Сингулярити. comics book продолжение3

БУДЕМ РЕЗАТЬ.

 Вику хватило нескольких минут, чтобы принять решение – он просмотрел рентгеновские снимки на свет .
« Глаз - алмаз!- Уважительно подумал я, наблюдая за другом, доедающим Биг Мак в полной задумчивости.

Решено было задействовать все возможные ресурсы, то есть, включая меня и Сингул. Операция была назначена на завтра. Я взял на работе отгул.

Что-то там произошло с камерами отслеживания – они вдруг перестали отслеживать и уныло замерли.

- Твоей подружки рук дело! – Догадался Вик.

« Скорее – мозгов», - подумал я.
 В госпиталь мы проникли беспрепятственно.
Я понял, почему Вик до сих пор любит свою бывшую жену – она была красива. Болезненно красива, конечно. Ч ем то напоминала Сингул. Уши у неё, впрочем, тоже были правильной формы. Очень милые.
 
Подготовка в операционной шла полным ходом – мы все беспрепятственно проникли туда под покровом темноты. Я был в восторге от костюмов из метаматериалов – сидели, как влитые. Озорства ради, я прошелся перед носом у охранника, он как ел свой бутерброд, так и продолжал есть. Я сбросил на пол газету с его стола. Он замер на минуту с открытым ртом, перестав жевать, и наблюдая за её полетом. Потом встал, чтобы её поднять, и мне пришлось быстро ретироваться – в маленьком трансмитторе в ухе послышалось сердитое шипение Равеля.

ОПЕРАЦИЯ.

Я и не знал, что можно вскрыть  голову, будто консервную банку. Да, притом, вживую, продолжая беседовать с пациенткой.  Я услышал, как Сингул взяла её руку в свои – для моральной поддержки, но Клео у неё руку отобрала:

- От вас веет прямо таки вселенским холодом.

Неужели это правда? Я её руку еще не брал. Я ничего еще не брал – не знал, как подступиться. Да и события вот как быстро развивались –  в нарастающей прогрессии – в Нью Йорке всего – ничего, а уже присутствую при операции века.

Вик сосредоточенно рылся в мозгах Клео. Интересно было все это наблюдать – словно инструменты все сами по себе делали – людей-то не видно! Одну только пациентку с разверстым черепом. Равель все это записывал, для истории на камеру. То-то ажиотаж произойдет в медицинских кругах – пусть себе голову поломают над секретом невидимых хирургов.

Влюбленные часов не наблюдают. Это точно – столько часов пронеслось, как секунда. Послышался голос Вика:
- Готово. Удалил 80% опухоли, глубже пойти нельзя. Остается уповать на радиацию , но это возьмет несколько месяцев.

- Зачем ждать столько? – Послышался голос Сингул. – Попрошу посторонних удалиться  во избежание облучения. Показатели у неё хорошие, можно попробовать и сейчас.

 Завороженно наблюдали все мы за монитором, где четко было видно, как съеживаются остатки опухоли – вот она уже сжалась до размера горошины, а через минуту и вообще исчезла. Клео открыла глаза и  сказала:

- А где мой «Харлей Дэвидсон»?


ВИНОВНИЦА ОСЕНЬ.


Я не знаю, в котором месяце я родился, но подозреваю, что в Сентябре. Самом его начале, когда  ночи все еще шептались, прощаясь с уставшим летом, а дожди были мелкие и  вкрадчивые, на мягких лапах.

 У меня все складывалось в Сентябре – мысли плюс чувства = уравнение с одним неизвестным. Мне самому-то уже все было ясно – то что нахлынуло, нормальные люди называют любовью. Да ведь я – не нормальный. Потому и приглянулся ей, что на других людей не похож. Сингул сама сказала.
 
Я спросил как она меня нашла?
- А я тебя и не теряла. Я по пятам за тобой ходила, мыслями твоими думала, глазами твоими понимала, воздухом твоим дышала.

