанного на двери, слегка обескуражил служащую. Пожав плечом, свободным от почтальонской сумки она подняла кулак и …Дверь неожиданно отворилась и в неё со смехом врезался крепкий парняга с прищуренными глазами .
    -Здравствуйте!
    -Здравствуйте, что у вас?
    -Получите. Это ваше? - протянула к носу встречного пакет почтальон. Тот потянул носом и, продолжая улыбаться, ответил:
    -Вроде наше.
    -Ну, раз ваше, то распишитесь вот здесь и получите!
    Тут же на столе секретаря под фикусом чирк на бланке и:
    -Спасибо вам большое!
    -Не за что - почтальон с усталым видом гонца, принесшего бесценные сведения из окружения, ценой невероятных потерь удалилась с героической скромностью. Молодой человек развернулся и вошёл в дверь, на которой отсвёркивала золотом латунная цифра семь и висело объявление странного содержания. В кабинете было светло и просторно. Как пульт управления космическим кораблём у входа на двух столах нагромождение оргтехники. По стенам встроенные шкафы с книгами, дисками и папками с документацией. Флаг страны, портрет президента и рекламные проспекты. Постояв секунду возле компьютера молодой человек  вздохнул и пересёк кабинет. Открыв без стука ещё одну дверь, он передал пакет седому водителю со словами:
    - «Криворожсталь»! Контракт!
   Седой приложил палец к губам. В крохотной комнатке с большим низким окном на мягком уголке разместилась целая компания молодых людей. Все слушали рассказ Худого.
    -Несколько раз в жизни со мной происходили странные вещи. Вот знаете, как видение чего-то незнакомого, но реального. В детстве мне три ночи подряд снился один и тот же сон с продолжением.
    - День сурка, - вставил реплику Седой. Худой бросил на него взгляд и продолжил:
    -У меня на родине за нашим домом заканчивался городок и начинался луг. Огромный, с высокой травой. И чуть в сторонке, как сторожевая вышка, водонапорная башня из красного кирпича. Во сне я стою на крыше этой башни, на самой её маковке и держусь за центральный шпиль. Солнечный летний день. Сказочные, неестественные небеса, как в кино. Вернее, как в детстве. Луг зеленый и весь переливается на ветру.
    -Как может луг переливаться? - задает вопрос улыбчивый парень, встретивший почтальона. И обращаясь ко всем присутствующим, словно призывая в свидетели, утвердил мнение:
    -Ну, ты уже зафантазировался. Даже во сне зафантазировался…
    -Вова, остановил его Худой, ты родился и вырос в шахте. Глубоко под землей. Сейчас ты вылез, но воспарить у тебя не получается. Ты слишком привык к земле.
    -Нет, ну как может луг переливаться?
    -Видишь ли, Вова, на лугу растет особая трава. С одной стороны листа поверхность гладкая, лакированная, а с другой - ворсистая, матовая. Глянцевая сторона отражает свет, и поэтому кажется светлей ворсистой. Мы с друзьями любили смотреть на луг перед грозой. Небо чернело, опускалось почти над самой травой. Пред грозой ветер гнул траву то в одну, то в другую сторону. Из-за разницы в цвете сторон в траве рождались на мгновения разные картины: то чьё-то лицо, то лошадь, то стая птиц.
    - Ну ладно, отмазался, с неизменной улыбкой согласился Вова. Так что там, во сне-то?
    - Волчанов, будешь сбивать вратаря, я тебя удалю с поля до конца матча,- вмешался бывший хоккеист, которого в глаза звали то Гарик, то Игорь, то Егор, а за глаза величали только Корейцем. Повернув к Худому лицо с характерными азиатскими признаками, он органично произнёс:
    -Продолжай, о, мудрейший.
    -Вот, стою на башне, держусь за шпиль, -снова взялся за рассказ Худой.
    -Вокруг башни скачет лошадь. Но мне её всю не видать. Чтобы увидеть её всю, мне надо бросить шпиль и съехать на край крыши. Мне страшно. Но, желание рассмотреть животное сильнее страха. Я отпускаю шпиль и осторожно, на четвереньках, ползу по скату на край. Вдруг начинаю скользить и, не удержавшись за края жестяной кровли, срываюсь вниз и просыпаюсь. С испугу я забыл рассмотреть лошадь. Эта мысль целый день крутилась у меня в голове. И следующей ночью я снова на крыше, и опять лошадь нарезает круги, и снова до чёртиков хочется увидеть её всю. «Ладно, - думаю, - всё равно я сплю. Могу делать всё, что захочу. Хоть летать».
     Но, горячий от солнца шпиль башни такой настоящий, что я чувствую ладонью шипы застывшей краски и рассыпающуюся слюду ржавчины. Осознание  реальности остаётся в начале сна и приходит страх. Я решаю поступить по-другому.
    Сначала выбираю точку на крыше, куда я упрусь ногой, когда  отпущу шпиль. Думаю на секунду перенести вес тела на левое колено, а потом оттолкнуться посильнее и снова дотянуться до шпиля. Этой секунды мне хватит, чтобы разглядеть лошадь. Перед тем, как отпустить шпиль я говорю сам себе:
    -«Если я вдруг сорвусь вниз, то буду помнить, что я во сне. Я не замру от ужаса, как прошлый раз, я, не взирая ни на что, рассмотрю эту лошадь».
    Бросаю шпиль. Упираюсь ногой в лист жести, а он моментально срывается с места и едет вместе со мной к краю. И снова я падаю, в страхе глядя прямо вниз. Но проснулся, пролетев уже половину пути. Еле дождался вечера. Засыпаю, и я на крыше башни. В этот раз я даже не держался за шпиль. Несколько секунд внимательно рассматривал небеса, луг и потом, раскинув руки, прыгнул вверх. Я падал минуты три, как в замедленной съёмке. Я рассмотрел лошадь всю и плавно, как на матрас, опустился в траву-мураву.
     И вот теперь скажи мне, Игорёк, как хоккеист хоккеисту: что значат эти три сна?
     Кореец, сложив руки на животе, задумался. Не дожидаясь ответа, Худой продолжил свой рассказ.
     -Второе видение-это уже не сон. Оно возникает неожиданно. Независимо от моего желания, местонахождения и состояния. Возникает на миг. Даже меньше мига. Как спаренный фотон мелькнул в сознании во всех подробностях, оставив после себя вкус любви на моих губах, память о прекрасном запахе и счастливую юношескую дрожь в крови, от которой замирает в удовольствии сердце. Вот, вспыхнуло внезапно в Киевском метро, и я стою перед хмурыми ментами с улыбкой идиота, напрочь забыв на хера я к ним попёрся. Это видение приходит и во сне. Всё, что я в это время вижу и ощущаю, могу описать достаточно подробно. В общем, вот такая картина:
    Ночь. Южная. Небо усыпано крупными разноцветными звёздами в сиянии туманностей. Воздух насыщен необычайно чувственными ароматами. Так источают запах тропические цветы. Я знаю. Я бывал в Ялте. Вечный пульс океанского прибоя, его постоянный шелест, как чей-то мотив волнует и радует. Я стою где-то на горе. Надо мной огромная луна, но я в тени. В тени дерева. И со мной рядом находится тот, чьё присутствие погружает в счастливое состояние навсегда. Внизу, у подножия, гигантским глазом светится арена стадиона. Там грандиозный праздник, вроде финала чемпионата мира по футболу. Из этой чаши прямо к звёздам устремлён луч яркого фонтана света. Вместе со светом к звёздам восходят эмоции огромного количества людей. Все эти эмоции каким-то образом, через того, чьё присутствие я ощущаю в тени тропического дерева, льются прямо на меня. Проходят сквозь меня, как ток высокого напряжения. Удовольствие на грани смерти. Шок! Мощнейший психо-энергетический шок! Те милиционеры в киевском метро офонарели, когда на их вопрос, что со мной, я рассказал им про видение.
