Привидение

I

Напротив сел худой маленький человечек с большим портфелем и в легкой, не по сезону курточке. Он был явно чем-то опечален и испытывал потребность свою печаль на кого-нибудь излить. Он старательно заглядывал мне в глаза, но попал не по адресу. Я не обращал на него внимание и упорно смотрел в окно. За окном была набережная Мойки с обшарпанным Строгановским дворцом на заднем плане. У меня было ещё пол кружки пива…
У окна кафе остановился мини-фургон. Его задние двери открылись, и трое, уголовного вида грузчиков в черных ватниках, старый и двое молодых, принялись разгружать коробки с бананами. Один, молодой, подавал коробки из кузова, двое носили их куда-то за пределы видимости. Подозрительные, опасные грузчики, решил я… Человечек уловил изменение в моем взгляде, обернулся и тоже стал смотреть в окно. Мне это очень не понравилось, он мог обратить на нас внимание опасных грузчиков.
– Приезжий что ли? – спросил я грубо.
Он вздрогнул и повернул ко мне лицо. Только теперь я заметил, что он находился в состоянии полной душевной потерянности, так хорошо мне знакомой, когда малейшая грубость, тень непонимания действуют на нервы как острое стекло. Он сжался и побледнел. Глядя в пол, поднялся и направился к выходу.
В дверях человечек столкнулся с молодой дамой: высокая, стройная, статная; узкое лицо, точеный нос с тонкими, волнительно приоткрытыми ноздрями; зимой на ней, несомненно, были бы длинные меха, хвосты черно-бурых лисиц ниспадали бы с её плеч на спину и грудь, а, поднимаясь по ступеням, она элегантно приподнимала бы подол шубы. Пропустив даму, человечек покинул кафе, и я больше никогда не видел его, а если и видел, то не обратил на него внимания, точно никогда не видел.
А дама прошла через зал и скрылась за дверью подсобки за моей спиной. Как это понимать? Я не стал удивляться, может быть ей так ближе домой. Не бросился я и следом, подавив жгучее желание это сделать. Я открыто и прямо уставился в окно. Хотелось соответствовать, что ли?
Уставился в окно и встретился взглядом с грузчиком в кузове мини-фургона. Уголовник стоял, склонившись над коробкой. Коробка упала и раскрылась. На пол высыпались целлофановые пакетики с белым порошком. Я сразу, да ни я один, догадался о характере содержимого пакетиков. ещё можно было не подать вида, ещё не поздно было отвести взгляд, как это сделали остальные, но в меня точно вселился бес (или снова хотелось соответствовать?). Я демонстративно привстал, записал в блокнот номер машины и снова сел.
Уголовник не спускал с меня глаз. Когда подошли его подельники, он указал на меня. Не сговариваясь, молодые быстро направились ко входу в кафе, а старый достал из кармана робы мобильник. Когда я понял, что происходит, я испугался по-настоящему.
«Что делать? Звать на помощь? Притвориться, что пошутил? Попробовать договориться: я ставлю пиво, они все забывают? Идиот!» Уголовники уже входили в кафе. Вот появляются из-за пазух «перья» – клац, клац – блестят лезвия багровым огнем… «Почему багровым?»… Я бросился в подсобку…
Дверью сбил с ног толстую бабу с красными руками в белом несвежем фартуке. Она осталась лежать в узком проходе, как гора, как непреодолимое препятствие. Во всяком случае, мне очень хотелось верить, что непреодолимое – для уголовников… Длинный коридор, поворот, запах мытого пола, дверь – и я во дворе.
Слева под арку? Там набережная и старый уголовник. Прямо – дверь подъезда.
Только взявшись за ручку двери, я заметил на ней кодовый замок. «Да что же это, да как же так! Почему мы не на Таити, там вовсе нет дверей!», – отчаянно подумал я, хотя никогда не бывал на Таити. ещё секунда, две, максимум две с половиной, с четвертью, две с осьмушкой, и появятся уголовники…
Вдруг меня потянуло вперёд. Я вцепился в ручку так, точно уголовники должны были появиться из-за двери – быстро понял свою ошибку, ринулся вперёд, но был вынужден уступить дорогу огромному – его морда была на уровне моего лица (из неё пахнуло, как из пасти дракона) – догу, рвавшемуся на улицу. Он надсадно тянул поводок. Поводок тянулся и тянулся из темного проема и никак не кончался. Метр, второй, третий… Я ожидал увидеть на другом его конце двухметрового детину, с таким трудом тянула собака, а на свет появилась крохотная старушка-карлица. Она без видимых усилий сдерживала собаку и, повернув ко мне печеное личико, приветливо сказала:
– Здравствуйте.
– Зрассе.
В следующее мгновение я был на лестнице.
Там оказалось неожиданно светло и чисто. От первой ступени бежала вверх зеленая ковровая дорожка. На площадках между этажами – скамейки для отдыха, на этажах – фикусы в кадках; блестящие калоши у дверей квартир, оконные стекла свежевымыты и в довершение пахло сосновым лесом и костром. Я даже перешел на шаг – не обман ли зрения, не вывих ли сознания? Но нет. Лестница и все остальное были всамделишные. Я поднялся на площадку между вторым и третьим этажами и остановился, переводя дух.
Солнце светило прямо в окно. Его отблеск на стекле защищал меня от взглядов снаружи. Я успокоился. Но рано.
Уголовники были во дворе. Они никуда не спешили и были слишком спокойны. Снова сделалось тревожно. Что-то нехорошее случиться. Но что? Я ждал, предчувствуя. Минут через пять – завидная оперативность – к ним присоединились «быки». Они приехали на черных «иномарках» с синими проблесковыми маячками и цифрами «05» на капотах и дверцах. Цифры, конечно, дорисовало мое возбужденное воображение, но они, цифры, выглядели на машинах так уместно, что остались на них.
Пока «быки» совещались с уголовниками, выходила во двор баба с красными руками, подбитым глазом и следами сапог на фартуке. Постояла, ушла, вернулась с большой кастрюлей помоев и со злостью выплеснула их под колеса черной машины.
«Быков» было восемь человек. Они по двое разошлись во все четыре стороны. Двое направились к двери моего подъезда.
Сначала я злорадно подумал, что они не знают кода, потом опомнился и бросился вверх по лестнице. «Что им дверь, они сейфы ломают!»

