Без касаний
Прелюдия
В этом мире существуют обычные вещи, которые мы видим каждый день, но уникальность которых совершенно не замечаем. Очень часто ищем что-то далеко-далеко и где-то, когда-то. А оно находится очень близко, или даже в нас самих.
Вот, например, осенняя лужа. Грязная и не очень приятная для прохожих. Особенно для тех, кто, по своей неуклюжести, наступит в эту лужу и промочит, скажем, правую ногу и кусок старенькой джинсовой ткани штанов. И все думают в один голос: «вот дурацкая лужа какая! Видите ли, развалилась тут посреди улицы».
И вот разлеглась эта лужа осенью посреди улицы и лежит. А в этой луже живут микроорганизмы, которые попали в нее из разных частей света. Инфузория-туфелька или насекомые. Тот же муравей, может, будет переправляться через это «море» на маленьком листочке или осколке от коры дуба. А бабочки тоже питаются от этой лужи. Разве бабочки могут вызывать отвержение?
Лежит эта лужа. Но кто-нибудь задумывался о причинах поведения этой лужи?
Вот лежит она. Может, ей грустно? И она уже просто от незнания, как себя вы-плеснуть, кинулась на тротуар: вдруг по ней кто пройдет? Нет! Все, как будто специально проходят мимо. И лужа лежит, мечтает, что кто-нибудь ею не побрезгует и про-бежит по ней…Что кому-то все-таки не все равно. Что есть люди, обращающие свое внимание на нее. Что она не одна касается этой земли, несмотря на то, что многие де-лают вид, как будто только она одна лежит там. Только она одна.
…Человек поправляет кепку. И ему не понятно, правильно ли она сидит на нем или нет? Он смотрится в лужу и поправляет ее так, как надо.
…Простой рабочий смачивает кусочек тряпочки, чтобы протереть ботинок, когда выходит со стройки.
…Бездомная собака утоляет свою жажду в питье, благодаря этой луже, развалившейся посреди сквера.
…Знаете ли, те же бомжи, умирающие с голоду, тоже пьют эту грязную воду из лужи.
…Сколько мелочей в одной только луже. Сколько важных мелочей.
Лужа лежит напротив девятиэтажного дома. Вот кто-то из окна бросает окурок сигареты. Тот попадает прямо в лужу. Сигарету курил какой-то старый человек. Он живет один в маленькой комнате. Живет на пенсию. А, может, ему кто-то помогает с финансами, как знать. Он живет под крышей. На девятом. Под старой серой шиферной крышей. Кривой, с пятнами помета птиц. Местами треснутой. Местами выгоревшей со временем от солнца. Местами почерневшей. И ветхой, скрипящей, когда дуют сильные осенние ветра. Гвозди уже наполовину вылезли, но продолжают старательно держать эту махину. Впрочем, и у этой непоколебимой стабильности уже были потери. Новенькая шиферина затесалась среди ветеранов.
Крышу мотает октябрьским ветром. Она стучит ночью, когда почему то не спит старик. Стучит и гудит. Чем-то напоминает горн. Или даже звук поющей чаши.
Старик и крыша вместе не спят. Он чувствует себя не одиноко. Хотя, кто знает и кому какое дело, как он себя чувствует! Нас это не касается.
Ветер усиливается. Где-то неподалеку растет ива. Весьма изящное дерево, тонкая натура. Чем-то напоминает Пьеро из «Буратино». С нее сорвался один листочек. Ветром его случайно занесло на нашу крышу. Он застрял на этой крыше. Может, она стала его могилой? Что ж, не самый худший вариант погребения. Место под солнцем.
Ветер усиливается. Небо дает о себе знать. И дает о себе знать громко. Тучи скапливаются в стаи, чернеют, гремят и разгоняют стаи птиц. Потихоньку о крышу начина-ют разбиваться капли дождя. Крыша мокнет и становится темнее. Мокрый цвет крыши. Почему-то чувствуется запах свежести. Приятный, как промокшие от дождя пеньки.
И вот уже после дождя. Запах. Ни с чем не сравнимый, вдохновенный. По крыше начинают стекать маленькие ручейки чистой воды. Она испарилась где-то на озере Бай-кал и попала на эту крышу. Вы можете себе только представить, чтобы по обычной крыше девятиэтажного дома, который находится в тысячах километров от этого озера, где-то на юге, текла чистая озерная вода? Ведь это может быть.
Так вот одна из этих речек подобрала ивовый лист и он стёк с крыши. Ветер снова сыграл злую шутку – листок упал прямо в лужу. В луже теперь плавает листок, недавно умерший, побывавший на крыше и омытый чистой водой Байкала. Он плавает вместе с окурком там. И маленький, ничего не значащий муравей, тихо проплывет на своем маленьком кораблике мимо. Кстати, через мгновение в лужу наступит неаккуратный балбес. Так случится, что листок прилипнет к его башмаку, и балбес утащит его домой. Не к себе домой, а домой к девушке.
Через семь лет балбес поссорится со своей девушкой, и она заставит его уйти. Все, что сохранится от балбеса в судьбе девушки, так этот тот самый листок. Она положит его в книгу, как закладку. Книга называется «Маленький принц». Но эта тема нас не касается.
…По поводу грязной лужи. Теперь-то понятно, что она состоит из неважно какой, но самой чистейшей воды. Без консервантов и всяких вкусовых добавок. Поэтому ее без страха пьют и собаки и бомжи.
…Дождь перестает капать, и в небе снова появится солнышко. Слышно, как крыша начинает слегка потрескивать. Постепенно она приобретет свой прежний цвет. Серый. Цвет, местами выжженный солнцем. Но следов помета уже нет. По крайней мере, до следующего прилета голубей. Крыша снова пуста.
Лужа начнет испаряться. Она исчезнет, и где-то через час на ее месте останется окурок старика, который сорок девять лет не может бросить курить, хотя обещает себе это каждый день.
Вот и лужи след простыл.
…Подул легкий ветер. Крыша снова начинает стучать и гудеть. И снова слышен звук чаши.
Вот по улице идет самый важный человек в мире. Имен в этой жизни у него много: муж, Евгений, аристократ двадцать первого века, деловая колбаса, заместитель директора филиала банка, брат, двоюродный брат, козел и, может быть, есть еще какие-то, но мне они не известны.
По поводу козла скажу, что так его называет его теща. Конечно, банально, но есть причина. Причем причина, по которой она его называет козлом, а иногда тупым козлом (видимо в этой кармической жизни у нее серьезная работа с генеалогическим древом козлов) совсем ее не должна касаться.
Дело в том, что с его работой, он приходит к молоденькой жене только к ночи. Спит, ест, выполняет супружеский долг, а утром на работу. «Вот тебе на! - сказала теща, когда пожила с ними одну недельку – Ни кофе тебе в постель, козел, не принесет, ни пылинки нигде, козел, не протрет, ни посуды помыть, ничего! Да как ты с этим козлом-то живешь! С тупым козлом!» Жена, конечно, одернула маму от красноречия только в конце ее повести, но пригрозила ей серьезной ссорой. Кстати, во время утреннего разбора генеалогического древа козлов, муж наливал кипяток в кружку с кофе и слушал это, как утренние новости. Как еще теща не побоялась, что этот кофе он… Ну и так понятно. А, впрочем, его личная и не личная жизнь нас не касается вообще-то.
Так вот, Евгений, шел по улице и разговаривал по телефону с женой. Он был рас-строен потерей потенциального клиента и переживал, что это отдалит его от следую-щей ступеньки карьерной лестницы. Жена старалась ему помочь духовно, но это не очень помогало, т. к. на заднем плане в трубке отчетливо звучало несколько раз слово «Козел». Эта деловая колбаса проходила рядом с сосной и случайно поцарапала себе шею. Этот непристойный поступок совсем доконал колбасу! Аристократ двадцать первого века остановился, посмотрел на ветку, которая его поцарапался, и что-то очень нескладное, громкого и матерное высказал ей прямо в иголки: «...растете, …знает где, …чтоб вас срубили».
Жена повесила трубку. Сделала она это потому, что поставила телефон на громкую связь, и все в доме, а это она и ее мама, приняли это на свой счет, т. к. адресована его речь была им – иголкам.
Больше этого брата мы не увидим.
На концах иголок остались маленькие частички кожи этого человека. Наш друг ветер (вскоре вы познакомитесь с ним поближе) обнял дерево, и частички кожи упали не землю. Удивительное испытание иметь свойство падать.
В нашей старой девятиэтажке есть расщелина. Там в глубоких проходах живет семья тараканов. У одной пары скоро появятся дети. Они любят друг друга: не злятся, не привязываются, доверяют.
Супруг решил сделать очередную вылазку на улицу. Он бежал среди людских ног проворно и быстро. Останавливаться опасно в таких местах – задавят. Интересный факт: тараканы с легкостью готовы пережить ядерный взрыв (как это довелось пра- пра-пра-пра-пра-пра… дедушке нашего таракана). Но их с легкостью можно раздавить ногой.
Поэтому таракану нужно было поскорее найти что-то съестное и принести семье. Долго не мог он найти ничего толкового, пока не набрел на частички кожи Евгения. Он долго принюхивался к ним и решил, непременно, принести семье. Он снова бежал сквозь ноги, видел знакомого муравья, немного с ним о чем-то поговорил и побежал дальше. Когда он прибежал в свое подземелье, то супруга была удивлена его находкой, однако козлом тупым его не называла никогда, но на ее усиках передался вопрос и тараканье удивление. Когда у них появились маленькие таракашки, то первое, что они вдохнули в себя – это был запах кожи того человечка. Впоследствии целое поколение тараканов будет жить с этим запахом. Для них будет пахнуть так целый мир до конца их дней. Целое поколение будет жить в этом мире, исходя из запаха этого человека, только из запаха.
И он даже не подозревает о том, что стал кому-то целым непонятным и необъятным миром.
Представляю, какого это, быть запахом…
Вечный этюд муравьев
Два муравья. Одна семечка подсолнуха. Думаете, ну и что? Было бы и вправду «ну и что», если бы эти муравьи не были из двух давно враждующий семейств: красного и черного. И при этом были одинакового класса - элитных ЖБР (желудочки быстрого реагирования), что считается самым почитаемым и страшным званием в муравьином королевстве.
В этом отряде только лучшие специалисты по поиску пищи, за один рабочий день такой желудочек может принести еды, примерно, на пятьсот дней на три с половиной тысячи муравьев. Причем очень важно было сделать суточную норму – иначе прощай работа. Иначе начнут помирать из-за нехватки пищи, так тут еще и похоронить надо, а это время занимает не малое, да потом когда идти пищу искать? Опять у гусениц занимать? Так уже занимали, да пожалели об этом сто муравьиных жизней, как приползут, знаешь ли, как начнут требовать еды обратно, да все им мало! Якобы они больше отдавали! Хотя насекомые всегда отличались высокой развитостью как социальной, так и духовной, но бывают, иногда, случаи, когда даже самое интеллигентное насекомое может что-то выкинуть.
Так и произошло в один из солнечных деньков, когда рот (так звали гусениц за их вечное «прожорство») приполз за своей обещанной едой. Долго говорили, да все вежливо, пока один из муравьев не послал гусеницу на пять букв, а именно в кокон. После этого рот больше никогда не просил еды, ибо был обижен на их хамство.
Вернемся к ЖБР. Они стояли напротив друг друга. Хотя еды было много, но это уже было дело принципа. Так сказать, решили усами помериться. Они двинулись к семечку. Красный успел первым ее зацепить и направился в сторону своей норы. Черный гнался за ним, лавирую между камнями и ногами и догонял его. Когда Красный забирался на большой камень, то уронил семечко, которое тут же подхватил Черный. Эстафета перешла на черную сторону. Черный же решил стратегически выиграть дело: перейти через дорогу смерти, где люди ездят в изоляционных коробках. Он хорошо знал одну тропинку – там его бы не задавили. Красный смекнул в чем дело, но он даже не испугался, т. к. был подготовлен к любым ситуациям!
Черный успел добраться до дороги. Он бежал по своей тропинке. Увидев яму, желудочек понял, что прошел уже тридцать процентов пути. До следующей ямы еще три минуты и надо было гнать изо всех сил. Но силы покидали его. И Красный уже цеплялся за его ноги. Началась схватка. Дорога была только на одного, а значит надо было ко-го-то выпихивать в зону портала в следующую жизнь. Они бежали бок о бок, толкая друг друга в стороны. Оба понимали, что бой на смерть. Но дело было в принципах! Отступать никто не хотел. Красный и Черный бежали в зоне следующей жизни, как вдруг семечка в процессе боя выпала за барьер. Оба тут же побежали за ней. Семечка прилипла к человеческой слизи. Они тащили ее с двух сторон и уже просто пытались вырвать ее друг у друга. Красный увидел вдалеке колесо смерти. Нужно было принимать решение. Сохранить честь перед своим народом и стать героем посмертно, либо выжить трусом и жить. Он отпустил семечко и стал бежать к тропе, но черный почему-то не двигался. Он был в слизи и не мог выбрать с семечкой, а бросить – не царское это дело! Красный кричал ему, чтобы тот отпустил и бежал к тропе, но тот упирался, стараясь вытянуть семечко. Красный смотрел на колеса, тропинку, муравья. Вдруг все в его глазах остановилось: люди, колеса, муравей. Даже ветер застыл. Рядом с ним только слегка двигались маленькие белые пылинки, как мелкая стружка снега. Надо было выбирать здесь и сейчас, что предпринять? «Рот всех нас пожри», - сказал он и побежал спасать Черного. Он встал сзади и начал толкать его вперед. Получилось! Но время было потеряно безвозвратно. Их задавили.
Если бы они помнили, что каждая секунда – последняя, то, возможно, бы они не допустили бы этого, но, что сделано – то сделано. Прошлое в прошлом, будущее еще не наступило.
Что же касается муравьев, то я не знаю, что с ними стало в будущей жизни. Но уверен могу быть только в том и то, частично, что они встретятся для решения общих проблем.
Где-то снова осень…
Наступающая осень принесла прохладу молодого ветра. Новые мысли. Чистый свет.
Но еще с ее наступлением умер старик, который жил под крышей. Вот так внезапно и бесшумно. Он не испытывал мучения. Старик просто перестал дышать. Смерть для него не была открытием, страшной тайной. А чем-то вроде стакана воды, который выпивают по утрам. Он знал, что умрет в этой комнате, под этой крышей, с которой он общался по ночам, когда слышал ее гудения. «Чего гудишь?», - спрашивал он. Они были очень близки с крышей, их судьбы были похожи и связаны. Он что-то у нее спрашивал – она протяжно, скрипя своими шиферными струнами, ему отвечала. Они любили друг друга до высокой шиферной прочности.
В эту ночь старик просто перестал дышать и даже помог смерти забрать его. Когда крыша почувствовала его уход, она треснула всем своим шиферным сердцем от боли, и тайный ветер, что жил между стариком и крышей, связывающий их с друг другом, пребывая в этой жизни посредником между ними, вырвался наружу и растворился в других мирах. Жители дома слышали звук подобный гудению корабля, находящегося глубоко под землей. Земля дрогнула…
Трещина прошла ровно посередине и разделила ее на две части. Крыша долго не могла поверить в то, что случилось.
Партия с ветром Бора
В этот день испортилась погода. Хотя по поводу слова «испортилась» можно еще поспорить. Это из той серии, что хорошо, что плохо. В общем, бессмысленная софистика, которая на хрен никому не нужна. Например, водителю троллейбуса. Вы представь-те, едет за рулем женщина лет сорока пяти, возит бабушек с проездными билетами да пьяных мужиков. Ну еще, может, деток с проездными. Так вот. Только трогается с остановки, а двери не закрывает. Берет рубку и говорит: «следующая остановка – начало бесконечности». А бабушка, которой надо выйти на аптеке станет непонятно, дескать, «где же моя хата, что с краю?!». «Магазин что ли открыли новый « начало бесконечности?», - подумает она. Так и решит, что послышалось ей на старости лет. Тут она скажет водителю, что «вы, милая, двери-то не закрыли», на что ей троллейбусный софист ответит: «Так видите это вы. Открытые двери для кого-то все равно будут отображаться в сознании закрытыми. И совсем неважно, открытые они вовне или нет, важно – открыты ли они в вас самих» Вы можете себе представить, что будет твориться в мозгу и сердце у бабушки? Да-да. Тут, кстати, она упомянет Иисуса Христа, перекрестится, да еще и черта вспомнит. В общем, реакция будет скучной и совсем не странной, если вы в России.
Так что то, что пошел дождь с грозой, это не означает, что погода испортилась. Это все равно, что назвать обычное стекло, например, словом «странное». Странный дом. Странное дерево. Странный ноутбук. Странный палец на ноге. Или странная оса. Как можно употреблять это слово вообще? Странно… Шутка. Вам не интересно?
Дождь. Большими каплями. Свежесть. Вдох. Легкие наполнены кислородом. Молодым ветром. Искрой. Желанием. Вдохновением. Пониманием. Счастьем. Выдох.
По крыше текут струйки воды, испарившейся в чьем-то чайнике, вода, что ушла в мир иной, когда маленькая девочка в голубом платье разлила ее в парке. Вода, она по-всюду.
Крыше было холодно. Шифер дрожал. Рвался сорваться совсем, но ветераны держали его еще крепко. Стойко! Она гудела. Гудела. Как же ей его не хватало! «Больше его нет», - скрипела она.
За облаками вспыхивали белые вспышки. Может, Бог устроил фотоссесию? Хотя, какой в этом смысл, если вся пленка будет засвечена?
Вспышка за вспышкой. Удар молнии. Снова вспышки. Дождь. Крыша.
Крыша заплакала! Как плакало небо в этот день. Она гудела, вибрировала своими шиферными изъянами, стонала, как стонет женщина. Трескалась, ломалась. Кричала и звала старика, умирая от тоски по нему. Но он не приходил. И не придет. И крыша это знала. Так прошел день. Иногда к ней прилетал ее знакомый ветер, по имени Бора, спрашивал, как она. Обдувал ее легким воздухом, суша ее мокрое тело. Говорил с ней. Рассказывал о других крышах.
- Не тоскуй по нему. Он чувствует, что ты его зовешь. Если он обернется, то ему придется вернуться. Но возвращаться – незавидная участь, когда возвращаешься к повторному несчастью. Пусть он идет дальше. Не зови его.
- Знаю. Ты прав, Бора, - отвечала она ему, - но я так любила его, что не могу сейчас отпустить его из сердца. Не могу.
- Ты и не отпускай, просто храни его в себе, тогда поймешь, что страдания – это вредная привычка.
- Откуда ты такой умный взялся? – шутливо спросила крыша.
- Это было всегда. Еще тогда, когда рождалось солнце, бесконечная ткань мира…
- Бора, Бора, это шутка была! Не понимаешь ты ничего! – хихикая оборвала его крыша.
- Ты же знаешь, мне неведомо чувство юмора. В юморе я вижу одну и туже мудрость, что и в мудрости, где я вижу только мудрость. Обобщая, я вижу… Извини, у меня другие пределы, - абсолютно спокойно и гармонично ответил ветер.
- Да, хорошо быть ветром. Унес бы ты меня отсюда…
- Не мне тебя уносить из этого мира, извини… Мне только разрешили побыть рядом.
- Я люблю тебя, Бора, - дрогнув, сказала крыша.
- Знаю. Но мне…
- Неведомо такое чувство… – закончила крыша.
- Ты становишься мудрее!
- Это факт или просто комплимент?
- Факт. Комплимент.
- Комплимент – тоже проекции наших чувств, поэтому ветру неведомы комплименты. – Победно заключила крыша.
- Правильно, - удивленно и задумчиво ответил ветер, не понимая, что крыша подшучивает над ним. Но крыша и не думала останавливаться! Ей нравились занудности хорошего друга!
- Бора, скажи, а что такое мудрость?
- Мудрость - это…
- Нет, нет, стой. Ты мне только не словами, а действиями. Расскажи мне о ней, не говоря ничего. Используй те способности, которыми ты обладаешь. Ветер замолчал.
–Бора? Бора? Ты здесь, Бора?
Напрасно крыша звала его. От Боры уже и свист простыл. Что поделаешь, надо было вовремя отвечать.
Слово, - не воробей. Вылетит, - не поймаешь.
Но пристрелить можно
Через пару тройку дней крыша уже отпустила того дедушку. Хотя дальше собственного шиферного сердца она это не сделала. Ну и правильно вообще-то поступает крыша! Приятно думать, что есть все-таки еще в этом мире крыши, которые думают и делают. Все как надо!
И вот крыша парится под осенним солнышком, потягивается и вздыхает каменной грудью. И вдруг начинает ржать, как конь! Это по ее телу запрыгал воробей, который, сам того нехотя, щекотал ее ребрышки.
Крыша стала счастлива от этих соприкосновений. Она смеялась так, как смеялся бы полный и добрый человек, если бы его щекотал малыш или любимая девушка. Или любимый мужчина. И ей это безумно нравилось. Вам не интересно?
Но когда воробей начал клевать зернышки, то все доброе и мягкое превратилось в страх и боль, и крыша уже покрикивала со словами: «ой, мама». «Ты чего, эй?». В общем, кажется, запахло горелым.
- Улетай отсюда, давай! – Грозно сказала крыша.
- Сама улетай! – Крикнул воробей так, будто нашел никому не принадлежащий мешок с зерном.
- В каком это смысле? – Спросила крыша, понимая, что это еще то «хамло» прилетело.
- В таком это смысле! – Воробей явно не отличался большим репертуаром эмоциональных красок.
- Ты что, тупой, что ли? – Настороженно, даже очень настороженно спросила крыша.
- Сама тупая! – Снова ответила воробей.
- Елки-палки, - вздохнув сказала крыша.
- Палки-елки! - Видимо, найдя второй мешок с зерном, заключил воробей.
Крыша не знала, что делать дальше. Она решила немного потрястись, чтобы он улетел, но было безуспешно.
Через пару мгновений прилетела голубка. Как воробей переменился. Не мог и глаз оторвать от нее. Так близко красивую птицу он еще не видел. Он так влюбился в нее, что покакал.
- Да ты что, кретин шизофренический, совсем не имеешь стыда? – Закричала крыша.
- Сама ты «кретин шизофренический»! – Открывая Америку, заключил воробей.
- А-а-а! - Закричала крыша.
Голубка клюнула зерно, завалявшееся в трещине.
- Не долби меня! Сожри зерно и лети отсюда на хрен, – крикнула крыша.
- Сама лети отсюда на хрен, – получая Нобелевскую премию, ответила голубка.
- Да вы что, все такие?
- Сама ты «все такие»! - Ответили в один голос птицы.
Простые гаммы
Осень… Почему-то всегда радуешься, когда приходит осень. Это как прийти но-чью домой уставшим после тяжелой работы и лечь в одежде на кровать. Обнять подушку. Сладко потянуться. Улыбнуться. Вздохнуть. И спать, не делая при этом ничего: ни стягивать с себя носки, ни чистить зубы, ни есть. Уснуть, зная, что завтра воскресенье. Не ставить будильников. Не думать о работе. Окунуться в какие-нибудь приятные воспоминания о прошлом и уснуть. А лучше, наверное, и не думать.
Осень, это такое что-то… Необыкновенное. Волшебное. Простое. Это вот утром идешь по городу с кофе, а машин нет. Людей нет. Немного светло. Ни холодно ни жарко. Осень – это лавочки в тихих парках. Листва. Покой. Осень, это как встретить старого друга детства. Осень, это как будто у тебя не умирала мама. Осень – это все оживляется в груди. Рождается все ушедшее и забытое. И ты снова летишь. Снова дышишь. Любишь. Помнишь. Сгораешь. Оживаешь. Благодаришь.
Осень – это первое знакомство крыши с тем человеком, что жил под ней… Осенью прилетает старый добрый ветер, имя которого уже давно забыто. Да и оно не нужно уже… Просто хочется вдыхать его и запоминать. И крыша знает это. Она всегда знает.
Дожди. Зонтики.
Дыши…
Ну что-то грустно пошло-поехало. На самом деле, если вы загрустили, то вы должны срочно-пресрочно улыбнуться и написать, и позвонить всем, кого вы любите! Люди умирают каждый день, что с этим поделаешь! Помните о живых, и о том, что они вас любят, даже если ненавидят. Давайте не будем зря проживать эту жизнь! Давайте поступать правильно! Звоните. Пишите. Кричите. Может, вам захочется бросить все и уехать к отцу или матери, или сестре, или другу. Или к дедушке. Или к бабушке. Или к любимому огоньку. Греющему огоньку. Очень просто можно изменить свою жизнь, если вы начнете день с того, что обнимите человека. Ему это нужно! Ему это важно!
А крыша смотрит в небо, которое ей кривляется. Ну, как кривляется? Вот захотелось небу быть таким цветом, как и крыша, вот и стало им… А крыша смотрит и не может понять, что происходит? То ли зеркало какое, то ли вода начала падать вверх… не-понятно! А небо смеется на нее! Ну да, хорошо быть облаками! Плывешь себе куда вздумается, принимаешь форму и цвет чего вздумается… И никогда не повторяешься. Кто еще откажется от такого удовольствия!
Листья начали падать на крышу. Нет-нет, не на землю, а на крышу. Крыше это нравится. Она всегда была модницей-сковородницей. Это вот до побрякушек всяких она мастер на все шиферные изгибы. Да и немного теплее…
- Здравствуйте…- Сказал культурно и вежливо кленовый лист.
- Здравствуйте, - ответила тем же тоном крыша.
- Можно ли мне прилечь здесь у Вас? – Снова вежливо спросил лист.
- Прошу… - Ответила дружелюбно крыша.
- Благодарю Вас… - кивнул бочком лист.
- Вам, может, перелететь немного ближе к центру? А то близко к краю лежите, упасть можете! – Позаботилась крыша.
- Спасибо. Стеснялся просить о большем. Но мне было бы безопаснее ближе к коньку, спасибо! – Ответил лист, и тут же его подхватил ветер и перенес поближе.
- Как думаете, мистер Дождь, сегодня опять соизволит спуститься с небес на землю? – Спросила крыша.
- Не могу знать точно, но рискну предположить, что все знаки для этого уже были нам даны.
- Это да… - Грустно сказала крыша.
- Вы грустите? – Спросил бесхозяйный лист.
- Да. Три месяца уже не виделись…
- Да, понимаю. Без него не то всё.
- Но он уже скоро будет. Совсем.
- А потом снова испарится.
- Ага.
- Вы не против, если рядом со мной прилягут мои друзья? – Они совсем скоро уже оторвутся.
- Да, конечно, я вам всегда была рада.
- Спасибо вам! Вы нас всегда греете. Спасибо.
Верхнее «Ля» субконтроктавы. Если оно есть
Что самое главное? Карьера? Семья? Самореализация? Легализация таланта? Или все вместе? А, может быть, самое главное в жизни – это увеличение нашего эгоизма и неведения? Реализация – что это, эгоизм или добродетели? Что является глубинным корнем всех жизненных обстоятельств? Конечно, это может быть кому-то скучным и неинтересным. И в такой умозаключительной системе знаний все будет логично и понятно. Но я не скажу о том, что это будет истинным знанием.
Нам всегда хочется куда-то вернуться. В наше детство, когда с нами была наша любимая мама. Туда, где кто-то за нами все время следит и не отпускает. Где мы привязаны и ощущаем надежность, какую-то иллюзорную, но на самом-то деле стабильность. Мы грезим по этому моменту. Но мы должны понимать, что мы испытываем иллюзию.
Мы взрослеем, и чем старше, тем больше ответственности за самих себя, за свои поступки. Надо смириться с этим и жить здесь и сейчас, иначе любое новое событие, которое принесет нам страдание – убьет нас. Мы легко можем с ним не справиться. Каждую секунду мы умираем и приближаемся к следующей ступеньке в нашей жизни. И вместе с нами умирают и наши близкие, и наши враги.
Мы отчетливо помним, как нас будили наши мамы по утрам. Как мы спорили с бабушкой, как понимали друг друга с дедушкой. Или папой, если он у нас был.
Мне надо бы сейчас учиться, зубрить слова песни. Отредактировать задание по речи. Сделать наблюдение по мастерству, но я не буду этого делать по простой причине, сейчас мне важнее другое. Ну точно не это.
Вокруг меня суета, буря. Внутри меня отражение того, что снаружи. Но это тоже не верно, потому что то, что у меня внутри - это отражение того, что снаружи. Покой обретается тогда, когда твое нутро находится в равновесии. Конечно, снаружи может продолжать бушевать буря страданий, но когда ты живешь с бесконечным состраданием к ней, то она перестает тебя страшить, и ты даже находишь в себе силы успокоить ее. Такова истина.
Встаньте перед зеркалом, посмотрите на себя с ног до головы. Взгляните. Ощути-те, что это вы. Что вы в сознании. И скажите себе: «Это тело умирает. И когда-то его перестанут видеть наши знакомые и близкие».
Когда после этого в вас родится сострадание к самому себе – то сделайте то же самое с другими людьми, которые приносят вам какое-либо счастье. А затем и с теми, кто приносит вам страдание. Результаты узнаете сами, если попробуете.
Нет смысла ставить все под какую-то религию, потому что любовь и сострадание - это неотъемлемая сущность человека.
Никогда не поздно. Поздно – это когда никогда.
Осенний лес
Осень. Листья. Грибы. Опята. Белые. Листья.
А ветер? Откуда берется этот ветер? Ну, ведь только осенью, вдруг, он приходит. И ты уже летишь где-то вместе с ним посреди дубов, над речкой. Запах костра. Треск веточек. И этот пар, что выдыхаешь изо рта. Горячая кружка в руках. Твой мир.
Человек.
Один.
А еще сидишь долго там, как вдруг слышишь протяжный, тяжелый гул. Такой, что бывает только в лесах. Скрипы и гулы. Когда уже начинает темнеть, то появляются всякие разные существа. Начинают скрипеть, шуршать, искать что-то. Кажется, что кто-то стоит за деревьями во тьме и смотрит на тебя оттуда. А ты не видишь их. Их много. Они разные. Хотя, можно увидеть их боковым зрением. Если вы понимаете, о чем это.
Красного цвета небо. Как зарево за облаками. Атмосфера на улице, как будто в бордо: людей нет, какие-то заброшенные дома, странновато. Крыша затаилась, предчувствуя что-то глобальное, большое, но непонятно откуда будет это «что-то». Ветер нервозно бросается по улице, не понимая, что происходит. Вдруг люди стали выходить из домов, глядя на ярко-красное небо, которое раскалялось все больше и больше, стран-но гудело при этом.
Стремительное падение. Удар. Разбитое стекло. Дымовой столб. Сигнализация машины. Что это было? Сначала начала подать какая-то черная смесь, похожая на снег, а затем небо прогремело, и на землю посыпались сотни горячих углей, раскалённых до-нельзя, разбивая крыши, дома, головы людей, животных, растения. Люди бегали и метались в панике от ужаса, от неизвестного никому животного страха. Страх неизбежной смерти. Крыша разбивалась вдребезги мимолетно, дыры от угля размножались, как разъяренные муравьи, выбегающие из нор. Осколки шифера падали на землю. Дым заполнял все пространство и уже не видно было, что ждет тебя всего лишь в одном метре: осколок крыши или цвета рубина раскаленная глыба угля. Ветер смотрел на это и не мог ничего поделать, как и всегда и во все времена он не мог ничем помочь. Но температура возрастала и воздух становился все горячее. Постепенно на всем живом стали появляться пятна от ожогов. Люди сгорали в огне. Животные. Растения. Через полчаса вокруг все пылало огнем. Никого больше не было. Ничего. Только пустота. И ветер исчез. Мрак. Солнце перестало светить, оно просто потухло. Как гаснет свет на догоревшей свече. Невесомость. Прах. Пыль. Ничто.
