Осень

                Ах, Александр Сергеевич милый,
                Ну что же Вы нам ничего не сказали,
                О том, как держали, искали, любили.
                О том, что в последнюю осень вы знали.
               
                ДДТ

                Осень

   Улетел август и несется мимо сентябрь. Грустно. Что-то неведомое и неощутимое уходит и исчезает. Ушли краски лета и его простор, и легкость бытия. Наваливается темнота – все сильнее и сильнее. Солнце все скромнее дарит свою энергию и опасливо выглядывает из туч лишь иногда, лишь по случаю. Кутаемся. Уже пора, что делать…
   Творческие люди осенью – они как маленькие дети. Они болеют. Они томятся переменами вокруг. Увядание их тяготит. Они ревнуют. Они ревнуют вообще – просто к красоте угасающей природы. К изменившемуся пространству и звукам, к уходящему теплу, к этому красному и желтому, растекающемуся вокруг среди деревьев и полей. К запахам упавших листьев и туману от невидимой реки из-за леса. Им не помогает Вивальди. Их тяготит Айвазовский и раздражает Ренуар. Не хватает света, не хватает счастья, не хватает Музы.
Они начинают ревновать даже к линии, к найденной метафоре, к удачной рифме. К цветам и звукам рояля в тихом кафе.
   Они понимают, что ушло прожитое, но так и не свершено, так и не сотворено, как бы хотелось и как мечталось. Как было бы нужно и как требует натура, но вечно не удается. Лишь отчаянные гении могут не замечать ушедшего времени и творить, изумляя мир и всех остальных не гениев. Им дано такое счастье. Порадуемся за них.
   Но и остальным тоже хочется. Это осеннее томление засасывает их в «Болдинскую осень», в желание сделать, как он. Может, получится, а? Вот лист бумаги, вот тихая комната и падающие листья за окном. Иногда бывают свечи и камин. Ну – сиди и пиши – старайся. Может, придет?
А там уже и зима, где придется грустить со старой няней и сетовать «Выпьем с горя; где же кружка?» И пытаться, и работать, и сетовать. Наверное, и радоваться иногда. Если работаешь – значит что-то получится. Непременно.
   Говорят, что совсем скоро станет понятно, «что же станет с родиной и с нами».
   Говорят, что это надо пережить. Перестрадать. Как взросление и муки роста, как безответную любовь и больничную палату. Как глупые поступки, за которые стыдно всю оставшуюся жизнь. Все надо перетерпеть и получить опыт и умение выстоять в трудную минуту. Не побояться грядущего возможного ужаса и стоять и стоять до конца.
   Если считаешь себя правым. Не справа, а правым. В смысле истины и опыта. В смысле знаний и умений. В смысле правоты воспитания и убеждений. То, что нельзя отдать недостойным людям. А можно передать лишь тем, кто тебе дорог и понимает, за что можно страдать и даже пропадать, если нужно.
   И как бы тебя не склоняли и не искушали отступить – поддаваться нельзя. Предав кого-то или что-то, ты предаешь себя, своих детей. Им уже не придется тебя уважать. Хотя они будут тебя любить, но это будет другое. Это будет любовь к родному, но павшему. Тому, кто не смог.
   Такое бывает. Но этого так не хочется пережить самому. И не пожелаешь никому. Уж лучше пропасть и сгинуть. Что там! Вот ты был, был, был, был… И что потом? Вспомнят?
   А линия – она останется. И красота, и цветы, и музыка. Листья останутся. Они будут падать и падать, каждую осень. Даже если тебя не будет. И гении будут вдыхать их аромат и верить в красоту и сочинять великое и вечное. Все остальные будут их ревновать. И так каждый год, снова и снова.
   Да и ладно! И пусть!
   А вот гении не ревнуют. Им не к кому ревновать. Выше них только Бог, а к нему не ревнуют.