     -  Мда-а, - очнулся Кореец, - Интересно. Ну а третье? Мне нужно третье, чтобы я мог тебе ответить.
      Кореец замолчал, сложил на груди руки и задумался.
     -Третье возникало меньше всех, но запомнилось. Северное лето. Солнечный, ясный вечер. Жёлтый такой, сияющий. Знаете такое растение, «Американская лебеда». Здесь её называют амброзией. Кстати, эта трава, вместе с колорадским жуком, удачный залп по Союзу биологическим оружием. Так вот. В высоких густых зарослях американской лебеды асфальтированная площадка, огороженная сеткой рабицей. На площадке стоит трансформаторная будка из красного  кирпича с табличкой: «Не влезай - убьёт!». Перед будкой, на асфальте расчерчены классики. Воздух около будки вибрирует от напряжения, как материя. Гудит аж. Дрожит.
    Да! Характерная деталь: я знаю, что в этот момент мои родители молоды и счастливы. Я ощущаю их эмоциональную энергию. Я в ней завис без тела. То есть, это, скорее всего, момент из их прошлого без меня. Ну, и также можно допустить, что это будущее. Хотя, вряд ли бывают повторения.
    -Мда-а-а!!!- Кореец поднялся с дивана и, ткнув вверх указательным мускулистым пальцем, вышел с фразой:
    -Чтобы ответить тебе, о, мудрейший, мы должны с тобой зайти в курзал.
    Курзал-это туалет, умывальник и душ в одном кафельном помещении с вытяжкой. На закрытой крышке итальянского унитаза стояло сооружение из пластиковых бутылок с мутной жидкостью внутри.
    -Послушай меня, голкипер, через секунду засипел Кореец, задерживая дым, - у тебя будут в жизни три дня, или часа, или года, когда ты переборешь свой страх и войдешь в гармонию с жизнью. И проведет тебя эта белая лошадь. Это её ты чувствуешь под деревом. Каким-то образом ты сможешь сделать своих родителей счастливыми. Дядя, у тебя скоро начнутся крутые перемены в жизни.
    -Даже не вижу направления, откуда могут начаться изменения, - безнадежно махнул рукой Худой,- может какое-то случайное совпадение…
    -Ничего случайно не бывает, дядя, - вдруг строго отрубил Кореец, серьёзно глядя прямо в глаза собеседнику, замершему с дымом в лёгких.
    -Я тебе серьёзно говорю, Лёха, жди перемен!- как гвозди забил Кореец.

   3.
    Тёмным зябким вечером, зеленый «Хюндай» снова завис космическим болидом, с двумя путешественниками на борту в портовом антураже яркой вокзальной площади. Все пассажиры грелись внутри залов ожидания и многочисленных кафе. На площади мелькали только менты, бомжи и аферисты, напоминая собой слитную команду пиратского корабля.
    В накуренном салоне «Хюндая» пилот и штурман вели диалог, уплетая пирожные во время речи оппонента. Худой жевал в такт ритма саундтрека к фильму «Четыре комнаты» сосредоточенно глядя на лобовое стекло. Седой, покачивая квадратным лицом с прищуренными глазами, рассуждал о возможных путях обогащения:
    - Лёха, прикинь, Тарантино был реализатором в видеопрокате. Пересмотрел кучу фильмов и придумал первый свой. Вычислил. Просто нащупал сюжет и придумал как снимать. И всё, миллионер. А у нас в Москве свой Тарантино. Придумай сценарий - он снимет. Ты знаешь, что Игорь когда «волка» снимал, придумал фишку как снять корабль с волны, сначала на левом борту и без перерыва над кораблем на правый борт опять к самой волне.
    Худой остановил пережевывание и, сглотнув, заметил:
    - Серый, сейчас компьютерные технологии позволяют такое снимать! Как снять не вопрос, Спилберг все доказал своими динозаврами. Сюжет! Идея! Это и есть основа всего. Самое дорогое. Зерно. А ты так легко говоришь. Придумай! Как будто я даже пукаю идеями.
    - Ну, если бы вы, Алексей Станиславович, еще бы и пукали идеями, то вам цены бы не было вообще. Но согласись, Лёха, тебе же приходят песни. Ты же понимаешь, что ты просто контакт, через который Творец дает песни. У тебя есть связь. Значит и просить можешь. Проси сценарий!
    - Проси сценарий! -передразнил Худой Седого!- Ты же сам говоришь, что Тарантино вычислил. Нащупал. Значит и нам нужно щупать. Вычислять.
    Седой нырнул по пояс на заднее сиденье и вынырнул с черным портфелем. Ловкими движениями профессионального секретаря извлек из него пухлый кожаный ежедневник и ручку. Эффектно разломив коричневый переплет блокнота, на нужной странице повернул громадную голову к Худому и с радостью согласился:
    -Давай вычислять. Давай, что дальше? Я записываю. Первое.
    Седой вопросительно уставился на товарища. Худой как будто ушел в себя на минуту и, возвратившись, кивнул головой:
    -Давай. Ну, во-первых, нужно определиться с аудиторией. Ты сам говоришь - мир двойственен. Всюду заложен конфликт противоречий: мужчина и женщина, отцы и дети, бедные и богатые, христиане и мусульмане, война и мир. Вероятно, самый широкий слой-это бедные. На Земле около шести миллиардов народу.
    - Так. Пишу: на Земле шесть мил-ли-ар-дов, - перешел на слоги Седой.
    - Серый, да не надо это записывать.
    - А, не надо?
    - Не надо. Размышляем.
    - Так, понял.
    - Положи свой талмуд.
    - Лёха, я не могу. Я же визуалист. Мне нужно видеть то, о чем идет речь.
    - Хорошо. Следуем дальше.
    -Следуем.
    -Из шести миллиардов, четыре - бедные люди.
    -Так много бедных?!!- как прозревший, олигарх воскликнул Седой. Худой спокойно ответил:
    - Думаю, на самом деле, их значительно больше. Отсюда следует - что?
    - Что?
    - Что сюжет должен быть о быстрых, шальных деньгах.
    - Вот. Это уже то, что надо, - Седой взял ручку и написал в кружке цифру один и дописал после тире: Сюжет - деньги.
    - Каков жанр?- спросил Седой и написал цифру два во втором кружке.
   Худой задумался.
    - Я думаю, приключенческая комедия.
    - Записываю. Я всё записываю.
    - Ну, допустим, такой ход…
    - Допустим, ход, как эхо,-  повторил Седой,- конечно, допустим. А не сходить ли нам в курзал, коллега.
    - О!В курзал? Я никогда не откажусь от курзала. Действуйте, Сергей Васильевич. Вот, вам всё в руки, - Худой вытащил из бардачка  чёрный полиэтиленовый пакет и положил Седому на колени.

4.   – Ну? Что получается?
     - Получается, что нам обоим это по душе. Согласен?
     - Согласен!
     - Раз нам так это нравится, значит это мы делаем лучше всего?
     -Несомненно!
     - Значит, только занимаясь этим, мы можем заработать миллион.
     - Почему миллион? Давай больше!
     - Давай. Только начнём с миллиона.
     - Так что? Значит, это всё бросаем?
     - По моему, «это» мы бросили давно. Тогда, когда здесь появилась первая гитара. Я думаю, пришло время расставить точки над «и». Или мы музыканты, и тогда у нас всё получится…
     - А если не получится?
     - А если не получится, я лично поставлю точку на творчестве. Чего ради мучиться?
     - Так что в Москву?
     - Да ну! Сколько можно?! Киев. У тебя там кто-нибудь есть?