- Тьфу ты, дурак! Попросила рассказать историю перед сном! Теперь вообще не усну, - обиделась крыша на ветер, который ржал, что называется, донельзя от того страха, который испытывала крыша и с каким вниманием и доверием она его слушала.
- Сама, дура. Рассказал ей сказку, могла бы уж и рамки поставить, что, мол, то нельзя, это нельзя. Мне как будто нечего больше делать, как сказки рассказывать. - Брякнул ветер.
- Дуй отсюда, пока при памяти, - шутливо ответила ему крыша.
- А я и дую оттого, что у меня память хорошая, - сказал ветер.
- Ну, тогда склерозику тебе вдогонку.
- А тебе голубей побольше, да чтобы сытых.
- Ну, острослов! Острослов!
- Сейчас как раз косяк из Африки летит неподалеку, дай-ка я им путь покороче подскажу.
- Ну, только попробуй! - Обиженно заявила крыша.
- Ладно, но бойся ты, шучу, - вздохнул ветер.
Увертюра
«Не мешайте умирать, козлы! Ом мани пад ме хум»
Сегодня утром случилась очень приятная ситуация. Один монах, живущий неподалеку от крыши, искал хорошее место для медитации. Но ему все никак не удавалось его найти, как вдруг он заметил это чудное гармоничное здание с крышей, залитой лучами белого света. Он решил забраться на нее и сесть прямо по центру. Так он и сделал. Еле вскарабкавшись на дерево, ему удалось забраться на нее. Балансируя, он добрался до конечной цели и уселся медитировать. Он начал медленно дышать и успокаивать свой ум.
В это же время, в соседнем доме, на том же этаже, на балконе. Внучка с бабушкой стояли на балконе и наблюдали за этим монахом.
- Бабуля, а шо таки делает тот дядя на етой крыше? Чинит?
- Нет, дитя, ето таки йог. Тот, шо медитирует.
- Шо ето меди-тиру-ет?
- А побач. Глядь, ноги перекрестил и стихи горланит.
- А-а-а… А шо он таки именно на крыше?
- А как я то узнаю? Шо ты мне такие каверзные слова задаешь? Я шо, на йога по-хожа, или шо не пойму?
Все в это утро было благоприятно для практики. Как, вдруг, в один из моментов, когда монах почти полностью погрузился в состояния пустоты, у него завибрировал телефон. «О-м-м-м, звонит телеф-о-о-н… Надо было его отключить. Что ж, надо так и сделать», - подумал он. Он стал достать телефон, но тут его укусила какая-то божья тварь. Рука дрогнула, и телефон начал сползать вниз. «Черт… Елки-палки… Ну, ладно, потом подниму, иначе момент упущу», - подумал он.
В это же время, в соседнем доме, на том же этаже, на балконе внучка с бабушкой стояли на балконе и наблюдали за этим монахом.
- Не-е-е, бабуля. Ты мене вот это объясни: а шо таки это есть такое - мудитация?
- Не мудитация, дэбилочка ты мелкая, а медитация. От слова «медь». Это таки в гармонию с миром входит, счастье таки большое питает.
- И шо он таки нервничает тогда?
- А кто его знает? Может-таки сидеть на крыше неудобно?
Монах продолжил погружаться в состояние покоя. Он начал читать мантру, чтобы усилить сосредоточение, как неожиданно ему очень захотелось пить. Горло пересохло настолько, что он не мог издавать горловые вибрации. «Бл***! Мать твою! Да что ж это за на ***!» - Сорвалось с его губ. Но монах остановил себя, открыл глаза и стал рыться в сумке. Достал воду, открыл бутылку, освежился. Затем он увидел, что с балкона за ним наблюдают маленькая девочка с бабушкой. Он хорошенько присмотрелся к ним и мило им улыбнулся, помахав рукой. Ему в ответ тоже помахали рукой.
- Бабуля, смотри. Это таки он нам шо ли лыбится и машет рукой?
- Нам, как видишь. Ну-ка, тоже помаши. Надо таки вежливее быть в других краях.
- Так он шо, не видит, у него сумка сползает это - таки вниз?
- Гляди, и вправду ползет.
«Сука», - взорвался монах. «Что ж за день бл*******. Покой… Так: вдох, выдох… Вдох. Выдох… Бл*** Вдох. Выдох… Тупая крыша! Захотел войти в состояние покоя, бл***. Вдох. Выдох… Ох, сукина крыша. Господи, за что!»
В это же время, в соседнем доме, на том же этаже, на балконе. Внучка с бабушкой стояли на балконе и наблюдали за этим монахом.
- Бабушка, а шо это таки матом кричит шо?
- Это таки негодяй приветливый, смотри-ка, стыд и срам! Совсем шо ли здурел кричать на всю округу матом, тут дети таки тоже живут, придурок! – Кричит бабушка с балкона.
«Покой, покой…», - думает монах. Но монах услышал эти слова бабушки и его снова выбили из состояния медитации. Его лысая голова настолько налилась кровью, что была похожа на разрезанный арбуз. Монах резким движение руки показал со всей мирянинской злостью фак бабушке, но не рассчитав инерцию, его повело вниз. Монах скатился по крыше, как прежде скатились остальные его части, и упал на землю.
В это же время, в соседнем доме, на том же этаже, в квартире. Бабушка звонит в дурдом.
- Алле, это дурдом?
- Да, что у вас случилось?
- Тут один психопат такой, лазит этаки по крышам, и средний палец таки сует?!
- И что?
- Ну, таки я его прокляла! Пожелал с крыши пасть, а он шо? Таки и полетел туда.
- Адрес какой?
Ах, да, сегодня во дворе постелили новый асфальт. Хорошая новость!
Монаха увезли на «скорой» в реанимацию. У него была сломана рука, два ребра и большой палец на левой ноге. Фельдшер также определил сотрясение мозга. Как ни странно, сознания монах не потерял. Когда его доставили в операционную, медсестра по велению врача начала было вводить наркоз, но монах остановил ее:
- Постойте. Не надо химии. А-а-а, как больно (писклявым голосом). Не обращайте внимания (с притворной улыбкой). Мне больно, но боли не существует (еле сдерживая крик). Просто делайте операцию, но без химии. От нее хуже только, это моя просьба, прошу вас (плача)!
- Доктор? – сказала сестра хирургу.
- Вы в своем уме? Без обсуждений! Вводите, - сказал доктор, который по всем своим повадкам смахивал на медведя. На ленивого и тяжелого медведя.
- Нет, я имею право на это! Слышите (повышая тон)? Вы читали Конституцию РФ (крича)? Ах, бл***, как ху*** (шепотом). Вы читали (со всей патриотической гордо-стью) ? Я - читал (с успокоением)! Ничего! Я погружусь в ничто и не буду чувствовать боли (уравновешенно), просто дайте вдохнуть. Вдох, выдох (совсем умиротворенно).
- Вот упертый. Ладно, делаем как хочет. Терпи, дурак. Сестра, перетяните правую руку на два сантиметра выше перелома.
Сестра хотела было перевязывать руку, но как только дотронулась до нее, больному стало больно:
- Сука, больно-о-о-о! А-а-а! - Крикнул монах и ударил левой рукой в щеку мед-сестре. – Дура тупая! Я еще не подышал, как следует!
Доктор взял шприц с наркозом и воткнул монаху в шею:
- Дебил.
Соло скрипки
А вы все сидите в осеннем лесу перед костром. И вспоминаете. А, может, просто смотрите на костер. Без мыслей. Без слов. Или, быть может, вы лежите где-то на кровати, ночь, а за окном идет дождь. И так приятно засыпать только под этот шум. Зато в лесу есть небо. Потолок без границ – истинное счастье. Идет снег, вы стоите на остановке и ждете автобус. А его все нет. А снег идет. Жаль, нельзя сесть в снег и уехать в нем. Хотя, вы проверьте, вдруг можно. А кто-то смотрит телевизор в то время, пока любимые внук или внучка учатся в другом городе на актерском факультете. Все может быть!
…Кто-то танцует в стриптиз-клубе, зарабатывая себе этим на жизнь. А кто-то платит за это, получает удовольствие.
…Кто-то, напившись в общежитии, идет бить морды всем подряд.
…Кто-то на следующий день не проснется. У кого-то умрет родственник. Кто-то пойдет опохмеляться.
…Кто-то пойдет к другу, чтобы посмеяться над тем, как «оторвались этой ночью».
…Кто-то лишится девственности в общажном душе.
…Какой-нибудь первоклассный режиссер снова проснется от ночного кошмара, слез, страхов, боли.
…Какой-нибудь бомж не проснется.
А когда он умрет и свалится на землю, утянутый силой притяжения и стареньким баяном, на котором играл, ему продолжат кидать рубли. Он перестанет дышать. Надолго. И кто-то вдруг остановится и заметит воняющий, никому не нужный труп. Обязательно какой-нибудь смельчак спросит: «Вам, плохо?». Ответа не последует. Вызовут врачей. Труп заберут, будто вытрут тряпкой разбитое яйцо. Сами представьте, как это.
И все «они», вышеперечисленные, обязательно пройдут мимо него. Остается надеяться только на то, что в следующей жизни бомжу хватит мудрости НЕ пройти мимо них, а остановиться. Чтобы кто-нибудь из них не подох от голода, как бездомная собака. Всего лишь от недостатка еды. И не важно, почему этого недостатка не было. Дай мир ему мудрости не быть равнодушным к тем, кто будет страдать в следующей жизни.
«А что, мне его к себе домой забрать что ли?». - Спросите вы. - «Может, это бездомная мафия?». Или: «Денег нет у меня»
Если постараться ответить честно перед собой, то вопросов не останется, а ответ появится. Однако, чтобы ответить на этот вопрос честно, нужны как минимум два критерия: это широко-развитый ум и сострадание-любовь. Конечно, если вы даже еще на эти понятия не ответили, что говорить об остальном? В ход пойдут стандартные умозаключительные конструкции: «У каждого своя правда» и т.п. «Что ж, не в этой жизни, так в следующей». - Отвечу я. Ведь каждый развит в меру своих возможностей. Поэтому, если кто-то что-то не понимает, то это карма, и как сказал один музыкант: «Против нее не попрешь!»
Воспоминания грызут полушария
Пробуждение. Крыша сегодня выспалась. Хорошо ей.
- Да. Ну и сон приснился, все этот ветер. Кстати, о нем, где его черти носят? Может, постонать? Вдруг, примчится? А-а-а.
- Ты чего?
- Да ничего…
- Плохой сон приснился? Ты какая-то серая.
- У тебя вообще цвета нет! Пристал. Серая, серая…
- Понятно, у тебя опять жуки под тобой ползают что ли?
- Нет, просто устала.
- Устала - от чего?
- Надоело.
- Надоело. Что?
- Скучаю.
- Скучаешь - по кому?
- По старику своему, - затрещала крыша.
- Эй, ты чего, тише, тише.
- Мне его не хватает!
- Прекрати, а то треснешь!
- Да я и так уже в трещинах вся. Но как же так.
- Так, подожди, тебе нужно охладиться, сейчас, я быстро, на Аляску и обратно, жди (прошло три минуты).
- Вот…
- Ух, ой-ой, холодно,- стуча шиферинами, говорила крыша.
- Так легче?
- Легче. Спасибо тебе. Спасибо. Если бы не ты… Ну, что там на Аляске?
- Моржи, пингвины, водопад. Узнал одного из них. Кольку-негодяя. Когда-то жил в соседнем дворе века два назад. Так вот назвал он одного слугу пингвином. Вот, реинкарнировал пингвином на Аляске, яйца там откладывает. Ох уж эта причинно-следственная связь. Хе-хе.
- Да, бедолага. Знаешь, я вот съехать решила.
- Съехать? Да. Смешно слышать это от крыши.
- А что тут такого?
- Слышала выражение: «Крыша съехала»?
- Нет.
- Понял, не бери в голову.
- Что не брать?
- Всё, забей.
- Что ты говоришь, я не могу понять!
- О-о. Ничего, просто расскажи мне про твою поездку.
- Да хочу на пару кварталов ниже съехать и поселиться в многоэтажке.
- Стоп, но там уже постелили крышу?
- Я не помешаю, думаю, уживемся. Все равно всем крышам в мире одиноко и скучно, знаю, что мне только рады будут.
- Да уж, а если не будут?
- Поеду обратно.
- Подвижная ты, смотрю.
- Как иначе? Нам, крышам, нелегко жить. Нелегко.
- Что это у тебя там на асфальте за пятна крови?
- Да один чудак упал сегодня с меня. Залез сюда, чтобы по телефону поговорить, да воды попить, а потом стал так рассматривать свой средний палец, что, видимо, засмотрелся и упал… Жаль его. Очень. Кстати, ты еще не знакомился с новым асфальтом, который постели?
- Да нет, надо бы.
Диагноз
- Ах, хорошо. Мда… Хорош, хорош! Гладкий, чистый, рельефа нет, м-м-м. Красавец. Свеженький. Я хорош. Эх, нет возможности поцеловать себя, жаль, а так хочется. Эй, человек, человек? А ну это, чмокни меня, а? Губами? Ну, потрись об меня, а? Черт, не понимает меня.
- Здравствуйте! – Сказал Бора.
- А? Что? Кто здесь?
- Я, разве не видишь?
- Кто? Нет, не вижу!
- Ах, да, забыл, ветра же не увидеть. М-м-м.
- Кого не видно?
- Ветра.
- А где он?
- Перед тобой.
- Не вижу.
- Его нельзя увидеть.
- А-а-а.
- Я к вам прилетел познакомиться.
- А, ну можно, че, меня Игорь зовут. По крайней мере, так звали моего отца.
- Очень приятно. Меня Бора. А причем тут отец?
- Ну меня зовут, как и моего отца. Я сам так себя назвал.
- Понятно. Как вам тут лежится на новом месте?
- Хорошо, спасибо. Вот любуюсь своей укладкой. Спасибо правительству нашему замечательному, что стелют меня теперь везде. Меня и моих братьев.
- Ух ты, что ж, скажите, и что же вы думаете о главе нашего политического аппарата и его команде?
- Так, я думаю, что они все последние коррупционеры и взяточники. Их расстреливать надо. Уроды, сволочи, свиньи, разграбили страну.
- Да. И даже асфальт о том же. Вы хотя бы фамилию знаете главы, новорожденный, вы наш?
- Агутин. А нет, Рудин. М-м, постой. Бунин, да, точно. Привет.
- Э-э-э… Что?
- Привет.
- Привет, - с недоумением ответил ветер, - мы же здоровались?
- Когда? Не помню, меня Игорь зовут. А ты где?
- А меня… здесь, – все еще с недоумением отвечал ветер.
- А почему я тебя не вижу? А да, точно, ты же ветер! Стоп, может, Пупкин? Да? Такая фамилия у президента? Извини у меня склероз. Кстати, я не сказал, я ведь еще и экстрасенс. У меня две болезни. Привет, меня Игорь зовут. Губкин! Вспомнил!
- Пожалуй, в другой раз пообщаемся.
Партия органа.
Любые встречи заканчиваются расставанием
Когда-то давным-давно ветер Бора был человеком. Да, это именно так. Говорят, что он рождался человеком только первый и последний раз, после чего реинкарнивал или каким другим способом стал навсегда ветром. Это было очень давно. Он был двадцатилетним юношей, жившим в одной индийской семье. Он очень любил своих родителей и всячески простирался перед ними. Он был красивым высоким индейцем, с загорелым цветом кожи, большими орлиными глазами и шелковистой кожей. Конечно, все красавицы были его. Его так же звали Борой. Но его мама и папа страдали от нищеты, процветавшей в тех краях, они плакали, страдали от голода и уже умирали. Были засухи, жара, поэтому нечего было выращивать. Однажды, Бора шел по пустыне, унывая от жары. Он вспомнил страдания своих родителей и в нем появилось такое большое сострадания к ним, что он упал на колени и взмолился этому миру. «Мир, живые и неживые духи, великие и низкие, молю вас, даруйте мне способность ветра, чтобы я смог найти дождливые облака и привести их в наши края, мне очень больно смотреть на родителей, я чувствую их страдания, прошу вас, заберите мою жизнь, но не отнимайте их. » Тогда случилось настоящее чудо, вдруг, вокруг него образовалась буря, которая захватила его унесла высоко в небо. Спустя каких-то десять минут пошел дождь. С тех пор Бора обрел способность превращаться из человека в ветер в любой момент, в который ему захочется. Но было одно условие, которое ему было дано – у него не может быть дома, и он должен будет всегда куда-то идти или лететь, как ему пожелается. Боре пришлось уйти из дому и скитаться по миру. Он никогда не покидал своих родителей и всегда следил за тем, чтобы они жили без голода. Бора прожил шестьдесят три года и умер в облике человека. С тех пор он обрел вечное тонкое тело ветра и стал знаменитым ветром Бора.
…Бора часто прилетает на могилы своих родителей. Сметает там пыль. Расчищает от веточек, которые случайно занесло другими ветрами. И льёт дождь, чтобы пропитывалась земля, и на ней росли трава и цветы.
Вот бы нам так же прилетать к нашим мамам, как этот ветер. Вот бы нам так любить! Хотя, что говорить, если порой лень при жизни набрать в телефоне и просто услышать ее голос, который когда-нибудь замолчит навсегда, и вы больше не услышите родных вибраций. Не услышишь больше ее. Какой бы она ни была – она родная мама. Мама. Любимая, мама! Мы столько теряем неосмысленно, не понимая, что то, что есть сейчас - больше не повторится, будет другое, но не это. Здесь и сейчас. Жить здесь и сейчас.
За всю свою долгую жизнь Бора повстречал на своем пути многих существ, людей, много событий ему удалось увидеть: от рождения Шекспира до смерти Гитлера. Он видел юного Моцарта, он плавал на одном корабле с морским дьяволом Эдвардом Тэтчем. И сколько только ему не пришлось повидать людских и не людских страданий! И все также страдало его невидимое сердце от несчастий и бед, что творят люди. Все та же любовь в его сущности, все тоже сострадание. У него никогда не было друзей, за исключением крыши. Той, что понимает его без слов и мыслей. Просто чувствует.
Конечно, везде не преуспеешь, но на больших войнах он всегда присутствовал, и невидимой рукой уводил снаряды и пули от человека. «Зачем? Зачем вы убиваете себя?». – Думал он. – «Зачем я пью? Зачем я обманываю? Зачем? Неужели это приносит счастье? Неужели я хочу страдать? Зачем я злюсь? Зачем убиваю? Это не приносит счастья. Это больно. Это непоправимо.».
Ночной бред Боры:
*
«Ламрим» у сердца:
Правда - ложь!
В моей руке
Рассвет и нож.
*
Все готово. Одежонка в будду,
Да возьму и колокольчик - книгу.
Все забыто. Не буду
Возвращаться, извиняться – хватит!
Я больше не мальчик…
Все остались… И маменька где ты?
По земле так холодной в бреду
Все мои жизни… Не плачут
Над живым человеком – пылью!
А надо бы, надо…
…Благовония помогают дышать. Я иногда смотрю на этот пепел и дым. На раскалённую полосочку, и вдруг дым превращается в картинки, картинки в слова. Я вижу лица людей, которых не видел многие годы. Но я их помню. Помню в груди. У меня, словно, открывается второе дыхание, как будто я начал все с нуля. Но если начинаешь с нуля, то значит все сводится к нулю? Разве не так? Тогда, если я начал с жизни, то все идет по делителю жизнь? Неважно какое делимое, если все делится на жизнь. Если все есть ноль, то все - жизнь, правильно?
…Мы боимся смерти. Но боимся того, чего просто не знаем. Не знаем природу этой смерти. Нам удобно жить в абстракции, что смерть – это вот когда дышать перестаешь и все остальное. Но разве это глубокий анализ? Разве так раскрывается сущность смерти? Нет! Мы не хотим понять ее. Все очень просто. Смерти нет – есть продолжение. Есть миг существования в человеческом теле, а смерть, это как огонь, нагревающий воду, понимаете? Как проводник. Если бы вы хотели знать, вы бы искали. Но вы лишь бежите от этого, думая, что вас, конечно, она не коснется. Однако, нет. «Здравствуйте, я ваша тетя», - скажет она вам.
Рано или поздно придется решать это. Не отвертишься.
Представьте, как вас обдувает ветер Бора. Представьте, и он обязательно даст о себе знать. Вы его почувствуете.
Ветер Бора кружит в горах Тибета, живет в лунгтах и шлет тебе большой-большой привет!
Если вы вдруг почувствовали что-то, что жмет в груди и в горле и вот-вот вырвется наружу, так это слезы. Плакать полезно, особенно когда, вдруг, проводишь работу над ошибками. Не все так печально, вздохните и начните жить с этой секунды так, как не смогли жить годы, десятилетия. В мире все еще есть люди, которые любят вас. Любите и вы их.
- Крыша.
- Чего?
- Спишь?
- Нет, а ты?
- И я.
- Ты чего загрустил?
- Устал жить.
- Бора, тебе что сон приснился?
- Нет.
- Тогда что?
- Я понял, как сильно я тебя люблю, и спасибо миру, что у меня есть такой друг, как ты.
- И я тебя люблю, Бора. И я тебя. Забери меня, Бора. Бора? Опять исчез.
Интервью с треугольником
- Обычно, когда у меня происходит что-то хорошее, я чувствую большой прилив здоровой энергии, стараюсь посылать ее сразу всем своим родным. Знаю, что им становится лучше, - сказал житель норы номер шесть, муравей отряда красных.
- Скажите, Юра, а если вы чувствуете негатив, то как быть в этом случае?
- Ха, ну тогда я просто преобразовываю его в позитив и также шлю.
- А как именно вы это делаете?
- Причина- следственная взаимосвязь!
- Это как?
- Да так. Назову вас дурой, а потом понять не смогу, что так делать нельзя.
- То есть?
- Ну вот смотри, я сейчас веду благоприятную жизнь муравья, у меня складывается отличная надежда на жизнь в человеческом облике, так?
- Так.
- Ну, а сейчас я назову тебя дурой, а сам рожусь опять муравьем, да еще и дураком ко всему прочему, понимаешь? И осознать будет почти невозможно, что я дурак, потому что я дурак, понимаешь?
- Так.
- Ну. Все.
- То есть выхода вообще нет?
- Нет, выход есть, но будет долгим в целые жизни, бесконечные жизни.
- Да…
- Так что, следите за собой, как бы что «случайно» не вышло.
- Скажите, но если вас встретит муравей из другого отряда, и вам будет грозить опасность?
- Бывает.
- Ну а как вы реагировать будите?
- Никак.
- То есть?
- Вы спросили - я ответил.
- Да, но как же реакция?
- Я же сказал, что никак. Разве это не реакция?
- Вы так сложно говорите. Но как же реакцией может быть то, что не является ре-акцией по своему существу?
- Ну как, как?! Да вот так. Я просто не реагирую на собрата, и он не получает от меня никакую энергию, хотя сам ее тратит впустую. Но это тоже реакция, только не такая затратная.
- Вы такой умный, господин Юра!
- Да я-то что? Я просто проживаю эту муравьиную жизнь и все.
- Правда, что эгоизм является сильнейшим ядом для все сущего?
- Правда.
- А почему?
- Потому что из-за него мы находимся в бесконечных страданиях.
- Но ведь ваш внутренний покой и ваше благоприятное жизнепровождение направлено на то, чтобы родится в более высших мирах? То есть это эгоистическое по своей природе желание.
- Господи, ты боже мой!
- Вы нервничаете?
- Да, из-за того, что… Так, ладно. Хух. Вдох - выдох… Сосредоточение на дыхании. Вдох - выдох… Смотрите. Я этого хочу только для того, что приносить счастье гораздо большему количеству живых существ, понимаете? Другому муравью я не отвечу агрессией по той причине, что ему только хуже будет от этого, понимаете? Он забросил мне крючочек и ждет от меня петельки, но я не даю ему эту петельку и обрываю как его неблагоприятные кармические последствия, так и свои. И мы оба быстрее осознаем это, оборвав в самом начале. И в следующей жизни мы, возможно, даже будем друзьями, либо никогда не встретимся, так как наша кармическая задача была выполнена на этом уровне понимаете?
- Хм. Но…
- Да что но? Выслушайте. Вот бы берете у меня интервью, думаете, что это просто так что ли? Думаете, это ваша работа, это случайность – наша встреча? Я вам скажу – нет! Нет, я конечно, понимаю, что вам повезло с реинкарнацей тела и вы очень красивая бабочка, имеющая неплохую репутацию среди своего круга, но скажите, неужели вы думаете, что ваше тело будет всегда? Нет! Но вы живете в теле благоприятном для следующего высшего рождения, понимаете?
- Понимаю.
- Следовательно, надо жить правильно.
- А как это? Неужели так, как советуют другие?
- Нет, правильно перед собой, как советует ваша истинная природа, понимаете?
- Вы такой умный.
- Вы же наверняка не догадываетесь о том, что две жизни назад вы были должны три грамма зерна, и одну виноградную косточку?
- Да?
- Да-да, именно так.
- Ох, извините, я…
- Да что извините, надо долги отдавать, понимаете? «Извини» в карман не положишь, а если не вернете долг – мы с вами будем еще много раз встречаться в других жизнях.
- Я была бы не против, вы же такой умный.
- Так, а вдруг, я у вас в следующей жизни заберу абсолютно все и вы останетесь ни с чем?
- Тоже вероятно. Пожалуй, долг надо вернуть.
- Об этом не может быть речи - разумеется. И, кстати, еще могу дать совет.
- О, конечно, мудрейший Юра.
(Наклоняется к ней и говорит с простой наивностью и шепотом).
- Лучше дать в два раза больше, понимаете? Чтобы наверняка!
- Да, понимаю, но где же мне раздобыть столько?
- Да где, где? В Караганде. Да и по чем мне знать? Это ваша карма, что вы все меня расспрашиваете, бабочка, Егор?
- Что ж, ладно. Я полечу искать еду.
- Буду ждать долгов, - счастливо сказал муравей и помахал ей лапкой.
Но ни бабочке, ни муравью в этой жизни больше не суждено было встретиться. Бабочку съела ласточка через пять часов после интервью. Это была ласточка, которая когда-то была мухой, которую две жизни назад съела эта же бабочка, но в обличии лягушки.
Амфетамин внутренней свободы
Сегодня пост. Церковный праздник. Священник Сергей Сергеевич встал утром пораньше, чтобы пожарить себе картошки, поставить в духовку курицу. Завтрак был вкусным, да и хотелось, конечно, еще подремать, побродить, что называется, по садам Эдема. Но надо на службу. Как говорится – не в службу, а в дружбу.
Сергей Сергеич вышел на улицу, сел в русскую девяточку и завелся. Его машинка была очень старой, поэтому она немного подпрыгивала, когда ехала. Священник вспоминал свой сон, свои разговоры с богом, всяческие простирания и благословления. По-чему-то один момент никак не укладывался в его голове: Он мутно видит перед собой бога, который улыбается ему и говорит: «Будем!»
Священник встревожен. Он никак не может понять, что же это означало, это «Будем?» Через полчаса он уже был на работе. Он, как обычно, припарковался во дворе, и пошел готовиться к службе. «Народу – дофигище…». - Думал он.
Началась служба. Священники читают молитвы, народ простирается. Вдруг посредине церкви появляется парень. С тележкой, набитой курами гриль. Поначалу все дела-ли вид, что ничем не пахнет, но, к сожалению, слюни текли уже у всех верующих, и даже священник сглотнул. Парень встал посередине храма, развернул целую курочку, стал отламывать жирные куски, запихивать себе в рот. Он ел так аппетитно, что хоте-лось не есть, а жрать. Вдруг, народ стал образовывать вокруг него круг и всячески обзывать его сатаной и грешником. Сергей Сергеич был в напряге. Жрать хотелось всем. Он решил окропить жрущего святой водой.
- Че ты делаешь? Ты лучше курицу освяти, - сказал парень.
Зал ахнул.
- Отче наш... - Начал было священник.
- Да погоди ты! - Мужик стал доставать остальных курочек и бросать их людям. Ловились курочки большие и маленькие, да так ловились, как букетики на свадьбе. Миряне стали принюхиваться к горячему, жирненькому мяску, но волю еще держали в руках, хотя в руках они все-таки держали курицу. Вдруг внимание сосредоточилось на Сергее Сергеиче. Он медленно разворачивал курочку, слюнки на его бороде говорили о том, что утром курицы из духовки он не дождался. Священник отломал ножку и засунул ее себе в рот… Он стал издавать звуки, как при интимном деле – так хотелось есть.
- Бомба… - сказал Сергей Сергеич.
Народ в волнении начал делать тоже самое. Люди, как первобытные обезьянки, изучали вкус этого сочного мяса, и наслаждались здоровой пищей…
- А-а-а, ур-а-а-а-а! Хор, ну-ка русскую народную! Давай «Ра-а-а-аску-у-у-кудрявый, клен кудрявый, лист резной…», - кричал Сергей Сергеич и в один миг все прихожане стали наслаждаться курочкой гриль, кричать от счастья, петь песни, танцевать и веселиться. Кто бы мог подумать, что Сергей Сергеич в прошлом был хорошим гитаристом. Гитару нашли быстро, и священник уже на фоне декораций «Тайной вечери» исполнил «Изгиб гитары желтой»…
В этот самый момент, уже нам знакомый лысый буддист, поднимался по лесенке к храму. Он был перемотан почти с ног до головы. Левая рука в гипсе. Голова перебинтована. Левая нога в том же гипсе, в общем не позавидуешь ему. Что нам нужно знать, так это то, что с тех пор, как он перенес сложнейшие операции, монах решил сменить место регистрации, то есть религию и подался в христианство. Когда он узрел воочию этот праздник, что творился в церкви, он погрузился в шок. Рот его выпал, голова снова стала красной, кровь быстрее забегала по его венам.
- Тв-о-ю ж… - еле проговорил он.
Священник разбивал гитару, сестры доедали курицу. Один дедушка подбежал к нему:
- Добро пожаловать к нам, сын мой. Прошу, сегодня праздник, вот тебе крест!
- Ом шанти, придурок! – огрызнулся монах, выбросил крестик и побежал из церкви.
Случайно подслушанный разговор
- Мне снился Будда.
- И что вы делали?
- Ничего.
- О чем поговорили.
- Да обо всем.
- О чем конкретно?
- Да так, ни о чем конкретно.
- Абстрактно?
- Объективно.
- Плакали?
- Смеялись.
- Прощались?
- Здоровались.
- Здорово, как он выглядит?
- М-м-м. На тебя похож, - улыбаясь, ответил другой.
- Дурак ты…
- Любимый дурак?
- Любимый, а как иначе?
