Жизнеописание Мервельта - не окончено

Жизнеописание Блистательного Мервельта,
писанное им самим на склоне годов своих

С чего бы начать…

А начать, пожалуй, следует с детства, что совершенно логично. Мать моя была придворной дамой при короле Адальгоне, прозванном Полнокровным, а отец – лекарем-алхимиком при нём же. Описать себя в ту пору я могу лишь словами “отчуждённый” и ”непонятый”, ибо именно таковым я и являлся. Взрослых всегда интересовали исключительно насущные вопросы, детей служек – помощь взрослым или глупые шалости, детей знати – игры и непонятные мне в то время науки, а юного принца Эдельдина – книги, которые я находил тогда безумно скучными, и магия, которую я считал тогда абсолютной ложью.

Принц... О принце я скажу позже.

Как-то раз, когда моя странность особенно выбилась из колеи (кажется, я подрался с сыном какого-то торговца из-за его обзывательства в адрес короля; было мне 17 лет), меня было решено отправить на воспитание священникам. И не куда-либо в храм на отшибе мира, но в сам Священный Таларин, где, по преданию, смертные впервые встретили Звёздных Богов и где, по другому преданию, можно исцелиться от любой болезни тела и духа. Глупые, глупые неработающие предания.

Так и поступили. Меня (в сопровождении почти десятка королевских гвардейцев, будто я могу спокойно раскидать в стороны двух-трёх из них) посадили в зарешеченную конвойную телегу и, как последнего преступника, провозили по главным улицам многих городов и селений под испуганные шепотки местных. “Мальчик из Турноста”, “Нечистый Ребёнок”, “Проклятое Дитя” или даже просто “Тот Самый Парень” – каких только эпитетов про себя я не наслушался в это время. Винил ли я в этом кого-либо? Пожалуй, что да. Проклятого торгаша и его недотёпу-сына, дрянных придворных интриганов и, наверное, в особенности – своего отца, который считал, что я слишком глуп для двора. Если бы он заступился за меня, если бы только попросил короля – я не был бы послан на позор и страдание, и, возможно, не стал бы “Бичом Нравов”, как меня многие зовут поныне. Многие, очень многие дураки.

В Таларине, вопреки моему ожиданию, мне не было оказано никакой любезности. Пара человек в красно-серых робах выволокла меня из конвойной телеги, после чего меня притащили на мощёную площадь перед портиком Звёздного Понтифика, содрали с меня одежду и избивали серебряными палками, пока не зашло солнце. Что было потом? Иной бы сказал, что не помнит – по забывчивости ли, или же из стеснительности – но не я. Я прекрасно помню, как Архиепископ Дорен, “славный добрый благодетель” и “друг всех нищих”, затем поднял меня на руки, переложил себе на плечо и понёс в Залы Звёздных Средоточий. Там меня ожидал сам Понтифик.
“Когда ты родился?” – спросил он.
“В Красную Луну”, – ответил Дорен за меня.
“В таком случае, юноша, ты навеки проклят. Мы можем попытаться спасти тебя, но хочешь ли ты этого?”
“Всякий этого хочет”, – вновь ответил за меня славный добрый благодетель.
“Стало быть, решено”, – сказал Понтифик и ушёл.
Меня отвели в здание Ордена Ночи – того самого, который, если верить его статуту, “изгоняет мрак из ночи и дум”. Сначала был огромный центральный зал, в который меня внесли, затем – длинная спиральная лестница по его стене, затем – беспамятство. Друг всех нищих поднял меня на самый верх Башни Ночи, как я понял потом, когда очнулся. Серебряные цепи крепко держали всё моё тело привязанным к холодному металлическому столбу, а вокруг меня расхаживал другой видный благотворитель – Архиепископ Ундин, которого славят за его невероятные открытия, за его “Откровения Звёзд”.
“Сколько тебе лет?” – спросил он меня беспристрастно.
“Семнадцать.”
“Уже возлежал с кем-либо?” – спросил он затем, столь же быстро и чётко.
Я побелел от гнева.
“Нет, конечно!”
“Ты лжёшь?”
“Нет, чтоб тебя, чёртов извращенец!”
Он усмехнулся и взял какую-то массивную книгу. Названия на ней не было, но это были “Нижайшие Демоны” под авторством Кортезиума, как я понимаю теперь. Он начал читать вслух:
“Анаглаикист – демон, подменяющий собой ребёнка у беременной на четвёртом месяце, в пору Красной Луны. Отличить Анаглаикиста от обычного краснолунного урода можно по фиолетовому цвету радужки глаза, а также по внезапным буйствам в словах и делах, которые нельзя нормально объяснить. Опаснее самого Анаглаикиста может быть лишь его ребёнок от смертной женщины…”
У меня фиолетовые глаза. Моё дыхание на секунду перехватило от ужаса, но я всё же заставил себя спросить:
“Причём здесь я?”
Благодетель даже не удосужил себя ответом – только ухмыльнулся. Он отошёл на некоторое время за своими серебряными приборами, а затем сотворил со мной то, за что зовут меня уродом и поныне. То, что он делал со мной, я уже не стану класть под перо, ибо я всё же уважаю своего читателя, сознавая, сколь немногочисленен он будет. Уточню лишь сами изменения, происшедшие со мной, ибо читатель мой вряд ли столь невезуч, чтобы повстречать меня лично:
Во всю грудь у меня – громадный шовный шрам. Под ним, взамен солнечного сплетения, рёбра удерживает фигурная серебряная пластина, ибо, согласно “Нижайшим Демонам”, солнечное сплетение – главный источник силы Анаглаикиста. Фрагментированные кости моих предплечий скреплены между собой семью серебряными скобами, так как семь – число, обессиливающее любого демона от мала до велика, и семь же – число замочных скважин на Вратах Ада. Та же история – с костями ног. Волосы мои отчасти седы, отчасти – вовсе прозрачны, прямо как стеклянная трава, что произрастает в долинах между Белыми Холмами. Радужка глаз ныне – белая. Все зубы мои были заменены на фарфоровые, ибо зубы Анаглаикиста ценятся алхимиками, и, к тому же, очень опасны, если оставить их владельцу. Вместо носа у меня – серебряный протез. Спину мою уродует горб, которого до встречи с Ундином у меня никогда не было.

