Сима. Глава 17

глава 17

Симу без вопросов взяли обратно на работу в ателье, ведь такими ценными кадрами не разбрасываются.
  Она опять кроила меха на право и на лево, а то, что прилипало к её рукам из сэкономленного сырья или других комбинаций, которые по-прежнему творились в их ателье, Геня успешно, как и прежде, сбывала на базаре или среди знакомых дефицитный товар.

Сима вскоре окрепла, сбросила лишний вес, благодаря вновь подвижному образу жизни, но глаза так и оставались потухшими, она очень мало внимания уделяла своему внешнему виду и нарядам.
Её тётушка Геня, часто глядя на свою не улыбчивую племянницу, сокрушалась:

 - Подумаешь, нарвалась на шлемазэла, так, что он последний был холостой мужик, помяни моё слово, мы тебе ещё такого отхватим, что у всех слюнки потекут, может даже генерала...

Эти слова вызвали у Симы редкий для неё смех:

 - Нет, моя дорогая тётушка, сыта я по горло замужеством, хорошо ещё, что мне от этого счастья Леечка осталась, это и будет моей отрадой на старости лет.

 - Цудрэйтэ, о какой старости ты говоришь, лет через пятнадцать-двадцать больно ты нужна будешь своей Леечке, что думаешь в пятьдесят уже жизнь кончается... Сима, ты должна жить!

Подобные разговоры между тётей и племянницей возникали не редко, потому что Геня дожидалась Симу с работы в её квартире, ведь за Данутой требовался тщательный уход.
Янис через полгода получил повестку и ушёл в армию, и, по злой усмешке судьбы, отправился служить в далёкий Уссурийский край, где он с мамой и тётей жил на поселении после депортации из Литвы после войны.
Провожание было очень тягостным, Сима плакала навзрыд и никак не могла оторваться на перроне от взрослого сыночка, а Данута трясущимися руками перекрестила у дверей квартиры племянника, поцеловала и попрощалась навсегда, она понимала, что не дождётся Яниса, смерть уже караулила её у порога.
Так и случилось, через месяц она легла спать и не проснулась, Сима застала свою спасительницу уже в постели холодной.
Сима хорошо понимала, как тяжело было жить последние годы Дануте, она разваливалась физически и морально и, несмотря на всю любовь Симы и Яниса, всё равно тяготилась своим положением в семье.
И хотя Данута была при жизни доброй христианкой, аккуратно посещавшей костёл и почитавшей все католические праздники, Сима, проводив её в мир иной, всё же взяла отпуск на работе и по еврейскому обычаю отсидела шиву, то есть семь дней не выходя из дому... Нет, она не молилась, потому что и молитв не знала, а просто сидела и вспоминала, и вспоминала всё самое светлое и хорошее, связанное с её спасительницей, и слёзы благодарности заливали её осунувшееся лицо.
Потом она пошла в костёл, поставила свечу на помин души Дануты и заказала поминальную молитву, ей казалось, что так Дануте было бы приятно.
Леечка уже давно ходила в ясли и отпала нужда в Гениной помощи, а та и не навязывалась, ей хватало своих хлопот, а если нет, то она их себе придумывала.
Старшая дочь Рахель поступила в университет и училась на экономическом факультете, близнецы росли здоровыми и дружными, хорошо учились и занимались теннисом, где у них тоже были весьма неплохие показатели, раз за разом они становились чемпионами и призёрами Литвы в своей возрастной категории.
Мотя тоже не изменился, хотя всё больше и больше ненавидел советскую власть, и Геня боялась, что он договорится, в конце концов, и его посадят, но это были уже не сороковые-пятидесятые годы.