- Иди ко мне.
- Иду…
Женское сопрано
Клиника. Взрослая женщина сорока девяти лет сидит рядом со старенькой бабушкой, подключенной к дыхательному аппарату. Бабушка улыбается своей дочке. Женщина ей тоже улыбается, хотя продолжает плакать. Ее голова немного трясется от внутреннего цунами, которое она еле сдерживает.
- Мама, - шепотом произнесла дочь. - Мамочка, не умирай.
По седым векам бабушки тоже текли слезы. Она ничего не могла сказать. Хотя ей и не надо было, она ей шептала глазами. Мама только улыбалась. И молчала.
Женщина вспоминала своё детство, свои радости и своё горе. Сейчас она уже сама старая, оплыла жиром, в морщинах, былая красота ушла. Остались только складки. И как же она могла когда-то кричать на маму? И как она смела обзывать ее так, как ненавистную продавщицу в магазине? Она предпочитала проводить время со своими друзьями. Бухнуть, трахнуться с парнем, сходить в клуб. Поговорить о пустом и безразличном. И винить во всех своих несчастиях маму. Упрекая ее в том, зачем она родила на свет ее.
А дело ведь в том, что уже поздно. Мама перед тобой. Мама умирает. Она даже говорить не в силах. Только смотреть. И мама все так же любит тебя. А ты? Ты ее так любила, как она тебя? Ты так заботилась о ней? Или моменты просветления приходят поздно? Поздно, да?
- Мам, - уже захлебываясь слезами пыталась говорить женщина. –П-п-р-о-а-а-сти…. М-м-а-а-м-м-м… М-м-м.
Мама умерла.
Женщина едет за рулем автомобиля. Идет дождь. Надо думать, как хоронить, где хоронить. Мысли в голову не лезут никакие. Ничего не хочется. Ей пятьдесят лет, она несчастливо проживал почти все свои годы. У нее дети, которых она не любит, работа, которую она не любит, друзья, которых она не любит, дом, который она не любит, и мама, которую она любила больше своей жизни. Маму. Маму, которой больше нет.
Машина стоит у обочины. Женщина смотрит в окно. За окном идет дождь. Она открывает дверь, выходит. Как хорошо. Прохлада. Свежесть. Как здорово. Она раздевается и снимает с себя всю одежду. Открывает рот и ловит капли дождя. Свежесть. Вдох…Выдох… Снова глубокий вдох… Снова выдох… Мама.
…Вечер. На улицах лежит снег, идет легкий дождь. Улицы освещаются желтыми фонарями. Ветер срывают жухлую листву с деревьев и кружит ее в пространстве. Ти-шина. Дождь, листья. Ветер. Свежий воздух. Желтые листья и воздух, сплетаясь между собой и разрываясь, неведомым существом носятся в пространстве, по улицам, по холодному, остывшему асфальту, сотни, тысячи листьев, как птицы стремительными рывками метаются по городу. Бора сильнее нагибает старые деревья, и от той непреодолимой силы они трескаются, стонут, их древесные жилки лопаются, рвутся. Складывается ощущение, что деревья охвачены огнем изнутри, и именно от этого происходят эти звуки раскаленных веточек. Бора снова шепчет. И по земле змеиными путями извиваются потоки легкой пурги, выпавшей из пустоты, они белыми змейками рыскают по земле, как будто в поисках добычи. Вот-вот и они настигнут свою жертву, окутают ее туманом и набросятся на нее. И когда мгла растворится – этой жертвы уже не будет… Она исчезнет как дым, как туман. Из ниоткуда. В никуда. В ничто. В никак. Где-то среди этого таинства уверенно вспорхнёт птица и устремится в чернь, на ее месте осыплется на снег снеговая пыль. И отпечатки лап птицы. Как будто ее призрак все еще держится за эту веточку. За эту веточку. За эту веточку. Ветки деревьев начинают увеличиваться. Они касаются, земли, оград, и проползают сквозь щели, сильнее сплетаясь между собой, стягивая все крепкими узами. Сильней порыв ветра. И миллионы листьев с неба начинают осыпаться на снег. Гром, белые вспышки. Дрожание земли, снова гром. Треск камня. И этот шелест листьев. Бесконечный. Только он. Не прекращающийся. Листья стали гореть, горящие листья почти не долетали до земли и превращались в пепел почти перед самым касанием ледяного асфальта. Рык. Что-то в воздухе. Оно плюется огнем. Оно. Страшное. Летит сюда. Чувствуется приближение чудовища. Смерть. Гибель. Огонь. Снова раздается страшных рык, зубастая пасть плюется ярко-красным огнем и садится на девятиэтажный дом. Глаза, как граненый рубин, крылья, как изодранный в клочья парашют, зубы длинной в три метра, хребет исполосованный шипами. РЫК. Стекла прочь выбивается из всегда здания. Осколки, как тысячки хрустальных бусинок по плитке, звон…Гудение чаши. Дракон в один прыжок оказывается на земле. Ищет. Пол-зет вперед. По листьям, по ветру. Перед ним стоял бездомный, с булкой хлеба в руках.
Вдруг он расправил крылья, приблизил свою пасть к его лицу. Всмотрелся в него. Раскрыл зубы. Бездомный уронил еду, готовясь к неизбежности, но вдруг, из пасти дракона начал светиться желто-белый свет, какая-то субстанция стала приближаться к нему. Бомж смеялся, светился. Счастье в глазах, хохот. Вспышка. Свет исчезает. Его нет. Его больше нет. Он – там? Дракон прыгнул и растворился в бездне.
Где-то далеко, на этой земле… По чужим городам… Бродит твоя любимая шапка… Куртка… Штаны… Ботинки… Но твоего тела нет в этих вещах. Они гуляют без тебя. Они едут в автобусе, смотрят в окно, но без тебя. Идут на работу. В магазин. Смотрят на время. Садятся на последний ночной автобус и едут домой. Молчат. Готовят. Но не едят. Сядут пересматривать фотоальбом. В котором ты. Они. Вы вместе. Вы счастливы. Затем они его закроют и лягут в постель, выключат лампу, долгое время не смогут уснуть. А затем уснут и не вспомнят, как это произошло.
А на следующий день все повторится.
Сегодня каким-то ветром, а нам с вами понятно о каком именно ветре идет речь, занесло на крышу шляпу и чистый лист бумаги.
- Утро доброе, - сказала крыша своим новым гостям.
- Добре, добре, - ответила шляпа.
- Здравствуйте, - ответил лист.
- Как там с людьми живется? - Спросила Крыша у Шляпы.
- Потэхонечку, - ответила шляпа. –Суэтно, правда, а так жить можно. – Правда они такиэ нэпостоян-ные, то снымут меня, одэнут снова. И вэчно чэм-ты ныдовольны, по-нымаэтэ? И вот, мол, вэнят мэна во всэм, мол, дэло в шляпэ. А я ныкак понэть нэ могу, почэму это во мнэ?
- Ах, да. Странные они. Во всем винят вещи, а сами-то что-то делают? Я вас искренне понимаю, - оживился лист. - Знаете, у меня самого куча вопросов. Вот я часто слышу, что все они начинают, цитирую: «жить с чистого листа». Нет, вы можете себе только представить, чтобы жить с меня? Нет. Это же уму непостижимо, как можно начинать жить с чистого листа? Неужели я не имею никаких прав белого листа бумаги?
- Да, странно и в правду, – заключила крыша.
- Да нет, вы все не так поняли, - вдруг сказал бархатным голосом Бора.
- О, ты где был? - Удивленно спросила крыша.
- Пиво пил.
- Что пил?
- Так вот, вы всё не так поняли. Это ведь выражения такие.
- Какиэ тэкиэ? - Вдруг спросила шляпа.
- Такие, что мол, если дело в шляпе, то все у человека складывается очень хорошо, понимаете? Дела идут благоприятно. Ясно?
- Ну ясно, это дурэку нэ ясно, а шляпа прэ чем? Ведь от нэе нэ завысят дэла чело-вэка? Развэ нэ так?
- Да так.
- Ну.
- Ну, как вам объяснить глупость человеческую?
- То есть они не правы, что так говорят? - Спросил лист.
- Получается так, у них крыша съехала.
- Постой. Никуда я еще не ехала! – Заявила крыша.
- Да нет же, это образно, елки-палки, ух… Не знаю, как объяснить.
- А чего тогда объясняешь, если сам не понимаешь?
- Ну не молчать же мне? Да нет, понимаю, просто вы не понимаете, что именно они имеют ввиду по этим!
- Так ты объясни по-другому!
- Да как же я это сделаю, если вы никогда не были людьми?
- Тоже верно, - заметил лист.
Неправильные декорации
Человеческий род продолжил свое существование только благодаря тому, что вы-мерли динозавры. Так как они стояли выше всех в цепочке питания и являлись главной причиной, по которой масштабно гибли люди. Конечно, если вы верите в бога, то у вас другая версия всего происходящего. Меня тут же назовут атеистом, неверующем и сразу определят мое местоположение после смерти. Интересно еще и другое: во многих древних записях есть свидетельство о присутствии драконов. Рисунки. Но куда же делись они? Почему их останки мы не находим? Может, они заморозились в глубоких снегах? Как-то им удалось выжить? Или умереть, не оставив и следа? Может, если мы попробуем посмотреть боковым зрением, то мы сможешь заменить их? Или полетать в розовых закатах. Полетать на нем.
И… Взлет. Вот вы летите в облаках. Над вами тишина. Внизу пропасть. Есть только здесь и сейчас. И ничего больше не хочется. Только этот миг. Солнце садится. Бора разгоняет тучи, и над вашими головами открывается бесконечное звездное небо. Мириады миров. И что вы видите? Вы видите все. Вы видите тьму и свет, сплетенных воедино. Вас нет. Вы - лишь короткий вдох и коротких выдох… И ничего больше. Выберите себе планету. И засыпайте там. Спите. Сны во снах.
Как все начиналось
- Камера готова?
- Да, господин жираф!
- Тогда начинаем!
- А у нас в эфире шоу «поймай меня, если сможешь», и я ее ведущий Жирафелло Дурь! Итак, я напоминаю, что мы находимся в Африке и только в ней. Сегодня мы с вами увидим, кто же является самым быстрым существом на планете, гепард – Павел, либо представитель человеческой расы африканец Джипперо. Вот мне сообщают, что через пять минут выпустят антилопу, ха-ха это будет полный улет, такого события еще не было в наших гонках. Кто же быстрее, животное или человек? Итак, осталось совсем немного времени, и я передаю слова своему партнеру Жирчихе Дура, которая находится сейчас рядом с африканцем.
- Спасибо, Дурь, вы сейчас видите на своих экранах, то есть на табло, то есть своими же глазами участника соревнований Джипперо. – Скажите, Джиперо, вы волнуетесь?
- Я не говорить по жирафьему!
- Что ж, очевидно он сильно волнуется, посмотрим, как ведет себя гепард.
- Скажите, Павел вы сильно волнуетесь перед решающей битвой?
- О, че, камеры? Круто! Ха! Это типо снимаете меня? Че, на экранах что ли да? Бомба. А-А, привет всем! Пацаны, я в телек попал, вот улет. Ха.
- Как видно Павел не переживает за предстоящие гонки, что ж, скоро мы все узнаем. Дурь?
- Спасибо, Дура! Итак, пошел обратный отчет: десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один… Итак, антилопа выпущена, ох как бежит быстро такую еще догнать надо постараться. Смотрите, какой стремительный рывок гепарда Павла, он настигает жертву и… Ах, мимо! Антилопа оказалась очень изворотливой жертвой, гепард снова набирает скорость, но подождите… Это не может быть! Джиперро догоняет гепарда, о боже, это же сенсация, я не верю своей шее, я не верю своей шее! Дура, он обогнал гепарда, настигает антилопу. Гепард-Павел в шоке, он бежит изо всех сил, боже, что он делает, что он делает, африканец почти у антилопы, кажется жертве стало еще страшнее от того, что ее настигает черный человек, она тоже в шоке, смотрите, он забирает антилопу, он ее держит в руках, и он выиграл! У нас победитель, потрясающе! Постойте? Куда он бежит, эй, стой! Он бежит в пустыню, эй, верни мне мою сестру, урод! Эй!
Потеря сигнала…
- Камера готова? Снимаешь?
- Да, жираф.
- Итак, отлично. Всем привет, и это снова я, Жирафелло. Мы ведем прямой репортаж из преисподней, и сейчас мы берем интервью у генерального директора компании ООО «Ад и партнеры». Итак, сатана, скажите, как вы добились такого успеха и популярности? Это один из самых удачных пиар – проектов земли? Apple занимает только второе место!
- Ну, эм-м, поначалу эм-м, мы и не думали о таком успехе, все начиналось с мало-го, сначала мысль, потом поступок, эм-м, и как-то однажды мне пришла идея, которая предвещала большие перемены. Я рассказал ее своим друзьям и мы основали маленькую компанию, эм-м, вот…
- Как на это отреагировали ваши родители?
- Ну, эм-м, мамы я вообще не помню, а вот отец сильно на меня разозлился, и мне пришлось уйти.
- Нам известно, что до вашего появления компания вашего отца ОАО «Бог Един» был монополистом в сфере духовных услуг, может быть, ваш отец испугался будущей конкуренции?
- Наверное, эм-м, это так. Не знаю, мы с ним больше не общались с тех пор.
- Скажите, чтобы вы ему сказали, если бы случайно встретились?
- Ну, я бы поздоровался с ним. Попросил бы вернуть мне мой велосипед.
- Скажите, правда, что в прошлом году, ваш отец хотел купить все ваши акции и полностью приватизировать вашу компанию?
- Да, было дело, но я отказался, так как это дело всей моей жизни, и я люблю свою работу. Да и у меня кредит в банке на миллион душ, мне же будет нечем платить, если я продам компанию.
- Расскажите о ближайших планах вашей фирмы?
- Мы открыли новое чистилище, на улице имени Иуды, вот, эм-м. Отличное жилье с ремонтом, противомолитвенные окна, богонепробиваемая дверь, ангелопротивозащита. Нелюди с удовольствием селятся в эти новые квартирки. Все очень дешево. Каждое утро бесплатный грех в постель на выбор жильца.
- Что ж, это был прямой эфир из преисподней, увидимся. Сатана, улыбнитесь в ка-меру!
- Снято.
- Хух, ё. Спасибо вам Андрей Васильевич, что уделили нам время, вы мой спаси-тель!
- Да грех с ним, всегда, пожалуйста!
- Андрей Васильевич, можно вас попросить об одной услуге?
- Да, конечно!
- Мне бы сестру забрать свою, антилопу гну? А? Очень вас прошу, отдадите, а?
- Да, я бы рад, но видишь, сейчас кризис, и нужны души, хотя… Это ведь покажут по всем параллельным мирам?
- Разумеется, это ведь первый канал. Теперь он транслирует даже в космос, в надежде на то, что одинокие инопланетяне после захвата очередной планеты, смогут включить перед сном телевизор и насладиться вечерними новостями.
- Ладно, забирай, но только ты не слово, а то налетит грехоналоговая, так тут бумаг на бесконечность можно сесть. Я уже сидел - достаточно.
- Ах, вы не представляете, как я счастлив, благодарю вас! Благодарю! А как выйти потом?
- Вверх по лестнице, направо.
- Спасибо вам!
- И вам, и вам.
Из воспоминаний
Его прошлое
- Сынок, что ты ешь все время?
- Папа, блин, отстань, дай пожрать, не могу достала работа, сил нет никаких, не зуди, а.
- Сын мой, что изрекают уста твои, повтори?
- Папа, когда я ему, я глух и нем, дай поесть спокойно!
- Не стоит увлекаться едой, сынок, можешь стать ее рабом.
- Папа, если я не буду ею увлекаться, я, на фиг, подохну тут у вас, я понимаю, что тут все святым духом питаются, но я как-то отца есть не хочу, так что это без меня.
- Ну что ты такого говоришь! Всем нравится, а тебе не нравится?
- Мать твою и мою в том числе, папа, ну вот чего ты меня тут бесишь, а? Бумаги ему перебери, рай вскопай, воду поменяй, собак накорми, ангелов спать уложи, а я что тут феей записался что ли? Папа, я три дня не жрал, дай поесть спокойно, иди вон к Иисусу, тот вообще души в тебе не чает.
- Ты здорово изменился, твою душу пленила злость. Неужели ты завидуешь благо-приятной жизни Иисуса?
- Папа, блин! – Не сдержался сатана. - Если ты тоже хочешь есть, садись и запихни себе в рот курицу с лавашом. Ешь на здоровье, но только прошу тебя, замолчи, дай по-есть! И не завидую я никому, понятно!
- Что же ты, сынок, обманываешь меня, что ты не завидуешь? Ведь это ложь. Ты раньше никогда не врал мне!
- А-а-а-а… Папа, - плача, начала сатана, - папа, уйди, как же ты меня достал. М-а-м-а… - Все громче заливаясь слезами ныл Андрей Васильевич.
- Неужели ты стал унывать? Еще один грех. Что же ты творишь с собой сынок?
- Папа, ты мой любимый, хороший, дай я тебя поцелую, а преклонюсь перед тобой, давай не будем ругаться? И я поем спокойно?
- Ты что? Возжелал собственного отца? Сынок, неужели ты из этих? Почему ты мне раньше никогда не говорил, что ты гей?
- Да при чем тут это? – Ненавистно закричал Андрей Васильевич. - Я просто преклонюсь перед тобой и поцелую тебя куда ты скажешь, только дай поесть, маразматик ты недоделанный, ишь ты, святая святых, сам ни хрена по раю не делаешь!? Все на мне! Еще и поучаешь! Уйди, последний раз прошу, иначе я умру, ты понимаешь!!! Умру к чертовой матери!!!
- О Боже Я… О Боже мне… Неужели я заслужил того, чтобы мой любимый сын, мое творение позавидовала мне? Скажи мне, Бог, то есть я сам. Скажи мне, Я, неужели Я - Я это заслужил? За что, скажи мне, Я? За что?
- Ну всё папа, ты меня достал. Хана тебе!
- Как ты посмел угрожать мне?
- Ну, старый пень, давно я говорил, что тебе в дурку пора.
- За все эти гадости, которые ты совершал во время обеда.
- Сукин сын, какой на хрен обед, когда пожрать даже не дал.
- Я изгоняю тебя из своей компании, иди и живи в трущобах. Вон!
- Ну, папа, а вот уйду! Уйду, и не посмотрю ни на что!
- Но при условии можешь остаться.
- Правда?
- Да.
- И что для этого нужно сделать?
- Встать на колени.
- На колени?
- На колени.
- Ну, как-то неудобно.
- Тогда проваливай.
- А вот и уйду, ты еще услышишь обо мне! Я открою собственную фирму!
- Иди, никому ты не нужен. Посмотрите на него, загордился, не хочет на колени упасть передо мной. Посмотрите на его нос, он как у Буратино.
- Папа, иди ты к черту!
- Кто это?
- Скоро узнаешь!
В скором времени так и произошло: на духовном рынке появился молодой конкурент. Сын миллиардера бросил вызов отцу. Что ж, похоже, это достойный соперник.
Дальние родственники
Сегодня в полдень крыша получила письмо от своих родственников, проживающих далеко на западе.
«Привет, сестренка! Знаю, что мы давно не общались, да и я как-то не писала тебе. Почему? Не знаю. Наверное, не было причины. Признаться, мне стыдно за то, что я не присылала тебе весточки. Но я знаю, что ты не умеешь обижаться. Никогда не умела.
У меня случилось не очень хорошее событие, меня решили разобрать и выкинуть. И скоро меня не станет. Знаю, что для тебя это неожиданно, но боюсь, это так. Не отвечай мне, письмо не успеет дойти до меня - меня уже не будет. Я сейчас улыбаюсь и надеюсь, что ты с легкостью смиришься с моим уходом.
У меня есть маленький Шиферёнок. Он очень похож на тебя. Вот странно, да? Боюсь, что ему не избежать той же участи, которая постигнет меня. Прошу тебя, позаботься о нем, пожалуйста, иначе он погибнет.
Твоя любимая сестра.».
Вдруг вокруг крыши послышался какой-то ультра шум. Рядом был Бора, он что-то говорил, но она не слышала. Смрад окутывал ее сознание. «Все, как в тумане, как в замедленной съемке, как в один миг, как стоп… Ее больше нет. Как же так? Это произошло? Нет, она знала, что это участь неминуема всеми, но… Неужели так быстро? Неужели сейчас. Я не готова, я не готова. Не хочу верить в это, я уже потеряла человека, нет. Что делать? Бора! Бора!». - Проносилось в сознании крыши.
- Ты меня слышишь? – Испуганно спрашивал Бора. – Прошу тебя, дыши! Слышишь? Прошу тебя: вдыхай глубоко, пожалуйста, крыша. Эй! Так, ну-ка не сметь закрываться! Дышать! Только дышать! Прекрати эти рефлексии! Ну кому говорю!
Крыша не слышала его, она замерла. Она перестала ощущать что-либо вокруг себя. Ничего нет. Ни воздуха, ни жизни. Ни смерти. «Где я? Я тут раньше никогда не бывала. Что за странные деревья? Первый раз вижу такие! Светятся синим, надо же. Вот это горы, никогда таких не видела. Вот это крыша. Что за красота! Чистейший алмаз, господи, ничего себе. Как переливается, какие игры света! Что за существа такие странные, ни-когда раньше их не видела! Клыкастые, с крыльями! Чудовища страшные. Еще и огнем плюются. Ничего себе. Интересно, они меня видят? Наверное, не видят. Попробую по-дойти поближе, вдруг, получится прикоснуться. Так, вот так. Осторожно. Ой, на что-то наступило. А, это яичко. Ой, вылупляется, смотри-ка. Ха. Такой же, только маленький! Где же мама? Ой, прямо передо мной. Какие глаза! Смотрит прямо на меня. Заметила. А вот это зубы, ну все, сейчас съест меня, ох, не успею уже уйти, не успею. Открывает рот, что за свет? Что-то знакомое! Ой, как щемит в груди. Я раньше такое уже испытывала это нежное чувство. Тепло. Хорошо. Как хорошо. Не описать словами. Можно только почувствовать. Я исчезла? Где я? Что за странный свет? Повсюду свет, никогда раньше не видела столько света. Может, я на солнце? Если такое может быть – то почему бы и нет? Кажется, я что-то слышу. Что это? Говорят? Попробую прислушаться.
- Я не могу войти.
- Но почему? Вы проделали такой долгий путь к этому? Вы это заслужили.
- Может и заслужил, но как же остальные?
- Они рано или поздно тоже придут.
- Да, но это может длиться вечно.
- Такова жизнь.
- Нет. Что я буду делать у вас?
- Наслаждаться плодами своей благоприятной жизни.
- Но как это поможет тем, кто еще не пришел сюда? Кто еще там?
- Думаю, что никак.
- Тогда я не пойду.
- Но ведь это глупо.
- Как знать.
- Чем же вы поможете, оставаясь за оградой?
- Я буду ждать последнее.
- Что последнее?
- Последнее существо на этой планете.
- Для чего?
- Пока не зайдет последнее существо - я тоже не зайду. Более того, я буду возвращаться снова и снова.
- А вдруг ошибетесь?
- Уже ошибался.
- Что ж, вы герой…
- Нет. К счастью, нет…
Исчезли? Кто же это говорил? Странно, нет никого. Что ж, а здесь очень даже уютно. Тепло, тихо и спокойно и нет никого. Ничего нет.
- Добрый дзен.
- М… Дзен добрый
- Как оно ничего?
- Ничего. А у вас?
- Тоже ничего.
- Ну тогда до пустоты?
- До пустоты.
Опять говорят, да кто же? Где я вообще нахожусь?
- Здравствуйте. Здравствуйте! Почему вы молчите?
- Это вы мне? – Неуверенно спросила крыша.
- Вам.
- Извините, а вы где?
- Здесь.
- Где здесь?
- Да вот же, перед вами.
- Не вижу.
- Странно. Тогда - здравствуйте?
- Здравствуйте.
- Каким ветром вас занесло сюда?
- Вообще-то Борой, скажите, а я где?
- Передо мной.
- Нет, в принципе я где?
- Здесь.
- Как я могу быть здесь, если я не здесь?
- Сейчас.
- Кажется, вы не совсем меня поняли.
- Кажется, вы тоже.
- Не подскажите мне, как вернуться бы?
- А вы откуда пришли?
- Я не совсем помню откуда.
- Тогда идите дальше, если не помните дороги обратно.
- Но мне нужно вернуться, понимаете? Меня потеряли.
- Тогда почему вас не ищут?
- Не знаю, я просто хочу вернуться домой.
- А где он?
- Не здесь.
- Тогда почему вы сюда пришли?
- Я не знаю, слушайте, просто скажите где я?!
- Вы не дома.
- Нет, я понимаю, что я не дома, потому что я не дома, просто, что это за мир, в ко-тором я нахожусь?
- Мир счастья и покоя.
- Ух ты…
- Уже не хочется домой?
- Ну как сказать, вообще-то хочется.
- Вы уже второе существо, которое не хочет здесь оставаться, интересно почему?
- А почему я должна этого хотеть?
- Но ведь здесь вы будите испытывать бесконечное счастье.
- А там не буду?
- Хотите сказать, что вы счастливы?
- Да.
- Постоянно?
- Нет.
- А, вот видите. Значит вы испытываете несчастье.
- Ну это нормальное явление для того мира.
- Согласен, но не приятное.
- Согласна, но все-таки оно там есть.
- Согласен, но все-таки здесь его нет.
- Согласна, зато благодаря этому, счастье там ценится в миллионы раз больше.
- Согласен, зато здесь это счастье бесценно и бесконечно.
- Согласна, но там его тоже можно испытывать бесконечно, если только этого за-хотеть.
- Согласен, но здесь больше потенциала.
- Согласна, но там его тоже достаточно.
- Согласен, тогда если и там, и там хорошо, зачем вы хотите вернуться?
- Потому что меня ждут мои друзья, мой друг Бора.
- Почему вы от них ушли, если они вас ждут?
- Я не уходила, я не специально, так получилось.
- Оставайтесь.
- Но там мои друзьям, мое счастье. И я являюсь для них счастьем, поэтому мне надо вернуться. Им будет плохо без меня.
- Но и вам без них.
- Да, именно так.
- Значит это эгоистическая потребность?
- Не совсем, это потребность локационной карты.
- То есть?
- То есть условия, при которых ты счастлив. И счастливы другие.
- Но все равно это эгоизм.
- Он хотя бы не направлен на убийство живого и не живого.
- Согласен. Но вы признаете, что это эгоизм?
- Нет, это шиферная чувствительность к человеческой земле. Я люблю этот мир, как и он меня. Так что у нас там все в порядке.
- Но вы же страдаете?
- Везде есть свои плюсы.
- В чем же плюс страдания?
- Когда-то наступает момент и приходишь к истинному понимаю счастья. И когда понимаешь это, то внутри просыпается такое теплое и нежное, в тоже время давящее чувство. Чувство, которое проникает во всех других живых существ, и тебе становится как-то странно от того, что они еще не поняли этого. Ты стремишься сделать так, чтобы они тоже ощутили это бесконечное счастье, понимаете?
- Не понимаю…
- Значит вы эгоист.
- Почему же?
- Потому что эгоисты не понимают альтруизма. Если судить по причинно-следственной связи. Тракторист не умеет управлять самолетом, понимаете?
- Но при чем тут это?
- Это просто метафора, как в пример.
- Не понимаю, чем нравится этот ваш материальный мир? Там же сплошные эгоисты? Одни потребители! Люди живут бессознательно… Культ тела, материализма…
- Но при этом проявляются секунды просветления, а это стоит всего на свете…
- Но ведь они обречены…
- Возможно, а возможно и нет.
- Откуда тебе знать?
- Но, ведь, и тебе неоткуда знать? Верно?
- Верно…
- Так ты мне скажешь, куда мне идти?
- К сожалению, да. Иди прямо, вернешься домой. Жаль.
- А мне не жаль.
- Прощай.
- Счастливо.
- Кажется, она приходит в себя. Крыша, ты меня слышишь? Эй? Холодный воздух Аляски всегда ее тонизирует, думаю, что она поправится.
- Бора, ты здесь? – Хриплым голосом протрещала крыша.
- Здесь, здесь. Ты меня слышишь?
- Знаешь, Бора, кажется, что слышу.
- Ты нас всех здорово напугала. Я боялся, что ты сама у себя съехала, и мы тебя по-теряли.
- Ах, Бора, я была там! Была там.
- Где?
- Не знаю, Бора. Бора, ты знаешь, что ты делаешь меня счастливой?! Да, Бора, именно так. Каждое мгновенье моего счастья – это твои бесценные заслуги. Благодарю тебя, Бора. Спасибо тебе. Даже словами не выразить того, что я пытаюсь тебе сказать. Если я могла стать для тебя чем-нибудь очень важным, чтобы ты смог обрести еще большее счастье.
- Да что ты такое говоришь? Я и так испытываю счастье от того, что есть ты. У меня никогда не было настоящего друга, как ты… Никогда. И мне, кроме тебя не нужен никто больше. Я счастлив, когда ты счастлива.
- Ах, Бора.
- Ей лучше? – Спросил маленький Шиферёнок.
- Да, думаю, что да, скоро придет в себя. Совсем скоро. Она хорошая. Заботливая.
- Моя мама тоже была заботливой, жаль, что ее решили разобрать, наверное, она сейчас сломанная вся валяется на свалке.
- Да, если бы только я мог тебе помочь чем-то.
- Да ничего, бывает все в жизни, жаль, но что ж поделаешь, нужно жить дальше.
- Правильно, а ты юный мудрец, смотрю? Это хорошо, хорошо.
- Эй, привет, малыш, да, ты похож на меня. Странно, - улыбаясь, пробудилась крыша.
- Здравствуй, мама, я твой сын… теперь.
- Здравствуй, здравствуй.
- Тебе плохо?
- Нет, уже лучше. Я куда-то выпала в другой мир и долго не могла понять, что происходит. Где я нахожусь?
- Хорошо, что ты вернулась.
- Ну, теперь, думаю, будем жить вместе? – радостно подхватил Бора.
- Навсегда, Бора, навсегда, – согласилась крыша.
- А у меня есть забавная история. Еду я вчера в автобусе, мечусь туда-сюда, и вдруг замечаю интересную картину: народ едет, и не разговаривает друг с другом. Люди делают вид, что никогда не были знакомы, что в жизни не были матерями соседу? Понимаете? Давние соседи, а не разговаривают.
- Так это, Бора, они просто не помнят. Если бы они постарались, они бы вспомни-ли. Вспомнили бы, Бора, вспомнили. И заплакали бы. От счастья. Они способны на это, способны. Рано или поздно они прозреют, Бора, понимаешь? Им только надо немного помогать и все.
- Да, понимаю… М-м-м, долго ты была в клинико-шиферной смерти.
- Да нет, Бора, я просто мало об этом говорю.
- Ладно, что было, то было. Но вот такие вот люди, они… Да. Хе-хе…
- Люди – уникальные создания. В них есть бесконечная сила любви и сострадания, равной которой нет ничего, и даже бесконечная тьма покажется букашкой. - Заявила Крыша.