Думаю, я сказал всё, что намеревался сказать изначала. Теперь вернусь к придворной поре, дабы сказать о ней подробнее…

Мать моя умерла при родах. Отец – вечно хлопотал со снадобьями, выполняя заказы короля, знати и заезжих зажиточных путешественников. Главным развлечением моим была слежка за людьми. Я многое подмечал гораздо раньше всех остальных.
Например, я подметил, что у королевского повара хромота, задолго до того, как выяснилось, что он был укушен змеёй в эту ногу – а выяснилось это только после его внезапной смерти от её яда. Прекрасно подмечал я, как дамы строят глазки мужам, которых с ними ничего не связывает, и подмечал, как мужи эти отвечают взаимностью. Видел я, как поджимал губы в гневе любимый королевский советник Колл каждый раз, когда кто-нибудь спрашивал у него про замыслы короля. Слышал, как забивают пойманную на охоте дичь и свиней на кухне. Знал запах крови задолго до того, как впервые поранился.

А на одиннадцатый год своей жизни я узнал, что при дворе есть ещё один человек, который обожал следить за всеми вокруг. Мы встретились случайно, когда я спрятался в шкафу спальни, в котором уже сидел он. Это был принц Эдельдин.
“Что ты здесь делаешь?” – шёпотом спросил он.
“Прячусь. А вы, Ваше Величество?”
“То же самое”, – ответил он и тихо рассмеялся.
Принц был на два с половиной года старше, чем я. Как и у всех прямых наследников его рода, у него были золотые глаза и русые волосы.
“Вы знаете, что здесь будет происходить, Ваше Величество?”
“Если бы знал – не прятался бы”, – гордо заявил он.
К сожалению для нас обоих, не произошло ничего особенно интересного. Господин Колл тихо привёл каких-то двух господ в чёрных плащах (из Ордена Ночи, как я понимаю теперь) и негромким голосом советовался с ними о чём-то невообразимо для нас скучном – о политике Звёздной Церкви на нашей земле, о каких-то торговых договорах и о статусе нашего двора в глазах Звёздного Понтифика.

