Сима. Глава 15

глава 15

В начале их семейной жизни всё ладилось, Иосиф что-то чинил, помогал готовить, приносил продукты, выносил мусор и всячески проявлял свою привязанность к Симе.
 А вот к Дануте и к Янису, перешедшему жить в комнату к тёте, он выказывал даже не безразличие, а скорей неприятие, игнорировал их, цмокал, когда они сталкивались на кухне или в других частях маленькой квартиры, и старался не садиться с ними за общий обеденный стол даже в выходные дни.
Сима пыталась урезонить мужа:

 - Ёсик, ну, что ты пыхтишь, разве они тебе мешают, ведь почти не выходят со своей комнаты, когда ты дома?...

 - Симочка, от этой старухи веет затхлостью, она вечно что-то бурчит, после неё противно в туалет зайти, а пацан сморит букой и посмотри какой он прожорливый.

 - Иосиф, не смей так говорить о моей Дануте и сыне, ты знал, на что идёшь!

И мужчина отступал:

 - Хорошо Симочка, хорошо, просто у нас маленькая квартира, а мне после работы хочется побыть в тишине и рядом с тобой.

Скорей всего Сима обломала бы своего муженька, но она  вскоре забеременела, а её благоверный вдруг стал проявлять качества радивого хозяина.
 Он взял в свои руки семейный кошелёк, урезал деньги на питание, в результате чего их рацион стал значительно скромнее; дико раздражался, когда выбрасывались какие-то испортившиеся продукты, с большим трудом согласился на покупку появившихся к тому времени телевизора, холодильника и стиральной машины, хотя все эти ценные товары были куплены за деньги Симы, ведь все отлично понимали, где она работала и с какими материалами.
Но это, похоже, мало волновало Иосифа. И надо заметить, что его вклад в бюджет семьи был очень даже скромным, Сима толком и не знала о его заработке и тем более о его накоплениях, а они скорей всего были, ведь это был уже отнюдь не молодой человек, и мотом назвать его было трудно.
Всё чаще он устраивал скандалы по поводу нахлебников в его доме и постоянно попрекал Дануту и Яниса, окончившего к этому времени школу и поступившего в институт, куском хлеба.
Беременность Симы протекала тяжело, болела очень спина и ноги, она вся отекла и с трудом доходила на работу до декретного отпуска.
Воевать с мужем у неё не было просто сил.
Данута и Янис очень жалели её и лишний раз при Иосифе старались не показываться из своей комнаты.
И, вот на свет появилась маленькая Лея, названная так в честь матери Симы, то есть в честь своей бабушки. Роды у Симы были очень тяжёлые, ей же было почти тридцать два года, а это первые и в таком возрасте... Врачи с сожалением также говорили, что на её здоровье сказались ранние психологические и физические травмы, перенесённые ею в детстве и юности.
Пережив тяжёлое кровотечение и воспаление Сима была очень слаба и поэтому вынуждена была после декретного отпуска временно оставить свою работу.
И тут её муж показал себя во всей красе, он посадил семью на жесточайшую экономию, считал каждую копейку, урезал количество и качество продуктов до невероятного минимума, бегал с криком по квартире и тушил свет за всеми, не давал толком нагревать титан, а именно так грелась вода в их квартире...для всех без исключения наступил ад.
Неизвестно, как бы и дальше у них складывалась жизнь, но однажды, распоясавшийся хозяин накричал на Дануту и оттолкнул её от кухонного стола, всё это на глазах у Яниса и Симы:

 - Иосиф, быстро извинись перед Данутой и, чтобы это было в последний раз!

 - Ты, на кого голос повышаешь, засранка подзаборная, родить и то толком не смогла!

Сима подступила к мужчине и закатила ему пощёчину.
Чего хочешь, мог ожидать Иосиф, но такого от своей тихой и покладистой жены - никогда. И он схватил её рукой за горло.
В тот же миг присутствующей при этой мерзкой картине Янис, завернул ему резко руку за спину и согнул в три погибели и Иосиф завопил:

 - Отпусти руку немецкий ублюдок, фашистское отродье!

Это стало последней каплей терпения Симы и без того давно чувствующей ужасную усталость от всего скопившегося на душе к её муженьку.
 Она открыла входную дверь и предложила Иосифу убраться в эту же минуту навсегда из их жизни со всеми своими пожитками.
Не стоит приводить все слова, услышанные обитателями квартиры в тот момент, обгажены были все, и вместе, и порознь: Дануте было вспомнено про сына-полицая, про Сибирь и кусок хлеба, который она отняла у Симы, Янису - его немецкое происхождение и, конечно же, о том, что бугай сидит на хребте у Симы, которая собственноручно держит его у себя по своей доброте, а, может, скорей всего, по своей дурости, и мало того, так ещё и кормит-одевает его за кровные денюжки, которые ему, как хозяину приходится тяжело зарабатывать.
Симе досталось не меньше. Ей тоже припомнилось абсолютно всё и каждый её поступок характеризовался при этом, не больше и не меньше, как идиотизм или кретинизм, и что, мол, с неё взять, ведь он только из сострадания подобрал её, совершенно никому не нужную, стареющую, да ещё с таким паровозом...
Казалось, Сима не обращала внимания на происходящее, а только лишь поспешно складывала пожитки разбушевавшегося мужа в чемодан,в сумку, а затем и в наволочки, не проронив при этом ни одного слова в ответ. Слышно было, как горько плакала, закрывшись в своей комнате, старенькая Данута и там же отчаянно бегал из угла в угол с растерзанной душой юноша.
В люльке заливалась плачем Лея, но никто будто не замечал этого и, когда Иосиф сделал шаг в сторону колыбели, Сима, ринувшись ему наперерез, жёстко подтолкнула его в сторону выхода, и стала молча с остервенением выкидывать узлы на площадку. Закончив за считанные минуты эту операцию, она безжалостно выпихнула мужа следом, произнеся только одну фразу:

 - Чтоб духу твоего здесь больше не было!

Ещё долго было слышно с площадки, как рассвирепевший Иосиф кричал, что они сдохнут без него, что он не даст ни одной копеечки на ребёнка, что он отсудит комнату и так далее...в общем, повторял все гадости, которые они уже слышали про себя и раньше, но в ответ ему была тишина.
 В голове у Симы стоял звон, она сидела, прижав к груди Леечку, на бледном лице не было ни слезинки, она качалась взад и вперёд, повторяя дрожащими пересохшими губами почти беззвучно одни и те же слова:

 - Простите меня, простите меня, простите меня...