- Да, это верно, - подтвердил Бора.
- Мам, мне холодно.
- Ах, ты мой родненький, ложись поближе в той большой трещине, оттуда всегда идет теплый воздух. Там хорошо.
- Откуда в тебе эта большая трещина? Молния ударила?
- Да если бы.
- Что?
- Думаю, что лучше об этом поговорить потом, - с улыбкой сказала Бора.
- Нет, нет, все нормально. Тут жил один старик, мой приятель и друг. Часто мы с ним общались знаками, так как не можем понимать друг друга. Это был мне родной человек на протяжении многих лет. Я его очень любила. И, однажды, он просто умер. Сильно распереживалась – вот и треснула, ну ладно, и вправду лучше не будем об этом, - подытожила крыша, чувствуя, как слезы подступают к краю.
- Ладно, надо проверить моего нового приятеля, скоро буду.
- Лети, лети.
Расстроенное фа-диез
- И снова здравствуйте.
- Привет, привет, Бора.
- Откуда имя знаешь?
- Предвидел. Хорошо.
- Что хорошо?
- Ну ты меня спросишь «как дела». Ответ – «хорошо».
- Ага и что же я спрошу потом?
- Ой, забыл, а что спросишь?
- Познакомился уже с лужей?
- Да, перетерли.
- Что?
- Привет, Бора.
- И снова тебе привет, Игорь.
- Лужа оказалась немного унылой, но иногда толковые вещи говорит, правда молчит больше, чем говорит. Но все же полежать приятней вместе.
- Да, понимаю, думаю, что ее депрессия скоро пройдет.
- Привет, Бора.
- О, Господи, и снова привет.
- Не богохульствуй, я верующий!
- Э, что ты сказал?
- Я? Не помню, а я что-то сказал?
- Да ты сказал, что ты верующий.
- О, привет, Бора!
- О, бож…, эм-м, то есть привет. Да!
- Да, я верю в Иисуса Христа, поэтому попрошу не оскорблять чувства верующих.
- Игорь, я не верю своим словам.
- И правильно делаешь. Надо верить Иисусу.
- Игорь, тебя вообще кто-то крестил? Или это следствие падения монаха с крыши? Я-то думал, что это он об тебя ударился. Оказалось, наоборот. Да… Сильно ты стукнулся.
- Привет, Бора!
- Виделись.
- Может, тебя покрестить?
- Благодарю, крещеный.
- Жаль. Если бы ты верил – мог бы напрямую общаться с богом.
- Да? Ну?!
- Ну да.
- И что же он тебе говорит?
- Привет, Бора.
- Он называет тебя моим именем? Как интересно, – с насмешкой казал Бора.
- Да нет, это я снова забыл, что мы с тобой уже здоровались.
- Ага, так и что, о чем вы говорите?
- Ну, он рассказывает мне прогноз…
- Прогноз чего?
- Погоды. Бог умеет предсказывать погоду.
- О, привет, Игорь.
- Привет, Бора, а ты что, тоже болеешь этой болезнью, блин, забыл, как она называется.
- Да, я болею склерозом.
- Жаль. Да, представляешь, он предсказывает погоду. Завтра обещал похолодание.
- Супер. Хорошо, наверное, быть Богом.
- Да, согласен, всегда знаешь, как сегодня одеться.
- Это и все, что он тебе говорит?
- Нет, еще он иногда пишет, ну снегом на асфальте…
- Да, и что же? – Еле сдерживая смех, спросил Бора.
- О, привет, Бора!
- Ха-ха, он снова обо мне да обо мне, ох уж этот Бог, ай да…
- Попрошу не оскорблять чувства верующих! Он мне пишет, цитирую «Привет, скучаю. Почему молчишь?»
- Да, кажется, Бог находится в депрессии.
- Видимо, так.
- У вас с ним переписка личного характера.
- Нет. Сотрудничество и партнерство. Только и всего.
- Что ж, передай богу привет от меня.
- Передам, только боюсь, что тебе он не ответит.
- Это почему это?
- Ну ты в него не веришь, вот и он в тебя не верит, все по чесноку.
Монах брел по рынку… «Что же происходит, куда катится мир? А люди в церкви – неужели мне это снится? Что не так, как обрести покой? Что же я делаю не так». На словах что я делаю не так, монах спёр кабачок, т. к. денег нет, а жрать хочется», - и побежал вдоль рядов.
«А может я все делаю правильно?», - думал он, поедая сырой овощ. «Куда мне идти? Куда податься? В церкви не то, в буддизме не то, неужели в ислам? Стать талибом и отрезать головы заложникам? Нет, это не для меня. Как выбрать правильный путь? Страшно. Страшно жить. Как правильно? Как верно? Не понимаю. Не понимаю!»
- Бл…, я тут о гармонии думаю, женщина, вы можете мне на ноги не наступать, а? Или вам места мало? - Сказал монах, стоя в троллейбусе.
- Надо же, посмотрите на святошу, второй Тартюф что ли явился? Ничего с тобой не случится, неженка какая! Тьфу на вас, дураков! Делаете вид, что любите, а сами что? Х, негодяй, дала бы тебе по башке твоей сумкой же!
- Идите, идите, реинкарнированка, несчастная.
- Что ты несешь, лысый черт?
- Я несу людям счастье, мать твою.
- Поганка, а, смотри, встретишься мне еще, погоди.
(Голос водителя: «Следующая остановка «Бесконечность. Выход в счастье»).
- С ума что ли все посходили?
«Что мне делать, Будда? Что мне делать? Иисус, что мне делать? Мир, отзовись, помоги понять истину. Кто-нибудь! А, может, я сам себе подскажу? Надо подумать. Надо для начала присесть. Где бы это сделать? Разве есть разница? Нет, прямо тут, на улице. Что меня беспокоит? Вдох, выдох… Как обрести покой? Что такое покой? Это правда. Что такое правда? Это чистое видение. Что такое чистое видение? Это отсутствие иллюзий. Отсутствие иллюзий - есть счастье. Счастье – это любовь и сострадание. Сострадание – это совибрации. Но, был ли я в совибрации с самим собой? Нет, не был. Кажется, это один из барьеров, который мешал мне обрести покой? Верно? Вроде бы верно. Что делать, когда обретаешь совибрацию с собой? Обретаешь совибрацию с другими. Да, именно так.
Я вспоминаю свою сестру, когда-то давно, она ходила в садик и мне приходилось забирать ее оттуда. Это занятие было не очень по душе, но она была бесконечна рада моему появлению. Я очень любил свою сестру. Где она сейчас? Она выросла.
Но я отчетливо помню летние запахи цветов, листьев, и трепет, с которым она меня встречала. Мы шли на остановку, и она всегда просила меня покатать ее на качелях – так мы и делали. Если у меня были деньги – я покупал ей сладости, и мы уезжали домой. Жили мы почти за городом, и поэтому забивались на задние ряды маршрутки и спали добрую часть пути. Я - после школы, она - после садика. Часто ей приходилось спать у меня на коленях, так как автобус был маленький, и люди стояли битком.
В окна светило солнце, оно сладко грело нас, мы засыпали в считанные минуты, иногда открывая глазки, проверяя не проспали ли, и то открывали их так медленно и лениво, не всегда понимая, где же мы едем на самом деле?
Мы выходили на остановке и тащились домой. Сестра иногда совсем не могла идти, и я брал ее на руки. А она спала. Мои руки были снотворным для сестры. Когда мы уже были дома - у нас обоих, откуда ни возьмись, появлялась энергия, и мы занимались каждый своим делом: она игрушками кукольными, я – компьютерными. Меня снова вырубало через полчаса, и я ложился спать. Мама ругала, когда днем я спал. Она говорила, что это «сбивает режим», и «нужно бороться». Уроки я почти не делал, поэтому все было нормально, по крайней мере у меня, хотя мама не думала, что дела у меня могут идти нормально. Да, я помню ее… По утрам она заходила ко мне в комнату, открывала дверь и почти шёпотом говорила: «Сыночек, просыпайся, я дверь оставлю открытой. Пойду завтрак готовить. Давай, просыпайся, чай попьем вместе». Мама уходила раньше меня, поэтому я мигом летел на кухню, чтобы посидеть с ней и попить чаю. Да, как было здорово утро проводить с мамой. И больше ничего не хотелось. Но если я все-таки просыпал, мне грозила грозная утренняя побудка бабушки. Бабушка действовала прямо и твердо: она заходила в комнату старшим по званию, включала свет и говорила: «Вставай, в школу опоздаешь, завтрак на столе. Пять минут на сборы», и уходила. Честно признаюсь, после такой побудки хотелось не просыпаться. Такая вот у меня дисциплинированная бабушка. Была… И когда она меня будила, и я уже собирался, каждую минуту она приходила ко мне и удивлялась: «Я думала, ты уже ушел». Иногда я дразнил бабушку по утрам, и говорил ей: «О, я думал, ты уже ушла». Бабушке не нравилось это. Здорово я трепал им нервы в свои годы.
Я был очень непослушным подростком, и ругался со всеми своими родными. Но я успел измениться. Успел в этой жизни осознать это,
Время идет. Хотя… Вообще-то, время - это жалкая человеческая условность, которой приходится придерживаться. Мы не знаем, что такое утро, поэтому называем это рассветом, если днем есть свет, значит это день, а ночью – ночь. Глупости какие-то. Особенно со временем. Особенно вот это вот: «Я опаздываю», «Мало времени». Если говорить в контексте вечности, то я успеваю везде, и никуда никогда не опоздаю. Прежнего не будет, зато будет другое. Каждая секунда – она последняя, и не вернешь ничего. Воздух, который мы вдыхаем, все время меняется. Его формула, порядок его молекул изменчив. Ничто не постоянно. Наверное, трудно понять, что это так. Опять «трудно»? Что же это за отмазки вечные, а? Кстати, а насколько вы уверены в том, что сегодня живёте не последний день? Вы уверены, что завтра проснутся все, кого вы знаете? Все, кого вы любите? Уверены в этом? Уверены, что завтра успеете сказать о том, как вы любите? Успеете обнять? Поцеловать?
Давайте я еще раз спрошу вас об этом: насколько вы уверены в том, что ваша бабушка или мама завтра проснутся?
Беда в том, что люди запутались. Почему-то мы стали больше ценить своих друзей, вещей, придуманных дел и забот, и меньше - своих родных и близких. Да и почему – тоже понятно. Научно-технический прогресс повлиял на переоценку ценностей. Если в Советском Союзе книг не было, а были только записи с заседаний КПСС, то сейчас на полках «бери не хочу», однако читать современное поколение совсем перестало. Мой знакомый педагог говорит, что «держите меня семеро - я все это хочу купить». Но он вырос в Советском Союзе.
Объективно говоря, современное поколение обладает такими качествами, как: глупость, не эрудированность (хотя это дело времени на самом деле), равнодушие. И это большая беда. Культ тела, культ материализма. В клубах девушки охотятся за большими кошельками, продавая свое тело. Нам важнее мерседес, чем здоровье нашей матери. Жутко… Это жутко и страшно! В дрожь бросает от этой жути. Но если эрудированность можно подтянуть, то с мудростью тут вообще все сложнее. К сожалению, ее не будет, пока не откажешься от всех ядов, которые наполняют твою жизни, пока не научишься видеть прекрасное, пока не поймешь, что важно в этой жизни не карьера и деньги, да красивая жена, а другое – искреннее, доброе, настоящее, сострадающее… Но опять же, чтобы это понять нужна мудрость – замкнутый круг. Однако, знаете, что? Однако, это карма! Заслужили такое сознания, заслужили в прошлых жизнях – вот теперь и мучаются. И ничего не поделаешь, остается только пожелать: «не в этой, так в следующей». Очень жаль. Особенно детей, которых будут рожать и уже выращивать бестолковые родители. Знаете, по теории Льва Гумилева, России до субпассионаного взрыва осталось не больше тридцати лет. То есть речи идет о том, что окончательное падение российской культуры придет на 2046 год. Не знаю, конечно, куда ниже, хотя представляю, но вот так вот. Кстати, это ни в коем случае не прогноз, а так, просто рассуждение. Кому интересно, тот заглянет в учебник сына поэта Николая Гумилева.
…Я вспоминаю себя еще меньше. Мне десять лет. Я держу в руках топор. На дворе пасмурная погода. Передо мной лежит куча пеньков, которые нужно разрубить и натаскать в гараж, чтобы растопить печку.
Я лежал на дровах и вдыхал их запах. Запах мокрой древесины. Хмурое небо. Звук энерголинии. Низко летали ласточки. У меня была легкая джинсовая куртка, которой я закрылся поплотнее и уснул.
Когда я проснулся, мне вспомнилось про дедушкину гранату, которую он нашел в лесу и принес в гараж, забавы для. Но я ее перепрятал в те самые дрова, на которых сей-час лежал, мол, вдруг рванет? Дедушка сказал, что она невредима, хотя бабушка все еще сомневается в этом. Я очень любил школу, поэтому я решил отвезти ее в маленьких военный музей, который был у нас в школе. Не помню уже, было ли это в тайне, или открыто, но на следующий день, я ее засунул в портфель и поехал в школу. По дороге я, вдруг, побоялся от того, что автобус иногда трясется и как бы она не взорвалась и главное, чтобы доехала до школы. Я было хотел достать ее и посмотреть, но понял, что это плохая идея, иначе взрослые очень испугаются и не успеют на работу, потому что все выйдут на ближайшей остановке и даже водитель с ними. Так что я благополучно довез гранату до школы и окончательно успокоился. Заведующий музеем похвалила меня за такой ценный подарок.
А еще через пару недель дедушка нашел в лесу настоящую советскую мину, однако, когда он ее принес, бабушка заставила его вернуть ее обратно без обсуждений. Эх, жаль, можно было еще и мину заложить в музее.
Я смотрю на большую кошку. Какие желтые глаза. Жаль, я не могу ходить, а толь-ко ползать. Эх, дернуть бы ее за хвост.
Я в утробе матери. Я еще не родился. Голоса. Откуда это? Не понимаю. Где я? Кто я? Что за странное место? Булькает что-то. Откуда голоса? Ом…
Что это за мир? Что за существа такие? Почему я очень прозрачный? Я тут уже был. Да, да, я помню. Я родился? Или еще не умер? Или я между тем и тем? Похоже так. Но как я умер? Ом…
…Я - старая женщина. Лежу в кровати. Никого нет. Почему я одна? Нет, кто-то сидит рядом. Это… Это мой сын? Я узнала его. Да, это он. Он плачет. Надо его подбодрить.
- Не плачь, сынок, ты у меня мужчина смышлёный, не пропадешь. Не пропадешь. Я в тебя верю. Верю. Господь тебя защитит, сынок, не переживай.
- Мама, ну что ты, что ты. Отдыхай, мама. Спи. Я тебя крепко-крепко люблю, мам. Спи. Я здесь, с тобой.
Мне тридцать семь лет, я на похоронах. Моя мама умерла от пневмонии. Она не любила одеваться тепло, хотя я просила ее об этом много раз. Я плачу. Мне очень жаль, что мама умерла. Последнее, что я ей сказала, так это «у меня тут кто-то в дверь стучит, мам я тебе перезвоню попозже.». И, знаете, меня коробит единственное слово «попозже». Попозже – это когда? Это где? Что я хотела этим сказать, что... Что значит, это «попозже»? И его не произошло. Его не случилось. Я думала, что… Но этого не случилось. Нет. Я сказала не «люблю», не «целую», а «попозже». Какая же я дура! Дура! Дура. Чья-то холодная рука прикоснулась к моей ладони. Что это за мальчик? Это мой сын. Боже, какой же ты красивый. Какие большие черные глаза. Худенький, как тростиночка…
- Мам, мам, не плачь, пожалуйста. Мне тоже грустно, - сказал мальчик, прижавшись еще ближе к маме.
- Не буду, не буду. Боже, как я тебя люблю!
- Мне семнадцать лет. Какая я красивая. Какая фигура. Да, ничего себе, такое красоты в жизни не встречала. Ха-ха… Маман, ты где?
- На кухне, Сонечка, на кухне.
- Мама, правда я у тебя очень красивая?
- Конечно, ты у меня красавица, я была не такой красивой, не такой, - смеется мама, смывая землю с рук. - Переложи картошку туда на столик, я только помыла, руки чистые – опять испачкаю.
- Конечно, мам.
- Скоро уже, кстати, есть будем, так что мой тоже руки.
- Мам, а мам?
- Что?
Дочь хитро улыбается маме, понимая, что она и так поймет о чем хочет спросить ее.
- Так, опять с Витькой погулять? Ну что он тут шастает вечно, а? Ох. Чем он тебе так понравился-то?
- Стихи читает, - отвернулась Соня, сдерживая улыбку.
- Ох, знаю, я эти стихи, знаю.
- Ну, мам, пусти, - сказала Соня, дергая ее за руку.
- Ну, иди. Но только чтобы к вечеру была дома! Как только темнеть начнет, мигом домой!
- Есть, сэр! - Сказала Соня, отдавая воинское приветствие маме.
- Так ну все, на абордаж к столу. Руки помыла?
- Не-а, - самодовольно от счастья сказала Соня.
- Я что ли за тебя мыть их буду?
- Уже исполняю, сэр!
- Беги уже, - смеясь сказала мама.
- Иду. Ом…
Соната «Бора»
Отечественная война 1812 года. Бой у деревни Бородино.
Пули, свист. Кровавые всплески. Кутузов сидит на лошади и наблюдает за боем обоими глазами: левым и третьим.
Русский офицер тридцатилетнего возраста бежит на врагов. Перед ним падают тела его друзей, попавших под шальные пули. Ему страшно. «Господи, как жарко. Откуда дует такой сильный ветер? Надо стрелять. Мимо. Черт!».
- Петро, справа! – Закричал позади бегущий солдат. Но было уже поздно. Француз проткнул ему ногу штыком. Вслед за этим француз упал навзничь от пули, пробившей ему голову.
Он лежал на земле. Надо было ползти. «Черт, как же болит нога. Куда? В воронку, надо в воронку. Ползти. Очередная шальная пуля попала ему в плечо.
- А-а-а. Черт, черт, черт. Еще немного. Вот, вот так вот. А-а-а… Больно. Хух. Здесь, останусь здесь. Вот и все Петро, вот и все. Песенка спета. Недолго музыка играла… Не увидишь больше света белого, не увидишь. Что это? Твою ж мать…
На Петро сверху, в туже саму воронку, прямо в него летело ядро.
«А говорят в одно и тоже место… Вот вранье же. Вот вранье. Ну, давай, лети, родимая! Ха-ха-ха. Помирать, так с музыкой! Па-па-па-па-ра-ра-ра (снаряд уже в нескольких метрах).».
- А-а-а-а… - Прокричал Петро и закрыл глаза.
Вдруг он услышал какое-то странное шуршание.
«Что?». - Петро открыл глаза и увидел перед собой снаряд, парящий всего в не-скольких сантиметрах от его носа. Железка зависла в пространстве, и было видно, как её поддерживает невидимый друг. Но что это за друг? Снаряд стал подниматься вверх и стремительно уноситься в никуда. Петро почувствовал легкое прикосновение ветра и потерял сознание. Ом…
…Картинки переносились моментально. Я плыл на кораблях, умирал в боях и снова рождался. Я был индейцем, погибшим от змеиного укуса. Я был рабом в древнем Египте и предводителем племени Майя. Я был везде и нигде. Я жил в Венеции, Австралии, Испании, Англии и просто в джунглях. Я жил в Тибете семь лет. Меня убили китайцы за мою религию. Меня убили. Но как же меня убили, если я все еще жив? Если я жив.
Пробуждение.
Свет, яркий свет. Палящее солнце. Земля. Я лежу на берегу моря. На каменных пластах. Маленькие камушки соприкасаются с моей спиной, я чувствую неровную, но твердую поверхность. Прочную основу. Уверенность. Землю, Я чувствую малейшие ее колебания. Представляю, как на миллиметры сдвигаются ее пласты. Как вибрации до-ходят до моих чувств. Она говорит мне. Я тебя слышу. Слышу. Земля горячая от палящего солнца. Мое тело расслабленно. Лучи проникают в меня и в камни. Тепло. Нежность. Огонь, который в тебе рождается, почему-то сжигает все желания, все мыс-ли. И ничего не хочется. Просто быть в этом тепле. Ветер касается тысячи волосков на моей коже. Пробегает сквозь мои волосы, забирает ненужные мысли, уносит их. Уносит. Ветер уносит меня. Я – ветер. Я - этот шум, это мимолетный порыв. Эта свежесть. Прохлада. Этот покой. Капельки морской воды попадают на мои щеки. Они высыхают и испаряются. Превращаются в пар. Шум моря. Вода, не имеющая границ, формы. Вода, которой не страшна ни одна преграда этого мира. Ее способность проникать. Способность чистоты. Спокойствия. Непостоянства. Ее убаюкивающие вибрации. Прилив. Отлив. Вдох. Выдох. И все это здесь и сейчас. В эту секунду. В это мгновение. Все это в этом пространстве за тысячи лет вплелось друг в друга. Пространство, сотканное четырьмя стихиями. И пятая стихия. Она везде. Пространство. От неизведанных глубин морского океана, где, может быть, живут далекие родственники динозавров, а, может, и сами динозавры, до горных массивов центральной Азии, где уверенным шагом крадется снежный барс. От Северного полюса до Южного. От песчинки до неизвестной нам галактики. От полета в воздухе до приземления. От прыжка в водопад до погружения. От зимы до весны. От лета до осени. От вдоха до выдоха. От бескрайнего света до бесконечности. От пустоты… В пустоту…
Монах открыл глаза. Сделал вдох и выдох. Встал. Люди. День. Солнце. Кто-то трогает его за плечо. Оказывается, это та мадам из троллейбуса, которая наступила ему на ногу:
- Ну что, говорила тебе, что найду тебя, а? Чё глазенки свои вылупил?
- Извините меня, я был не прав и сильно расстроен. Я вас очень обидел, вот, возьмите конфету, к сожалению, у меня больше ничего нет, - уравновешенно с заметным со-страданием ответил монах.
Вдруг мадам резко переменилась в лице: оно стало мягче и признаки злости исчез-ли.
- Ну да. Я. Это. Люблю конфеты. В общем, вы меня тоже извините, у меня нога распухла, поэтому я неуклюже немного себя веду. Не хотите выпить кофе? Хороший денек, а провести его не с кем.
- С великой радостью, конечно, - ответил монах, словно произнёс «Ом мани падме хум».
На голове моей сарай, а у других - причёска
- Бора?
- Да.
- Слушай.
- Да?
- Хочу дзен-парк.
- Что хочешь?
- Дзен-парк. Да, пожалуй, его.
- Зачем он тебе?
- Для того, чтоб был. Почему бы и нет?
- Ну и где же ты его хочешь?
- На крыше.
- На чьей?
- На своей.
- Ух ты. Что ж, и что ты там хочешь видеть?
- Значит так. Хочу, чтобы у меня рос мох в форме инь-янь. Там, где трещина, чтобы бежал меленький ручеек. Хочу простор для мелких птиц и веточки для бабочек.
- Так, тогда я рад за тебя, мне пора.
- Постой.
- Да, - сказал Бора, понимая, что сейчас она будет просить его, конечно, же помочь ему.
- Мне нужна твоя помощь.
- Неужели?
- Да. Бора, ну тебе ничего не стоит, а? Да откуда в тебе столько лени взялось? Влюбился что ли?
- Да нет, не влюбился.
- Ага, имел бы щеки, мигом бы покраснел.
- Может, по делу?
- Так вот, слетай, пожалуйста на юг, и принеси мне хорошего мха, да чтобы без жителей, хорошо?
- Да, разумеется, куда же изволите? В Сочи или Стамбул?
- Нет, в Стамбул не надо, там сейчас волнение, лучше в Сочи. Говорят, там сейчас живет Верховный.
- Так, понятно, жди.
- Молодец у меня друг, молодец.
- Мам, почему он тебе так помогает? – Спросил Шиферёнок.
- Потому что… Друзья мы с ним крепкие.
- А что такое друг?
- Друг? Ух, ну как тебе сказать, друг – это друг…
- Ты же мне мама, а не друг. Тогда что такое «друг»?
- Это когда у вас очень много общего, понимаешь?
- Так у нас тобой тоже много общего.
- Мы доверяем друг другу на сто процентов, смекнул?
- А разве мне ты не доверяешь?
- Доверяю. Но ты мне тоже друг.
- Так я же сын?
- И сын, и друг.
- Так значит и он тебе не только друг?
- Так, стоп. Мы зашли куда-то в дебри.
- Нет, я хочу знать.
- Мы с ним хорошие друзья и помогаем друг другу. Поддерживаем, общаемся. А я тебе родственница, поэтому ближе по шиферу. Но с ним-то мы не родственники.
- Понял. Мам?
- Да?
- А ты любишь его?
- …Вот и мох, - вдруг сказал Бора.
- О, замечательно, Бора. Итак, надо разложить теперь его по инь-янь.
- Инь что?
- Инь-янь.
- Это что такое?
- Золотая середина.
- Так, ты не съезжай с темы, говори, что такое инь-янь.
- Это китайский символ пустоты.
- Понял, мне этого не понять, так как разложить?
- Дружище, лети в Китай.
- Елки-палки, не полечу я туда.
- Влюбился. Точно влюбился!
- А-а, всё, всё уже там.
- Шиферок, это взрослые разговоры, тебе еще не понять. Вырастешь – поймешь.
- Но я же не вырасту никогда. Меня таким сделали.
- Да, извини, забыла.
- Я понял, что ты имела ввиду, - вернулся Бора. - Сделал тебе и инь, и янь.
- Отлично! А что делать с ручейком?
- Есть предложение вставить туда формочку из дерева по трещине и залить ее про-сто водой, - сказал Бора.
- Бора, дуй на деревянный склад.
- Твою ж, лечу. Тебе вообще спать запретить надо. То ты не проснешься, а то проснешься с такими идеями, что колесить по всему миру приходится.
- Давай-давай! Одной ногой там, другой здесь.
- У меня нет ног.
- Ну значит крыльями.
- Мама!
- Так, ни слова! Мне и так сложно притворяться.
- Понятно.
- Вот тебе доска, - сказал Бора.
- Давай. Хорошо. На небе не облачка. Бора, нужна водица.
- Вода…
- Вода.
- Исполняю, ваше величество. Вам байкальская подойдет?
- Подойдет, тогда пару секунд. Готово.
- А это ты как так быстро-то?
- Так тут в луже вода с Байкала.
- Хорошо. Так, вроде бы, все? Да? Как думаешь?
- Остается только последний вопрос: кто же там гулять будет?
- Будем созывать народ.
- Ты хотела сказать, «пойди, Бора, позови народ»?
- Или так. Слушай, чего ты это вот это вот выкобениваешься?
- Я не выкобениваюсь, просто нужно придумать что-нибудь, чтобы и ты делала.
- Бора?
- Что?
- Позовешь?
- Позову.
- Вот и славно.
- Уважаемые граждане насекомые и животные: гусеницы, муравьи, бабочки и птицы, это к вам обращается ваш знакомый ветер Бора. Довожу до вашего сведения: на нашей, знакомой вам, крыше открылся бесплатный или платный дзен-парк.
- Бесплатный, Бора, бесплатный.
- Бесплатный дзен-парк. У нас вы сможете посидеть, поговорить, посмотреть на байкальский залив, завести новых друзей и полюбоваться на сочинские экзотические растения. Товарищи, траву на жрать! Просим вас в любое время пожаловать к крыше.
- Спасибо, Бора, спасибо. Осталось только ждать.
- Ночью гулять по городу было всегда любимым занятием для меня, - сказала гусе-ница своему товарищу по бизнесу муравью.
- Да, понимаю тебя, фонари, тишина. Как будь то какое-то таинство происходит, да. Знаешь, особенно летом, когда летают эмигранты.
- Какие эмигранты?
- Светлячки.
- Да, то еще зрелище. Слушай, а тут в дзен-парке хорошо, лучше чем в других ме-стах.
- Да, спокойненько так, хорошо.
- Да.
- Да. Да,
- Да. Да. Да.
- Слушай, почему дзен?
- Потому что карма.
- Карма?
- Карма.
- Карма…
- О, смотри, Палыч ползет. Вот жук, а!? Когда он мне долги уже вернет? Пойду ка узнаю у него. Я скоро.
- Давай.
- Здорово, Палыч…
- Привет-привет.
- Ну, как тебе тут гуляется?
- Да хорошо, хорошо. Здорово крыша придумала. Будет теперь где всем вместе со-браться.
- Это да. Слушай, Палыч, у тебя панцирь крепкий?
- Крепкий.
- Ты сыт?
- Сыт.
- Рад?
- Рад.
- Счастлив?
- Счастлив.
- Тогда скажи мне на милость, ты мне когда отдашь долги? Я тебе что, банк что ли?
- Блин, ну у меня правда нет сейчас ничего, я помню все, помню. Нет у меня сей-час.
- А что я есть должна? Землю? Ты брал у меня в долг, понимаешь, в долг! Я уже скоро бабочкой стану, ты в курсе? Я на третей неделе уже. На третей, понимаешь? Мне есть надо. Ты знаешь, как я похудела за это время? Смотри, у меня почти ничего нет… Одна оболочка.
- Да хватит тебе.
- А что будет, когда я стану бабочкой? Я даже летать не смогу. Меня ветром унесет.
- Мне правда очень неудобно, но что я могу поделать, если у меня сейчас нет ничего?
- А я откуда знаю? Пойди, ограбь крота! Что угодно, но почему я должна страдать.
- Знаешь ли, если не хочешь страдать, надо было не в этом мире рождаться. Тут все основано на страдания, милая моя.
- А я как будто не знаю. Слушай, ты одолжил. Я напоминаю, что о-дол-жил у меня половину годового запаса. Нет, жук, я не понимаю зачем, что ты сделал с этим? Ты не мог столько съесть, не мог. Что ты делал с ней? Продавал ее эмигрантом? Этим беженцам? Что?
- Слушай, я уже говорил тебе, что я ее раздал бедным тараканам.
- Так, робин гуд с рогами, ты мне пшено на брюхо не сыпь. Если в конце недели не вернешь, я на тебя змей натравлю, так и знай! Они разбираться не будут, кто, что, как. Она сразу к делу. Понял меня?
- Что ты злая такая?
- А тебе какое дело, я не пойму?
- Да никакое.
- Вот и славно.
- Смотрите, опять эти двое общий язык найти не могут, - говорит представитель отряда красных представителю отряда черных. – Все бы им на личности переходить.
- Думаю, что у них ничего личного, просто бизнес.
- Бизнес?
- Ну да, бизнес.
- Мне кажется, что так дела не делаются, если уж взял, то будь добр вернуть.
- Это понятно, но ведь возвращать еще хуже, чем свое тратить.
- В этом я с вами полностью солидарен.
- А как вы думаете, завтра будет дождь?
- Дождь. Даже не знаю. А что об этом говорит Игорь?
- Игорь больше не говорит, Игорь дал обет молчания.
- Он и обет молчания? Да ну. Бог, наверное, уже шлет ему букеты роз, боясь, что Игоречек чем-то обижен. Да. А с чего он вообще решил взять этот обед?