Когда все они ушли, мы с принцем выбрались из шкафа. Прекрасно помню, как он схватил меня за руку и приставил палец к моим губам.
“Никому, слышишь? Никому обо мне не рассказывай…”
Я кивнул, скорее инстинктивно, чем сознательно, на что он улыбнулся.
“Отлично. Я назначаю тебя своим личным советником!”
“Но что мне вам советовать, Ваше Величество?”
“Что угодно. Вот, например, посоветуй, куда мне дальше сегодня направиться…”
Я крепко задумался, и идея пришла ко мне быстро.
“Что насчёт королевского сада, Ваше Величество?”
Ничего не ответив, он опять схватил меня за руку и повёл в сад, как я ему и предложил. Когда мы оказались там, он подвёл меня к большому дереву и показал на царапины на его коре.
“Эти раны ему нанёс я, шпагой”, – похвалился он.
“Я не знал, что вы владеете шпагой, Ваше Величество…”
“Не только шпагой, советник. Я также владею искусством письма и танца. А ещё, как видишь, весьма неплохо умею говорить”, – он рассмеялся.
“Кто научил вас всему этому, Ваше Величество?”
“Придворные, разумеется!”, – он немного помедлил, разглядывая мою довольно неприглядную робу. – “Знаешь, ты ни на кого здесь не похож. Про тебя чего только не говорят. Ты, случаем, не демон?”
“Насколько я знаю, нет”, – с некоторым сомнением ответил я.
“Я верю в твою честность, советник! Пожалуй, я даже научу тебя письму…”

Можно сказать, что мы начали дружить какой-то очень странной, подчинённой дружбой. Принц поразил меня своим объёмом знаний, и именно он, наверное, заложил в меня эту тягу к истине, которую я испытываю по сей день. Он мог часами пересказывать мне свои любимые книги, будь то натурфилософские трактаты или рассказы про рыцарей и чудовищ, наставления святых или даже запретные романтические повествования. Когда мы достаточно сблизились, он сказал мне, что находит всех здесь неимоверно скучными, и что я – единственный, кто хоть как-то развеивает его скуку. Пожалуй, можно сказать, что я был горд за это.

Через три года принц Эдельдин серьёзно заболел. Мой отец был приставлен к нему денно и нощно, а я ему помогал – подносил снадобья и инструменты. Как-то раз он заявил, что необходимо сделать кровопускание, на что сам принц повелел ему, чтобы это сделал я. Отца это разозлило, однако пренебречь волей принца он не посмел.
Я сделал, как меня просили. Впервые в жизни я применил секатор, и не на каком-то чумном бедняке – а на наследнике знатного рода. Сам он смотрел на меня с благодарностью, и своей рукой всё время держал мою, так, что кровь его стекала на неё, и многие придворные впоследствии шептали, что мы теперь – кровные братья.
Вскоре Эдельдин, к вящему удивлению моего отца, пошёл на поправку. Через несколько дней после того, как его сочли выздоровевшим, он призвал меня в библиотеку.
“Я благодарен тебе, советник”, – сказал он мне с сияющей улыбкой. – “Подойди ко мне ближе…”
Я повиновался. Внезапно принц поцеловал меня.
“Ты безумен, это все знают. Я, видимо, теперь тоже”, – сказал он после этого.
Я не мог проронить ни слова.
“Я люблю тебя. А ты? Ты меня любишь?”
“Я… Не знаю, Ваше Величество…”
Услышав мой ответ, принц покраснел и кашлянул. Я по сю пору не могу понять, прогневило это его, или же только смутило, но в следующий момент он просто развернулся и ушёл. В тот же вечер меня настиг отец.
“Какого чёрта ты творишь? Почему ты оскорбил принца?!” – кричал он.
“Я никого не оскорблял!” – попытался защититься я.
“У Его Величества – другое мнение на сей счёт, сынок! Была бы твоя мать жива – умерла бы от стыда!”
Он хорошенько избил меня тогда, а потом сказал, что завтра пойдёт вымаливать извинение у короля, а я – у принца.