-  Ты понять меня хочешь? – Забилось, задохнулось мое сердце. – Так ведь я прост, как правда.
- Правда никогда простой не бывает, особенно у людей. Они каждый раз новую правду придумывают, смотря по обстоятельствам.  Вот например: Почему, думаешь, люди лотереи друг другу редко дарят? Не потому что боятся, что  – не выиграет.  Наоборот, вдруг – выиграет. А  там – миллион! Будет потом локти себе кусать, до конца дней своих. Это – правда. Только никто в этом никогда не признается.

Она ела  ягоды рябины, отрывая по одной. И не морщилась. Мне было все равно, человек она, или нет. Главное, что все, к чему она прикасалась, начинало светиться изнутри, наливаясь ровным светом, как вишня соком. Так же, как и мое сердце.

“UNDERGROUND.”

- Я знаю , где это. Я как-то проходил мимо этого бара.

- Нет Графитти, не проходил. Потому что , если бы проходил, то никогда бы не забыл. Мне сегодня понадобится твоя помощь.

 Я, конечно,согласился. Я бы сделал все что угодно, для любимой.

В полночь, мы отправились в этот подземный клуб. Он был хорошо иллюминирован, а у людей там так сильно блестели глаза, что, казалось, удваивали световой эффект.

Посредине огромного зала была квадратная площадка, вернее, клетка с зарешеченными стенами и без потолка. Гвалт стоял такой, что у меня заболели уши. Меня постоянно толкали и жестко наступали на ноги – я ведь был невидим. Смрад! Вой!! Вздетые к небу руки, со сжатыми кулаками.  Сильно пахло фекалиями и страхом. Мне становилось дурно, но Сингул крепко сжала мне плечо невидимыми пальцами, и мне полегчало.

На арену вышел полуголый человек, обмотанный цепями. Вопли разом смолкли.

- Гвоздь программы – мастифф против Цербера и Харибды. Делайте ваши ставки, господа.


ХОЗЯИН.


- Вон там, в отдельной ложе – хозяин этой дыры. – Шепнула Сингул – держи его в поле зрения.

На неё зашикали окружающие – настолько у всех были натянуты нервы.

Я глянул туда. Куда она мне указала, и увидел совершенно нормального по виду мужика в хорошем костюме. Он сидел со скучающей миной, и полировал свои ногти.  Вокруг него столпились громилы. На их лицах была написана решимость перегрызть горло любому, кто сунется ближе, чем дозволяют приличия.
 Все, затаив дыхание, наблюдали за Хозяином, и, наконец, ему надоело пилить ногти и он поднял голову:
-  Поехали - Лениво сказал он по-русски. – И махнул рукой.


- Воскресенский. – Прошептал сосед сбоку, подобострастно.


БОЙ.


Лязгнула защелка, и чугунная решетка со скрежетом, поползла вверх.
 Из ощеренного проема на арену вышла осторожная собака немыслимых размеров. Это был огромный мастифф палевого цвета. Бока его поднимались и опадали от воления. Гигантская голова была опущена к полу – он обнюхивал опилки на площадке – мне и отсюда было видно, что они пропитаны кровью, отсюда и смрад. Но когда он поднял голову, то я содрогнулся – морда кобеля была плотно обмотана изолентой. Он обошел арену кругом, и остановился напротивоположной стороне от входа. Он знал – опасность идет оттуда!

Хозяин опять поднял руку, и в тот же миг  на площадку , как пули, вынеслись два американских бульдога. Не задумываясь ни на секунду, они бросились к мастфу и визг суки прорезал застоявшийся воздух:

- Хватай его! Хватай его! Дай я, дай, - мне! – Из пасти её капала слюна.

Мастиф наклонил голову и глухо зарычал. Но что это был за рык! Подобно львинному, он разнесся под куполом! Шерсть стояла дыбом на его холке. Бульдог кобель рыл лапами пол, отчего во все стороны летели опилки. И вдруг они рванули с места, и вцепились в гиганта зубами.Одновременно.
Воздух взорвался от аплодисментов!
Я видел, как из пастей людей тоже капает слюна и глаза были раскрыты так широко, что готовы были выпасть из орбит.

- У-БЕЙ! У-БЕЙ! – Скандировала толпа!

Хозяин наблюдал за происходящим молча, подавшись вперед в своем кресле.


БРЮС.