- Говорят, что он подслушал в тех мирах что-то такое… Что-то опасное и страшное. И его заметили за этим делом, после чего грозились ему жестокой расправой, если тот хоть слово скажет. Потом они стерли ему память и вернули его сознание обратно.
- Обратно? Но разве они не знают, что у него склероз? Могли бы не возвращать.
- Да, конечно, знают. Но там правила такие. Да и к тому же все это зря, если ты он экстрасенс, понимаете?
- Да, действительно, зря. Выходит, что он все забыл, но в любое время может вспомнить?
- Выходит, что так.
- А как же Бог? Разве он не мог вмешаться?
- Да, наверное, не мог, если не вмешался. Видимо, у тех чин повыше будет, чем у него.
По парку ползет таракан, который живет в глубоких норах этого здания. Этот таракан - потомок таракана, чье потомство жило с запахом кожи того самого человека и о котором некогда было сказано. Повсюду были разные насекомые: комары, другие тараканы, гусеницы, бабочки, шмели и прочая живность. Он принюхивался к траве, запах которой никогда не слышал. Она была очень приятной.
Лучики солнца грели всех посетителей парка и было спокойно находиться там. Несмотря на то, что некоторые старые друзья ссорились, все быстро забывалось: в сущности, материальные вещи не имели здесь никакого значения, а споры о них были толь-ко традицией. Как на Масленицу сжигают чучело, так и в природе есть своя привычка: встретил друга – вспомни о долгах.
Жук, который должен очень много еды, на самом деле одолжил ее настолько давно, что можно было об этом откровенно говоря уже и забыть, однако, традиции есть традиции и ничего с этим не поделаешь.
И если быть объективным, то вокруг царила какая-то детская доброта и радость. Веяло простым счастьем. Легкостью и любовью.
И ничего больше не надо было.
- Ну что, довольна садиком-то?
- Довольна. Смотри, все радуются, разве что-то может быть лучше, чем эта радость? Радость от общения друг с другом.
- Чего же они так радуются?
- Друг другу, Бора, друг другу. Любят они.
- Да, им остается только позавидовать.
- Почему ты так странно всегда реагируешь на эту тему, Бора?
- Думаю, что можно легко это предположить, и нетрудно будет угадать.
- Это связано с прошлым? Да? Когда ты был индейцем?
- Да. Так и есть. Трудно видеть любовь других, когда сам не способен на это, либо не имеешь этого. Либо. Либо, либо. Еще много раз «либо».
- Что?
- Понимаешь, я буду жить вечно, а ты…
- О, Бора, ну что ты?
- Нет, в самом деле. Ты не вечна. Тебя, однажды, разберут и тебя не станет. Не станет. А я останусь без тебя. Один. Как и было раньше.
- Но неужели тебе не с кем будет больше дружить? А как же Игорь или Лужа? Как же они?
- Ты смеешься что ли? Игорь со мной каждые три минуты здоровается и начинает диалог заново, а Лужа… Ну я не настолько депрессивный чувак, чтобы молчать всю жизнь. Так что.
- Ничего, Бора, все мы умираем.
- Да, но не я, понимаешь, не я!
- Почему?
- Да потому что я не могу исчезнуть, потому что я везде.
- Неужели нет места где тебя не может быть?
- Я не могу раствориться там, где я, понимаешь, не могу?
- Понимаю.
- Ладно, дуратская тема. Бессмысленная.
- Бора, а если бы оно было?
- Что «оно»?
- Ну, место, где бы ты мог растворится, ты захотел бы этого?
- Я уже давно это хочу.
- И меня бы оставил?
- Нет, тебя бы не оставил.
- А потом, когда бы меня ни стало, ты бы улетел в это место?
- Да, наверное, да.
- Ты знаешь это место? – Настороженно спросил Бора.
- Нет, нет. Так. Просто спросила.
Ночь. Бора сидит у тополя и смотрит на небо. Ярко сияют звезды, тишина и легкий туман накрывает и складывается картинка, что стало все наоборот: земля сверху, а посередине Бора. По воздуху идут слоны бесконечными толпами. И они идут так спокойно, легко и уверенно, что хочется идти вслед за ними.
Бора все держал в голове мысль о том, что придет время, когда крыши уже не будет. И когда наступит этот миг, он потеряет самое любимое, что есть у него в жизни. И если сейчас смысл его существования заключается в том, чтобы сгонять в Африку за солью, в Китай изучить какую-то религию, в Сочи за соленым морским воздухом и многим другим - все это ради крыши, потому что ей от этого становится светлее. Но когда ее не будет, он потеряет все. Ему не для кого будет выполнять всякие дурацкие желания.
- И что тогда? - Спрашивает он сам себя.
- Ни-че-го. - Отвечает ему Мир.
Бора снова на могиле своих мамы и папы. Лунный свет освещает землю. И Бора легким касанием очищает траву от листьев, веточек… Он ничего не говорит, но сказать что-то хочется. Наверное, в глубине своего ветреного сердца он ожидает, что, однажды, снова увидит маму и папу. Но боится, что этого может не произойти. Кажется, что ему придется вечно ожидать этого.
Бора смотрит на крышу. Она спит. Крыша улыбается во сне. Вместе с ней улыбается Бора. Он внимательно следит за тем, чтобы ей не стало холодно, чтобы чужие ветра не сорвали ее с гвоздей, чтобы она как можно дольше находилась в покое и самосохранности. Он любит ее так, как любил своих родителей. Она спит. А он рассказывает ей истории о своем прошлом, рассказывает ей о жизни в других странах, о том, как строили великие пирамиды в Египте, о животных, которых она и вообразить не может. И всегда он рассказывал это с таким упоением, с таким огнем, что складывалось ощущение, будто его стихия вовсе не воздух, а пламя. Все в округе видели эту нежную и горячую любовь между ними и не могли себе объяснить, как такое может быть. Кто-то хотел понять, а кто то нет. Какой-нибудь муравей назвал бы это противоестественным. А гусеница ему бы ответила: «Сам ты противоестественный!».
Но еще больше все ожидали того момента, когда произойдет разрыв между ними. Боялись они этого от того, что тоже не могли этого себе представить.
И вот Бора смотрит на Крышу, которая пригрела маленького Шиферёнка. Он спит так мило в ее объятьях и видит сны. Он видит свою маму. Он видит, как ее разбирают, складывают обломки в грузовик и увозят на свалку.
Бора накрывает их невидимым одеялом и снова улетает на верхушки гор, смотрит на звезды. На падающие звезды, не загадывает желания, а просто смотрит. Он не спит. Потому что он не умеет спать.
На верхушку соседнего тополя садится ворона. Они внимательно осматривают друг друга, но молчат.
- Че смотришь? – Говорит ворона.
Бора с недоумением отвечает:
- А что, нельзя?
- Нельзя! – отвечает ворона. – Ты не имеешь никакого права!
- Конечно не имею. У тебя их тоже нет. Ты чего ко мне пристала?
- Я тут отдыхаю. А ты мне мешаешь. У тебя сыру не найдется?
- Нет.
- А сахару?
- Нет, я ветер. Откуда у меня еда?
- Ну тогда я не отстану.
- Слушай, лети на другую ветку.
- Фигушки!
Бора перелетает на соседнее дерево. Ворона перелетает вслед за ним. Они снова неловко смотрят друг на друга. И тут Боре приходит в голову гениальная мысль.
- Боже мой! Вы только посмотрите на неё! Как хороша! Это надо же! Здесь луна светит поярче, и я увидел твои большие красивые черные глаза!
Ворона стала заметно смущаться.
- Надо же, крылья-то какие! - продолжил Бора. – Просто слов нет! Ну-ка, голубушка, расправь их.
- Ну что это вы такое мне говорите?! Я хоть не уродка, но вряд ли меня можно назвать красавицей. Впрочем, я не против. А вы – мужик интересный.
- А что за клюв, да этим клювом можно мир перевернуть!
- Ой, ну что вы в самом деле! Я об этом очень редко думаю. Только утром… И только вечером. Бывает и за обедом. Но это уже не столь важно. Кстати, я не замужем. А вы? Вы женаты?
- Нет. Но совсем недавно появились перспективы. Если вы понимаете, о чем я.
- Кажется, понимаю, - удивленно отвечает ворона.
- Что вы делаете завтра вечером?
- Убиваю червей. А вы?
- Лечу в какую-нибудь страну. Но пока не знаю в какую. И зачем. Может, полетаем вместе в облаках?
- Полетаем. Только я люблю в сторону востока.
- Можно и так, - отвечает Бора. – Тогда до завтра?
- До завтра.
Они оба смотрят друг на друга, пытаясь понять, кто из них первым уйдет. Ворона поняла, что Бора не собирается улетать, а по традиции интригу нужно сохранять, и она улетает сама. С мечтами о завтрашнем полете.
«Вот, ворона, даже места не спросила», - подумал Бора. Он сладко потянулся и продолжил смотреть на звезды.
Вот.
Ночной бред Боры:
*
…Крепкий чай.
Холодный разум.
Горы, тьма, туман.
Колокольчик страхи гонит
Ом-ом-мани-пам…
Убежал подумать в темень
Убежал в туман:
Где – реальность,
Где – всем сердцем,
Где – (опять) обман.
На надежду нет надежды.
Верю – в ураган.
Верю – в сердце,
Верю – в горы,
В этот вот туман.
Полетели звёзды с неба
Загадай желан…
Обрываю:
Нет желаний!
Ом-ом-мани-пам…
Колокольца звук несмелый
Нежеланный.
Сам…
Накамлал горячим сердцем
Горы, тьму, туман.
Разум дышит
Ровной гладью.
Там, внизу, – обман.
Но…
Любовь кровит из сердца…
Ураганом вертит душу…
Слёзы – горлом и на горы…
Страх потерь туманит мысли….
…Ом-ом-мани-пам…
*
Просто уйти в горы,
нанизать на деревья мысли,
очиститься и очистить,
и улететь ввысь бы…
Любови совсем не греют,
Сердце стучит низко.
Без суеты, честно
горы нам души чистят…
*
Холодный август.
Через время, через годы
Даришь звезды, даришь руку.
В ней - ты. В ней - я. Одна судьба
И обе «неразлуки».
Тени, страхи, тьма тумана,
Помню пламя, помню дрожь…
Кричу, молчу, люблю. Но без
Фантазий и обманов.
Вспомнил кровь твою родную
Запах пыли. Дым в глазах…
О, да! Запомнил тебя такого:
Нежностью на руках.
Помню имя легким ветром
Помню имя было – «прах»!..
Знаю, жил ты на работе,
Только умер там - в горах…
Сплю теперь всегда с Ламримом
Верю, ты приснишься в ночь.
Горы, дым, холодный август -
Мудрости мне говоришь…
Костер горит и разум – «Ом»
В нем – ты. В нем – я. Тинлей и чай.
«Ничто не бывает случайным»,-
Так Будда еще говорил.
О друзьях
У лужи сидит дворняга. Она стала уже совсем старой, поэтому ей приходиться делать большие усилия для того, чтобы хлебнуть пару глотков. Она уже вот-вот умрет. Жучка сидит и смотрит на свое отражение. Большие уши свисают с ее старенькой шерстки. Ей почему-то грустно. Она была без дома с самого рождения, единственный хозяин, который у нее был, так это бездомный человек, живущий в выброшенных кар-тонных коробках. Он всегда с охотой делился с ней всем, что у него находилось, и они проживали одну жизнь на двоих. Бедную, несчастную жизнь – но вместе.
Жучкой, кстати, он ее назвал, когда она осталась жить в его хрупком домике. Жучка была доброй собакой. Она никогда ни на кого не повышала голос, и лишь иногда, когда к бедняге приставали местные хулиганы, она превращалась из доброй собачонки в злую зубастую тварь, рычащей, готовой кинуться в любой момент, дабы разорвать всех на британский флаг. И тогда хулиганье убегало и долго не возвращалось.
Бедняга гордился своим другом, и ему действительно не было цены, так как с того момента, как у него появилась надежная крепость, его доход от подачек значительно вырос.
Они гуляли вместе по парку. Он обучил ее командам «лежать», «сидеть», «взять», «нельзя», «дай лапу». Когда, однажды, ночью к нему пристал мужик, намекающий на кошелек или жизнь, то бедняга без волнения и сомнений произносил два волшебных слова: «Жучка, взять», тогда начинались голодные игры, и мужичок бежал от нее чуть ли не километр.
Они любили друг друга. У Жучки даже было день рождения, то есть день, когда ее нашел бедняга. Всегда в этот день рождения бедняга придумывал какой-нибудь скромный подарок, на который он сам был способен. Однажды, он купил ей собачью кость, и Жучке настолько понравилось грызть эту косточку, что она не ела целый день, забавляясь ею.
А как-то раз, он связал ей ошейник из веревочек, которые собирал целый год для этого праздника. Признаться, ошейник получился очень красивым и эксклюзивным. Он выцарапал своими длинным ногтями кличу «Жучка», и вплел его в ошейник, обозначая этим центр. Кстати, этим же днем, утром они ходили на речку, где он искупал ее, и когда Жучка уже бегала рядом с ним чистая и в ошейнике, то люди удивлялись, откуда у этого бродяги такая красивая собака? Она даже смахивала на породистую.
А, однажды, бездомный не проснулся. Жучка по привычке стала его будить – об-лизывать его лицо, но его глаза оставались неподвижными, как и все его тело. Жучка очень испугалась и подумала, что он просто голодный. Он взяла в пасть маленькую коробочку с денежками и пошла в закусочную, где ее хозяин обычно брал два вкусных бутерброда с сосиской. Один ей, другой ему. Она поставила коробочку рядом с ларьком, но ее никто видел, тогда она залаяла. На голос вышла ей знакомая продавщица.
- Жучка, ты? Ты что это, теперь и в магазин умеешь ходить? Опять бутерброды с сосиской? Сейчас, подожди, - она сделал два бутерброда, взяла сколько нужно денег, а сдачу обратно в коробочку.
Когда Жучка вернулась в картонку, она взяла бутерброд и положила его бедняге на бездыханную грудь. Но он никак не реагировал. Она стала лаять, чтобы он проснулся, но это не помогало.
Она склонила голову к его рукам и лежала так, не двигаясь трое суток, пока его не приехали люди в белых одеждах, которых вызвали люди, заметившие мертвый кусок мяса. Тогда Жучка вышла из картонки и стала между ними и своим другом, не подпуская их. Когда они решили приблизиться, Жучка улыбнулась им своей кровавой улыбкой, и они не посмели тронуться и на сантиметр. Тогда пришлось вызвать специальные службы. Приехали охотники. Трое мужиков в униформе стали подходить к жучке, пытаясь набросить на нее петлю, но она никак не давалась. Жучка лаяла, не переставая, кидаясь из одной стороны в другую и наоборот. Все видели любовь Жучки к бедняге. И еще тяжелее было от этого. Кто-то неожиданно ударил ее палкой по голове, и она потеряла сознание. Это был тот самый мужик, который хотел ограбить бездомного ночью.
Тело бедняги забрали, а собака осталась лежать на холодном асфальте еще до утра.
На следующий день Жучка очнулась от головной боли. Ей было очень тяжело ходить, несмотря на ее молодость и рассвет собачей силы. Она тяжелой поступью пере-двигалась к картонке, где к своему несчастью не обнаружила своего друга. Она съела бутерброды, и легла на то место, где лежал он, надеясь, что он сумеет вырваться от тех людей. Она потуплено смотрела на асфальт, и по ее векам стекали собачьи горькие слезы.
А вы говорите, собаки не плачут.
Прошло много лет, и Жучка постарела. Она больше ни к кому не привязывалась, да все бродила одна по знакомым местам, где когда-то они гуляли вместе.
И вот она сидит и пялится в Лужу, пытаясь то ли что-то вспомнить, то ли понять. Она смотрит так, как смотрела когда-то, лежа в коробке. Но в этот раз из ее глаз не течет ничего, кроме огромной печали и тоски. Она делает глоток воды, и идет дальше. На нее лают дворняги, но она их не замечает, ей уже все равно, что с ней произойдет и как. Она спокойно ожидала приближающеюся смерть.
Почему-то ей захотелось умереть на берегу моря. Бедняга часто говорил о своих морских путешествиях, о том, как красиво и ужасно бывает море. Жучка решила отправиться туда немедленно и остаться там навсегда. Она брела сквозь толпу людей, пробегающих мимо нее и даже не глядя. Кто-то задевал ее, нервно цокал и бежал дальше, не-смотря на то, что старенькой Жучке было очень больно. Она останавливалась, ждала, пока пройдет боль и шла дальше. К морю.
Ветер бил Жучке в лицо, и она смотрела на волнующееся море. На темноту, сгущающуюся в дали, и, видимо, приближающейся к ней. Она положила голову на лапы и спокойно смотрела в океан. Холодный соленый ветер обдумал ее грязную шерсть, и ей становилось так хорошо от той свежести. Волны поднимались все выше. Все громче и громче шумело и врывалось на берег море. На горизонте надвигалась огромная волна. Жучка заметила эту выделяющуюся линию и даже подняла голову, чтобы четче ее видеть. Огромная волна, выстой с девятиэтажное здание надвигалось на единственное, живое существо на пляже. Волна становилась все ближе, но на Жучке не было ни страха, ни сомнения, ни искры. Ни жизни. Ни смерти. Она знала, что эта смерть. Она знала. Волна была уже в десяти метрах, а Жучка смотрела на нее так спокойно. Так легко. Понимающе. Она закрыла глаза. Сделала последний вдох. И исчезла…
Где-то в горах есть одно ущелье. Там бывают редко, так как туда нужно долго добираться, да и не всякий знает тропу к этому ущелью. В центре ущелья течет чистейшая речка. Там нет не единого лишнего звука, кроме звука природы. Это место, словно со-крыто. Солнечный свет насыщенно заряжает воздух. Ветер бегает между вековыми мудрецами и танцует на открытых полянках, где колеблют своими крылышками буддийские лунгты. Их ровно семь. Почему-то каждое время года на эту полянку слетаются все семь ветров, которые существует. Прямо, как в отпуск, как на праздник. Вот так: « А-а, ребята, полетели в картофельную щель». И уже через десять минут все там, а чего тут лететь-то? Они играют в прятки или догонялки, подбрасывают камни и просто бродят по лесам.
В этом ущелье часто гуляют два живых существа. «Уполномоченные представите-ли буддизма из Картофельной Щели». Они могут общаться между собой с помощью знаков, а могу все дорогу молчать, при этом так же общаться. Они собирают грибы, по-ют песни. Сидят и пьют чай под лунгтами. Разводят костры. Смотрят на звезды. И мол-чат…
Они собирали физалис. И шли. Просто шли.
Потом они идут в сумраке по пустой дороге домой. И вокруг тишина.
Его глазами
Утро. Как же тяжело просыпаться утром. Особенно, когда солнце уже далеко за зенитом. Сколько? Сколько времени? Двенадцать утра. Ё… Голова вроде бы не болит. Звонит телефон, кто? М, с работы. А что они звонят? Елки-палки, забыл им реквизиты карты принести в пятый раз. Так, что делать? Подниму трубку и буду молчать, сделаю вид, что сломан микрофон. «Але. Але? Ало, не слышу. Але?» Скинули. Фух, вроде бы прокатило. Опять звонят. «Алло? Алле?». Скинули. Хорошо придумал. Надо открыть окно. Вот это сны. Как в 3D кино сходил. Черт с ними, забыть. А…Свежий воздух. А тепло в начале февраля, тепло. Люди идут. Куда все идут? Лучше бы спали. Надо при-вести себя в порядок. Так, что там с фикусом? Земля сырая – хорошая. Иду в ванную чистить зубы. Вот это рожа… Да, рожа, опухшая от сна. Да, еще и шатаюсь от усталости. Тяжко много спать. Тяжелая работа – спать до потери эрекции. Что в холодильнике? Так, сегодня киви, картошка. Нет, картошка пропала. Да, сварил себе на голову три дня назад. Лучше бы ее сырой съел. Чай или кофе? Конечно, чай, кофе-то в магазине. Ну, вот, в итоге китайская лапша и тупой взгляд в окно. Так что же мне снилось? Опять не помню. Первые признаки склероза? Так, надо собираться. Пойти в спортзал? Или творчески поработать? Нет. В спортзале опять будут красивые девушки. Красивые девушки и мой невидимый стояк. Нет, лучше творчески поработать.
Иду по улице. Сегодня жарковато даже, жарковато. Может, позвонить ему? Почему-то не хочется. Приснилась очередная чепуха. Как хочется к нему. Люди, вы слишком громко думаете, оставьте свои рефлексии у себя дома.
Вот и мой автобус. Спать.
Вышел. Иду в сбербанк, надо сделать реквизиты. Точно, в кармане есть жвачка. Зайти в мак? Нет, на обратном пути.
Сбербанк. Ожидание. Временный сон.
- Номер семь, - голос в динамике.
- Мне нужны реквизиты карты.
- Паспорт.
Иду на работу. Открываю дверь в бухгалтерию.
- Здравствуйте, принес реквизиты карты.
- Здравствуйте, а что же вы не отвечаете?
- Да у меня, представляете, телефон сломался. Динамик не работает.
- А, не слышите? А то я вам говорю все, а не слышу никого, - смеется.
- Ну да, - подхихикнул. – Ну, всего доброго.
- Доброго.
Чем заняться? А, точно, надо пойти позаниматься с канатами.
- Здравствуйте, - сказал я вахтерше.
- Привет, привет.
- Я позаниматься.
- А, так пожалуйста. Пожалуйста.
Блин, почему каждый раз, когда переступаешь порок работы, хочется дико сходить в туалет по большому. Неинтересно или страшно? Хи-хи.
- В общем, я ничего не придумал, я вздремну в каморке?
- Конечно, может, во сне приснится что-нибудь, - смеется вахтерша.
Хорошо. Тепло. Лягу спать. Ой, как хорошо. Косточки похрустывают. Сейчас бы еще шум моря и свет солнышка – точно будет сказка. Не спится. Какие-то шаги. Темно. Что он там делает? Не вижу. В монитор смотрит. Устал.
О, кажется, и он посмотрел. Хи-хи. Привет.
Нет, не спится все-таки, пойду, что ли, погуляю. Да. Точно! Куда глаза глядят, а они глядят вообще не в этот мир. Так куда идти? Да не важно, - куда.
- До свиданья.
- Пока, Никита. Холодно на улице?
- Да нет, потеплее. Но обещали снова сильные морозы. После первой декады февраля.
- Да, откуда узнал?
- Посмотрел в погоде.
- Да там можно же смотреть только дня на три, максимум, они же сами ничего не знают.
- Да?
- Я тебе серьезно говорю. Мы как-то ехали в машине, лил такой сильный дождь. Мы думали, машина станет ковчегом нашим, а по радио прогноз погоды: «Сегодня будет облачно, возможно мелкий дождик».
- Ага, мелкий… Ха-ха, ну да, синоптики еще те. Да.
- Ну ладно, ступай (улыбается).
- Всего доброго.
Улица. Куда идти? Направо. Надо зайти взять кофе. М, мой любимый кофе. Иду по плице. Надпись на двери справа: «врач на вызове». О, психиатр поехал парить сам себе мозг. Ха-ха, вот работа камикадзе.
Иду. Звук крика. Птицы кричат. Вороны. Ух, как их много на ветках в парке. Елки-палки. Да. Вместо листьев. Точно. Они, словно, умершие листья. Листья с того света. Вот мрак. Листья в бордо. А это, пожалуй, смешно. Даже ржачно. Ему бы понравилась шутка. Может, крикнуть. Они полетят. А-а-а. Хлопаю громко в ладоши. Ноль реакции. Да. А, они же в бордо, точно. Хи-хи. Человек пытается и реального мира кричать умершим в бордо, а не как это бывает обычно наоборот. Под столом можно валяться.
Иду. Горячее кофе в руках. Паше позвоню.
- Але, Паша, привет!
- Привет!
- Что делаешь?
- Да к сессии готовлюсь, а ты?
- Гуляю, слушай, а ты работаешь в первых числах?
- Нет, у меня же учеба.
- А, понял.
- А что такое?
- Да, думал, если заменишь, я тут же сорвусь домой. Хочу к… Просто домой.
- Блин, извини, не могу, правда.
- Ну ладно, дружище, а может, погуляем? А то я все один да один. Блин, свободное время провожу только с девками, и то, которым нужно только потрахаться. Может приедешь?
- Нет, я с тобой трахаться чего-то не хочу.
- Ха-ха, Паша, я, ведь, не для этого, а просто прогуляться. Хе-хе.
- Давай, может, завтра? А то у меня экзамен утром – надо готовиться.
- Отлично, Паша, давай.
- Давай, я как раз в центре буду там.
- Все, хорошо, до связи!
- Все, счастливо.
Да. Вот скука. Господи, какие же жители этого города дезактивные, а? Просто убейся. Сидят в своих каморках и страдают фигней, неужели не хочется пойти погулять? Что ты, молчишь, ванильное капучино? Ой. Типо, ты горячее тут. Ладно, куда же дальше?
Ну вот, не приеду.
Пойду на мост, покидаю что-нибудь в речку. О, суши. Хорошее кафе. О чем говорят эти девушки, сидящее за окном? Ага, она менеджер объясняет стажеру, что у них к чему. Буду их отвлекать. Не обращают внимания. Может, улыбнуться? Так. Опять не обращают внимания. Пойду дальше. Может, к мастеру зайти? Точно, соскучился. Узнаю, как у него дела.
- Здравствуйте! – Улыбаюсь я.
- О, здарова, как дела?
- Хорошо, а вы как?
- Да тоже.
- Чай будешь?
- Буду.
- Чего пришел-то?
- Да поделиться идеей хотел. Знаете, на второй семестр придумал предмет – четыре каната. Сделать что-то в духе Прометея.
- Да, хорошая, да. Ну вот на каникулах думаешь об учебе, молодец.
- Да, у них хороший курс, - сказало третье лицо.
- Это да. Да, - сказал тренер.
В общем мы говорили и говорили. И мне было тепло поговорить с тренером. Тепло. Даже немного нервничал. Совсем чуть-чуть. Первый раз угостил чаем – давно хоте-лось. Хе-хе.
- А вы заниматься будете, да?
- Да. Сейчас да.
- А можно мне тоже остаться?
- Оставайся.
На занятиях TRX было тяжко. Я просто умирал от долгой натренированности. У меня лопались альвеолы. Кровь текла в желудок. Тошнило. Я терял сознание. Отошел в таулет. Елы-палы, как фигово, а? Надо возвращаться.
- Ну как ты, вампир? – Смеется тренер.
- Хорошо, спасибо.
- Дальше?
- Дальше!
В итоге все закончилось благополучно и я пошел переодеваться. Она меня ждала. Как и я ее.
- Поедем?
- Ну. Поедим, - говорит она.
Мы пошли по улице. Сексуальный контакт. И все такое.
- И как тебе живется одному?
- Да как? Как на острове! Лежу голый и загораю.
- А…
- Ну иногда подаю сигнал морячкам.
- И как?
- Костры жгу. И они с кораблей сходят на дым.
- А, ну все понятно с тобой, - смеется.
- Потом они снова уплывают, а я продолжаю загорать голым.
- Ну знаешь, мне рассказывали про эти сигнальные огни, рассказывали…
- Да? Интересно кто?
- Саша. Она у тебя, прям, причалила, однажды.
- Ну да, она причалила. Правда, ненадолго, пришлось отчалить.
- А что так?
- Жарко стало.
- А.
- А иногда беру лодку и плыву на соседние острова.
- Вот как? Это к кому же?
- К диким амазонкам.
- И как они?
- Ой, супер. Дикарки, что надо.
- Хе.
- И к амазонам.
- К амазонам, правда?
- Бывает.
- Да.
- Потом возвращаюсь на остров и иду в джунгли.
- Там же опасно?
- Я оттого и хожу туда, что там опасно.
- Не страшно?
- С хранителем – нет.
- С каким хранителем?
- Тебе еще рано знать.
- А.
- А потом все по-старому.
- На берег голым загорать?
- Да. Сигналить кораблям.
- Смотри, как бы ни причалили те.
- То есть?
- Пираты.
- Да я сам пират еще тот.
- Ну-ну. Помнится, ты тоже хотела на остров?
- Помнится, да забудется, - улыбается.
- Нет, еще никто не забывал, это я точно знаю.
Мгновения
- Ну. Ты же мне ничего не должна?
- В смысле?
- Ну, ты должна мне что-нибудь?
- Конечно, нет, что я тебе должна-то?
- И я тебе не должен, правильно?
- Ну, конечно.
- Фух.
- А чего ты нервничаешь?
- Да ничего.
- Я вообще спокойна.
- Потому.
- Ну чего?
- Потому что я не честный.
- Со мной?
- С собой. Ты сказала, что любишь меня? А как ты меня любишь?
- Как? Ну не как мужчину. Как друга. Как друга…
- Хух, елки-иголки, мать её. Вот тыры-пыры. Это хорошо.
- А ты как?
- Точно так же. То есть ты знала, что будет? Зачем мы едем? Правильно? Никто ни-кого не обманывал, правильно?
- Ну разумеется. Я прекрасно знала – зачем я еду.
- Хорошо, хорошо. Ты не против, если я посплю на балконе, хорошо?
- Мне было бы приятней вместе.
- Пожалуйста.
- Смотри.
Пишу. Блин, как же мне фигово. Врун. Сам себе врун. Дурак. Нет, но это же физиология? Физиология. Хочу уехать в тупичок у моря. Хочу к Боре. К Моряку. Хочу к Будде.
- Я жениться не собираюсь, а с девушками, кроме секса ничего общего иметь не хочу.
- Интересно. Никогда?
- Никогда. Жить только с мужчинами, но с женой – хуже ада.
- Знаешь, я вроде бы тебя знаю, но чувствую, что не знаю чего-то самого главного о тебе. То, что ты скрываешь.
- Ясно.
- Чем ты сыпал перед тем, как мы вошли? Это был обряд?
- Это была моя судьба…
- Не понимаю?
- Да ты не поймешь.
Но как сказать, что я не хочу больше встречаться и заниматься? Просто друзьями? Друзьями? Да какие к черту друзья? Друзей не трахают! Боже. Я - идиот.
Жалок я. Жалок тот, кто живет неосознанно. Жалок тот, кто закапывается в рефлексиях и выдает это за великое произведение искусства. Я не должен так поступать, ну почему? Почему у меня не получается! Я не хочу! Не хочу! Не хочу! Не хочу! Не хочу! Нет. Нет. Нет, нет…нет…нет…нет… нет… Кому? Кому принадлежит мой кусок мяса? Ему? Мне? Шлюхам? Никому. Тело, может и всем. Но душа только ему.
Смотрю в окно. Люди ходят. Люди, что вы ходите? Ползать надо.
Он работает? Работает. Я заканчиваю так, как не надо. Начинаю так, как следует. Или наоборот? Мое тело требует смены партнера. Я – сексоголик. Но родинка над моей верхней губой говорит о том, что любить я никого не буду. Конечно, не буду, ведь тех, кого надо, я уже люблю.
Вы думаете, что это личная биография автора? Правильно думаете. Или неправильно. А вы думаете? Или не думаете? А вы – вы? Или не вы? Вы уверены в этом? Или вы не уверены в том? Запутались? Распутались? Не сходится? Или сходится?