Так и было сделано. Меня привели в покои принца и оставили с ним наедине.
“Ваше Величество, вы обиделись на меня?”
“Да. И очень сильно.”
“Но я не хотел вас обидеть, Ваше Величество…”
“Тогда почему ты не сказал, что любишь меня, дурак?” – его голос был монотонным и сильно пониженным.
“Я не знаю, люблю я вас или не люблю, Ваше Величество. Но я ведь не сказал, что ненавижу вас!”
Он подошёл ко мне, схватил меня за плечи и впечатал в стену.
“Зато я теперь тебя ненавижу, проклятый демонёнок!”
“Я не демон!”
“Ты наслал на меня злые чары! Ты околдовал мою кровь! Ты заставил мой разум помутнеть!”
“Нет, Ваше Величество! Я ничего этого не делал!”
Он, впрочем, не дал мне договорить. Видимо, его рассудок действительно пошатнулся во время болезни, так как он снова поцеловал меня, и на этот раз – так, что я не смог закончить фразу. Это длилось так долго, что слёзы потекли у меня из глаз.
“Не бойся, демонёнок. Я не дам тебя в обиду, – ответил он мне с улыбкой. – Я поговорю со своим отцом, и он простит твоего отца и тебя. Я скажу, что я не так тебя понял…”
“Зачем вы всё это делаете?”
“Затем, что я хочу быть с тобой. Мне осточертели зануды-учителя и посконные святоши. Я желаю знать все твои тайны, демон. Ты будешь служить мне, пока я не умру…”
“Но я же не…”
“Хватит врать! – он снова оборвал меня поцелуем. – Я уже смирился с тобой. Радуйся, ты получил своё. Когда я умру – забери мою душу, и никому её не отдавай. Ты меня понял? Никому!”

Мы встречались с принцем почти каждый вечер в его покоях. Он расспрашивал меня о потусторонних мирах, а я придумывал для него ответы на ходу. Он записывал каждое моё слово, задавал наводящие вопросы, уточнял, исправлял. Он был помешан на демонологии, и в этой связи оказался помешан на мне. Придворные не смели даже шептаться о нас. Король ничего не знал, как и мой отец.
Я хорошо помню вечер накануне того судьбоносного дня, когда я подрался с сыном торговца. Войдя в покои принца, я обнаружил, что он даже не удосужился прикрыться чем-нибудь для приличия.
“От демона невозможно ничего скрыть – так зачем пытаться?” – сказал он мне тогда.
Это уже был далеко не первый раз, когда я лицезрел его обнажённым (как показала практика, ни он, ни я не были недотрогами), однако слова эти врезались мне в память накрепко, и с ними я, возможно даже, отойду в мир иной.

Что же до моего заточения в Таларине, то длилось оно более десятилетия – а сколько точно, неизвестно, видимо, никому на всём белом свете. Когда Звёздный Понтифик решил, что я уже точно не принесу вреда правоверным, он распорядился меня “выпустить в мир”. Мне была выдана простая одежда, походная трость и немного еды, после чего люди в красно-серых робах практически выволокли меня за Священные Врата на пригорок, ведший к городу Ольмганг, что числился уже под имперской властью.

В этом городе я поселился и жил некоторое время. Библиотека его славилась на всю Империю, и я, разумеется, зарылся в её книги с головой. Там изучил я историю мира, начиная от Гонта с его ужасными Королями-Пастырями и заканчивая Лограндом с его извечными клановыми междоусобицами. Узнал я о Бранной Горе, что с незапамятных времён охраняется великими магами и учёными мужами, и без этого охранения грозит всему живому. Узнал я Железном Монархе, что порой почти в одиночку отправлялся уничтожать целые племёна гигантов, и о хеймерах-вулканолюбах, что в конечном итоге одержали над ним победу. Узнал я, что, помимо Звёздной Церкви, есть десятки других вер: сложное и загадочное космиканство, культы духов, культы предков, культ Чернильного Бога, трогательные верования пигмеев и всевозможные жуткие секты, вроде Культа Девятидланного или Ордена Железного Поцелуя; есть, как узнал я, и анти-веры, последователи которых ставят своей задачей истребление богов из реальности и из дум всех смертных ради всеобщего блага – и истоком большинства из них является окутанный мрачными слухами Красный Архипелаг.
И задался я вопросом: что лучше – верить, или же не верить? Есть ли смысл хоть в чём-то в мире, если у каждого явления – десятки разных толкований и объяснений, и ни одно не может удовлетворить моего интереса?
Нет, ответил я себе тогда. Всякий долг и всякий смысл – выдумка тех, кому это нужно, ответил я себе тогда. А единственный способ жить осмысленно – это сотворить собственный смысл, и идти по тому пути, который пролагаю я себе сам, ответил я себе тогда. И в ответе сём по сей день я не разочарован, и считаю его единственным истинно-верным.