     - У меня есть везде. Смотря кто нам нужен.
     - Нам нужны добрые люди у которых можно перекантоваться.
     - В Киеве навалом добрых людей.
     - Слава Богу!
     - К кому мы поедем?
     - Давай определимся.
     - Давай.
     - Тебе Пономарёв нравится?
     - Нет.
     - Мне тоже. Двойственное впечатление производит. С одной стороны вроде как всё есть: голос, внешность, деньги… А с другой стороны, как будто ему запретили петь хорошие песни. В общем как Киркоров.
    - У Пономарёва жена не Пугачиха, и он не носит на голове кружевные трусики под беретиком.
    - Согласен. Поэтому предлагаю нарисоваться у него.
    - Ещё кто?
    - Ну…Билык. Мне нравится.
    - Так! Ещё?
    - Хватит Серый. Пока хватит. Ну что там у тебя?
    - Момент. Остался миксдаун.
    - Ура!!!
    Cедой, сидя за компьютером, увлеченно работал с какой-то программой. Худой стоял позади него и задумчиво смотрел на разноцветный монитор. Большие светлые окна конторы закрывали кремовые жалюзи. В закрытую дверь офиса пробарабанили условным стуком: «Дай, дай, закурить». Друзья машинально, не отводя глаз от монитора, в один голос заметили: «Кореец». Худой щелкнул еврозамком и Кореец, словно со скамейки запасных на лед, выкатился на паркет кабинета, прошел вдоль стен по кругу и резко затормозил у компьютера.
    - Вот, сразу видно- нападающий,- с гордостью, как ведущего игрока команды, приветствовал его Худой.
    - Ну что, Гарик,  как наши дела?- Седой с надеждой обратил взор к хоккеисту. Кореец засмеялся:
    - Ну вот, вы мне и расскажите, как ваши дела. Доделали?- он кивнул на компьютер,- послушать можно?
    - Ну вот, одна готова, - Седой щелкнул по клавише «мыши» и через секунду зазвучала песня. Пока шел трек, все молчали. Песня закончилась.
    - Ну, как? - синхронно поинтересовались музыканты.
    - Мне нужно позвонить Чибе,- серьёзно сказал Кореец.
    - Зачем?
    - Сказать, что мы миллионеры.
    - Подожди. Скажи нам, как охота?
    - Ну, раз так все пошло…- Кореец решительно рубанул ладонью,- пошли в курзал, а потом можно ускориться, если хотите!
    - Ура! Ура!- Седой с Худым радостно обнимали Корейца.
    - Гарик, а как тебе песня?
    - Мне что нужно похвалить?
    - Ну что, Лёха, может в командировку? На выходные. За два дня сделаем несколько вещей. Будет с чем в Киев ехать. Гарик нас поддержит.
    - Конечно, о, наихитрейший.
    - Только давайте тогда сначала в курзал.
    - Конечно сначала в курзал.
   Через полчаса Худой с Седым с разных телефонов сообщали домой подробности свалившейся на них некстати срочной командировки по горячему делу.

   5.- Да-а-а.- ошеломлённо протянул Седой и быстро спросил Худого, - Да?
    - Да-а-а. -так же ошеломлённо протянул Худой соглашаясь.
     И снова в салоне «Хюндая» повисла тишина. Стёкла запотели. За окнами сумерки. Выходя из оцепенения, Седой потёр руки и произнёс:
    - Да-а-а! Спасибо нашим дорогим спортсменам. Дай им Бог здоровья и больше побед в Голландии, - закончил он мысль и громко заржал. Толкнул Худого локтем.
   -Под что будем медитировать? Молвайер? Джон Зорн? Или Туатара? О!- воскликнул он, поднимая кассету.- Нью-мюзик фэнтези, часть вторая. Может быть, нарисуешь что-нибудь? Чтобы в качестве декораций это вдохновляло нас.
    -Что-то сегодня не хочется.
    -Как ты любишь, чтоб тебя уговаривали.
    -Серый, терпеть не могу, когда уговаривают.
    -Ну, так не терпи, а возьми и нарисуй.
    -Почему мне нужно рисовать, если мне не хочется?
    -Я же тебя не упрашиваю забухать со мной. Я тебе предлагаю совершить акт творчества. Разве это плохо?
    -Нет. Это хорошо. Но сказано: делать по движению души, а этого нет.
    -Ну ладно. Не надо. Не рисуй.
    -Да нет. Теперь уж нарисую.
   Седой вытащил из бардачка лист бумаги и, свернув его в плотный треугольник, протянул Худому со словами:
    -Ну, рисуй, рисуй, Шульберт.
    Худой начал хаотично рассекать испарину на стекле.
    -Слушай, Серый, по-моему, всё, что мы там насочиняли про водку- бред. Какие-то пристёгивающиеся атомы, вызывающие зависимость. Полукосмические спецслужбы. Нужно всё гораздо проще. Гораздо.
    На стекле появилась электрогитара с дрожащими струнами.
    -Ну,  например?- задав вопрос Седой замер в ожидании ответа с ручкой и блокнотом в руках. Худой закончил длинную серию штрихов и гитара повисла на плече патлатого мужика. Рассматривая то, что получилось, Худой начал размышлять.
    -Давай не будем касаться тем, в которых мы некомпетентны.
    -Давай.
    -Давай про себя. О себе.
    -Давай. Давай!- азартно соглашался Седой.
    -Ну, к примеру, я приезжаю к тебе. И у тебя и у меня положение где-то на одном уровне.
    -На уровне…
    -Да. Именно на этом уровне.
    -Так,- усмехнулся Седой, - ты хочешь, чтоб без всяких компромиссов. Экстрим.
    -Вот именно. Нужен экстрим. Мы с тобой думаем, где и как взять деньги. Правильно? Ну, по сценарию!
    -А! По сценарию!- засмеялся Седой.- А то я уже начал думать, и, правда, где и как…
    -У тебя компьютер, Интернет,- перебил его Худой. Седой затараторил, подтверждая:
    -И комп. И Интернет. И Плэй стэйшн. Ну, ты знаешь. Кабельное. Планета животных. Дискавэри.
   -Серый!- остановил Седого Худой.
   -Да!
   -Вот если бы ты не перебивал меня, то мы бы уже что-нибудь сочинили.
   -Я не перебиваю. Я украшаю деталями. Детали, друг мой очень важны. Детали…
   -Серый, где взять деньги?
   -У Ольховского или у…
   -Экстрим, Серый.
   -Что? Экстрим взять деньги у Ольховского?
   -Да нет у нас в сценарии Ольховского. Есть только ты и я.
   -И молнии, - снова вдруг заржал Седой, - Можно ещё будут молнии?
   -Пускай будут. Как тебе такая идея? Сафари. Русское сафари.
   -Украинское, - Седой заостряюще воздел к потолку указательный палец.
   -Без разницы. Даём в Интернет объявление, так, мол, и так, русское сафари. За право участия двести тысяч долларов. Пять участников. Победитель получает Джек-пот. Миллион долларов!
    -А мы?- разочарованно спросил Седой.
    -А мы получаем права на трансляцию в прямом эфире этого шоу ну и деньги за рекламу.
   -Класс! А правила?
   -Ну, какие правила? Иностранцу оставляют, к примеру, десять гривен на акклиматизацию и мобильный телефон на случай экстренного выхода из игры. Если он не выдерживает устроенной ситуации ему достаточно нажать кнопочку и…хулиганы отступают, милиция отпускает, зажигается свет, чай, еда, цивилизация и отправка домой за счёт проигравшего.
    -Сколько нужно продержаться?
    -Остаться должен один. Так и на кону один миллион долларов.
    -Так. Ну а мы что?
    -Ну, а мы просто отдыхаем на Кубе. С миллионом долларов.