Он не мог хватануть зубами своих врагов, но он умудрился подмять под себя бульдога. Сучка тем временем грызла ему бедро, так что во все стороны летели ошметки плоти.
- ФАС! – Кричали люди.

Брюс, мастифф, рвал соперника когтями, но юркий бульдог вывернулся из под него, и вцепился ему в глотку. Силы, явно, были не равны.. Мастифф уставал. Его спасали только мощные складки кожи на шее. И вдруг, каким то образом, чудовищным усилием, он разорвал изоленту, и в ту же минуту, мощные челюсти его сомкнулись на горле Харибды.

Толпа завизжала и заулюлюкала. Организаторы заволновались – в их планы это не входило.
 
Цербер, с налитыми кровью глазами, продолжал рвать бок мастифа, но тот только сильнее смыкал свои зубы на шее суки, и, наконец, бездыханную, выплюнул её на опилки.

Бульдог опешил, и, скуля, подбежал к своей подруге, тыча её носом.

В клетку ввалились два человека с длинными шестами, и отогнали тяжело дышащих собак в сторону. Один из них наклонился к умирающей Харибде и потрогал пульс на её шее. Потом он обернулся к хозяину. Тот медленно опустил большой палец руки вниз.
Задохнувшись, толпа наблюдала, как один из громил поднял умирающую собаку вверх, и, рывком, переломил её хребет о свое колено, и, бездыханную, но еще конвульсирующую, бросил на арену.


ЦЕРБЕР.

Леденящий душу вой опутал стальные конструкции андерграунда. Бульдог выл, подняв голову к куполу, и в глазах его была написана такая тоска, что у меня опять заледенело сердце. На руку мне упала горячая слеза Сингул, а я даже не мог её вытереть, только услышал шепот «Ничто человеческое мне не чуждо…» Она плакала, как маленькая девочка.

Хозяин что-то пролаял своим охранникам, и те, с шестами, начали стравлять собак на арене, подталкивая друг к другу. Псы пытались увернуться от палок, но те продолжали жалить их остриями, как навязчивые осы.
 Обе собаки были возбуждены и ранены. Мастфф был на грани издыхания, из его рваных боков текла кровь, и падала на арену, смешиваясь с грязными опилками. Обе собаки опустили головы, тихо рыча. Они просили друг у друга прощения, перед последней схваткой. И потом все смешалось. Я видел только клубок извивающихся тел, выпученные глаза людей и ощеренные их пасти.

- Пора! – Шепнула Сингул.

 В тот миг, когда собаки на секунду отвалились друг от друга, я увидел вдруг, как тело мастифа начало отделяться от пола арены. Оно зависло в воздухе на мгновенье, и начало медленно подниматься к куполу. Толпа, по инерции еще крича, завороженно провожала его глазами. Голова пса безжизненно моталась, как окровавленная тряпка.
 Цербер продолжал рыть пол лапами, подпрыгивая в воздух. Он был возбужден настолько, что слюна, не переставая, текла из его окровавленного рта.

 Вдруг… Что это?

 Я увидел, как некто нивидимый, вдруг схватил хозяина за плечи и выдернул из кресла. Охранники напрасно прыгали, они не успели дотянуться до его дрыгающихся ног. Один из дорогих башмаков упал вниз и кто-то поднял его с пола, прижав к груди, как сувенир.
 
- А – А – А ! – ОРАЛ ВО ВСЮ ГЛОТКУ Хозяин в полной тишине, когда кто-то невидимый волок его по воздуху. Вот, тело его зависло над клеткой. Цербер озверел, подпрыгивая вверх, пытаясь дотянуться до болтающихся ног. Он не мог уже лаять, только хрипел и рыл землю лапами!

С глухим стуком тело упало вниз. Зубы пса впились в ляжку – ему было все равно, кого теперь убивать, лишь бы убивать. В воздухе  мелькали лоскутья дорогого окровавленного костюма, полетели кишки из разорванного брюха, охранники и устроители, наконец, очнулись от оцепенения, но стрелять боялись – так крепко внедрилась голова Цербера во внутренности Хозяина.

Остального я не видел.
Мы сидели на крыше возле умирающего мастифа, и звезды холодно смотрели на нас с упреком: "Ну что ж вы, люди»..