Брудершафт с вечностью

I.

Осень пришла – охрой жженой затенены
лица. Из-под полы большегрудые
падают птицы – вещими

снами о теплых, далёких краях, где слово
/дом/ – заменяемо на ночлег. И
если брать во внимание

край – то он делится ровно на всех,
за исключением вечера. В
этих графитовых


II.

полутонах не отыскать направления улиц
и глаз – расплавленных свастик.
Висевшее на шнурах –

солнце-брелок, рисует мелками на стенах
анфас – а ночь – доставая свой
ластик – стирает его:

от беспричастности к имени свет –
неделим. Как же я часто
бываю с тобой


III.

нелюдим – в эти мгновения к изгибу листа,
английской булавкой приколота
плоская вечность.

Сентябрь грызёт анальгин и тает – как тает
в огне парафиновая конечность
свечи: у воска нет

памяти – чтобы себя отличить, от
будущего цветка. Каждое
дерево – прежде


IV.

всего – рука – которая тянется к небу в знак
примирения с ним, забывая о том,
что нет ничего – что

было бы ближе, чем собственное – /сейчас/,
и глядя на разницу между облаком
и листом – этого не

понять: они идентичны в сравнении 
бинокля с пастушьим хлыстом.
Когда ты считая –


V.

произнесёшь слово /сто/, наступит декабрь.
Белый сливается в гамму остывших
забав, где каждая кочка

и дом –  надувной дирижабль – взлететь не
сумевший. И сделав бумажным
ландшафт – я выведу

имя твоё – безголосая вечность
своими губами и выпью с
тобой брудершафт.