    -То есть, американец жмёт на кнопку, а ничего не происходит?
    -Точно. Пусть жмёт. Сафари по-русски.
    -По-украински. Мы же ведь с тобой в Украине.
    -Правильно, но не стоит привязываться.
    -Ну а какая первая сцена? Давай. Делаем раскадровку.
   Рука Худого ещё раз совершила серию штрихов из которых сложилась барабанная установка за спиной у гитариста. Рука замерла.
    -Пиши. Солнечное утро. Базарные ряды. За забором девятиэтажка. На пятом этаже открыта дверь на балкон. Из-за лотка появляюсь я и кричу: «Серый! Серый Недзеленко!» Ты выходишь на балкон и поднимаешь руку. Кричишь: «Поднимайся!». Я тебе отвечаю: «У меня есть пятёрка! Взять самогон?»
   «О! Да! Только бери у бабушки Томы! Она в такой красной кофте и картавит!» -отвечаешь мне ты. Вот такая первая сцена. Ну, как?
   -Класс!- выдохнул Седой, захлопнув блокнот.- Ну, что, дорогой, нам пора. Вон дымит наш «Мэрседес».
    Невдалеке от автомобиля посвёркивал габаритными огнями комфортабельный автобус.
   -Ну, что? Покидаем корабль и выходим устанавливать контакт с планетарной формой жизни?- рука Седого легла на дверную ручку, - Ангела-хранителя нам!
    -Да, - серьёзно согласился Худой и открыл дверь машины.

  6. В утренний час на Крещатике страшенная украинская зима проводила карнавал метелей. Выйдя из телефонной будки, огорчённо качая головой, Седой сообщил припорошенному другу:
    -Пономарёва нет. Он на юге, в Крыму на фестивале. Будет дней через десять.
    -Они, что даже говорить не хотят?
    -Они говорят.
    -Что?
    -Что он на юге…
    -А встретиться?.. Встретиться они не хотят?
    -Хотят. Но дней через десять.
    -А Билык?
    -А вот Билык не хочет.
    -Её нет?
    -Нет, она - есть. Но встречаться не хочет. Она вообще никогда ни с кем не встречается.
    -А как же она работает?
    -Директор. У неё есть администратор. Можно подъехать, оставить материал.
    -А спеть?
    -Нет, - рассмеялся Седой, - Вот петь там не надо. Только материал.
   Оба замолчали и задумались. Небритые, взъерошенные промозглой позёмкой. На суровых лицах застыла тревога. С чёрными гитарными кофрами за спинами они были больше похожи на двух киллеров, чем на творческий коллектив.
     Наконец Седой задал вопрос:
    -Ну?!! Что дальше?
    -Серёга, знаешь раз нет, значит - нет. Значит не надо.
    -Как это не надо? А это?- Седой тряхнул висящей на плече гитарой.
    -Серый! Давай будем обращать внимание на знаки, - развёл руками по снегопаду Худой.
    -Вот именно Лёха!!! Давай читать знаки! Разве ничего этого не было?- опять тряхнул гитарой Седой.
    -Не было! Не было, Серый. Показалось.
     -Как это показалось?- возмущённо встрепенулся Седой и, на ходу доставая из чёрного портфеля жёлтый блокнот, двинулся к телефонной будке. Через минуту он вернулся и обрадовано сообщил:
    -Едем к Працику. Он дома. Погреемся, похаваем, а там посмотрим.
    -Кто такой Працик?
    -Юра! Праценко Юрий Николаевич. Такой решака! То ли дипломат, то ли разведчик, то ли аферист очень высокого уровня!
    Тёплый, ароматный Опель-такси ринулся сквозь бушевавшее кружево пурги комфортабельной подводной лодкой. Под музыку. Словно хоккеисты на скамейке запасных в ожидании выхода на лёд в безнадёжно проигранном матче, музыканты с отрешённым покачиванием тронулись в путь.
    Столетний дом надменно выделялся архитектурой и цветом на повороте серого проспекта. Дверь с кодом и лифт на четыре этажа. Потолки высокие. На последнем этаже внушительная бронедверь с глазком домофона. Седой позвонил и дверь пришла в движение. Щёлканье, лязганье, бряцанье…и в открывшемся проёме возник мужчина в самом расцвете сил. Выражение глаз и мимика говорили о полном недоумении по поводу всего происходящего с ним в данный момент. Под сто килограмм. Метр семьдесят. Мертвецки пьян. В распахнутом махровом халате, трусах по колено и в бурках на мощных ногах. На мизинце правой руки был кое-как намотан окровавленный бинт, край которого раскачивался как маятник.
    - Юрик!- радостно улыбаясь, воскликнул Седой, расставив руки для объятий.
    - Привет, Юран, - уже более спокойно поздоровался Седой и с застывшей улыбкой молча смотрел на Юру.
     Юра стоял со строгим недоумением на лице и, не глядя на музыкантов, вращал глазами. Пауза затягивалась. Улыбки начали гаснуть. Вдруг, правая рука Юрия Николаевича оторвалась от дверной ручки и вместе с окровавленным бинтом поднялась до виска, и распрямилась в ладонь, и он выговорил:
    - Товарищ капитан, представляюсь по случаю присвоения очередного звания, генерал-майор внутренней службы Праценко Юрий Николаевич. Братко!!!- как оперную партию повёл вдруг в другом стиле генерал.
    - Проходите. А сколько мы не виделись?
   Седой начал что-то прикидывать, но генерал, не обращая внимания, продолжил монолог:
    - Серый, бухаешь?
    Серый соорудил выражение лица дескать: ну, что значит- бухаешь? Вообще нет. Так …иногда…для аппетита. Культа нет, в общем. А что?
    Генерал расценил его мимические метаморфозы по-своему.
    - Значит, будем пить вино. Или водку?!
    Серый задумался, как бы взвешивая свойства разных напитков.
    - Мне водку нельзя, - сказал Юра.- Неделю мастер Гамбс продожает работу. Я водкой начал и порубил саблей испанскую мебель! Саблей!!! Лариска вызвала участкового. Тот приходит:- Извините, Юрий Николаевич, сдайте оружие и я вас буду охранять. А у меня наградные «Люггер» и «Берета», Серый! Пришлось сдать. Склонен стал я, братко, в пьяном виде к суициду. Так, Лёха, ты служил?
     - Да.
     - Звание?
     - Сержант!
     - Сержант! -обрадованно запел генерал.- Каких войск?
     - Танковые.
     - Танкист, ты самый младший. Вот тебе деньги. Через два квартала обменник. Меняешь всё и напротив дома магазин. Берёшь: шесть бутылок «Саперави», четыре литра пива…Капитан!- заорал вдруг Юра.
     - Я!- подскочил Седой.
     - Ты вино будешь пить, или тебе, дуралею, водки взять?
     От прямого вопроса, у Седого снова начались метаморфозы.
     - Водки возьмёшь капитану. Остальное…смотри сам, сержант. Дома есть рыба, окорока, свинина, сыр, картошка, чай, кофе. Сигареты!!!- снова заорал генерал и, вцепившись в плечо Худого, ожесточённо заканчивал инструктаж:
     - Блок «Честера» синего возьми. Майонез. Пять минут времени. Выполнять.
    И Худой исчез.


     7. – Разумеется, никто не пострадает. Пострадать никто не должен - это разрушит харизму.
      - Серый!!! Какая харизма?!! Два афериста обувают доверчивых американцев. Американцы страдают.
     - Ну, зато нашим хорошо. И какие это страдания для настоящего американца - двести тысяч долларов?- презрительно произнёс Седой.
     - Не-е-ет, Серёга, двести тысяч долларов - это страдания!- убеждённо возразил Худой и Седой сразу согласился:
     - Нет, двести тысяч - да. Но и нашим хорошо,- сквозь зубы поставил точку Седой.