- Да.
Что ж, скажу, что этот вектор не принесет мне положительного эффекта, но как же справляться с физикой? Как? Горят пальцы рук. Он расстроен этим. Ему не нравится это. Мне тоже. Но почему тогда я делаю? Потому что, что? Потому что мне нравится? На самом деле потому, что это карма и надо решать кармические задачи, решать! Я только поддаюсь страстям. Вот.
Забери меня, ветер, Бора. Забери. Унеси в его объятья. Забери.
Пусть я сам стану ветром.
Пусть меня не будет.
Пусть я исчезну.
Пусть я перестану страдать.
Пусть все перестанут страдать...
Пусть будет будда хотя бы здесь.
Пусть лист станет настоящим буддой.
Буддой, каким у меня еще стать не получилось.
Пока что.
Ом. Ом Мани Падме Хум. Ом, Вова. Ом…
Звезды. Костер. Вальс. Речка. Мы. Утро. Дорога. Лес. Слова. Мак, кока-кола. Шапка. Лес. Лунгты. Грибы. Слезы. Смех. Радость. Ярослав. Экшен. Крики. Неудачи. Непонимание. Истина. Тягость. Время. Постель. Шепот. Шепот. Шепот.
Люди, что вы лежите? Что вы сидите-то, а? Спать надо, а не ерундой заниматься. Что вы читаете? Что? Елки-пали. Целую тебя крепко в рот, дорогой читатель.
Это были рефлексии. Я написал под рефлексиями этот отрывок. Рефлексии написали подо мной эти строчки. Рефлексивные рефлексии написали этот отрывочек.
Но дело даже не в том, что это были сплошные рефлексии. А в том, что ошибки – это нормально. Без них никуда. Мы не рождаемся идеальными людьми, мы можем только стать ими, но никак не родиться. Мы можем жить в благоприятных условиях для то-го, чтобы наша нравственность улучшались. Дело в том, что рассказ про остров, в целом, является правдой. Но есть и запутанные предложения, отбрасывающие только тень правды, дабы на догадки читателя. Для чего? Или почему? Потому что правду всегда говорить трудно. Вроде бы смело пишешь о другом, а как только дело касается тебя сразу сжимаются две дольки ягодиц, учащается биение сердца и т. п. Но не у всех так. Со временем человек, живущий именно по этому принципу, приходит к необычной легкости. Жизнь становится легче. Лучше. Такой, какой она действительно должна быть.
Эпизод, где впервые появляется автор, является одним днем из жизни. Жизни. Пусть он написан с больным сердцем, но все же надо дать некоторые пояснение моим действиям. Дело в том, что т. к. сейчас каникулы, то я сплю долго. Живу один, хотя, иногда, как видно в рассказе, ко мне приходят некоторые мадам, с которыми у меня бывают интимные отношения. Постоянной девушки у меня нет. Почему? Потому что психофизическое устройство женщины двойственно, а следовательно и правда у женщины своя: правда для других и правда для себя. Происходит это по причине их ежемесячных месячных. Мы и сами видим, как они меняются в поведении. А так как мой психофизический аппарат тонок и чувствует малейшие изменения в психофизическом аппарате других, то у меня поднимается буря от этой неправды. К сожалению, девушки не в силах это контролировать. Даже представить жутко, что раз в месяц девушки меняют свой менталитет. Понимаете? Ну что могу сказать – карма. Так что, к сожалению, на них мне не всегда везет. Точнее и не везет.
По другому принципу устроены парни. Их психика не рушится, хотя и берет иногда разные температурные накалы или вершины. Один их процент внутренней правды остается нерушим, хотя бы даже в малом количестве. Странно, что мои теплые отношения к представителю моего пола больше греют меня, чем отношения с девушками. Если в случае с девушками, у меня греется тело, то в случае с парнями, у меня греется душа.
А если говорить о своем идеале, то я его, наверное, еще не встретил, хотя сны мне снились про этот идеал около десяти лет.
Я бы не хотел быть таким ловеласом и спать с кем попало, но трудно справляться с сексуальной энергией, трудно. Можно, конечно, сублимировать. А можно не сублимировать. Но она есть, и надо куда-то выплескивать ее. Надо. Опять же это не оправдание.
Видите ли, мы оба знали, что хотим друг от друга, знаем. Знали. Мы приехали до-мой и вцепились друг в друга, как собаки. Но в итоге я сам лично был не честен перед собой, потому что по большому счету мне этого не надо, я этого не хочу. Я не люблю этого человека, а только хочу. И это внутренняя правда перед собой. Конечно, можно сказать, а что тут такого? Ну позанимались вы сексом и что? Все. Да нет. Не все. Теперь наступает момент неправды. Полной неправды. Я не хочу жить так. Не хочу поступать так. Но я это сделал. Уже.
Но уж в любом случаем это полезный опыт. Который меня учит. В любом случае, а как понять по-другому, что именно так и есть? Через опыт. Через ошибки. К правде придешь, отталкиваясь от неправды. Чтобы различать – надо проникать. И со временем этих неправд станет меньше. Со временем все встанет на свои места. Но есть и опасность. Если человек начнет жить неправдой, то причинно-следственная связь обернется целой ложной жизнью. Это самое страшное, что, может, быть. И чем дальше – тем сложнее быть себя по рукам в каких-либо случаях.
Честно говоря, надо просто любить. Хотя любить – это, конечно, не просто, нет. Это целое искусство, которому надо обучаться. Кстати, хорошее пособие есть у Фрома, а так же в некоторых буддийских учениях. Любовь – это не «а он не отвечает, мое сердце болит» и т. п. Это-то как раз-таки является эгоизмом. Самое интересное, это то, что любовь антоним слову эгоизм. Любовь и сострадание – синонимы. Потому что со-переживание, сорадования, и все остальное со – направлены на другого человека и по-чти не несут в себе эгоистических побуждений. Однако, когда мы страдаем, что человек от нас уходит, мы начинаем впадать в эгоизм. Мы не хотим, чтобы уходил тот или иной человек, потому что нам очень хорошо, когда он рядом. И мы готовы все сделать, чтобы вернуть этого человека. Чтобы он снова пробуждал в нас внутренние вибрации. Хотя это более глубинный анализ, когда мы говорим о вибрациях, но все же, это тоже является эгоизмом. Настоящие альтруизм и любовь, это когда мы не цепляемся за чело-века. Когда мы можем позволить уйти. Когда мы будем счастливы, если счастливы они. Пусть даже не со мной. Когда мы будем счастливым даже в том случае, если они испытывают несчастье. Счастливы просто оттого, что они есть на этом свете. И тогда это принесет неимоверное счастье. Пусть мы можем скучать, да что угодно, все это плоды мелкого или крупного эгоизма: скучания и все остальное. Давайте разберем слово скучаю: Скучаю-хочу, видеть-хочу, трогать-хочу, хочу, чтобы мои вибрации были сильнее – мне приятно- хочу еще больше. Так что тут эгоизм чистейшей воды. Вот другое дело, когда одно существование человека вдохновляет на жизнь. Вдохновляет на счастье.
Ночной бред Боры.
Как друг, - я рад, что ты вдали.
Как человек - я по тебе тоскую.
Разлука открывает много тайн…
Есть в мире город, где Бора борется с другим ветром. С Моряком. И это самый любимый город нашего автора - город с длинным составным названием. Тупичок у моря.
Почему-то они сразу невзлюбили друг друга. Так бывает, что неприязнь к кому-то берется из «ниоткуда» и остается на долго. Пока они оба не поймут в чем корни этой неприязни.
Представьте себе двух волков. Один здоровый, клыкастый, с черными глазами, белый. Здоровый. И он вожак восточной стаи. И другого: с красной шерстью, желтыми глазами, и по всем параметрам ни сколько не уступающий сопернику. А теперь поля битвы: весенние луга, море, пальмы. Так вот дерутся они насмерть, да все зазря, никто не может победить другого. Их беда в том, что они хотят победить другого, а не себя. Как можно победить того, кто равен тебе в бою? Никак.
Так же борются и эти два зверя: Бора и Моряк. Огромные смерчи поднимаются в черном море, и нет ужаснее этого бессмертного побоища происходящего на глазах у беззащитных существ.
Два медведя. Две смерти. Два бога.
Но бой их продолжается не долго. Пока, что называется, не надоест. Они надулись, и кинули друг другу бесцветные флаги.
- Устал? – Спрашивает Моряк.
- Нет. А ты?
- Нет.
- Перекур? – Спрашивает Бора.
- Перекур.
- Может посидим где-то, воздуху попьем? – Предлагает моряк.
- Давай, как тебе поляна в картофельной щели?
- С лунгтами подойдет.
- Ну полетели.
- Слушай, нам надо уже кое-что обсудить, - говорит Моряк.
- Чего?
- Может, хватит? Ну скажи, чего ты сюда прилетаешь, зачем?
- Ну, как зачем. Это мой любимый город. Да притом ты еще.
- Я?
- Ты.
- А чего ты ко мне вообще прицепился? Это мой город. Мои люди. Понимаешь? Ты не на своей территории, брат.
- Да то и прицепился, что скучно.
- Скучно? Тебе что, раскачать нечего что ли? Лети в поле и делай там, что хочешь.
- Да ладно тебе, Моряк, чего ты в самом деле, как будто тебе здесь весело.
Если в городе идут дожди и дует холодный сильный ветер – значит это Моряк.
Ночной бред Боры:
Так буддет
Нагадаю себе на остаток жизни
Не мещанства, не сладостей, не покоя.
Нагадаю себе на остаток жизни
Счастья равного, доброй любви, моря.
Нарисую себе на остаток дней
Не пастелек, не фруктиков, не цветов,
Нарисую себе на остаток дней
Честь и равность от сотен людских богов
Напою себе на остаток дней
Не фриволья, не коллоратур, не блюзов.
Напою себе на остаток дней
Песни крови, костей, всех секретных музык.
Наживу себе на остаток дней
Не домов, не машин, не счетов в банках.
Наживу себе на остаток дней
Пустоты и свободы от собственной кармы.
Город, словно, дым. Люди, как дым. Бора медленно качает деревья. Гонит серые тучи. В воздух, иногда, поднимаются остатки листвы. Стоит странная тишина. Как утром первого января, но сейчас не январь, и, тем более, не утро, а пять часов вечера. К тому же светло. Где все? Никого не узнаю. Нет, я видел раньше этих людей, знал их, но что теперь? Кем они стали? Они изменились. Город пуст. Машин на дорогах нет. Есть только море. Шум волн. Всплески пен. Волна, набирая высоту, расплетает гривы пен, но ветер моментально испепеляет ее на мелкую белую стружку, и она в одно мгновение исчезает. Набережная. Опять никого. Лавочка. Чайки летят стаей по морю. Куда они летят? И почему все в одно направление? О, этот родной морской воздух. Как я по тебе соскучился.
Лежу в маленькой комнате… Гирлянда. Тишина. Светильник. Дым благовоний.
Где она? В этом ли она городе? Приехала ли? Я ищу ее глазами, надеясь, случайно встретиться. Не говорить о том, почему мы бросили друг друга, а, может, улыбнуться, сказать привет. А, может, мы бы встретились, увидели друг друга и прошли бы мимо? Может, так? Нет? Я вспоминаю ее смех. Ее смешные рассказы про школу, счастливые и грустные рассказы про отца, семью. Я скучаю. Вдруг она едет в этом поезде? Может ли такое быть? Может. Но тебя нет больше в этом городе. Как и меня. В нем никого нет… Тяжело возвращаться в прошлое. Особенно, когда от него остался только дым. Смутно напоминающий даже черты этого прошлого. Даже черты.
Все уже не то, правда? И, конечно, понятно, что это всего лишь рефлексии, но ку-да же мы без них? Мы же люди в конце концов. Люди. Черт, лучше бы оказались, конечно, богами, но быть человеком тоже не плохой вариант. Весьма!
Горло сжимают снова слезы. Нет, не научусь прощаться. Не хочу с ним прощаться. Не прощаюсь, а, так, говорю, что скоро увидимся, если не умрем. Если не умрем. Не-возможно привыкнуть. Да. Вот такие вот пироги.
А поезд чух-чух. Чух-чух.
Я снова стою на пешеходном переходе, щелкаю семечки. Мой любимый капюшон скрывает меня в этом городе. Скрывает. Зеленый свет. Люди переходят дорогу. А я стою. Не хочу. Не хочу переходить дорогу. Не хочу. Снова красный. Снова щелкаю семечки. Машины. И снова зеленый свет, опять. Ветер показывает мне дорогу. Надо пере-ходить.
Нет. Нет. Нет. Нет. Ее нет. Не встречу. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох…
Помню, как приехал к ней в деревню под Краснодаром. Она тогда была в изгнании от родителей, и жила с бабушкой. Тогда я был еще со своей девушкой. Мы втроем смотрели на звезды, втроем играли в игры, разговаривали, читали стихи. И было там так хорошо, так тихо. И не звонил телефон в реке, который она утопила. И не считали мы не секунды, ни минуты, а просто жили. А на следующий день мы уехали. И все. На последние деньги мы сели в автобус и отправились в другой город. В тот яркий, бурный жизни. Праздничный город. Где идешь по улице и встречаешь своих знакомых, где можно было творить столько глупостей. Столько. Мы играли в футбол, баскетбол, бадминтон, прятки, догонялки. Обливали людей водой, катались на качелях. В общем, что только душа пожелает. Ну да, еще учились в школе, но это не самая интересная часть воспоминаний. А теперь? Дым. Пустота. Поезд. Чужие края. Чужие люди. Ноутбук. Шаловливые пальцы. Купе с дедушками. Чувствую себя дедушкой.
Опять, видите ли, рефлексии. Елки-палки-шишки-мышки.
Потерянные родственники
Есть одна бабушка. Двух нет. Есть только одна, которая живет на первом этаже девятиэтажного дома. Эта бабушка очень одинока и поэтому в ее квартире живет много собак и кошек. Эта бабушка знает буддизм. Она стала изучать его еще с раннего детства, когда ей попалась книжка какого-то там Далай-ламы. Комната бабушки всегда была наполнена каким-то банками, склянками, картонными коробками. Спала бабушка на диване возле окна, в то время, как и одна треть питомцев спала на ней же. Остальные жили в углах, на других кроватях, на столах, в ванне, и где только не спали и не ютились.
Соседи этой бабушки, как и все ненормальные соседи или нормальные соседи, не любили эту старушку из-за вони, которая исходила из ее квартиры. Хотя бабушка и убиралась там, это все равно ничего не помогало. Одна Карма чего только стоит. Вечно вляпается в какой-нибудь дурной запах, а потом ею пахнет не только вся квартира, но и подъезд.
Вызывали сотрудников, да все не помогало, оставалось только смириться и жить дальше.
Тем более, что после того, как опер пришел в контору, первые его слова были:
- Бл…, приехал, да вроде нормальная бабушка, да и не особо сильно там пахнет. Убирает там каждый день – все вымытые. Ну шум – да. Бл, стала камни мне показывать, мол, вот этот растет, а этот забирает негатив, но бл, когда она мне показала пластиковый камень, епт-твою мать, я туда больше не ногой. У меня чуть голову не снесло. Вон, уволят, как Виталика, тоже начну всякие благовония жечь на работе для гармонии… Бл!
Но интересно не это, а то, как она называла своих питомцев.
- Сансара. Сансара? Ты где? (Дальше - посвистывая) Сансара, ко мне, ко мне.
Прибегает на зов белая собака. Бабушка дает ей миску с собачей едой и отходит в сторону.
– Карма, Карма, Карма! Иди сюда, маленькая, ну в чем у тебя нос опять, Карма? А? Где валялась? На, - дает ей миску. – У, мерзавка. Так, а где Истина? Истина, ко мне, давай, еда готова. Истина?! Ничего понять не могу, куда она подевалась? Истина? Ну где же ты? Пора уже. Уже пора. Истина? А вот ты где! А, нет, это Иллюзия… Похожи, со-баки, похожи. Истина? Ау. А, вот ты где. Эй, - тычет ее, но она не отвлекается,- Эй, поди, померла. Эй?
Но вдруг Истина оживает, начинает громко лаять и бегать по квартире.
- Ух, напугала, дура. Опять валерьянки у меня нажралась? Прячу, прячу, а что тол-ку-то? Нет, эту кошку, ничем не исправить. Вот, берите пример с Причины и Следствия. Лежат себе в ванной душа в душу и отдыхают, никому не мешает, ждут, когда хозяйка их накормит
Рядом начинает прыгать какая-то собака, похожая на таксу.
- Так, Терпение, подожди. Сейчас не твоя очередь. Потерпи чуть-чуть. Так, пойдем я тебе дам погрызть что-нибудь. На вот косточку тебе. Так, где же мать ваша-то, а? При-чина и Следствие? А? Взаимосвязь? Ну, что ты, что ты, малышка, скулишь? Все скулишь и скулишь? Старенькая ты уже стала, как и я. Помрем мы с тобой скоро, помрем. Покой, а ты что молчишь? Где Совесть потерял, скажи? Что я вас, днями и ночами кормить буду что ли? Не те мои годы. Помню, как называла первую собаку свою: Миг. Жаль, не долго жил. Я почти не запомнила. Какой он был? По-моему, глаза были зеленые. Да. Или желтые? Не помню. Старая я уже. Старая. Такие вот мои годы, Покой. А ты мурлычешь. Спишь у меня на коленях. Тепло тебе, тепло. Мне тоже было тепло когда-то. Да вот время прошло быстрее, чем остывает чай на морозе, быстрее. Всех забрало. А меня забыло (смеется). И вот осталась я. …И вы. Кто же вас кормить будет, когда меня не станет? Никто. Я уже чувствую. С годами становится кое-что легче. Например, понимаешь, что успеешь, а что нет. На что остались силы, а на что нет. И вспоминать нет смысла, понимаешь, киса? А для чего вспоминать то, чего уже никогда не будет? Мы же не умеем вспоминать даже здесь и сейчас. Осознать момент. А всё позволяем себе летать где-то в прошлом. Хотя, говорят, без прошлого, мол, нет будущего. Или наоборот всё? Не помню уж точно. Да, может, и наоборот. По мне так слова словами, а дело - делом. Нет никакого смысла говорить, делать надо. Помню, мне один приятель, хотя видишь, вот опять вспоминаю что-то. Да, вспоминать надо. Но только правильно, а не чтобы впадать в уныние. Так вот этот приятель мне говорил: «Мы - не то, что о себе думаем. Мы - то, что мы делаем». Знаешь, Покой, он, несомненно, был прав. Прав! Жаль, погиб. Дурак! А я ему говорила, что не надо! (начинает кричать) Останови себя, убьешься ведь! (кричит) Говорила (шепотом). Ох, разбудила, Покой? Прости, прости. Спи. Давай я тебя поглажу, а? Вот так, мой славный, вот так. Ложись поудобнее. Ложись.
Да, помню. Опять начинаю вспоминать. Нет, не хочу. Лучше вспомню сейчас: сижу вот, глажу тебя, Покой, глажу. Так, не интересно, чутка назад сдать лучше. Так. Помню тебя, мой милый, помню. А я когда умирала, он ухаживал за мной, ухаживал. Я все ругала его, но не могла говорить, не хотела этого. Стыдно было так лежать, стыдно. И жаль было его мне… Эх, дура я, дура. Он брал мою ладошку, зная, что я не в силах была одернуть ее, и прижимал ее к лицу, и плакал. Просил прощения. Говорил, как любит меня. А я ничего не могла поделать. Ничего не могла говорить. Я была парализованной. Я, знаешь, Покой, только плакала. Слезы стекали в уголки глаз, а он все вытирал мне их платочком. Вытирал. Как я его мучила! Скорее умереть хотелось. Скорее. Чтобы ни себя, ни его не мучить. Оставить все как есть, и пусть будет, что будет. Мне тогда вы приснились. Перед тем, как я умерла, представляешь, Покой? Вы. Было очень интересно. Не успела, конечно, я стать сильно религиозным человеком, но все же при-касалась к этому, хотя бы ладошкой. Как он когда-то прикасался губами к моей ладошке. Ложился на бочок. Клал ее себе по щеку и засыпал. А теперь? Кто-нибудь так заботится о нем, как заботилась я? Кто-нибудь дает ему свою ладошку, чтобы он так же смог засыпать, как ему нравится? Как он любит? Нет? Жив он? Или умер? Тогда почему мы еще не встретились. Может, это я не пойми хрен знает где?
Ну да ладно. Мир людей – сложный мир, сложный. А сейчас сама не понимаю, что со мной. И где? Не в раю, не в аду. Застряла тут, как не знаю кто. Хорошо, что вы есть, хорошо. Где ты, сынок? Где ты? Сколько лет прошло с моей смерти? Десять? Двадцать? Тут очень странно все. Такое чувство, что времени нет. Прошлого нет. Будущего нет. А есть только настоящее. А настоящее - черт знает что. Думают, что я не понимаю, что они ни какие не соседи! Думают, что не заметно, что они призраки?! Заметно! Еще как заметно! Шатаются по улицам, на работу спешат! Какая, к черту, у них работа?! Они же все не настоящие! Как и я. Покой, слышишь? Мы с тобой не настоящие. Покой? Где ты?
Вдруг вместо кошки на руках бабушки появляется какой-то дым. Он ускользает от нее на пол и рассеивается между другими дымами. Бабушка поднимает глаза и видит перед собой сутолочную текущую рябь. Дымные образы животных, мебели, пола. Дым подражает даже движениям. Но видно, что это уже никакие не животные, а белые зыбкие глыбы. Бабушка с удивлением осматривается. Стул, с которого она только что встала, начинает рассеиваться. «Что происходит?» - Спрашивает она себя. Всё в дыму. Через мгновение дым стал настолько густым, что ничего уже не видно. Ничего. Бабушка молчит. Она и сама не понимает, что ей лучше сделать. Не понимает. Неожиданно начинает доноситься детский крик: «Бабушка!». Голос приближался. И из тумана выбегает маленький мальчик. Он бросается к ней и обнимает:
- Бабушка! Бабушка Люба! Как здорово, что ты приехала?! А ты мне принесла что-нибудь сладкое? Принесла? – Спрашивает он ее с горящими глазами.
- Ох, мой милый, - на глаза бабушки накатывают слезы,- я бы с радостью, но как же я могу, я уже…- Бабушка начинает плакать.- Я бы хотела, но…
- Ничего бабушка, все равно хорошо, что ты приехала! Пойдем, я покажу тебе, что бабушка с огородом сделала. Пойдем!
- Сестра?..
- Ну, пойдем бабушка. Когда она узнает, что ты жива она очень обрадуется. Пойдем! Она сильно плакала, когда ты умерла. Когда моя бабушка узнает, что ее сестра жива, она очень обрадуется. Бабушка Люба, скорее пойдём!
- Ох, я - бабушка едва произносит слова, так как слезы падают без остановки с ее стареньких, маленьких глаз, - Пойдем. Конечно… Я…
Вдруг мальчик начал исчезать. Бабушка хватала жадными руками его туманные очертания, но все он отуманивался. Снова белая тишина. Дым.
- Где ты? Эй? Куда же девался этот, сладкоежка? – Смеется.
Вдруг из тумана навстречу бабушке протягивают руку. Это живая рука. Рука настоящего человека. Признаки жизни. Что она хочет? Чего она ждет? Хочет, чтобы я взяла ее? Боже, какая теплая рука. Родная рука. Я знаю эту руку, знаю. Бабушка уходит в туман и исчезает…
Мы вместе, потому что у нас один уровень эгоизма
- Вот, - заявил Бора.
- Слушай, ты как расскажешь мне что-нибудь, так после этого хоть съезжай, - вытирая шиферные слезы, говорит Крыша.
- Прекрати жалеть себя. Прекрати.
- Я жалею себя, потому что это очень мне близко и затронуло мои больные раны.
- Думаешь, это близко только тебе? Это близко всему миру! Всем и каждому.
- Ну, Бора, я понимаю, что ты мне сейчас скажешь. Прекрасно.
- И каждый, кто бы то ни был, закапывается в своих переживаниях, хотя у всех умирают близкие и знакомые. Если они не одумаются, и не перестанут думать, какие они несчастные, эгоизм их разорвет просто.
- Бора, Бора, какой ты правильный, - хихикает Крыша. -Но ведь я не могу начать сострадать другим, пока не пропущу страдания через себя, ты пойми.
- Понимаю. И ты права. Но ты достаточно страдала, чтобы…
- Чтобы сострадать другим, - я понимаю. –Ну ты, конечно, даешь! Рассказываешь мне мелодраму, а сам еще удивляешься тому, что я плачу. Елки-палки, так не честно.
- Просто пойми, Крыша, что пора прекратить жалеть себя. Жалеть себя – это…
- Эгоизм, Бора, чистейший эгоизм.
- Именно. А он затуманивает душу. Окутывает ее в стальные цепи, оттого людям и тяжело, что они заботятся не о других, а о себе.
- Да, но об этом говорят три тысячи лет, Бора. Что изменится от меня?
- Как что? Неужели ты не понимаешь? Когда изменится один человек – изменятся все. Это единый механизм, единая система, пусть это будет не сразу, но это только так, и не как иначе, Крыша! Никак!
- Да, Бора, понимаю тебя. Согласна с тобой полностью, но пойми, что я очень впечатлительная Крыша! Ну кто виноват, что у меня утонченная шиферная кладка, а? Кто? Я восприимчива, и все. Пройдет пять минут, я осознаю, что это мой эгоизм, но все-таки Бора, ты торопишь события. Я не идеальная, понимаешь?
- Понимаю, тогда прошу прощения, я просто тебе напомнил. Так.
- Знаешь, жаль эту бабушку.
- Жаль.
- Но ведь у ее родственников еще остались близкие, так?
- Так.
- Значит, не все потеряно. Можно сделать что-то для них. Неужели они не поймут этого?
- Поймут. Но не все. Разные жизни. Разные истории. Понимаешь ли, много причин и следствий, по которым к этому приходишь не сразу, либо никогда не приходишь.
- Но неужели смерть одного близкого человека не может взорвать эту стоячую воду? Почему человек забывает о том, что есть еще другие люди, которым он нужен? Которым нужна их любовь? Страдать рядом с ними он не имеет права, так как это принесет страдания и им, понимаешь? Это очередной припадок нашего эгоизма.
- Да, Крыша, мне нравится ход твоих мыслей. Но дело в том, что никто не рождается идеальным ветром в этом мире, никто не становится идеальной Крышей, тем более, не рождается идеальным человеком. Че-ло-ве-ком.
- Как думаешь, родственники этой бабушки, это поймут?
- Опять же не все. И со временем. Смерть в мире еще научились толком воспринимать. Не научились. Все только боятся. Надо не бояться, а осознавать, а этим туго. Туговато.
- Знаешь, Бора, думаю, что в не этой, так в следующей.
- Это все замечательно, но я живу не один век и вижу это. Эгоизм – это нравственный Бог. И боятся его свергнуть, потому что не знают, как управлять собой по-другому, боятся. Подносят ему его же плоды. Эх, как же горько, когда находишься в лаптях этого Бога – и как же радостно, когда отказываешься от него, и всех его плодов. Только тогда оказываешься в настоящей свободе. В настоящей независимости.
- Но эта бабушка. Да. Эх, Шиферёнок, спит сладко. Есть и мне о ком заботиться.
- А ты слова на ветер не бросаешь, Крыша.
- А ты как будто и не знал, что я этого не делаю.
- Спит он?
- Спит.
- Ну хорошо. Хорошо. Знаешь, думаю, что нужно осознавать взаимосвязь всего сущего.
- Конечно. Но что ты конкретно имеешь ввиду?
- То, что мы все находимся в мире несчастья, но именно за это и спасибо ему, по-тому что начинаешь сильнее ценить моменты счастья. Простого. Истинного. Настоящего.
- Да.
- Знаешь, Крыша, есть одна такая практика буддийская, называется Дзогчен. Я ее подглядел как-то, пролетая в Тибете. Так вот, когда начинаешь ее практиковать, то ты заплачешь не только по этой бабушке, а по всему миру, потому что ты сможешь почув-ствовать весь мир. Весь. И именно тогда в тебе проснется великое сострадания, как когда-то было у Далай – Ламы четырнадцатого, понимаешь? В конце своей жизни, он приходил в аудиторию, и не произносил ни слова. И свет, который излучал. Этот свет. Ни с чем не сравнимый. Да. Да.
- Слушай, Бора, что за практика?
- Не все сразу, Крыша. Думаю, нужно сначала последить тебе за своим дыханием. Вдох - выдох.
- Да?
- А как ты хотела? Все сразу?
- Нет, Бора, я не настолько ленивая, как ты думаешь!
- Извини, подумал, вдруг, что ты захотела все и сразу.
- Нет, просто мне интересно.
- Тогда никаких проблем.
Ночной бред крыши:
*
Читатель снов
Каждый, с кем я жила или живу сейчас, рассказывает утром сны. Одни – в ожида-нии разгадки, другие – в желании поделить чувства, третьи – создать общение.
Я знаю все их сны. Потому что когда они засыпают, я только просыпаюсь. И плы-ву по тонкой ткани призрачного мира. Ночь бесстрастна. Но дух всё равно умирает, ко-гда на карте снов встречает пустыри. Ушедшие любимые. Своих снов вы больше не увидите. Жизнь выдохнута, выплюнута, выблевана. До новой жизни.
Я придумываю вам память. Не называя имён рисую лица, тела, запахи. Рисую во-лоски на теле, гусиную кожу, испарину страсти, стон. Рисую заботы, тоску, гулкую неопределённость. Рисую реквием.
Неслучившиеся любовники. Я снова рисую реквием. Но не им. Своим желаниям. Своим страстям.
Реквием освобождает.
*
Тебе, вместо «Сладких снов» (колыбельная)
Во сне полетим в Бутан!
Там в людях ни гнева, ни жалости,
Там в снег кричат журавли,
Там стены в прекрасных фаллосах…
Пусть местные мудрецы
Нам вырвут сердца с корнем.
Пусть странную пустоту
Заполнят далёким покоем.
Пойдём мы с тобой по горам
Туманом размытые, ясные
На нити оборванных слёз
Нанизывать россыпи звёздные.
*
Ты прочитал все мои к тебе - чувства.
Я действительно уверена в тебе.
Я знаю - всё у тебя будет получаться.
Всё правильное, взвешенное, искреннее.
Мы рождены для побед.
Даже если это поражения.
Сильнее и вернее уроков не видала.
Я, повторю, не просто верю, я - уверена в тебе.
Загоню тоску в угол
Выйду в мир, жить - дальше.
Для меня больше нет фальши.
Трепет чести - мой Будда.
Протяну любовь нитью
От себя до тебя - тонко
Чёрным дождиком грусть вылью
Зов любви - песнь звонко.
Разрушаю себя. Строю
Птица Феникс - вечный идол
От сожженья до родов - вою
От рожденья до пламени – лидер.
Я такую себя знаю
От другой - давно устал...
Люблю тебя бесконечно долго. Сколько помнила, сколько помню, сколько будду…
Я говорила тебе это в тысячах жизней.
Я обнимала тебя задолго до нынешнего дня.
Я целовала тебя миллионы раз когда то...