Когда мне стало понятно, что библиотека Ольмганга уже не сможет поведать мне ничего нового, я двинулся в путь. К тому моменту за мной уже начала закрепляться слава знатока и чудака, и в немалой степени этому поспособствовали мои изыскания в области дурманящих веществ, которым в Ольмганге я посвятил немало времени. В ту пору я начал писать свой первый трактат – “Дурманы Имперского Материка”, который, впрочем, закончу далеко после.
Меня снедала тоска по Турносту, где я родился и вырос, и в данной связи я твёрдо решил вернуться туда, дабы вновь увидеться с принцем Эдельдином и дабы взглянуть в глаза своему отцу.

В дороге повстречал я немало удивительного. Например, по пути из Ольмганга на Вельдово Перекрестье мне повезло ехать в одной повозке с другим знатоком и мыслителем – почтенным Гриндалем, прозванным Носатым. Долгие часы без всякой передышки он рассказывал мне о растениях, произрастающих как здесь, так и в других землях, и особенно много поведал о биче всякой земли – о вельдовой плети, “дальнем трансцендентальном родственнике хрена”, как он сам охарактеризовал это растение. Семена её размером с голову младенца и по форме напоминают узкий щит или, возможно даже, мечевидный отросток в скелете человека. По зарывании семени в землю должно пройти не менее десятилетия, прежде чем на поверхности появятся первые признаки вельдова цвета – крохотных мерцающих во тьме цветков, растущих из массивных корневищ этого растительного чудовища. Таково его устройство: семя преобразуется в гигантский (по диаметру, как правило, больше нашена) древесневелый клубень, который затем отпускает множество подземных корней, простирающихся на десятки и порой даже сотни метров. Корни эти вытягивают из земли всё, что только может давать остальным растениям жизнь, и потому земля, где прорастёт вельдова плеть, становится совершенно бесплодной, и единственным её украшением будут уже упомянутые выше цветы.
Под вечер почтенный Гриндаль показал мне на земляной участок по левую руку от дороги – там виднелась разрушенная фермерская хижина и эти самые цветы, мерцающие тускло-голубым светом.
“Фермеру, который здесь жил, отомстила одна ведьма”, – пояснил он.

Прибыв на Вельдово Перекрестье, я остановился на постоялом дворе на несколько дней. Как оказалось, желающих добраться до Турноста было гораздо больше, чем можно подумать. Когда я попытался узнать, в чём причина такого ажиотажа, мне сказали, что владыка Турноста ищет нового придворного алхимика, ибо старый покончил с собой.
Потрясло ли это меня? Пожалуй, нет. Я даже, наверное, вздохнул с облегчением, ибо понимал, что теперь мне не придётся иметь с ним дела. Мне ещё сильнее захотелось поскорее добраться туда, дабы увидеть принца.

В замок, где я родился и вырос, я прибыл в поздний вечер. На вопрос стражи о цели своего визита я ответил, что желаю говорить с принцем Эдельдином, и что тема моего разговора – лишь для его ушей.
Один из стражников смерил меня недоверчивым взглядом и поправил: “Не с принцем Эдельдином. С наместником Эдельдином.”
Невзирая на явное недоверие, меня провели в тронный зал. Я увидел, как на троне восседает король Адальгон, которого, впрочем, уже никак нельзя было назвать Полнокровным: он был стар, сух и сед, взгляд его был замутнён, а трясущиеся руки его крепко сжимали подлокотники трона. На ступенях у его ног восседал его сын.
“Кто ты и зачем явился сюда?” – спросил наместник строго.
“Вы не узнаёте меня, Ваше Величество?”
“Ничуть. Кто ты?”
“Мервельт, Ваше Величество. Сын алхимика.”
Эдельдин вскочил со ступеней и повелел всей страже выйти. Затем он приблизился ко мне.
“Ты… Ты…?”
“Да, Ваше Величество. Я вернулся к вам.”
Я не знал, что будет дальше. На поясе у него были ножны с длинным мечом, и я бы ничуть не удивился, если бы он решил убить меня. Но вместо этого он схватил меня, прижал к себе и расплакался.
“Что они сделали с тобой?! Что они сотворили, мой милый демон?!...”
Король, казалось, не замечал происходящего.
“Что с вашим отцом?” – спросил я.
“Его отравили несколько лет назад. Он теперь глух и слеп. Не бойся его, мой демон…”
“Я могу рассчитывать на то, чтобы вновь стать вашим советником, Ваше Величество?”
“Ты всегда им был и всегда будешь. Я помню своё обещание. Моя душа – твоя... Твои знания – мои…”