    В тёмном уютном салоне «Хюндая» стоял терпкий дух лучших табаков и благовоний. Дымную взвесь ароматов раскачивали ритмы «Песен северных морей» Хектора Зазу. Изумрудная энергетическая решётка чёрного пространства слегка дрожала, помигивая жёлтыми уголками мыслей.
     - Фуфло!- сокрушённо констатировал Худой.
     - Что фуфло?
     - Всё. Сложно. Опять всё сложно. Поэтому всё притянуто за уши. Вот мы бы так могли?
     - Могли!- гордо заявил Седой.- Мы ещё и не такое могли!
     - Серый!- умоляюще прервал Худой товарища. -Всё должно быть очень просто. Это должен быть просто разговор,- озарённо воскликнул Худой и уже уверенно закончил:
     - Диалог!
     - Диалог - мало. - отрезвляюще подлил сарказма Седой.- Трое. Двое - это театр. Трое - это кино.
     - Хорошо. Кто третий?
     - Да, - вбил утверждение Седой и, уже со следовательскими интонациями, отправил вопрос обратно:
     - Кто третий?
     - Так. Ладно. Не важно, кто третий…
     - Как это, не важно, кто третий?- забеспокоился Седой, как будто этот третий уже что-то натворил.
     - Серый! Не важно, кто третий. Сейчас не важно. Важно о чём эти трое будут говорить весь фильм.
     - Часа два?- уточняюще поинтересовался Седой.
     - Часа три!
     - Много.
     - Смотря о чём говорить.
     - Ну да, - с иронией согласился Седой.
   Замерев на секунду, он вдруг неожиданно змеиной траекторией приблизил своё лицо к лицу собеседника и, подытоживая, поинтересовался:
     - Так о чём они должны говорить три часа так, чтоб сами не уснули, и зрителю было интересно?
    Его лицо, покачиваясь перед Худым, повисело ещё миг и одним молниеносным рывком по той же змеиной траектории вернулось на место лица водителя. Оба уставились на стекло. Вдруг, одновременно повернулись друг к другу. Седой, провоцируя Худого на реплику, поднял брови и вскинул по-дирижёрски правую руку.
     - О Боге,- прошептал Худой.
    Рука Седого упала вниз.
     - О Боге! Конечно о Боге! Сюжет, круче которого нет. Но что? Что должно звучать в конкретном разговоре троих людей о Создателе?
     - Так, давай отвлечёмся.
     - Как отвлечёмся?
     - Не входи в образ. Мы сейчас как бы тоже создатели. Сценаристы. Может, начнём с первой сцены, с начала.
     - Это будет психоделика, по-любому. Мистика.
     - Ну почему мистика?
     - Потому что «это» непонятно.
     - Так. Ладно. Слушай, Серый, давай, наверное, в курзал. Прямо сейчас. Прямо здесь. Попробуем разыграть.
     - А третий? Кто третий? - снова беспокоился Седой, роясь в портфеле. И, как бы отвечая самому себе, совсем тихо пробормотал:
     - Хотя, если в курзал, то какая разница? Действительно.


     8.Три дня у Генерала стремительно неслись в упорном запое. Среди порубленной испанской мебели, на кожаном диване за столом со всякой всячиной. Монолог хозяина дома уже никто не прерывал.
    - Лёха, а налей мне вина. Ты меня не обижай.
    - Да Бог с тобой, Юра! Конечно, я налью.
    - Прикури сигарету.
   Худой наливает вино, ставит бутылку и прикуривает сигарету Генералу. Тот, затянувшись, спрашивает:
    - Лёха, а на войне ты воевал?
    - Нет. Я не воевал на войне, Юра! Ты спрашивал меня уже. Прости, но раз пять спрашивал.
    - Ну… Братко! Ну не обижайся на меня. Капитан!!!- заорал вдруг Генерал.
    - Да!- проснувшись, резко вздрагивает, озираясь, Седой.
    - Серый, а ты на войне воевал?
    - Нет, Юран.- со скорбным сожалением дохнул троесуточным перегаром Седой.
    - Сержант!- неожиданно, как всегда, меняет направление Генерал.- А, ну сыграй мне на гитаре. Вот ту. Блатную. Капитан!!! А ну дай мне ваш бубен, я буду подыгрывать.
    Худой берёт на гитаре пару аккордов, но его снова останавливает вопросом, как будто даже протрезвевший Генерал:
    - Лёха, а хочешь, я тебе про войну расскажу?
    - Конечно, Юран. Может быть, это меня как-то вдохновит…
    - Не надо, сержант,- брезгливо сморщился Працик, - Сиди и слушай.
    Я закончил КВОКУ. Факультет разведки. Восьмидесятый год, Олимпиада! Первая офицерская замена в Афганистане. В душанбинском Аэропорту фиксирую сцену. Возле кассы старлей- артиллерист рвёт документы. Рвёт со слезами. Подхожу, говорю: «Что ж ты делаешь, дурак? Собери быстро. Я подтвержу, что вышло случайно. Это же дезертирство. Ты знаешь, что такое трибунал?» А он мне говорит: «А ты знаешь, что там война? Что там убивают? Много убивают!». В общем, всё нормально с этим пушкарём закончилось. Это я так, чтоб ты прочувствовал силу интернациональных убеждений Советских младших офицеров. Прилетаю в Баграм. Еду в часть. Представляюсь в штабе полкачу. Он: - Рад приветствовать. Иди, лейтенант, принимай пятую роту сто второго отдельного мотострелкового полка».
   Я ему говорю: «Товарищ полковник, вы ошиблись. Я прибыл принять взвод».
   А он:- «Я не ошибся, лейтенант. Рад бы. Но потери понесли серьёзные. В офицерском корпусе подразделения начальник штаба и замполит. Взводные сержанты. Вперёд, лейтенант!».
   Ну и понеслось. Через месяц убили моего начштаба. А мы с ним сдружились очень. Мне двадцать один год, Лёха! Крышу, в общем, снесло. Я объявил себя кровником. То есть, вне военных законов. Мне бойцы в бою достали немецкий пулемёт, а я на него приладил оптику, и каждый свободный вечерок я его на плечо и в горы. И зарубки потом делаю. Духи прозвали меня «Чёрным Лисом» и назначили вознаграждение. Две тысячи долларов. За голову.
   Ну и был бой. Меня контузило. Упал. Наши решили, что я убит и под огнём заложили кое как камнями, от шакалов. Много раненых было. Человек двенадцать в плен взяли. И эти мудаки-духи меня раскапывают, а я живой. И один из моих солдат меня сдаёт: «Вот он, - говорит,- «Чёрный Лис»! Лёша, как они меня били, - низким шёпотом ужасался Працик.
    - Лёха, видишь на этой фотографии я - лейтенант. Видишь, какое лицо? А сейчас?
   Глаза Генерала снова начинали время от времени очерчивать независимые друг от друга орбиты.
  - Посадили в яму. Руки за спиной связаны. Морда болит. Знаю, что меня казнят. Обычно они этим на рассвете занимаются. Режут горло, Лёха! А мне всего двадцать один год. И вот тут я первый раз подумал о Боге. И начал, как мог, молиться. И вот развязалась верёвка, представляешь! Я до сих пор не могу это объяснить. Всю ночь руки были затянуты до боли, и вдруг «нате». Ну, а дальше дело техники. Кто как учился. Я учился хорошо. Короче. Попросился поссать. Часовой открыл люк и поднял меня. Через секунду я уже держал за ствол его автомат, а у него в руках один рожок остался.
    - Он, наверное, заорал?
    - Не успел. Я ему прикладом полчерепа снёс. И побежал. Лёха, сержант, я бежал так, что в ушах у меня шумел ветер.