Как небо целует солнце, как луч целует волну.
Так было. Так есть. Так буддет...
Сердца начальников
Ветры открывают весенние окна нараспашку. Запахи ирисов, тюльпанов окутывают квартиры, и люди с этим вдохновением выходят на свои балконы, чтобы подышать свежим чистым воздухом. Лучи солнца отражаются в окнах соседних домов и да-же в окна, которые находятся в тени, все равно проникает утренний солнечный свет. Свежий запах скошенной травы. Складывается такая игра света, что не понятно, то ли это закат такой красный, то ли рассвет. И почему воздух словно водяное стекло булькает в пространстве. Бабочки. Пчелы. Птицы. И – вдох. И – выдох.
Все-таки есть в мире вещи, которых мы абсолютно, к своему удивлению, не заме-чаем. Вот, например, крыша, которая, изредка, стучит сама под собой. И складывается ощущение, что стучит барабан. Так медленно, так равномерно, что поневоле выгружаешься в какое-то спокойное и умиротворенное состояние. И люди, которые проходят рядом с этой крышей, спеша на неинтересную, скучную работу, останавливаются и прислушиваются. Прислушиваются к тишине. К этой земной невесомости, которое создает крыша. Дует легкий ветер и аромат цветов долетает до прохожих и, вдыхая его, они взлетают в этот же момент куда-то ввысь. Их чемоданы открываются, и оттуда плывет по воздуху куча белых листов бумаги, абсолютно ничего не значащих теперь. Белые листы бумаги. В этот миг что-то в сердцах людей замирает, останавливается, и они начинают жить по другому: по-настоящему, по-человечески. Заново. Жить так, как у них не получалось никогда. Они счастливы, что им никуда не надо. Что они, впервые, в своей жизни никуда не спешат, им ничего не надо: ни времени, ни работы, ни места жительства, ни денег – ничего. Лишь бы только летать. Здесь. Смотреть на рассвет. Смотреть на самих себя. На других, летающих в лучах света. Покой.
Но проходит время, и что-то их возвращает на землю. То ли звонок, то ли что-то еще. Может, страх. Люди идут на работу снова. Им не хочется возвращаться в этот скучный мир бумаг, начальников, подчиненных и всего прочего несущественного хлама. Я сегодня летал перед работой в разовом закате. Или это был рассвет? Непонятно. И понял, что не хочу работать. Ничего не хочу. Хочу только это день. Хочу слышать птиц. Чувствовать запахи. Смотреть на облака.
Счастливые люди приходят на работу, но не торопятся к своим столам. Они раздают весенние мандарины, розы, дарят их сотрудникам, которые не проходили сегодня мимо этой крыши. И те с непонятным, каким-то детским удивлением принимают подарки, улыбаются. Им по-настоящему хорошо. Они подводят клерков к окнам и показывают им на красный закат. Или рассвет? И те, вдруг, начинают приятно и ласково улыбаться. Дышать и есть мандарины. Дышать. И есть мандарины.
Боссы и начальники в шоке. Что-то кричат. Пытаются всех прогнать от окон к своим рабочим местам, прекратить есть мандарины, но ничего не помогает. Их никто не слышит. Вдруг, они грозится, что всех уволят за этот беспредел, однако, их насильно подтаскивают к солнечным окнам, обнимают, молчат. Дышат и смеются. И продолжают есть мандарины. Сердца начальников оказались слабыми и они, невольно, расплываются в улыбках. Черты их лиц изменились. В них появились добро и честность. Они стали нежно чистить мандарины. Думали они о том, как любят их родные. Безгранично, как это небо. Как это небо безгранично любит нас. И пусть все будет правильно с этой секунды. Пусть все мы пробудимся! Пусть. Да будет так!
Вот какая история произошла этим волшебным весенним утром.
Еще сегодня кто-то снова посмотрел в лужу, чтобы поправить свою прическу. А потом умышленно наступил в нее, промочил одну ногу и пошел дальше! Какое же счастье было для лужи, что ее кто-то заметил! Что кто-то соприкоснулся с ней. Лужа смогла стать счастливой… И вообще день пошел как надо, как правильно, как уже давным-давно должно было быть.
Забудьте все свои страхи, забудьте желания, просто живите ради других, живите. Забудьте о себе. О вас вам обязательно кто-нибудь напомнит, и пусть это будет тот человек, которому вы сегодня сделали доброе дело. Маленькое, но доброе. Но дело. Вдохновитесь же этой энергией счастья: кричите, бегите, делайте все, что угодно, но взрываетесь, как хлопушки, дарите себя другим, любите других, дарите счастье - не себе, вам кто-нибудь его тоже обязательно подарит, может, вы не этого не замечаете, но уже дарят. Просыпайтесь, где бы вы не были: в туалете Кремля, либо на овощном рынке, где угодно, но этот день вы просто обязаны прожить счастливым человеком во имя всех живых существ, во имя добра, счастья, полета, гармонии, жизни, мамы, папы, бабушки, дедушки, сына, дочки, друга, подруги, животных, бабочек, муравьев. Во имя каждого нового, первого вдоха. И последнего выдоха.
Что вы видите, когда идете по улице? Лица никогда не знакомых вам людей? Но если стоит вам только захотеть. И вспомнить. В итоге все определяется вашим «хочу» и «не хочу». Удивительно, но стоит искренне улыбнуться прохожему, как вдруг вы увидите, как он вам нежно и приветливо улыбается. Главное честно. Откуда такая реакция у просто прохожего? У человека, с которым вы никогда не виделись и не общались? Удивительно? И да и нет. Если бы он действительно был вам чужим, то он бы так в жизни не улыбнулся, понимаете? На глубоком подсознательном уровне вы помните этого человека. Помните. И он вас тоже. Стоит только искренне улыбнуться человечку. Посмотреть в глаза. Мгновенно полюбить его за то, что встретил сегодня. За то, что он подарил тебе эту настоящую улыбку, которую, возможно, вам дарят очень редко. Редко. Знаете, когда у меня происходят такие ситуации, я, иногда, оборачиваюсь и останавливаюсь. Смотрю вслед. Я останавливаю этот миг, чтобы лучше запомнить его. Лучше ощутить. Стать этим мгновением. Воспламенить и гореть. От счастья. От радости. И то вдохновение, которое меня окутывает, готово перевернуть весь мир с ног на голову. Счастье, радости, любви, покоя, здоровья, решения всех проблем всем духам, демонам, хранителям, всем живым существам: рождаемым, рожденным, готовящимся родиться, приходящим, пришедшим, готовящимся прийти. Счастье всем и только счастье. Пусть у нас у всех есть проблемы. Пусть мы не идеальны – мы, ведь, люди. Пусть мы злимся, завидуем, страдаем, но все-таки есть в нас эти секунды просветления. Этот огонь. Если вы почувствовали это мгновение счастья прямо сейчас, бросайте читать, бегите к любимым, к родным. Радуйте их. Говорите им тысячу слов благодарности за то, что они живы. Что они все еще есть. За то, что у вас кто-то еще есть в этой жизни. А если никого, то идите к бездомным и сделайте все, чтобы они были счастливы. Сделайте свою жизнь значимой. Станьте героями добрых дел. Поборите свой эгоизм, свои иллюзии. Любите других, а не себя, любите. И тогда вас полюбят. Учите, наконец, любви.
Кормите бездомных собак. Соревнуйтесь в совершении добрых дел. Да, люди умирают. Люди умирали и будут умирать каждый день, каждый час, каждую минуту. И вы – не исключение. Но это не означает, что нужно впадать в депрессию и уныние – нет! Вы должны признаться себе: «Да, я не ценил этого доброго человека при его жизни так, как мог бы это делать. Как он того заслуживал. Я был под действием иллюзий и омраченном состоянии ума и не осознавал, что важнее: моя карьера или жизнь моего близкого. Теперь его нет, и я больше никогда не увижу его в этой жизни. Никогда. Да, я потерял бесценные секунды. И это очень тяжело терять близкого человека. Особенно, когда понимаешь, что не заботился о нем так, как мог, потому что было много лени или других важных дел. Но у меня есть еще близкие мне люди. У меня родные, которые еще живы, а значит я им нужен. Как и они мне. А, значит, я могу заботиться о них по-настоящему, какими бы они не были. Какой бы мама у тебя не была – она одна единственная, и уже за это заслуживает бесконечной любви к ней, несмотря ни на что. Пусть я не ценил жизнь так, как раньше, но теперь я не позволю себе этого. Нет! Я буду любить тех, кто еще рядом. Кто еще жив! Пусть смерть близкого человека послужит примером для меня, за что я буду ему бесконечно благодарен! Всегда! Теперь я буду осознавать это и совершать добрые дела. »
Вы можете сказать, что это всего лишь слова, а в жизни так почти невозможно жить, потому что… И вы будете перечислять множество причин, которые на самом деле не являются ими. Но опять же вопрос «хочу» и «не хочу». Если есть желание – все воз-можно! Никогда не поздно. Поздно – это никогда.
Мы цепляемся за все: за людей, за машины, за квартиры, за драгоценности, за все то, что нас удовлетворяет. Мы хотим, чтобы именно этот человек был рядом, потому что если его не будет, то мне не будет так приятно. Но, ведь, это очевидная ошибка. Рассуждая так, мы не теряем способность по-настоящему ценить того, кто находится рядом. Сейчас. В эту секунду. Пусть мы не так его любим, но все же этот человек сейчас перед вами. Кто знает, может, он завтра не проснется. Кто знает? Настало время жить честно. Можно постараться сделать это. Понятно, что больших результатов сразу вы не получите, но первые шаги будут. А это уже результат.
Что вы видите, когда идете по улице? Свет или мрак? Вы видите, когда идете по улице? Видите, вы идете по улице. Видите ли, вы идете по улице.
Крыша любит видеть. Хотя ей очень сложно, но она не отчаивается. У нее был ста-рик, живущий под ней, которого она грела своими хрупкими крылышками. Он умер. Ей было тяжело, но она справилась с этим. Справилась. Она осталась жить ради Боры. Ради того же старика. И теперь ради этого маленького Шиферёнка.
Она заботится о нем. Крыша глубоко сочувствует и сострадает ему. Ей по-настоящему удается сострадать. Со-любить. Правда, не так глобально, как это умеет Бора, но нисколько не уступая по качеству этих благородных чувств. Конечно, она крыша, но все-таки есть чему у нее поучиться. Есть.
Крыша осознает свое не существование. Она знает, что ее нет. Не существует. Зна-ет. Но живет. Тихо. Спокойно. Никому, не мешая. Жизнь ее, как дым. Без форм. Без определенности. Хотя ее любовь к Боре и отличается от любви ко всем остальным, она остается верна пустоте. Земной мир отличается тем, что здесь умеют любить. Любить так, как невозможно себе и представить. Быть рядом тысячи жизней. Всегда. Умирать с улыбкой и легким намеком на волшебность своего ухода. Она нашла его. Нашла Бору. Она любит его. И благодаря этой любви – научилась любить весь мир. Хотя она это и раньше умела, он лишь помог ей вспомнить об этом, но все равно это огромная заслуга в его вечной, но ветреной жизни. Она понимает, что привязана к нему, но жить без него она сможет. Сможет, потому что знает, что все основано на повторном рождении. И она с ним будет встречаться в других образах множество сотен раз. И Бора знает это. Им тяжело будет без друг друга. Но пусть это будет последним испытанием в их воздушно-земной жизни. Не надо плакать. Так есть. Так было. Так будет. И когда настанет этот миг. Когда придет время. Сейчас они любят друг друга, и дарят неисчислимое количество счастья, потому что есть только миг. Между прошлым и будущим. Только миг, что-бы подарить друг другу себя. Стать счастьем. Быть солнцем в кармане. Луной в глазах. Ромашками в дыхании. И все потому, что жизнь, она, собака, длинная, но может обо-рваться в любую секунду. Как на счет того, чтобы прожить вместе вечность? Кто-то боится прожить три дня, а мы хотим вечно.
Хотя Бора думает, что он вечен, однако, это не так. Всему есть определенное за-вершение, и изменение затем в другое. Суть этого мира заключается в непостоянстве. В изменчивости. И Бора не вечный. Он не был вечно ветром. И не будет им всегда. И ему предстоит пронестись последний раз грозой в пространстве. И изменить последний раз направление дождя. Последний раз развеять дым на могилах своих родителей. Последний раз смотаться в Африку за утреннем кофе, который так любит Крыша. Посидеть ночью под луной. Только он не понимает, как это произойдет, но это не страшно. Ему тяжело от того, что очень долго. А так, как любой здравомыслящий ветрюган, он прекрасно понимает, что и он не вечен.
Бора рвет море на тряпочные полосы. Превращает воду в пыль. Поднимает волны и разбивает их о скалы. Волны поднимаются все выше.
- Бора, навести меня, ветер Бора, - издает томным голосом дрожащая крыша.
- Да, я здесь, - Отвечает грубым басом древний ветер.
- Зачем ты так волнуешь море? Ты чем-то встревожен?
- Мне приснился сон.
- Можешь мне рассказать.
- Не могу.
- Почему?
- Это был плохой сон.
- Что? Разве может быть что-то плохое или хорошее, Бора?
- Нет, но…
- Что тебе такое приснилось?
- Что тебя не существует. Меня. Вместо тебя ничего нет. Я видел картинки.
- Продолжай.
- Крыша, я не могу.
- Это так больно?
- Это страшно.
- Но, ведь, это правда.
- Я знаю.
- Тогда надо принять это.
- Но это коснулось тех, кто мне очень дорог.
- Я понимаю. Но такова жизнь. Нет исключений. Что ты видел?
- Я видел… Видел, что тебя нет. Ты исчезла. И я не чувствовал боль или что-то подобное. Нет. Я, вдруг, почувствовал что-то очень нейтральное. Что-то очень спокойное. Нет, даже что-то, что ничто. Это была пустота. Я, вдруг, увидел пустоту. Люди выходи-ли на улицы и стали вызывать дождь магическими способностями. Дождь бил по асфальту. Асфальт не мок. Он не становился мокрым, и вдруг капли дождя стали подниматься вверх. Он стал возвращаться к себе. И люди исчезали. Они превращались в дым, а дым рассеивался во мне. Но я не был таким уже, как был секунду назад. Я растворялся в них также. И вдруг небо открыло свои горизонты. Звезды светили так далеко. И так близко. Так нежно и отстраненно. Я стал подниматься к ним. Все дальше. Я становился легче. Невесомее. И пустота овладевала мной. И достигнув пределов, я вышел за них, а потом снова и снова. И ничто. Я растворился. Меня не стало. Пустота пустоты. . .
- Да, Бора, тяжелый сон. Но оставь сон сну. Забудь о нем.
- Ты права. Да. Но мне редко снятся сны. Да еще и такие. В первый раз.
- Ничего, все когда-то в первый, Бора. Все когда-то в первый раз. Не переживай. Я все еще здесь.
- Да, ты все еще здесь.
- И дождь предсказал асфальт.
- Знаю. Крыша. Знаешь, весна на меня действует весьма удручающе, хотя вокруг большинство ликует в расцвете сил.
- Может, ты переспал?
- С кем?
- Да не с кем, а просто переспал.
- А, ты в этом ключе.
- Ну?
- Да нет, не знаю. Может, это последствие сна и всего-то.
- Ну да, обычно, если мы просыпаемся с плохим настроением – значит, приснилось что-то не то, но мы этого не помним.
- Тоже верно, а знаешь, есть практики управление сном, слышала про такие?
- Слышала, тем более, знаю, но это не для меня.
- Почему же? Тебе не снятся сны?
- Снятся. Они всем снятся. Но сны – это всего лишь сны и ничего больше.
- А разве не бывает пророческих снов?
- Бывает, но их умеешь распознавать все равно.
- Да? А как? По Фрейду?
- Хе-хе, ну сказанул, так сказанул. По какому Фрейду? Да нет, Бора. Просто быва-ют отпечатки после сна. Бывает ощущение нового. Чего-то, что что-то предвещает. Ожидания этого события. Да и жизненные знаки потом дадут намеки на совершения этих событий.
- Да! Точно! У меня было именно такое ощущение! Ощущение чего-то такого, что должно произойти.
- Подожди, не спеши делать выводы. Ведь то, что ты увидел – это лишь один из вариантов развития событий. Ты все можешь изменить, если захочешь. Не совершать тех поступков, которые по причинно-следственной взаимосвязи могут привести к это-му.
- Да, но что если событие, которое я видел, зависит не от меня? И я никак не смогу повлиять на него?
- Тогда это карма, Бог, судьба и все в этом духе.
- Что же делать?
- Ничего. Жить. Жить дальше, Бора. Пока есть еще это время. Помни об этом.
- Ты права. Опять. Как обычно, - улыбается Бора.
- Ну я же тебе говорила, елки-палки,- содрогается от смеха Крыша.
- Ну ладно. Ладно. Думаю, что все будет.
- Хорошо?
- Правильно.
- А почему не хорошо?
- Потому что нет «хорошо» и «плохо». И, иногда, происходит что-то «плохое», но это также правильно.
- Почему?
- Потому что все построено, как ты уже сказала, на причинно-следственной осно-ве. Свет нельзя познать, пока не познаешь тьму.
- Чего-то я не совсем тебя понимаю.
- Что ты считаешь хорошим?
- Например, то, что ты есть.
- Ага, то есть, если меня не станет это плохо?
- Разумеется.
- Но смогла бы ты меня ценить, понимать, любить, если бы был вечно рядом?
- Наверное, нет.
- Ну вот. Понимаешь, нет хорошего, нет плохого. Есть определенное состояние субъекта в данную секунду. А то, что хорошо, что плохо, зависит уже от нашего лично-го эгоизма. Если что-то нам доставляет хорошую энергию, мы тут же это штампуем под «хорошо», также и наоборот. Но это обман. Личностный обман, Крыша. Нет хорошо. Нет плохо. Есть данность здесь и сейчас и больше ничего, а то, как ты это воспринимаешь лично – это уже твои зоны комфорта и все. А зона комфорта возникает тогда, когда начинаешь привыкать к постоянной хорошей энергии. Возникает потребность к постоянству. Постоянство порождает зависимость. Поэтому, когда пропадет источник положительной энергии, то начнется ломка. Приступы. Тебе нужна будет эта энергия. И вот тут, когда твой эгоизм не будет удовлетворен, ты обзовешь это «плохим», потому что ты вне зоны комфорта. Однако, тут нет ничего, кроме данности, что теперь этого источника нет. Энергия просто отсутствует. И все. Но нет. Мы обязательно все проштампуем. Что, мол, хорошо, а что плохо. Если ты не будешь привязываться к какому-либо источнику – значит его неожиданное отсутствие не принесет тебе дискомфорта. Наоборот. Ты будешь благодарна этому источнику за то, что он приносил тебе мгновения лег-кости и счастья. Понимаешь суть?
- Ого. Понимаю. Но что делать в том случае, Бора, если я уже зависима и осознаю это?
- Для начала держать эту мысль. Замечу – правильную мысль, как можно дольше, чтобы эмоции или мысли не захватили тебя опять. Когда мысль утрамбуется в твоем со-знании, то тебе станет легче. Ты по-другому станешь относиться к этому источнику, по-другому смотреть на него. Каждый миг – станет последним. Но ты все равно будешь ощущать эту привязанность. Тебе надо будет отпустить это желание на ветер. Тебе надо будет осознать то, что это никогда не принадлежало тебе. Никогда. И не будет. Оно просто было рядом какое-то время. И все. Начни с малого. Начни с того, что тебе не принадлежит в этом мире. А тебе не принадлежит ничего, даже твое тело – это всего лишь временное состояние. Единственное, что тебе принадлежит, это твоя душа. Имен-но так, Крыша. И никак иначе. Так что начни со своего Шиферочка.
- Да, Бора, откуда в тебе столько мудрости? Я не знала этого. А, может, и знала. То есть, Бора, так вот да?
- Что?
- Ну то есть все?
- Что все?
- То есть мне надо тебе сейчас сказать: Лети на все четыре стороны, я тебя отпускаю, да? – явно шутя говорит Крыша.
- Во, блин, - испуганно сказал Бора. Нет, мне не говори, нет, нет, лучше начни с полевых цветочков, - боясь потерять Крышу, начал, вдруг, суетиться Бора.
- Да я шучу, конечно. Шучу. Но знаешь, ты, ведь, прав. Сложный мир, да?
- Да. Но он не настолько сложный, насколько простой. В мире все устроено на самом деле просто. Только вот к этой простоте идешь сложным путем.
- Да…
- Да.
- Вот так значит, Бора?
- Что вот так?
- Не любишь меня больше?
- Почему это не люблю? – Удивленно спрашивает ветер.
- Не говоришь мне, что любишь меня,- делая грустный вид, с легкой улыбкой говорит Крыша.
- Люблю, люблю, ты чего? – Вдруг испугался Бора.
- Боишься меня потерять, эгоист комфортный?! – Смеясь в захлеб, крикнула Крыша.
- Ну тебя, - выдохнув сказал Бора. – Фух. Чего пугаешь так? – Улыбаясь говорит ветер.
- Ха-ха. Видел бы ты свое лицо, - Продолжала смеяться Крыша.
- Не шути так больше, а то я никак понять не могу, где ты шутишь, а где нет.
- Ладно, хорошо все. Хорошо.
- Мам, а как ты думаешь, для чего мы с тобой живем? – Очнувшись, спросил Шиферёнок.
- Чтобы другие жили.
- Им без нас не живется что ли?
- Думаю, что нет. Как и нам без них.
- Мам. . .
- Чего?
- Я тут недавно видел, как человек вызывает дождь…
- Тебе это приснилось.
- Нет. Я, правда, видел…
- Да не неужели? И как это было? – С явным недоверием к его словам спросила Крыша.
- Он просто думал об этом.
- Думал? Ха-ха! Вот ты даешь. Я думала сейчас про руки, заклинания начнешь рас-сказывать. Поинтереснее придумал. Хотя, наверное, вообще не думал.
- Да нет же, почему ты мне не веришь? Я и вправду видел.
- Думаю, что он не врет, - заявил Бора.
- Не врет?
- Нет. Люди это умеют. Просто не все помнят. Давным-давно, когда на высоких горах стояла кузница великих пяти элементалей, где они творили все, что им позволяют их способности, они решили придумать существ, отличающихся от динозавров и при-роды в целом. Существо должно быть наделено особым интеллектуальным сплавом. И назвали его человеком. Почему он нужен был? Потому что кто-то должен был поддерживать равновесие в природе. И сделали их не по подобию своему: дали руки, ноги, го-лову, по семь чакр, магические способности, скрытый третий глаз. Сделали они стальную формочку, положили ее в кузницу, и стали править ее.
- Пусть человек разумный обладает внутренним огнем, и пусть он освещает тьму, когда не будет света, если я не смогу им помочь,- сказал великий элементаль Огня, ударив огненным молотом по человеку.
- Пусть человек разумный обладает всеми качествами воды, чтобы мог он утолить жажду, вызвать дождь для урожая, а так же погасить пожары, если я не смогу быть рядом, - сказал великий элементаль Воды, плеснув воды на раскаленного человека.
- Пусть человек разумный всегда будет иметь внутреннею прочную основу, и будет непоколебим в своем святом предназначении, пусть земля будет кормить его и уха-живать за ним, как он за ней, - сказал великий элементаль Земли, бросив горсть мелкой глины на форму.
- Пусть человек разумный будет гибким, молниеносным, как ветер, и пусть этой способностью он станет направлять нужные ему элементы в правильные стороны света, и пусть соединит все эти качества в одно, - сказал великий элементаль Воздух, охладив его холодным потоком ветра.
Но человек не пробуждался, хотя он уже обладал всем достаточным материалом. Тогда было решено подарить ему волшебную искру света, но для этого нужно слияние великих элементалей воедино. Они сплелись между собой и зажгли человека изнутри, подарив ему это бесконечное волшебство. Тогда зрачки его расширились и он начал дышать. Но не был человек рад своему облику, не был счастлив он, и не владел всем тем, чем владели его создатели.
Новое в привычном
Как себя обмануть? Как заставить себя обмануть? Иногда мне кажется, что все, чем я вижу, все мотиваторы, все теряют какой-либо смысл. Кажется, что все мои предубеждения исчезли. Куда? Промокли в луже что ли. Или их унесло октябрьским ветром? Знаете, это те моменты, когда в голове ничего не остается. Когда можно просто выйти на улицу и идти. Иду куда-то. Неважно куда. И нет кого-то, кто тебе сейчас особенно дорог – все тебе дороги, как и ты – всем. Но это не важно. И важно. Так странно. Про-сто идешь по листьям. Светит солнце. Согревает тебя. Листья шуршат. И ты так неаккуратно рассекаешь их ботинками. И вроде бы ты учишься или работаешь, но на самом деле в эту секунду ничего не важно. Важен только этот миг, который наполняет тебя счастьем. И это не какой-то там равнодушный эгоизм – нет. Наоборот, это что-то светлое. Что-то простое. Искреннее. Нежное. И в эту секунду почему-то абсолютно все перестает иметь какое-либо значение для тебя. Все просто есть. На это свете. На этой земле. И хочется так глубоко дышать, запоминая каждый вдох и каждый выдох. И ты идешь куда-то. Идешь по улицам, которые знаешь, как облупленные, но все равно открываешь для себя что-то новое. «А, вот это дерево я вижу тут впервые. Как странно. » - думаешь ты. И знаете так не хочется возвращаться на работу или учебу. Да одним словом – просто не хочется никуда возвращаться. Безвозвратно остаться в этом мгновении. Никуда не возвращаться. Даже мысленно. Лежать в парке на листьях. Смотреть на па-дающую листву. Как свет еле-еле пробивается через их пожелтевшую кожицу. И так хорошо. И так приятно. И так по-настоящему. «Какая работа? Какая учеба? Ребята? Вы что? Сколько вам лет? Сорок? Пятьдесят? И вы не знаете, что такое осень? Что такое покой? Что же вы сделали со своей жизнью?» - вдруг подумаете вы. Зачем что-то объяснять? Зачем говорить? Злиться, кричать, молчать. Зачем? Зачем думать об этом, когда лежишь вот тут. На этой траве. На этом ветре. В этом парке. Когда летит птица по голубому небу. Куда она летит? Что она увидит завтра? Зачем все это нужно. Неужели я могу себя обмануть? Неужели я могу не заметить этого мгновенья? Неужели я проживу эту жизнь, так и не узнав о прекрасном? Я никогда не прыгала с парашюта. О, как бы я хотела прыгнуть с парашюта! Хочется покричать всем землянам сверху. Да, было бы здорово. Так, а какой сегодня день? Какой? А разве теперь это важно? Сегодня – сего-дня. Зачем что-то еще? Не за чем. Кто-то звонит по телефону. Зачем этот кто-то звонит? Что ему надо? Нет, не буду отвечать, хочу слушать природу. Ветер. Странная штука – телефон. Странная. Я могу опоздать на учебу? Я? Могу ли я опоздать? Что такое опоздать? Интересно. В контексте чего? Вечности? В контексте вечности я никуда не опаздываю. Так что можно еще полежать тут, пока. Что пока? Нет. Просто тут и все. Откуда мне знать – сядет сегодня солнце или нет. Я просто тут. Это правда. Вот этот падающий лист – ему доверяешь. Больше, чем себе. Чем кому-либо другому. Хочется уснуть с от-крытыми глазами и не просыпаться больше никогда. Уснуть с этим светом. Нет ничего больше. Нет музыки. Нет начальника. Весь мир – музыка. Природа – мой начальник. А этот лист – его заместитель. Есть только это солнце. Это небо. Нет меня. Почему я себя обманываю каждый день? Почему я так старательно не замечаю совершенства, волшебства? Почему? Неужели мне нравится быть где-то далеко от всего этого. В суете? В рефлексиях? В страданиях? Почему только сейчас? Почему только сегодня? Солнце. Небо. Деревья. Из стороны в сторону. Тишина. Музыка листьев. Вдох. Ветер пробегает по волоскам кожи. Дыхание. Трава. Птицы. Выдох. Солнце.
Зачем я себя обманываю? Зачем? Почему? Что не так? Что случилось? Представьте, что автора не существует. Да и неважно, кто автор – мудрый дед или глупый дед. Зачем вам автор? Зачем? Если вы все еще не поняли цели написания данной книги, то, наверное, мой вам совет. А я даже не знаю, что посоветовать: выбросить ее или дочитать. Может поймете в последних фразах? На последней странице. Хотя я даже не знаю, что будет на последней странице, так что не советую сейчас смотреть те самые последние страницы, вдруг я там голая. Или голый. Фиг его знает. Сейчас половина первого ночи, у меня болит голова, хочется секса. А я всё пишу про осень. Про ветер. Вам тоже хочется секса? Эх, сочувствую вам. Но знаете, мне не то, чтобы хочется секса – нет. Я бы сказал, что мне хочется рядом мужчину. За которым, как за каменной стеной. Ну, или хотя бы гипсокартонной. Или блондинку. Фигуристую. Добродушную. С виноградными глазами. Хотя нет. Хочу не этого. Хочу оказаться в другом месте. Исчезнуть и появиться, как по волшебству у моря. У моего любимого Черного моря. У мамы. У мамы, которая еще жива. У родной бабушки оказаться. Посмотреть еще разок ей в глаза. Обнять де-душку. И снова исчезнуть. Я хочу исчезнуть. Не стать. Хочу уметь становиться невидимым. Хочу в осенний лес. В музыку. Спать. Ничего не осталось, кроме пустоты. Горько. Очень. Но счастье тоже есть. Внутри. Везде. Свет есть даже в лампочке. На уличных фонарях. А вы светитесь во имя света? Светитесь! Снова ветер. Прохлада. Меня совсем засыпала эта листва. Ну вот, опять мыть голову надо будет дома. Говорила мне мама: «доченька, длинные волосы – знак короткого свидания. Помыть, посушить.». Да, мои длинные белые волосы. Совсем в листве. Зачем их мыть? Листья только что упали. Они тоже чистые. Светлые. Белые. Небо. Воздух. Вдох. Выдох.
Исчезай и появляйся. Появляйся и исчезай. Свет есть даже на мокром асфальте ночной улицы без фонарей. Вон он блестит изумрудами, отражая звезды в безоблачном внезапно небе. Свет есть даже в душах глубоко спящих сейчас горожанах. Его зажигают запахи возникающей внезапно весны. И веди даже еще не лопаются почки. Но уже за-пели по ночам, прощаясь, синицы. Им становится жарко при плюс пяти: «отчаливаем на север», - свистят разноголосицей.
От автора №2
Меня зовут Алиса, и я автор этой книги. Этой крохотной и маленькой книжонки. Прямо как мой будущий сын или дочь. Нет, я не беременна. И мужа нет у меня. Да и парня. Хотя мне повезло родиться красивой в этом мире, несмотря на то, что сейчас я самый свободный человек на этой планете. Мне двадцать три года, у меня длинные белые волосы, голубые виноградные глаза, маленький носик и, по-моему мнению, а также мнению моей мамы, хорошая фигура. Я играю на фортепиано и это дело моей жизни. Хотя я подрабатываю официанткой, т.к. денег не хватает. Но мне нравится.