Удивительно, но мы возобновили наши встречи в его покоях, как много лет назад. Время, впрочем, всё же изменило принца: он стал настойчивее, сдержаннее и осмотрительнее. И, пожалуй, некоторым образом нежнее. Я показал ему свои наработки по дурманящим веществам, свои переписи заметок Гриндаля Носатого, путевые записки и всё остальное, что вышло за эти годы из-под моего пера.
“Я рад, мой милый демон, что научил тебя письму…” – сказал он мне на это.
За это время я узнал немало о том, что происходило в Турносте в моё отсутствие. Звёздная Церковь усилила и даже ужесточила своё влияние на пограничные территории Правоверных Земель в связи с “демонической угрозой”, и, как оказалось, я был далеко не единственным заключённым “демоном” в их застенках, привезённым с моей родины. Та же участь настигла советника Колла, нескольких придворных дам и того повара, что пришёл на смену укушенному змеёй. По всему городу и даже в окрестных территориях происходили задержания и облавы, обвинения в демонической природе рассыпались из уст епископов направо и налево.
“Мы должны покончить с этим безумием, мой демон, – сказал мне Эдельдин как-то раз. – Нам нужно действовать решительно и жестоко, если мы не хотим повторить печальную судьбу Аркена…”
Скажи мне принц про Аркен ранее – я не понял бы, о чём он. Но теперь объяснений не требовалось. Сходства были налицо, пускай и вместо шурарида – Звёздный Понтифик, а вместо магов и алхимиков – простые люди.

С новоприобретённым влиянием, с деньгами двора и пылкой поддержкой принца-наместника я возобновил свои научные изыскания. По моему велению в королевский замок были привезены сотни редких видов растений и грибов, был создан ботанический сад и зоопарк, а ров вокруг города преобразовали в многоуровневую плантацию тенелюбивых растений. Несколько смежных полей было выкуплено у фермеров, и на них я начал выращивать Магический Лес. Эта задумка пришла ко мне ещё в застенках Таларина, и, когда я озвучил её принцу, он пришёл в неописуемый восторг.
“Мы создадим Новый Аркен, где не будет места предрассудкам и страхам!” – воскликнул он тогда.

Через какое-то время к нам стали наведываться различные мудрецы и философы со всех уголков света – и я возымел счастливейшую возможность близко ознакомиться со всем тем, о чём читал в далёком Ольмганге.

Первым интересным гостем был низкорослый господин в чёрной кожаной мантии с высоким воротом.
“Нижайший слуга Чернильного Бога, Ильдавир из Каурума”, – представился он королю, низко поклонившись.
Он немало рассказал о себе и о своих верованиях. Был он пигмеем из Клана Козла, однако за полное безразличие к делам своего рода он был изгнан из клановой норы и оставлен скитаться по свету. Как и я, проживал он какое-то время в библиотеке, однако то была даже ещё более великая библиотека, чем та, в которой повезло обрестись мне – Чёрный Архив, что в великом городе Кауруме, что к западу от центра Империи. Там и заговорил с ним впервые Чернильный Бог, через философский трактат о предназначении и смысле жизни.
“Каждое слово, что читал я, я будто бы уже давным-давно знал, – как описывал он это общение. – И каждую следующую строку мог предугадать, будто бы сам написал это, хотя автор и умер сотни лет назад и остаётся доныне неизвестен…”
И рассказал он о том, что есть избранные книги, через которые Чернильный Бог может говорить со смертными, и что есть избранные смертные, которые могут вылавливать из всевозможных текстов Тайную Сущность Чернил, а затем писать новые и новые избранные книги. Сказал он о том, что учится быть таковым, и что именно ради этого обучения прибыл в Турност, правитель которого, по слухам, поощряет всякое знание.
Мой принц оказал ему радушный приём и распорядился поселить его в комнату рядом с библиотекой, ровно напротив той, которая была отведена мне.