II

Я звонил во все звонки, я стучал во все двери, но двери оставались закрыты. Ни звука не доносилось из-за них. Для чего тогда эта чистота, зачем калоши, фикусы, ковровая дорожка? Во всем этом была теперь какая-то несообразность, чертовщина. С каждой не открывшейся дверью, с каждым пройденным пролетом надежда на спасение таяла (с крыши, я не сомневался, меня снимет снайпер). Я взбежал на последнюю площадку и, – О, чудо! – обнаружил распахнутую настежь дверь. Я застыл как вкопанный. Стоял, не шевелясь, боялся, что спасительный мираж исчезнет. Но мираж не исчезал, а, напротив, дополнился воздушным шариком. Шарик сам собой выплыл из дверного проема и поднялся к потолку. За шариком из квартиры выбежала маленькая девочка, кроха лет пяти или шести: золотые кудри, голубые глазки, не девочка – куколка. Девочка попыталась дотянуться до нитки, которой был перевязан шарик, но было слишком высоко. Тогда она уморительно нахмурилась и погрозила шарику пальчиком. Шарик оставался под потолком. Тогда она сложила ручки на груди и стала ждать. «Разве можно так достать шарик!» Тщетность её усилий вывела меня из столбняка, я достал шарик и протянул девочке. Она ничуть не удивилась. Взглянула на меня, принимая шарик, поблагодарила и скрылась в квартире. Я снова стал как изваяние, ждал, что дверь вот-вот захлопнется, и тогда я пропал… Но дверь оставалась открыта и даже, в это трудно поверить, выказывала нетерпение (теперь не могу сказать в чем это выражалось в скрипе ли, или в положении двери, или в чем-то еще, но впечатление осталось недвусмысленное). Я не двигался с места. Только когда снизу донесся громкий треск – стенобитные орудия монголов пробили, наконец, Золотые Ворота – я бросился в темный проем.
Дверь сама закрылась за мной, ключ три раза повернулся в замке. Я облегченно вздохнул. Уф. Но рано: «быки» начали обход квартир. Было слышно (если приложить ухо к замочной скважине):
«Требовательный стук в дверь, долгий звонок.
– Кто там?
– Служба дератизации. Немедленно откройте или будем ломать дверь.
Дверь открывается со страшным скрипом.
– А что случилось?
– КРЫСЫ в доме есть?
– Нет, а что?
– Нашествие КРЫС. Мы проверим.
– А зачем пистолеты?
– Яйца отстреливать.
– Кому? Стойте! А документы у вас есть? Стойте, вы думаете, я крысу от кошки не отличу?
– Зато мы отличим. Закрой пасть старуха и не мешай работать. Это тебе не 37-ой год. Мы помощники Депутата, служащие Администрации. Врубилась, карга!
– Ну что вы, касатики, что вы. У нас КРЫС как повывели в 17-ом, так и не было боле, да, да.
Голоса стихают в глубине квартиры, через несколько минут слышны снова.
– Чисто. – сообщает куда-то «бык», потом с ухмылкой спрашивает: А что, старая, может, ты и Ленина видала? Я, эта, октябренком был.
– Видала, да, да.
– Слыхал, Вован, рептил.
  Шаги по лестнице. Снова стук в дверь и долгий звонок.
– Что надо? (Чего изволите?)
– Служба дератизации. Немедленно откройте или будем ломать дверь...»
  Я обмер. Все – хана, в смысле конец. Хотел отпереть – выйти навстречу опасности, но замок не поддался, а в конце длинного темного коридора открылась дверь: сноп красного света вырвался сбоку. От света веяло каким-то зловещим мистицизмом. Представилось: печь, горн, в чугунном котле кипят ведьмины зелья, в красных дымящихся углях разогреваются орудия пыток… Стало не по себе. Но за входной дверью поднимались «быки», а это вам не зловещий мистицизм, а «конкретно» паяльник в одно место. И я двинулся на свет средневековой пыточной.