    - И не заметили?
    - Заметили.
    - Кто-нибудь стрелял?
    - Все стреляли.
    - Попали?
    - Не попали!
    - Что? Никто не попал?
    - А-а-а, - хитро прищурился Працик.- Я офицер-диверсант и знаю время прицеливания-сорок две секунды. Каждые сорок две секунды меняешь направление и порядок. Но бежать нужно чрезвычайно быстро. Я убежал. Пять дней шёл через пустыню. Пил собственную мочу. Ел соб…так, отставить. Одежды не стало. Посекло на узкие полосочки песком. Вот, что такое пустыня, братко! Я вышел на блок-пост, ребята сдрейфили. Решили, что я дервиш. Иди отсюда!- орут, - Пошёл вон!». А у меня круги в глазах огненные. «Ребята,- шепчу,- я свой. Шурави». Диктую свои данные и в обморок. Ну, дальше - вертолёт. Госпиталь. Опять туда. В общей сложности, я был в Афгане три года.
    Потом я женился и хотел остаться в Донецке, но подошла Академия и я поехал в Москву. В Москве предложили Академию МВД. Я согласился. Так было надо. Заканчиваю её майором и в составе группы советников от министерства убываю на Кубу. Сорок дней на корабле. Потом Гавана! Пляжи! БАБЫ!!! Бабы там, Лёха-а-а… Это же в прошлом был большой публичный дом. Но не сильно там всё и изменилось.
    Мы втроём. Один, как я, майор, но постарше - Сашка Богатиков, и подполковник Треуголкин Толя. Покойный уже. Подорвался на мине. В Афгане. А на Кубе мы бухали,- мечтательно замирал Генерал. Короче. ЧП. На авиабазе что-то украли. Мы идём. Опергруппа. Смотрим - люди выбегают. Кричат: «Пожар! Пожар!» Идем. Видим картину. Авиационный самолетный ангар. Настежь. Там два штурмовых сверхзвуковых бомбардировщика. На одном боезапас ядерный такой, что если рванет - о Кубе нечего  говорить, а может и Флориду снести к чертовой матери. Но он не заправлен. А рядом горит заправленный СУ, но без боекомплекта. По всему выходит - я самый молодой. Отдаю документы старшему, говорю: «Если умру героем, встретимся через пару минут возле турникета в подземное царство Тартара». Сел в дежурный тягач, подъехал к самолету. К горящему. Зацепил и потащил из ангара, я уже дверь кабины открыл, собрался её уже покидать. Каких-то секунд не хватило. Как он у меня за спиной САДАНУЛ… «Ну, погоди!» видел мультфильм? Помнишь, там волк летел вот так?- и Генерал, раскинул как крылья в стороны руки и закрыл с улыбкой глаза. Потом медленно, тяжело открыл их и продолжил:
    -Вот так и я…как волк…Меня выбросило взрывной волной сквозь лобовое стекло. Я пролетел метров тридцать. И потом ка-а-ак шарахнулся об бетонку! Лежу на спине. Больно так, что аж в глазах светлее стало. Мыслю. В сознании. Бегут друзья мои. Улыбаются. Толик мне орёт: «Не ссы, Юран! На Кубе самые лучшие нейрохирурги. Ща  мы с Саней твои мозги соберём, а в больнице они их сошьют». И тут, Лёха стало больно так, что я потерял сознание.
    - Ну, кубинский госпиталь не афганский, но я же инвалид! Я, как Мересьев, был прикован к постели. Лежу, жду Героя. Кубинцы сразу на второй день прямо в реанимации вручили «Золотого орла». Это у них как у нас золотая звезда. А наши, как обычно, начали тянуть. Ну, я понял, что уйдёт моя «Звезда» кому надо. Ну, думаю, ладно, ну хоть «Ленина»…А они?- с укором спросил Генерал и разочаровано закончил:
    - А они, Лёха, орден Боевого Красного Знамени.
    - Ну, тоже неплохо, Юран.
    - Молчи, дурак! Я совершил подвиг! Боевой подвиг!!! Я - Герой и достоин награды! Меня учили и готовили к этому!
    В общем, врачи сказали десять лет не пить. Ты понял? Десять!!!- Генерал для наглядности отчаянно потряс перед лицом Худого обеими руками с растопыренными пальцами.
    - Потом опять Москва. Предложили поступить в Академию КГБ. Я согласился. Заканчиваю, и военным атташе Военно-Воздушных Сил ВМФ Объединённого Королевства её Величества Елизаветы второй убываю в Лондон от службы внешней разведки.
   Договорив эту длинную фразу, Генерал вдруг, как компьютер, подвис. Он замер и, не мигая, смотрел в глаза Худому. Вдруг, его руки, как самостоятельные существа, ловко и точно, сманипулировали бутылкой и фужером и поднесли вино ко рту Генерала. С последним глотком его разблокировало. Он глубоко вздохнул, откинулся на спинку дивана и сам прикурил сигарету. После третьей затяжки он выпустил дым толстенным кольцом и, улыбнувшись потрясённому Худому, весело похвалился:
    - Семь лет жил рядом с Майклом Кейном!
    - Ух, ты!
    - Да-а-а…Соседи по домам были. Дружили. Ну и настал срок мне отваливать. Но уж больно мы сдружились с Майклом Кейном. В общем, решил я ему раскрыться. Что самое главное в разведке?- Генерал указал пальцем вверх, при этом край вспорхнувшего окровавленного бинта опустился прямо в открытый рот спящего рядом Седого.
    - Связь,- предположил Худой.
    Генерал с досадой махнул на него рукой и заорал:
    - Капитан-ан!!!
    - А-ам!- встрепенулся  Седой и, толком не проснувшись, сидел, сжимая во рту край генеральской перевязки.
    - Что? - Генерал дёрнул бинт, но Седой видно ещё не включился и бинт не отпускал и только дёргал головой.- Самое? Главное?!- Выдернул, наконец, бинт Юра и закончил вопрос,- В разведке?
    Седой задумчиво обвёл стол глазами, поднял один из полных фужеров и смачно выпил вино, очень громко глотая. Потом пожал плечами, закинул в рот дольку лимона и, сморщившись, прошептал:
    - Получить информацию.
    - Да что её получать? Ерунда. Самое главное в разведке грамотно отвалить. А я «слон». Знаете, что это такое? Нет? Слон - проваленный разведчик. Раскрытый. Да! Меня не взяли. Но работать я уже не могу! И поэтому остаётся только читать лекции. Студентам. Э-э-эх! Ну-ка, сержант, плесни мне вина! И прикури мне сигарету. Спой мне вот ту блатную. Я тебе сейчас про войну расскажу. Можно?!!


     9.-Я вижу это так. Это кухня. Еврокухня. Три чувака за столом пьют кофе. Курят.
    - Они всё время сидят?
    - Они всё время двигаются. Встают. Заваривают кофе, присаживаются на подоконник. Динамика. Крупные планы. Ну и конечно динамика текста.
    - Ну что? Давай первую сцену. Я готов.
    - Нет, Серый. Первой нет. Но вот есть последняя.
    - С конца? Давай с конца. Я записываю. Начинай.
    - Я попробую это описать словами. Но возможно где то я не найду точных метафор.
    - Я уверен, что ты найдёшь все метафоры. Ты сейчас можешь все метафоры…
    - Эти трое закончили разговор!
    - Так!- умолкающе поднял ладони Седой и уткнулся ручкой в блокнот.
    - И один из них достаёт из пачки сигарету и берёт спички. Действие незаметно замедляется. Медленно начинается наезд на руки этого чувака. И вот он вставляет с гулким хрустом в огромный рот огромную сигарету. План перемещается на спички…
    - С гулким хрустом,- прислушиваясь, повторил Седой и согласился:
    - Это хорошо.