Через какое-то время прибыла пара: похожие как две капли мужчина и женщина, оба облачены в лазурные шёлковые платья. Это были аниманты с востока, из пустынного Алькарата. Выражения их лиц и даже мимика их были совершенно синхронны, а взгляды – неизменно пронзительны.
“У нас одна душа на двоих”, – сказал мужчина.
“Это очень редкий недуг, что поражает матерей в Алькарате”, – продолжила за ним женщина.
“Мы погибли бы, если бы нас не научили искусству управления душами…”
“Да. Мучительно и страшно погибли бы…”
“Мы здесь, дабы помогать вам в деле, которое вы замыслили...”
“Мы рады тому, что Истина небезразлична кому-то ещё в этом мире...”
“Мы будем отводить от двора подозрения Звёздной Церкви…”
“Глупцы избрали глупость, мудрецы избрали свет знания…”

За ними пришёл менестрель, у которого мы долго не могли выведать, кто он и откуда. Он постоянно танцевал и пел, и абсолютно всегда говорил в рифму. Как выяснилось, он пришёл из Халгота, известного также как Страна Безумцев.
“Энглекир Аурмоллен, всегда весел и доволен!”, – представился он на третий день беспрерывного веселья.
Он обожал петь о кровопролитных сражениях и трагичных исторических событиях, но делал это отчего-то с такой непринуждённой радостью, что я не мог не спросить, почему.
“Семья моя жестоко убита!
Хрясь! Дёрг! Бам! Турурум!
Но горе моё навеки забыто!
Шмась! Пим! Трам! Парарам!
Пришёл я во двор, дабы песнь свою спеть!
Долли-дин-да, эрли-гин-дол!
Услышать хочу я, как гнев жжёт всем спесь!
Арви-филь-ра, инри-гон-мол!”
Ильдавир поведал мне, что рифмы менестреля не совсем обычны, но будто бы подчиняются магической закономерности, как у знающего заклинателя. В конечном итоге выяснилось, что господин Аурмоллен действительно был магом, но об этом я скажу позже.

Через неделю после менестреля прибыл Святой Гондрам, печально известный на весь материк тем, что его изгнали из Звёздной Церкви за некромантию. Он оказался столь высок, что ему приходилось нагибаться, когда он проходил через дверные проёмы комнат в замке, а ведь эти проёмы были значительно более нашена в высоте.
“Давно пора заняться делом! – отозвался он о нашей с принцем идее о Новом Аркене. – Слишком долго морок царит в головах и сердцах. Я подарю вашему двору бессмертную стражу, и живые более никогда не станут рисковать жизнью ради защиты своей…”
Если бы это предложение прозвучало здесь во времена моей юности, человек этот был бы схвачен и брошен в темницу. Теперь же замок был слишком пуст, а город – слишком беден, чтобы кто-то возражал, и потому вскорости улицы Турноста стали патрулировать безмолвные и с головы до пят закованные в броню стражники, неотвратимо следующие незримым распоряжениям святого, и всюду за ними следовал камфорный аромат бальзамической смеси.

Через полгода прибыл гость из-за моря: волшебник из Брюймдаля, королевства на северном материке, жители которого поклоняются свету и превозносят правду над всякой ложью.
“Я дал клятву Милосердной Эйтелин, что не назову своего имени никому, а потому называйте меня просто Знатоком”, – сказал он вместо приветствия.
Знаток быстро оправдал своё прозвище: практически каждую свою фразу аргументировал он примером из истории или цитатой из научного трактата, а также обожал рассказывать сказки, легенды, мифы и анекдоты, и внимательно вслушивался в каждое произносимое другими слово, будто бы в надежде узнать что-то новое. И даже когда он был не согласен с кем-либо в каком-либо вопросе, он сначала соглашался, а затем говорил “но” и принимался сдержанно критиковать, в основном, в форме риторических вопросов.
Он рассказал, что Светлая Владычица Брюймдаля, Аэонора, наместница Эйтелин среди смертных и подруга всех богов, лично повелела ему прийти ко двору Турноста и принять службу у правителя его, ради всеобщего блага и во зло всякому злу.

Слова эти воодушевили моего принца.
“Не думал я, что демоны способны приносить благо… Мне повезло с поработителем”, – сказал он мне в эту же ночь.