Не в сыре счастье

  Ворона, конечно, догадывалась, что этот сыр того не стоит. Да и вообще, какое дело может быть вороне до сыра, будь это хоть гауда, хоть дешевая соевая брынза из соседнего магазина, когда за углом наличествует шикарная помойка, полная самых разнообразных деликатесов. Но именно этот сыр был почему-то весьма соблазнителен.
 
  И ведь дело-то даже не в сыре и не в том, что хочется есть. Есть как раз и не хотелось (да-да, помойка, она самая). Урвать именно этот кусок (явно выпавший из чьего-то пакета, соблазнительно свежий, завернутый в тончайшую пищевую пленку) значило приблизиться к тому недосягаемому, восхитительному идеалу жизни, когда ты всегда чист и накормлен, и всех дел у тебя – сползти с жердочки за едой и научиться говорить «попка дурак». Хотя, кто такой Попка, и почему все решили, что он дурак, доподлинно неизвестно.

  Такую жизнь называют тюрягой и неволей. А кто называет? Местные скворцы и воробьи, да пара залетных соек. Хотя кому, как не им, маленьким идиотам, понимать, что лучше всю зиму провести в такой тюряге, чем каждый день дружно штурмовать помойку ради обледенелых картофельных очисток. А скворцы – те и вовсе пижоны. Живут себе в благоустроенных апартаментах, паек получают, с которого, между прочим, и воробьям с синицами перепадает.

  А ворону отовсюду гонят.

  А вот он, сыр. Вот он, кусок той сытости и комфорта, в котором живут эти разукрашенные говорящие пентюхи в клетках.

  Но на него уже нацелилась рыжая зараза – кошка, которую местный дворник дядя Петя ласково зовет Лисичкой. Хотя, где лиса, а где эта облезлая кошатина… И вообще, лиса же, по сути, - собака. При чем тут эта?..

  Однако вопрос не в том, почему кошка – лиса. А в том, как это пошустрей спрыгнуть с карниза и схватить сыр, да так, чтобы этой лисе в когти не попасться. Она-то, может, и облезлая, но ростом и силой не уступает Филимону из соседнего дома – упитанному фокстерьеру, чересчур крупному для своей породы. Как-то это надо по-быстрому провернуть…

  И вот ворона уже изготовилась к стремительному рывку с карниза, как неизвестным образом оказавшаяся так близко Лисичка угрожающе выдает:

  - Это ты зря, картавая.

  С вороной едва не приключилось сердечно-сосудистое недоразумение, свойственное всем птицам. Но, быстро взяв себя в крылья, она все же прокаркала:

  - Это почему еще зря?

  Объяснять Лисичка явно была не намерена, за нее все объяснял распушившийся до поистине лисьих размеров хвост.

  «Эх, Филю бы сюда…» - подумалось вороне.

  Будто читая мысли по черным бусинкам глаз, кошка добавила:

  - Филя в доле.

  Казалось бы, все, - провал, можно собирать свои перья и нести их подальше от Лисички, Фили и этого несчастного сыра. Но сдаваться ворона не собиралась.

  «Я же сильная. Я унесу эти жалкие триста грамм, а эта кошатина пусть давится дядипетиной ливеркой.»

  То, что ворона сама с голодухи доклевывала щедро оставленные Лисичкой кусочки этой самой ливерки, нисколько не смущало. Дядя Петя и ливерка будут всегда. А вот сыр…

  А вот сыр уже был далеко. Воспользовавшись назревающим конфликтом, его уносила другая ворона, залетная. Судя по нехватке рулевых перьев, это была обитательница окраин, где с едой совсем туго и часто приходится навалять за объедки своим же.

  - Нет, ну ты это видела?! – обалдевшим голосом воскликнула Лисичка. – Обнаглели эти пришлые…

  - Угу, - буркнула ворона, печально глядя вслед счастливо улетающей наглости.

  И печально ей было даже не от того, что на чужих крыльях улетал возможно единственный в жизни шанс приобщиться к прекрасному. А от того, что ворона наконец-то поняла, что в жизни надо поменьше бояться конкуренции и не щелкать клювом.