III

Красным свет был из-за красных штор. Когда девочка-куколка, она была здесь, по моей просьбе раздвинула их, моему взору предстала милая детская.
– Здлавствуйте. – сказала девочка, когда я огляделся, и выражение моего лица перестало её пугать.
– Здравствуй. Ты одна дома? Где твои родители?
– На лаботе. Ты плисол со мной иглать, плавда?
– Да, меня прислал Дед Мороз. – неожиданно ответим я. – Как тебя зовут?
– Анастасия. – Девочка засмеялась, ей нравилось произносить свое полное имя. А когда я обернулся на шорох за спиной, глубокий женский голос произнес:
– А он забавный.
Я резко повернулся, и мне почудилось, что хвост черно-бурой лисицы пропал за занавеской. Я потряс головой.
– Ты, правда, дома одна?
– Одна, с Пливидяшкой, давай иглать.
– Давай.
– Ты будес лосадка.
Что мне оставалось? Я задорно заржал: и-го-го, а от избытка нахлынувших нежных чувств подхватил куколку и несколько раз подбросил вверх. Она радостно-испуганно завизжала: что за музыка!
Где-то поднимались «быки», но за игрой я совершенно о них забыл.
– А теперь хочу в индейцев. – потребовал маленький тиран.
– Стой, дай отдышаться… Погоди, иди, сядь рядом… Да присядь хоть на минутку, ну уморила… В индейцев говоришь? Идет. Я буду Чингачгук – Большой Змей, а ты будешь Виниту – сын Инчучуна.
– Я девоська.
– Верно, ты девочка и следовательно…
– Ой, какое длинное слово!
– Да. Ты будешь тогда, ты будешь… Белоснежка – дочь Инчучуна.
И снова что-то отвлекло мое внимание, и тот же женский голос спросил:
– Разве у Инчучуна была дочь?
– Даже три. – ничуть не смутился я. – Белошвейка, в смысле Белоснежка, Золушка и Снегурочка.
– Хочу Снегурочка!
– Хорошо, будешь Снегурочка Ласковая Ястребица – соответственно дочь Инчу…
Долгий звонок и требовательный стук в дверь прервали меня. Вот черт.
– Кто-то плишол. – удивилась куколка, не замечая перемены на моем лице. – Пойду посмотлю, может почтальон Печкин.
И выбежала из комнаты.
– Куда босиком! – только и успел крикнуть я, а глаза уже искали, куда спрятать тело.
Комната казалась крошечной. Куда бы я мысленно не втискивался, отовсюду трусливо и предательски торчал мой зад. Почему именно зад, не знаю, но именно вид торчащего из-под детской кроватки собственного зада заставил меня устыдиться моего страха. «И это Чингачгук – Сын Инчучуна! Великий Вождь!» – пронеслось в голове. Я поднялся с пола. Я стал напротив двери в коридор, скрестив руки на груди. Твердости моего духа мог бы позавидовать сам Великий Вождь Краснокожих. Я ожидал страшного и неотвратимого, как подобает настоящему индейцу. Но в комнату вбежала девочка-куколка. Я спросил, хотя в этом не было необходимости:
– Они ушли?
– Ой, еле выпловадила. – кокетливо ответила она. – Такие плиставучие.
«Где же взрослые, куда смотрят взрослые, черт возьми, оставить такую кроху одну»!
– Чингачгук, бледнолицые вышли на тлопу войны.
– О-о-у. – по-индейски закричал я, ударяя ладонью по приоткрытому рту. – Нужно принять боевой раскрас. Тащи краски.

IV

Вечер пришел ясный и тихий. Дома за окном выглядели нарисованными, а серп Луны и звезды были яркие, точно сказочные. Настасьюшка спала. Я осторожно высвободил мизинец из маленькой ладошки и тихонько вышел. Входная дверь закрылась сама собой и, как днем, три раза повернулся ключ в замке. Значит, Привидение не спало.
На лестнице по-прежнему пахло сосновым лесом, только костром не пахло – костер погас.
На улице моросило. «Быки», оставленные в засаде, спали в машине.
Я шёл по пустынным улицам, и мне грезилось Привидение. Оно было то девочка, то я сам, то дама в лисицах, то баба с красными руками, а под конец уголовники: надувные, розовые, точно младенцы они безмятежно плыли над поверхностью земли… Появился пожилой грузчик и стал что-то выговаривать молодому. «Раз-з-ява». Молодой поспешно подбирал рассыпавшиеся бананы. Я заглянул в кружку. Пиво кончилось, рядом стояла ещё одна пустая кружка, в пепельнице прибавилось окурков… Ничто меня здесь больше не держало. Я поднялся и вышел на улицу под многодневный моросящий дождь.