Сима. Глава 18

глава 18

Время бежало быстро, Леечка уже перешла из яселек в садик, была очень хорошенькая и способная, красиво пела и заучивала наизусть большие стихи, любимым из них была "Муха-Цокотуха". Сима ничего не жалела на доченьку, покупала ей дорогие дефицитные наряды, в холодильнике тоже было всё лучшее, что можно было достать на рынке. С последним, тем более не было проблем, Геня могла всё или почти всё, а вот на себя Сима, к сожалению, совсем не обращала внимания, ей было безразлично, во что и как она была одета, густые чёрные волосы она собирала на макушке в узелок и закалывала гребнем.
В моду вошли болоньевые плащи, мини-юбки, ажурные чулки, но Сима по-прежнему была равнодушна и к этим модным вещам, и к своему внешнему виду.
 Геня и сослуживцы ругали её, говоря, что она может легко себе всё позволить, и что она ещё такая молодая и симпатичная, да и "свет клином" не сошёлся на том неудачном браке. Но Сима и слушать их не хотела, признаваясь, что за два года своего замужества наелась этим до конца жизни, и только Леечка скрашивает в полной мере воспоминания и горечь.
Весной 1967-го года вернулся из армии Янис, он очень возмужал, был не по годам серьёзен, быстро восстановился в институте и до начала учебного года пошёл опять поработать к Моте в бригаду.
И вот еврейскую общину Литвы, и не только, взорвало мировое событие - в начале июня 1967-го года на Ближнем Востоке разгорелась война между Израилем и соседними арабскими странами, которые ещё изначально, за несколько лет до этого, восприняли появление Израиля на якобы "исконной" арабской земле как оскорбление их нации.
В этот период Ближний Восток стал буквально эпицентром и разменной картой в обострившихся отношениях, соперничестве и взаимном недоверии между странами соцлагеря с одной стороны и Соединёнными Штатами и военной группировкой НАТО - с другой.
Советский Союз, поддержавший поначалу в 1948 году образование Израиля и полагавший, что новое государство выберет социалистический путь развития, став для него верным союзником и оплотом на Ближнем Востоке, наконец в полной мере осознал свои заблуждения и поэтому вместе с младшими идеологическими братьями традиционно занял позицию арабских стран, а Израилю, при введенном против страны эмбарго на оружие, приходилось практически в одиночку решать военные и политические задачи, с чем он впоследствии достаточно успешно справился.
Надо сказать, что к тому времени большинство евреев в Литве и не знали о существовании такого государства, да, может быть, и в дальнейшем не очень бы интересовались им, но голову подняли дремавшие антисемиты. Их враждебное отношение к евреям подкреплялось тем, что Израиль рассматривался властями не иначе как оружие в руках политики внешних империалистических сил, а точнее считался прямым пособником империализма, а его агрессия - результатом заговора наиболее реакционных сил международного империализма, в первую очередь США, направленного против одного из отрядов национально-освободительного движения.
На фоне этого и после разрыва дипломатических отношений с Израилем в 1967 году в СССР набрала силу мощная кампания по идеологической борьбе с сионизмом, то есть с политическим движением, целью которого было объединение и возрождение еврейского народа на его исторической родине в Израиле.
Настроенные в тон этому средства массовой информации развернули широкую антиизраильскую пропаганду, часто переходящую на практике в прямой антисемитизм. На предприятиях, в институтах и даже в школах - повсюду проводились политинформации, клеймящие позором агрессоров, сионистов, военщину, захватчиков, при этом жалели несчастных арабов, которые отбиваются от грозного врага.
Телевидение, радио и печать просто исходило от возмущения кровавой слезой. Искаженные в этом свете факты обвиняли Израиль в агрессивных замыслах, направленных против арабского мира. Поднял голову и усмирённый после холокоста бытовой антисемитизм. Вновь на работе от людей можно было услышать слово "жид" и россказни про еврейский характер, про золото в матрацах, и про прочие негативные стороны этой нации, распявшей Христа, добавляющей в мацу кровь христианских младенцев - и чего только не было в воспалённых мозгах растравленных властями людей.
Некоторые евреи, не выдержав давления, втягивали головы в плечи, опускали глаза и подобострастно старались услужить выродкам.
Но большая часть еврейства Литвы наоборот почувствовала национальную гордость и естественное желание воссоединиться со своим народом, живущим в далёком Израиле. Люди стали регулярно слушать иностранные радиостанции, несмотря на то, что их глушили нещадно, ведь подобные стремления евреев рассматривались властями не менее как контрреволюция, а сионисты были объявлены агентами мирового империализма.
Среди этих недовольных и сионистки настроенных людей был, конечно, и Мотя, он сидел вечерами у огромной своей радиолы, положив ухо на шкалу, и слушал, затаив дыхание, голос Израиля, а рядом с ним сидели с открытыми ртами его дети Нёма и Сара, которым к этому времени уже было по четырнадцать лет.
А через год произошли события в Чехословакии и в душах людей стал селиться страх за будущее, многие ещё помнили сталинские репрессии, фашистские злодеяния и никто не хотел повтора чего-то подобного.
Мотя уговорил Геню и двадцатилетнюю Рахель, оканчивающую к тому времени Вильнюсский университет (младших при этом уговаривать не требовалось), и они одни из первых литовских евреев подали документы на выезд в Израиль.
Через короткое время Мотю вызвали в органы КГБ и без обиняков задали вопрос:

 - Как тебе не стыдно, бывшему бойцу Красной Армии, воевавшему за Советскую власть, коммунисту с сорок третьего года, получившему партийный билет в окопах, подавать прошение на выезд во вражескую капиталистическую страну?

 Мотя выслушал все эти упрёки спокойно, встал со стула, достал партийный билет, положил на стол и сказал:

 - Спасибо за всё Советской власти, прошло уже больше двадцати лет, как закончилась война, а я, как жил в халупе, так и живу, и никому до этого нет дела, строятся целые микрорайоны с высотками, но, видно, есть более достойные на получение благоустроенных квартир, поэтому я без сожаления расстаюсь с партийным билетом, я уверен, что вы не живёте в подобных условиях, а работяге, как я, сойдёт - мол, куда я денусь?! Вот я и хочу деться, а вдруг там на что-то ещё сгожусь, не я, так дети.

Но перед тем, как подать документы на выезд, Геня поставила Моте категорическое условие, что без Симы она не поедет. У неё одна кровинка осталась на земле и расставаться с ней она ни за что не желает.
Сима очень не хотела уезжать от могил близких и Дануты и всё находила и находила аргументы против отъезда, но и расставаться с тётей она тоже не хотела, понимая, что это единственная её родная душа, оставшаяся на земле, и что без поддержки Гени ей будет очень сложно, хоть та и подавляла Симу своей активностью.
Геня ругалась и плакала, стращала и увещевала:

 - Симочка, не хочешь подумать о себе, подумай о дочери, что её здесь ждёт.
Я уеду, и кто тебе поможет справиться со сбытом товара, кто тебе достанет дефицитные вещи, ты же к этой жизни совершенно не приспособленная.
А если, не дай бог, попадёшься, что будет с твоими детьми, ты подумала?!

И тогда остался последний аргумент - Янис.
Как-то вечером Сима посадила его на диван и сообщила, что их ждёт очень серьёзный разговор, можно сказать, судьбоносный:

 - Сынок, ты у меня взрослый уже парень, хорошо всё знаешь о своём происхождении, через год окончишь институт, возможно, не за горами и женишься, в любом случае, скоро моя опека будет тебе не нужна, я и так тебе не очень докучаю... С этой страной у тебя связана вся жизнь, ты служил в армии, комсомолец и скоро получишь хорошую специальность, биохимики сегодня в почёте...

 - Мамочка...

 Прервал Симу Янис:

 - Ты, правильно сказала, я уже взрослый и всё уже знаю от дяди Моти, мы евреи и должны жить в еврейском государстве, и главное где ты, там и я.