    - Да,- тоже согласился Худой, - хорошо. Короче. Постоянно происходит замедление действия, укрупнение плана и перемещение его на головку спички.
    - А вот это больше похоже на порносценарий,- вполголоса, не отрываясь, прокомментировал Седой.
    - Увеличиваем план до не могу. Переходим на оптику электронного микроскопа. Опять же с постоянным увеличением. Электроны, нейтроны, атомы, молекулы… Всё это мы видим. Мы уже как бы летим мимо этих огромных молекул. И вот, мы пролетаем мимо них и выходим в эфир- то есть космос. Туманности, галактики невиданной красоты. Тут действие начинает постепенно разгоняться. Приближаемся к Солнечной системе. Входим в парад планет. Несёмся на огромной скорости к поверхности неизвестной планеты. Быстро, быстро, практически мелькаем в облаках, внизу земля, наезд. Расчерчен город. Мы - вниз и камера как на резинке зависает возле лица продавца газет. Он стоит на улице. Хаос. Люди снуют в панике туда - сюда. А он стоит, трясёт газетой и орёт: «Конец света!!! Пророчество сбывается!!! Отсчёт времени до катаклизма идёт на часы!!! Правительство в жопе и так далее». И тут камеру резко дёргает назад этот резиновый трос. И мы проделываем весь обратный путь за три секунды. Ну, какой-нибудь звук прикольный.
    - Найдём,- азартно отозвался Седой и, оторвавшись от записей, затараторил: - Я диск достал - три тыщи звуков…
    - Ага. И снова возвращаемся на еврокухню и видим, как чувак чиркнул спичку, прикурил и сказал: «Ладно. В следующий раз». Всё. Занавес.

   
10. К вечеру третьего дня разгула в генеральской квартире устали все трое. Хозяин окровавленной рукой отлепил от залитого «саперави» стола фужер с вином и грузно поднялся с кожаного дивана. Седой с готовностью встал рядом с рюмкой водки, приготовившись выслушать очередной тост. Юрий Николаевич открыл рот и в этот момент в замке входной двери лязгнул ключ. В коридоре послышались шаги. Генерал неожиданно быстро и суетливо одним махом опрокинул в себя вино и, юркнув на диван, свернулся калачиком. В комнату вошли три хорошо одетые ухоженные женщины средних лет. Самая высокая из них холодным взглядом обвела вокруг. В изящном камине, потрескивая, догорали окорочка. Из шикарного санузла несло генеральской мочой, поскольку бравый вояка не считал нужным в мирной обстановке метко прицеливаться. На паркете осколки разбитых фужеров поблескивали как драгоценные камни. Груда окурков толстым слоем погребла под собой хрустальную пепельницу.
    -Ну, и сколько это будет продолжаться?- довольно вежливо поинтересовалась высокая дама у замершего на диване Генерала. Не отвечая ей, Юрий Николаевич вдруг скорчил жалобную мину и, пустив слезу, заголосил:
    -А-а-а! Они меня не понимают!
    Опешившие музыканты встревожено переглядывались.
    -А вы кто?- поинтересовалась у них очевидно супруга хозяина. Седой резко встал, пригладил волосы и, по-военному одернув рубаху, отрапортовал:
    -Мы творческий коллектив из Днепропетровска!
    -Господи!- застонала женщина.- Этот придурок выписал вас оттуда?
    -Никак нет!- не меняя формы доклада, отвечал Седой.- Мы по делам здесь.
    -Здесь?- уточняя, ткнула вниз пальцем хозяйка.
    -Нет,- возразил Седой,- в Киеве. Заехали навестить товарища.
    -Ничего себе,- улыбаясь, произнесла вторая женщина.
    -Так, господа артисты, он вам что-то должен?- поинтересовалась Хозяйка.
    -Нет, что вы.
    -Тогда я вас попрошу оставить нас…
    -Они никуда не пойдут!- запальчиво выкрикнул с дивана Генерал. И обратив заплаканные глаза на музыкантов, хныкая, сообщил:
    -Они меня сейчас бить будут!
    -Как тебе не стыдно, Юра?- с нежной укоризной сказала высокая женщина. И, поторапливая замешкавшихся было музыкантов, спокойно проговорила:
    -Ребята! Спасибо, что находились рядом с моим дорогим человеком всё это время. Но покиньте нас. Нам нужно укладывать спать Юру. Убрать тут всё. Так, что до свидания!
    Лихорадочно одеваясь в прихожей под присмотром внушительной Хозяйки, друзья слышали доносившиеся из зала отчаянные вопли Генерала:
    -Назад, старые придурки!!! Лорка! Лорка!! Если ты их выгонишь, я замолкну на веки, дура!!!
    -Юра, успокойся, я тебя умоляю,- не оглядываясь, отвечала нежно Лора и просила подругу:
    -Людочка, дай ему три таблетки донормила.
    -На кухне?- выглянула с вопросом подруга.
    -Да. На полочке. Где обычно.
    Наконец друзья оделись. Поклонившись с извинениями Хозяйке, вышли на лестницу и спустившись на лифте очутились на вечернем проспекте. Всё та же метель радостно встретила их швыряя в лица замёрзшими брызгами крупные снежинки.
    -Фу-у!- с облегчением выдохнул Худой и по слогам чётко произнёс:- За-ко-ле-бал!!!
    -Юрик?- усмехаясь, спросил Седой.
    -Я не знаю Серый, может он и заслуженный герой всех стран, ас разведки и офигенный решака, но…-Худой умолк, задумавшись и снова по слогам, -за-ко-ле-бал! Вот, что мы теперь делать будем? Где твои добрые киевляне? Холодно!!
    -Щас, Лёха позвоним на студию. Помнишь, Генерал вчера с утра был минут сорок трезв и успел совершить пару звонков? Вот и проверим авторитет Юрия Николаевича.
   -Серый, ну какая студия? Восемь часов вечера!
    -Если это настоящая студия, то должна работать круглосуточно.
    Седой, зажав в руке листок с номером, направился к телефонной будке, на ходу шаря по карманам в поисках чип-карты.
    -Поехали! – устало с превосходством сообщил Худому Седой и, направившись к станции метро, посыпал на ходу деталями:
    -Сейчас на студии только два звукорежиссера. К десяти подтянется Игорь Тихнеев и барабанщик. Ты понял - восемь часов вечера - сейчас на студии только два звукорежиссера!
    Как все пьяные люди, Седой вел себя слегка театрально. То есть, чуть утрируя всю свою манеру, свой образ. Немного любуясь самим собой, в этот момент со стороны. Бесстрашный, уверенный в своей миссии, готовый к жертвам. В такие моменты у него на плечах проступали незаметно на миг непонятного фасона погоны. Мог показать дзюдо, процитировать актерски Сашу Белого, драматически спеть под гитару Окуджаву, выиграть партию в бильярд. Теплое дружелюбное киевское метро расслабило после стресса, полученного при экстренной эвакуации из квартиры Генерала. С фанатичным блеском камикадзе в глазах Седой пропагандировал, вцепившись мертвой хваткой в локоть Худого.
