Маруся

           С Димкой в город поехала, потому что ни у них в селе, ни в районном центре, диагноз поставить не сумели. В селе-то у них фельдшер Иван Иванович, а в райцентре настоящая поликлиника, сидят специалисты разнопрофильные. Двое. Нет, трое, это раньше было двое, а сейчас, говорят, врачам больше платить стали и квартиру давать, вот и появился еще ухо-горло-нос, лор по ихнему. Лор, кстати, это такая перевязь у архангелов, украшенная драгоценными каменьями, она знает, ей Ипполит объяснял.
           В общем, собрались и поехали.
           А что с Димкой, никто понять не может, только какая-то синева вокруг носа появляется время от времени и не проходит по три дня. И так эта синева не понравилась лору – совсем еще молоденькому мальчику по имени Илья Петрович, что он побежал к заведующей, и они вдвоем выписали направление в Областную больницу.
           До города добрались без приключений – рейсовым автобусом, а потом стало сложнее. Поди, разбери, где эта Областная, ладно, люди добрые помогли, объяснили, куда и на чем ехать. Да еще две огромные сумки в руках – сразу все с собой взяла, если Димку положат – все есть.
           А так и так заплутали, сначала забрались к кирпичному заводу, потому что надо было садиться в автобус номер двадцать девять, а не в двадцать девятую маршрутку. А потом разобрались, доехали до площади Агропромышленной, и вышли. Огляделись – ничего не понятно. Мимо мужчина шел, ну так мужчина, лет сорока пяти-сорока семи, может больше. Маруся у него и спросила, как, мол, до Областной-то? А он словоохотливый оказался, отзывчивый, вот, показывает, остановка, а вот – автобус, как раз подъезжает, вам номер семь нужен, и мне тоже. Вместе и поедем.
           Вместе и поехали.
           Димка всю дорогу молчал, он вообще у нее молчаливый, а тут вдруг говорит – а сегодня тепло. Маруся вокруг огляделась, и действительно – солнышко припекает, люди в легких куртках-ветровках сидят, разнагишались. Одна она одета как во времена Чингисхана – она знает, ей Ипполит рассказывал – в шапку круглую мехом отороченную и малахай по кокетке бисером вышитый, без пояса. 
           На заднем сиденье – тетка пьяная в розовом дутом плаще и кофточке, которая так задралась, что стал виден вывалившийся, больной рыхлой серой полнотой, полный живот. А плащ давно уж не розовый, а грязный. У них такая баба в селе тоже есть – Кошкина. 
           Проехали пару остановок, тетка проснулась и собралась на выход. Маруся внимательно смотрела, а мужчина и Димка – нет. Тетка закричала водителю – а ну подожди! Не видишь, люди выходят! Тот ждал. Потом шагнула вниз на ступеньку, нога у нее подломилась как ветка сухая, и тетка даже не упала, а сложилась сама себе под ноги, и со всего маха ударилась головой о бордюрный камень. Звук был очень громкий и нечеловеческий. Как будто не живое ударилось о мертвое – человек о камень, а мертвое врезалось в мертвое, например, кирпич в бетон.
           Люди зашевелились, мужик с переднего сиденья и тот, что объяснял Марусе с Димкой дорогу, выскочили из автобуса и принялись поднимать бабу. Маруся с сыном тоже спустились со ступенек.
           На бордюрный камень натекла небольшая лужица крови. Грязновато-розовая. И в тоже время, темная, как нефть. Маруся прикрыла глаза и схватила Димку за плечо.
           Мужики тянули огромную тетку за руки и подмышки, ноша была тяжела, кофта задралась еще больше и стал виден не только серый пупырчатый живот, но и грязный коричневый лифчик.
           Маруся не выдержала, подскочила и одернула кофту.
           Бабу взгромоздили в полулежачем положении на синюю скамейку остановки, она все время сползала и один из мужчин, тот – с переднего сиденья – все время ее поддерживал. Надо звонить в «Скорую» полуспросил–полуутвердил он. Надо, ответил Марусин знакомец и достал телефон.
           Но его опередила какая-то женщина.
           Остальные пассажиры побежали в только что подъехавший и причаливший недалеко впереди огромный желтый автобус с красной надписью на боку – Маруся таких никогда не видела.
           А вылезший на свет божий водитель, обращаясь почему-то исключительно к одной Марусе, спросил, вы будете свидетелем? Да, согласилась Маруся. А вы? И я, сказал мужчина. Можно я запишу ваши телефоны и фамилии? попросил шофер, а то «Скорая», ГАИ, надо разбираться. Если уехать, греха потом не оберешься. А деньги за проезд я вам верну.
           Они забрались обратно в опустевший салон, и водитель записал на листок бумаги их номера телефонов. Мужчина оказался Николаевым Сергеем Пафнутьевичем. А Маруся – Марусей.
           Мама, пойдем пешком, предложил Димка, тут недалеко, я знаю.
           Да откуда?
           Знаю.
           Неудачно мы с вами сели, но ничего – мальчик прав, подтвердил Николаев, тут полторы остановки осталось до больницы, пойдемте, мне в ту же сторону.
           Почему полторы?
           Ну, одну целую и еще чуть-чуть.
           И они пошли.
           Причем Сергей Пафнутьевич принял у Маруси обе сумки и на все ее возражения, только улыбался.
           У ворот и КПП больницы они расстались.
           Спасибо, сказала Маруся.
           Да не стоит, ответил Николаев и отправился дальше – в страховую контору на предмет сгоревшего садового домика, который, чуяло его сердце, подожгли злопамятные зимние бомжи. Где, в конторе, а не домике, и просидел часа три, а когда возвращался той же дорогой, не поверил своим глазам, автобус стоял на месте, с обеих сторон окруженный гаишными расписными «Жигулями». Окружение это не было агрессивным, просто воткнули машины, где нашли место. И даже треугольники предупреждающие флуоресцентные красные выставили на пустые грязные пластиковые канистры. Николаев крякнул и поднялся в обиженно открытую переднюю дверь автобуса.
           На сиденье сидел полицейский, в красивой, в голубоватых небесных тонах форме, и заполнял протокол. Длинный и худой, опытный, выбритый водитель болтался рядом.
           Это я, представился Николаев, свидетель.
           Ага, согласился гаишник, вы очень кстати, прочтите и распишитесь, если согласны.
           А водитель ничего не сказал, угнетенный.
           Сергей Пафнутьевич, сел, прочел протокол, согласился, расписался казенной шариковой ручкой с пастой синего цвета, и отдал бумажку офицеру. Ели что вызовем, сказал тот, или позвоним, он сделал паузу, убирая бумагу в черную предвыборную папку из кожзама, с эмблемой какой-то партии, скорее всего, позвоним. А может быть, и нет. Все.
           Офицер вышел, а Николаев обратился к горемыке водителю, слушай, браток, дай мне ту бумажку, на которой наши номера записаны, а?
           Не могу, ответил шофер.
           А чего так?
           Она уже забрала, прибежала через час как нахлестанная и забрала. Вырвала из рук.
           Странные вы люди.