    -Питерские физики придумали такую штуку - торсионный генератор. Грубо – преобразователь материи. Короче, Вася, - обращаясь к Худому, переходя на лекторские интонации, Седой развивал мысль,- открыли торсионные поля. Торсионные поля – это потенциальная материя. Поля – это спины. Спин – вращение. Как бобины. По часовой записывают информацию, против – стирают. Грубо – хорошее дело сделал – тебя записали, плохое – стерли. Книга жизни. Текст молитвы – энергетическое заклинание, шифр создающий необходимые колебания в торсионных полях ради материализации мысли. Вначале было слово, понял? – проверяя внимание товарища, спросил Седой и, не дожидаясь ответа, продолжил,- определенный ритуал в сумме с поклонами, Вася! Поклоны же тоже надо знать, когда бить, какие бить… и как … бить! Как Цигун. Входишь в состояние, в котором следуешь воле Бога, его замыслу. Опыт прошлого – ненужные вагоны. Их нужно уметь отцеплять. Грубо – соблюдаешь десять заповедей - и ты заживешь в гармонии. И твои колебания будут вызывать вращение спинов по часовой. И ты сохранишься… Мы находимся в голографической среде, которая несет в себе определенные знаки. Чем больше ты их заметишь, тем ты навернутее. Грубо – матрица…


11. «Хюндай» стоял посреди поля, невдалеке от аэропорта. Через ровные промежутки времени, совсем рядом приземляются и взлетают серебристые машины. Седой, докурив сигарету, выщелкнул окурок в окно и, поднимая стекло, спросил Худого:
    -Ты боишься смерти?
    -Да.– Четко ответил Худой.
    -Почему? Вернее, что тебя пугает больше всего в этом?
    -Да ну, Серый! Всё пугает. Наверняка это боль. Я боли не выношу. Меня пугает даже мысль о смерти. О любой смерти.
    Худой закурил и продолжил:
    - Все два года в армии я больше всего боялся, что потеряю кого-то, из своих близких. Потеряю и не успею проститься. Именно проститься. Проститься и попросить прощения. А вообще, наверное, самое страшное в смерти, начинается после смерти.
    - Ты веришь в загробную жизнь?- Седой задал вопрос не отрываясь, глядя на удаляющийся лайнер.
    - Ну, печально если её нет. Хотя, если нет её, то в принципе по-фигу. По-фигу почти всё. Да не почти, а всё!- Худой тоже, не отрываясь, следил за полетами. Немного подумав, он вздохнул и продолжил:
    - А вот если она все-таки существует, то ведь тогда еще печальней.
    - Почему? – снова по-детски спросил Седой.
    - Ну, жалко, что перевоплотившись никогда не вспомнишь себя прежнего. Отца, мать. Детей. И то, ты же говоришь, что если вращать свои торсионы…
    - Спины,- поправил Седой.
    - Спины, - кивнул Худой,- если их крутить против часовой, то информацию о тебе просто сотрут.
    Немного помолчав, Худой добавил:
    - В общем, хотелось бы записаться. А то вдруг «ад» - это просто обратка.
    - В смысле?
    - Ну, вот, допустим, ты за свою жизнь убил около десяти тысяч комаров. И вот ты умираешь, и тебя в качестве комара десять тысяч раз вдрызг размазывают все эти «Васи», в смысле воплотившиеся в людей комары. Ну и так далее. Сколько раз ты плевал на землю?
    - Слушай, давай закончим. - засмеялся Седой.
    И вдруг с заднего сиденья грянул злой бас.
    - Ага. Я тоже предлагаю сменить тему и выйти на улицу. Подышать. Накурились и чешут о смерти. Дураки.
    Обалдевшие от испуга музыканты подпрыгнули на сиденьях и как один оглянулись назад.
    - Сява?- с радостным облегчением заорал Седой. - Извини дружище, я и забыл, что ты сзади сидишь.
    - Сява, чего же ты так долго молчал?- спросил Худой сквозь хохот.
    Недовольный бас сзади ответил с некоторой укоризной:
   - Думал, может что-нибудь умное скажут. А вы час какую-то херню слушали, а потом про смерть… Ну и дураки!
    Открылась задняя дверь, и возле машины встал невысокий огромный человек. Даже в сумраке вечера сквозь его одежду ощущалась невероятная мощь, заключенная в нём. Через секунду, хлопнув дверями, возле Сявы появились музыканты. Как бы извиняясь за фатальные речи в автомобиле, Седой, с восхищением,  воскликнул:
    - Ох, и красотища. Да? Закат какой! Закатище, а не закат. А ветерочек? А?- поглядывая на друзей, Седой увеличивал накал восторга:
    -Какая ж у нас огромная Родина! Правда?
   Сява повернулся к Худому. Тот пожал плечами и обронил:
    -Замполит.
    -Серый! - Сява заглушил своим басом Седого, -Давай закурим.
   Худой, глядя на очередной взлетевший лайнер, мечтательно произнёс:
    -Да-а-а. Вот сейчас сидят люди в салоне. Самолёт поднимется, они отстегнутся, закажут себе забухать…
    -Зайдут в туалет, дунут, - вплёл деталь Седой.
    -…и полетят куда-нибудь: в гости, по делам. Летят, кайфуют…
    -И вдруг, раз!!! Ба-бах!!! - почти проорал басом Сява, заставив ещё раз вздрогнуть друзей. -Шарах!!! И одни жопы по небу полетят!!!
    Музыканты подошли с разных сторон к Сяве, обняли за плечи.
    -Лёха, давай в курзал. Наш друг в агрессивном настроении.
    -Да. Идём в машину. - согласился Худой.
    -Сява, ты не торопишься?
    Сява громко заржал басом и стал похож на переднюю половину крепкого кентавра. Весёлого кентавра.
    -Для глухих, тупых и убитых повторяю ещё раз: я не тороплюсь. Знаете?! Есть Радио Европа плюс…
    -Да, да, да. - прервал его Худой, открывая дверь в уютный салон машины. - Слава, что тебе включить послушать?
    -Есть, что-нибудь твоё?
    -Три песни. Мы же тебе ставили.
     - Поставь ещё раз. - отчеканил Сява.
    Все трое забрались в машину. Через десять минут Худой встрепенулся и быстро заговорил:
    -Серый, а давай напишем сценарий про нас. Как мы ездили на Нокс-Мюзик к Пряхину. Как у Апасяна были. Как в школе играли. Как в Киев поехали. Про эти три песни. - указал на магнитолу Худой.
    -А чем закончится фильм? -спросил Седой.
    -Ба-бах! -снова донёсся бас с заднего сиденья. - И одни жопы…
    -Нет, нет, Сява! – засмеявшись, Худой поднял руку и ответил другу. -Мы выступаем в Америке на крупнейшем рок фестивале. Вудсток, например. И имеем там колоссальный успех.
    -Я с вами! - требовательно заявил Сява.
    -Конечно! - хором согласились друзья.
    -Слушай, Лёха, а как же про Бога. Тоже хорошая тема.
    -Серёга, тема спору нет лучшая. Но, я как-то не готов.
    -К чему?
    -Нужно наверное подчитать что то ,посмотреть… Материала нет.
    -Как это нет материала? А Библия? Дядя, что тебе ещё надо? - возмущённо затараторил Седой.
    -Серый, ну возьми и напиши.
    -Мне не дано писать, ты знаешь, тебе дано -ты и пиши!
    Худой повернулся и спросил в темноту заднего сиденья:
    -Сява, ты в Бога веришь?               
    Из мрака прозвучал конкретный ответ:
    -Я его видел.
     Ошеломляющий ответ заставил повернуться и Седого. Он спросил темноту:
    -Где ты его видел , Сява , во сне, в церкви?
    -Нет. Я его видел «там». В огневом столкновении.
    Ответ прозвучал так страшно, что, на несколько секунд, повисла неудобная тишина. Потом Худой спросил:
    -Сява, а что такое огневое столкновение?
    Из мрака выдвинулось и проступило, всё в шрамах, страшное лицо мужественного воина. Сява приблизил лицо к лицу Худого и, глядя прямо в глаза, тихим басом произнёс:
    -А это, Лёша, когда Боженька тебе в глаза смотрит вот так - близко, близко.
    

                ТУ БИ КАНТУНЭТ