Раньше я всегда почему-то хотела иметь парня под рукой. Ну знаете, того, что, как скала, гора, ну хотя бы дощечка. Но сейчас почему-то эти желания ушли. Просто ушли. Все желания исчезли. Остались только небо и земля. И все.
Я живу со старенькой мамой, без отца. Она у меня работает водителем трамвая. Ей тяжело, здоровье у нее оказалось в этой жизни слабеньким, но всё же она большая пчел-ка в нашей небольшой семье и здорово держит мир. Я ее очень люблю! Она это прекрасно знает. Мой папа, как мне сказали, давно ушел о нас, ещё когда мне было четыре года. Причины его ухода мне так и неизвестны. Хотя кто-то сказал, что он умер, кто-то, что он спился, а кто-то сказал, что он сидит в тюрьме. Не знаю. Надеюсь просто, что он счастлив.
Самый мой большой враг в этом мире – это мой эгоизм. С ним бороться тяжело, но я прикладываю все свои усилия к этому. У меня были отношения, но они ни к чему хорошему не приводили – только к общей дозе эгоизма с обеих сторон. Я знаю, что такие отношения доводят либо до убийства, либо до самоубийства. Более того, эгоизм никогда не приносит счастья. К счастью. Мне всегда хотелось, чтобы красивый кусочек мяса находился рядом. Чтобы он обнимал меня, целовал. Говорил приятные слова. Но как только я чувствовала, что его чувства ко мне ослабевают, либо замечала его приятельское общение с противоположным полом – во мне тут же просыпалась раскаленная волна гнева и ревности. Лава эгоизма. И это было неправильно. Это была не любовь. Дело в том, что мои внутренние вибрации начинали, прямо сказать, отзываться на вибрации его. Я дрожала изнутри. Как и он дрожал. И это было приятно. И больше всего в жизни я боялась потерять эти внутренние вибрации, которые сносили мне голову, и я была готова отказаться от всего на свете в этом мире, ради одной только этой секундой вибрирующей дозы. И я это прекрасно понимала. В свои двадцать три года я смогла осознать этот эгоизм. Этот проворный, умелый, но коварный и жестокий эгоизм. А кто не понимает этого, то я приношу искреннее сочувствие и сострадание. Самое страшное было не признание себе в этом. Мы же девушки, у нас есть двойные стандарты. Но, к сожалению, мы не можем ничего поделать с нашими месячными, ибо из-за них мы имеем особенность, отличающую нас от мужчин: у нас две психики. Мы меняемся. Меняется наш внутренний мир, мировоззрения, желания, знания, стремления. И, к сожалению, это так. Поэтому настоящие мудрые мужчины, понимающие это, при наших деньках ведут себя сдержано. Но что же еще сказать? Это наша бабья карма. Так вот, самое страшное было – признаться в этом ему. Признаться в том, что я не люблю его. Более того, я так и не научилась все еще любить. Знаете, он заплакал, когда я ему об этом сказала. Он говорил мне, что я ошибаюсь, сваливал все на мои месячные, но они были тут ни при чем. Я понимала это при любом состоянии. Он тогда замолчал и ушел. И больше я его не видела. Повезло, что попался мне с долей мудрости, а то все вообще могло быть.
Совсем недавно я поняла, что тот, кто просыпается утром с улыбкой – окончательно избавился от своего эгоизма. И он рад этому утру. Этому миру. Что он живет. Снова. Что ему позволено прожить еще один день. Еще раз увидеть солнце. Еще раз увидеть небо. Маму. Услышать ее голос. Потому что раньше я просыпалась злой до ужаса, и все мне было противно и не по душе. Я лезла на стену от того, что снова на учебу, снова за это фоно, которое я так терпеть уже не могу, хотя это было одно из немногих в моей жизни, что приносило мне дольки счастья. Секунды полета в облаках.
И вот однажды, когда я научилась жить одна, когда я стала внутренне независимой, я поняла. Я поняла, что я не жила ни одного месяца, года, дня, часа, минуты, секунды. Я не понимала этой жизни. Этого мира. Я была, растила свой внутренний эгоизм, свой комфорт. И тяжело в этом признаваться, но я сильно ругалась с мамой и говорила ей ужасные вещи.
Еще я очень люблю сниться людям. Разным. Я выдумаю человека, просто представляю сколько ему лет, как он выглядит, и, засыпая, тщательно думаю о нем, а потом, представьте себе, я ему снюсь. Мы гуляем по парку или разговариваем на работе, на которой я никогда не работала. Это так забавно. Сниться людям. А однажды со мной случилась странная история. Я придумала себе одного мальчика, очень красивого и добро-го. С красивой улыбкой. И душой. Я представила его душу. И решила присниться ему. А через несколько дней, когда я уже забыла о нем, то вдруг он приснился мне. Мы гуля-ли где-то в парке и о чем-то разговаривали. Когда я проснулась, то была поражена. Нет, поражена не клинически, а морально. Неужели я приснилась тому, кто действительно есть на этом свете? Дальше было только интереснее. Мы решили с ним встречаться только во снах. Мы бродили по горам, по лесам, смеялись. Узнавали все больше и больше друг друга. И влюбились! Да, это была настоящая любовь! Поверьте, мы только обнимались и нам было это настолько достаточно, что казалось, что сердце остановится во сне! Его зовут Никита. Никита и Алиса. Звучит здорово! Никита и Алиса в стране снов. Ха! Да. Мы снились друг другу на протяжение пяти лет, пока я не перестала его видеть. Как я ни старалась, но больше он мне никогда не снился так отчетливо и так понятно. Последний раз мы виделись недолго. Почему-то много молчали, ощущая расставание. Может, там и начал зарождаться эгоизм? Может, мы начали привязываться? Никитка. Где ты интересно? Кто ты? Кто? Живешь ты в соседнем подъезде или в другой стране? Интересная штука сон, интересная.
И вот я как-то живу. Живу одна. С мамой. Хотя многие поклонники добиваются моей руки и сердца, чего-то с ними убегать на край света мне не очень хочется. Ну, во-первых, потому что они вряд ли знают где этот край, а во-вторых, я не могу бросить свою маму, потому что она будет скучать по мне. А я - счастье в ее жизни. Кто же будет ее будить по утрам? Кто же будет готовить ей завтрак? Садиться инкогнито к ней в трамвай и ехать с ней, глядя на нее. Никто, кроме меня! А в эгоизме пожила – спасибо, хватит на долго. Не хочу так больше! Не хочу! Хочу быть счастливой и точка! Я горжусь тем, что у меня все-таки получилось победить свои рефлексии! И все-таки я все больше и больше счастливая в этом мире! И как же это важно! Важно для моей мамы!
Вчера я шла ночью домой и плакала. Плакала от того, что чувствую боль всего мира. Боль человечества! И жалко стало не себя, нет. а тяжко стало за других! За их страдания! За их привязанности и ошибки! За то, что они, может, не замечают, как быстро тает снег под их ногами, как светят звезды. Нет! Тяжело! Тяжело ощущать чужие страдания и страхи! И то, что это тяжело – это правильно! И правильно от этого переживать! Переживать за весь мир – настоящий альтруизм. Настоящая любовь к нему! А когда мы жалеем себя и закапываемся в собственном эгоизме, равнодушии, то тогда наши души гибнут. Гибнут изнутри. И эта болезнь лечится только по нашему желанию, никто не поможет, кроме тебя самого – никто!
Вот я сижу в парке и смотрю на деревья. На листья. На солнышко. Эх! И так приятно, когда оно греет меня! Так хорошо становится. Эх! Цените люди то, что есть здесь и сейчас! Цените тех, кто любит вас! Ибо они не вечны. Не вечны наши мамы и папы. Не вечны.
Не знаю, что ее сказать? Скажу, что это не последние мои записи. Мне очень по-нравилось писать. Мне нравится. Я постаралась, как могла, не заражать ее тяжелой депрессией, оправданной лишь собственными рефлексиями и иллюзиями! Нет! Надо все-таки писать и что-то светлое! Светлое и доброе, которое тоже существует в этом мире, и об этом не надо забывать.
Иду сегодня ночью с работы, где-то часов в десять. Идет девушка, лет тридцати, видимо, с мамой. А впереди них идет маленькая старая собачка. Породы корги. Так вот она идет рядом со мной.
- Привет, - говорю ей я. Корги поворачивает на меня голову.
- Привет, - отвечает она мне.
- Пойдешь со мной? - Спрашиваю.
- Пойду, - отвечает она мне и, немного прибавив ходу, действительно побежала со мной.
- Меня Алисой звать.
- А меня Руд.
- Руд?
- Руд! А что?
- Странное имя для собаки.
- Ха. А как меня должны были назвать, Алисом?
- Эм-м. Нет, наверное, - посмеялась я.
- Знаешь, я, наверное, не смогу пойти с тобой.
- Почему?
- Да мне надо моих выгуливать же. а то они сидят сутками за компьютерами дома и ничего не делают. Надо хоть и на улицу выходить. Вот и приходиться мне их выгули-вать постоянно. Хотя они почему-то делают вид, что это меня выгуливают. Ага, ну ко-нечно!
- Да, ну ладушки, пока Руд!
- Может, еще увидимся Алиса! Счастливо.
Морозный день. Улица. Школа. Дети бегают и играют на морозном солнышке. Идет легкий снег. На небе висит маленькая, заблудившаяся тучка, которая одиноко сыплет снег. Лучи проникают в хрусталики снежинок и складывается ощущение, что это с неба сыплются блестки. Легкие, мистические блестки. И тогда воздух становится загадочным. Волшебным. И непонятно, что произойдет? Попадешь в какое-то зазеркалье или.
Разговор двух Стародубов
Далеко-далеко в лесах, где, по правде, еще не ступала нога человека стоят два высоких дуба, которым уже три с лишним тысячи лет. Они повидали столько, сколько нам с вами и не снилось! А ведь действительно не снилось. Старенькие, как двое дедушек, честное слово. Их кора проедена, казалось бы, муравьями тысячи раз, но они стоят. И все еще зеленеют! Я вам больше скажу, даже все еще растут, хотя на жалкие миллиметры. Честное слово! Стоят эти два приятеля на склоне высокой горы, и перед ними расстилается безграничная даль, среди которой тропинкой извивается река. Впереди видны высокие горы. На кончиках гор лежит снег. Один из дубов тяжело вздрагивает и произносит протяжное «У-у-у».
- Проснулся? – Спрашивает второй.
- Пробудился, - отвечает томным голосом первый. – Я что-нибудь пропустил?
- Нет.
- А ты чего не спишь?
- Я? Смотрю в даль.
- И что видно?
- Видишь пыль?
- Пыль? Где пыль?
- Там. Присмотрись.
- А, да. Вижу. Что это?
- Это Восточный ветер Бора.
- Бора? Бора. Бора. Кто такой Бора?
- Разве ты забыл?
- Забыл. А разве помнил?
- Это древний ветер, древний.
- Древнее нас?
- Никто не знает, сколько ему лет. Ходят слухи, что он раньше был человеком, но я в это с трудом верю.
- Да? А! Кажется вспомнил, вспомнил! Но что это за пыль?
- Это начала нового.
- Нового? Чего?
- Эта пыль изменения. Бора стирает с лица земли все то, что должно погибнуть. Он это делает редко.
- Хочешь сказать, что он вырвет нас с корнями?
- Не знаю, Тум, не знаю. Однажды эта пыль налетела на целую деревню, и все исчезло. Все люди – разом.
- И ничего?
- Ничего. Кроме одежды.
- Думаешь, так правильно?
- Не знаю. Все в этом мире правильно. Все. Ты же сам знаешь, что рано или поздно все закончится. И ты. И я. Корни откажут.
- Да. А я слышал, кажется, что какой-то ветер влюбился в Крышу, но не знаю, правда это или нет.
- Слухи ходят разные.
- Да.
- Но знаешь, я подумал, если нас с тобой не станет – это, ведь, еще не конец?
- Не конец? А что тогда?
- Думаю, что это начало нового. Чего-то большего, чем просто два старых дуба на краю вот этой пропасти.
- Да. Ты прав. Ведь никогда не знаешь, что наступит быстрее – завтра или следующая жизнь. Надо помнить о том, что мы здесь должны понять, что такое счастье.
- Да, да. Ведь чтобы идти к счастью – надо идти к счастью. Не искать причин не-счастья , не страдать, не стонать – надо просто идти к счастью. Остальные пути лишь отвлекают от дороги. Дорога – надо принять и это – может закончиться в любой мо-мент. Нельзя отвлекаться. Любовь и сострадание.
- Страхи и страсти – противоположности любви.
- Да, и это верно. Бора идет.
- Не злись на него.
- Я не злюсь. Просто это странно. И страшно. Разве ты не боишься смерти?
- Я? Боюсь. Как и все. Но я ее принимаю, как бы не было мне страшно. Принимаю.
- Нет смысла прощать, если не судишь. Нет смысла судить, если ты не божество. Нет смысла чувствовать себя божеством, если ты человек. Чем больше поводов у нас прощать, тем больше обид»
- И хоть на лоб себе запиши, чтобы помнить: вы не то, что о себе думаете, вы то, что вы делаете.
- И зависеть от чего-то и от кого-то вредно, но. привычно. Зависеть – это выключить ум, жить страхом и страстями. Факт – не обсуждается. Конечно, без зависимости не обходится ни одно живое существо. Но во огромном количестве случаев можно применять сотрудничество. Грань тонкая, требует смелости, но уважительная.
- И пусть неприятности уходят, пусть искра оптимизма, живущая внутри, разрастается! Доброты вокруг, веры на сердце.
- И равновесие – хрупка штука. Тяните его по времени, как можно дольше, даже когда вокруг суета и нервы. Еще. В каждом из нас живет магия. Откройся ей навстречу и, возможно, увидишь ее лицо.
- И. И. Забыл, что хотел сказать. Да, ты прав.
- Ох, старые добрые мудрости – вот их, наверное, будет не хватать.
- Да. И что теперь?
- Теперь?
- Ну да. Что будет теперь? После нас?
- Что-то новое. Всегда, ведь, что-то происходит. Разве не так?
- Так.
- Слушай, Тум. Еще говорят, что крыша эта летать научилась.
- Летать?
- Ну да.
- Ну это уже вовсе сказки, хотя. Честно говоря не могу сказать, что это сказки или что-то еще. Я ведь не знаю этого, как я могу тогда определять?
- Ну да. Просто сказали. Интересно все-таки.
- Это да, интересно.
- Ладно я спать.
- Спать?
- Да, а что тут такого?
- Но ты же только проснулся?
- А что толку? Тут – ничего особенного, как и там. Поэтому я спать.
- Опять на год ляжешь?
- Думаю, в этот раз поменьше, месяцев на пять.
- О, ну это и вовсе ничего, главное, чтобы ни как в девятьсот первом, когда ты на столетие прилег «подремать». Да так подремал, что весь век слышал, как ты дремал.
- Ну что ты. Тоже ложись, если хочешь.
- Нет, я уже отоспал свои. Буду смотреть на метель эту, может, чего-то нового узнаю.
- Смотри, смотри.
- Спокойной ночи тебе.
- И тебе яви. Читал Фрая?
- Нет, а что?
- Ну я бы тебе сейчас сказал тогда, как я тебя вижу.
- Как ты меня видишь?
- Как я тебя вижу.
- И как же?
- Да ладно, не читал ведь, я шучу. Увидимся летом.
- До лета.
- Хотя подожди, Тум.
- Чего, Гим?
- Слушай, а что мы с тобой все говорим и говорим? - Сказал Гим.
- Ты о чем?
- Давай вырвем корни, да уйдем от Боры? Пойдем от него?
- Ты думаешь? А кто говорил о судьбе, о примирении?
- Как кто? Кто? Не помню.
- Ну, так пойдем на запад? Дойдем до наших братьев, там и поселимся. Может, за-глянем в то знаменитое место, ну где вроде бы была эта крыша. А?
- А пойдем, и вправду. Чего здесь торчать тысячу лет.
- Да, действительно. Ох, как корни вросли-то. - Покряхтел Гим.
- Да, старость не в радость, - поддержал его Тум.
Они стали вырывать корни. Склон горы стал осыпаться тоннами земли, и она сы-палась, как дождь.
- Ну, все Тум?
- Все Гим. Все.
- Курс на запад?
- Да, да через запад на восток, через север, через юг.
- По-моему там было не так.
- Да так.
- Нет же, был сначала запад, я точно помню, - сказал Гим, направляясь в сторону леса вместе с Тумом.
- Говорю же тебе это был запад.
- Вы можете тише говорить, - я вообще-то уснуть пытаюсь, - вдруг сказала небольшая секвойя.
- А? кто это говорит? - спросил Тум.
- Дурак, вниз посмотри!
- Что ты сказала, коротышка? Я ведь тебя раздавлю! – спокойно пригрозил Тум, хотя весь лес знал, Тум и мухи не обидит.
- Пошли, Тум, не обращай внимания, они еще не доросли просто, - сказал Гим.
- Пойдем. Темновато в лесу.
- Да.
- Я все-таки уверен, что в сказке первый был запад, - вспомнив разговор, сказал Тум.
- Ты уверен?
- Теперь уже сомневаюсь. Зачем ты спросил про уверенность? Я всегда теряюсь, когда меня переспрашивают.
- Да. Ну запад – так запад.
- Нет, по-моему первый был все-таки юг. - Еле слышно сказал Тум, забредая в тол-стый темный густой лес…
От автора №1
Привет, меня зовут Никита и я тоже автор этой книги. Сейчас я сижу в кофе и дописываю последние страницы этой книги. Слева от меня сидят две дамы. Сегодня четырнадцатое февраля, а это, как вам будет известно, День всех влюбленных. Они разговаривают о том, как лучше расстаться с мужчиной. Что, мол, если ты не любишь, то надо предложить дружеские отношения. Они пьют кофе. И все еще говорят о мужиках. Они говорят о стихах. Хвалят Шпаликова. Еще говорят о фильмах.
Слева от меня сидят двое мужиков, которым за сорок. С айфонами и бутербродами. Они уже в положении, их пузики об этом говорят. Хотя надо тоже войти в их положение. А они ведь в положении. Знаете, о чем они говорят? Да почти не говорят! Копаются в телефонах и делают вид, что общаются. У одного такой вид, как будто он съел жабу.
Что я хочу сказать? Хочу сказать, что Бора – это древний мудрый ветер, который зовется также восточным. О нем ходит много слухов. Говорят, что с его первого дыхания зародилась жизнь, что он был тем индейцем, и что это великий пятый элементаль. Но никто, наверное, не знает правды, кроме него самого. То, что знает о нем крыша – лишь очередная легенда. Хотя их отношения настолько теплые и близкие, даже я не всегда понимаю, где ветер рассказывает очередную легенду, а где правду. Думаю, что крышу обманывать без причины он бы не стал, может, он не хотел говорить ей что-то страшное. Как знать?
На самом деле так оказалось, что эту книгу одновременно пишут два человека. Они не знакомы друг с другом. И даже живут в разных городах. Это очень непростое совпадение и ничего больше. Даже странно. Не правда ли? Я бы сказал, что они очень похожи. Очень похожи друг на друга. Да. Суждено ли им встретиться? Или, быть может, они уже встретились – не известно никому. Ну, может, только Боре.
Никита жил когда-то у берега Черного моря. Но сейчас он уже живет в другом го-роде. Без прошлых друзей. Знакомых. Он учится жизни. В институте по изучению жизни. Иногда он инкогнито приезжает в свой любимый маленький городок и тайком бродит по улицам. Звонит близким, спрашивает, как их здоровье. Он приезжает к одному близкому ему человеку. Близкому по душе, по жизни. Они очень хорошо понимают друг друга. Никита по своей сути очень счастливый человек. У него есть мама, бабушка, дедушка, сестра. И он действительно счастлив. Иногда он забывает об этом. О том, что есть люди, которые его очень любят, но все-таки бывают и моменты просветления. Мамы ему часто не хватает. Не хватает её объятий. Не хватает её глаз. Но у мамы еще есть дочь, о которой она заботится. И она может чувствовать себя счастливым человеком. И это здорово. Сколько же он ей когда-то принес страданий. Осталось только принять наказания за свои поступки. И не бояться этого! Мы все поступаем так или иначе. Мы все когда-то обижали, прощали, любили, ненавидели. Все! И ко всем нам приходит осознание нашей жизни. Рано или поздно. Да и на самом деле тогда, когда оно должно быть. Когда настает время этой осознанности. Мы все равны. Все. Мы – люди. От зека-педофила до президента. От богатого до бедного! Знаете, это факт. Мы люди. Да, мы ошибаемся, совершаем зло, но рано или поздно мы понимаем это зло. Конечно, с этим трудно мириться, это трудно выносить, но терпение тоже тренируется с годами, а это очередной факт. Если не поймем счастья в этой жизни – поймем в следующей. Хотя такая логика рассуждений уже зависит, конечно, больше от веры. Знаете, главное ведь не расовая принадлежность или выбор религии. Главное не социальный статус, нет. И тем более не наличие денег. Главное – это человек. И то, что он по своей природе желает счастья. И то, что он имеет право на счастье, как и все остальные люди. Другое дело, что он сам кует свое счастье, и никто его ему не блюдечке его не принесет. Его действия определяют наличие этого счастья. Если в этой жизни вы родились с увечьями или чем бы то ни было еще, то есть хроническими заболеваниями – считайте это медалью. Что я имею в виду? Все не просто так. Более того просто так в этом мире ничего не бывает, все основано на причинно-следственной взаимосвязи – без нее никак. И если природа сделала вас таким – значит, вы заслужили это на сегодняшний момент. Значит ваши по-ступки в предыдущих жизнях, ну или считайте, что бог, либо судьба, да как угодно, определи ваше нынешнее состояние. Осталось с этим жить. Но в жизни всегда есть светлые точки за которые можно цепляться, которые ведут вас изнутри к истине. К свету! Они есть у всех! Но как можно заменить свет, если вы сидите в комнате без окон, куда не проникает свет? Как? Ваше счастье полностью зависит от вас самих. Вы сами себе его создаете. И очень легко сейчас с этим согласиться, однако когда ваша сорока-летняя дочь снова напьется и позвонит вам, чтобы обвинить вас в том, что ее жизнь по-шла наперкосяк по вашей вине, и вы опять начнете ругать ее за это поведение, вместо того, чтобы искренне сострадать ее пагубным поступкам, и согласиться с ней, что это действительно так. Нет, вы этого не сделаете. А вы скажите, а зачем же я буду это говорить, если я не виновата в этом? Конечно, вы не виноваты, вы правы. Но подумайте, почему она постоянно вам звонит? Что она хочет этим сказать? Вы же знаете в глубине души, так зачем же вы боитесь себе в этом признаться? Да, у дочки сложилась, может, жизнь не самым лучшим образом, но неужели нельзя как-то поддержать ее? Неужели нельзя сказать: «Да, возможно ты права, и я где-то не усмотрела за тобой, и не мне не хватило мужества или мудрости уберечь тебя вовремя от ошибок, которые ты в силу своей неопытности совершила. Прости меня, если сможешь. Но жить осталось недолго нам обеим и если мы будем заканчивать ее так, то позор нашим внукам и детям, которые все это видят. И в первую очередь позор нам. Мы подаем их плохой пример. В жизни бывают разные ситуации. Мы люди, а не боги. Люди. Что ж, давай ты завтра приедешь ко мне или я к тебе, а, может, пройдемся по городу и попробуем поговорить? Просто поговорить?» Почему нельзя так отреагировать? Почему мы постоянно боремся за свою правоту? Знаете, почему? Потому что боимся быть неправыми. И более того, мы знаем в глубине души, что мы не правы, а боимся. Плачем, когда никто не видит! Нам больно внутри! Тяжело! Ведь жизнь почти закончилось, а мы натворили столько глупостей, столько ошибок, от которых нам безумно, безумно страшно! И больно! Ни-кто не идеален, так неужели в нас не хватит сострадания даже к своим близким? Конечно, мы их безмерно любим, я в этом не сомневаюсь, но как же мы можем спокойно смотреть на то, как они страдают? Где человек? Умер? Об этом писал Горький. Горький писал об истинном сострадании и понимании. Вы же все это видите. Нет, а что будет, когда вы будете умирать? Сможете ли вы умереть со спокойной душой? Уверены ли вы в том, что смерть не станет для вас страшилищем? Поняли ли вы, что такое истинное счастье? Вы научились любить? Признайтесь сами себе.
Так вот когда дочь звонит вам, она просит, прежде всего, понимания! Прежде все-го, поддержки! Она просит любви! Сострадания к ней! Понимаете,! Мы все не идеальные, но как же можно не понимать этого? Как же можно жить, отторгая ее? Какой бы ни была ваша дочь – она ваша дочь! Она ваша дочь! Понимаете! Или не понимаете? Ка-кой бы ни была ваша мама – она ваша мама. И она единственная на Земле, больше ее не будет! Нарожаете детей, останутся сестры и братья, но не мама! Легче всего напиться и сказать: «Да ну все на ***». Да? Ведь так?
Если у вашего родственника не хватает мудрости на то, чтобы это осознать, так постарайтесь же вы. Приложите свое усилие! Хотя бы урегулируйте отношения между собой, неужели внутренний эгоизм не даёт этого сделать? Неужели страшно раздавить его? Навсегда отказаться, забыть. Ваш нутро, глубинный свет, душа которыми вы обладаете подсказывают вам это, но вы во тьме. Вы слепы и хотите этого видеть! Не хотите! Вопрос – почему? Потому что мы выращиваем в себе эгоизм, как цветы в саду. Мы поливаем его нечестным отношением к себе. Мы обманываем себя. О, как любим мы это дело! Как мы это любим! Самообман – что может быть слаще, правда? А еще и учим чему-то других, когда сами дуб дубом, не правда ли? Мы обманываем себя, когда говорим или думаем, что любим свою вторую половинку. Боже, как же нам будет больно, если она нас бросит, а если в ней начнут клеиться другие люди? Мы же непременно начнем ревновать, правильно? И говорить, как сильно, как сильно мы любим! Любим и ненавидим! Нет! Не правда! А вы думали, что легко жить в мире людей? Так уж он устроен, что то, что нравится нам может понравится кому-то другому. Надо это понимать. Ни-сколько это не любовь, если вы одержимы страстью и привязанностями. Нисколько! Любовь – это свет! А когда мы злимся, плачем или страдаем – это мрак. И здесь не может быть речи о каком-то свете или даже любви. Трудно себе признаться в неумении любить? Страшно? Или вы считаете, что это дано природой? Что это дар? Конечно, можно сказать, что на счет у вас есть своя точка зрения. Да. Да. Да. Но – нет! Своя точка зрения должна иметь прочную основу исследований на основе анализа. Анализа книжного материала, собственного, опыта, опыта близких, чужих. И правильный вывод, основанный только на объективизме. А объективизм может быть только тогда, когда вы-вод строится на внутренней честности как перед собой, так и перед другими. А честность – это альтруизм. А альтруизм есть любовь и сострадание другим. А сострадание и любовь к другим есть та форма существования, когда ты думаешь только о других, а не о себе. Когда их личное или не личное счастье важнее своего. А свое уже не имеет значения. И только так. И укрепиться такая система может только с опытом, потому что в мире сейчас у нас сплошной эгоизм повсюду, а альтруизм редкая вещь среди людей. Редкая. Поэтому это сложно. Поэтому легче сдаться в плен эгоизму. Поэтому мы обманываем себя. Потому что мы продаем себя нашему эгоизму. Продаем. Мы стали товаром. Уподобились предметам. А врать, что мы «всех любим» стало совсем легко…
Мы ограбили себя. Мы стали дешёвщиной. Мы продали к чертям всю свою нравственность. Убили.
Ваша дочь рыдает в плечо сыну, жалуясь на эту жизнь, а вы даже не знаете об этом! Она стоит на пирсе со своей десятилетней дочкой, и смотрит бушующие волны. А ветер брызжет в них соленой водой. И они держатся за руки. И у них никого нет больше, кроме друг друга. И мать живет на этом свете только благодаря ребенку, которому нужна. А то уже лежала бы где-то не дне. И мало кто даже бы вспомнил.
А матери этой дочки нужно просто признаться в том, что она не любит ее. Давай-те, люди, хватит врать себе и другим в бесконечной любви! Признаваться в том, что вы любите вы давно научили, при все при этом многие даже не знают до сих пор, что это такое, так научитесь же признаваться в том, что вы не любите. Давайте честно жить.
Мы стали ходячими мертвецам! Да! Ходим с завязанными бинтами на глазах и с кровавыми подтеками. И постоянно льет дождь на грязную землю. И мы толкаем друг друга, но не замечаем ничего. Ничего. С голыми ногами. Все в грязи. Плачем. Стонем. Падаем в ямы! В дно ям. и нас прокалывают острые колья, почерневшие от вековой крови. Кровь льется изо рта и нам никто не может помочь. Мы умираем на этих кольях. А потом наши тела сгнивают, и наши трупы начинают вонять. Но мы все привыкли к этой вони. Мы – любим ее. Ямы заполняются трупами ходячих мертвецов.
Мы все бродим в сплошном тумане, держа перед собой зеркало. И мы глядим в это зеркало, любуясь собой. И думаем, что так мы сможешь полюбить всех остальных. И так мы сможем стать счастливыми. И так мы сможем выбрести из этого тумана. Нет! Мы не видим ничего, кроме себя. Ничего и никакого! И только тогда туман рассеется, когда вы перестанете держать это зеркало. Когда вы выбросите его, и сможете осознать, что вы охвачены густым неведением, которое забрало у вас все! Включая вас самих.
Зачем говорить? Да? Нам же и так известно, что мир охвачен сексом, политикой и деньгами. Или страстью, властью и жадностью. Или привязанностью, гневом и неведением. Или эгоизмом. Или.
Так что не помешало бы включить свет в своих головах, пока не кончилось электричество.
Я ни в коем случае не оскорбляю никого. Нет! Знаете, хочу подсказать вам интересную идею! Попробуйте прожить этот день, не употребляя местоимение «Я». Понаблюдайте за окружающими. И вы увидите. Вы увидите, что творится вокруг. Сколько эгоизма хлещет, как пена изо рта эпилептика. Станет жутко. Станет дико. Но хорошая реакция. Главное, что не стало все равно.
У меня есть знакомый, который спутал два понятия: равнодушие и покой. Равнодушие – это чистый эгоизм. Покой – это внутренняя гармония. Внутреннее совибрирование с тонкими вибрациями этого мира. Когда каждое его ежесекундное изменение от-отзывается в тебе. Потому что в этом случае мы сострадаем и любим, в отличии от равно-душия.
Знаете, я много спорил на счет разных вещей. Много. Но перестал. Хотя иногда, когда я встречаюсь со своим старым знакомы, мы можем, иногда, поспорить о чем-либо. Но только лишь для того, чтобы выяснить истину! А не самоутвердиться! А когда человек начинает говорить, что ты не прав, и что это не так, а это не то – это лишь его по-пытки самоутвердиться. Поэтому спорить на этот счет бесполезно. И вообще советую не спорить. Каждый идет своей дорогой, и мы все умираем по одиночке. Так что тот, кто хочет и желает правды, найдет ее. А тот, кто лишь говорит об этом, но так ее и не находит, врет. К сожалению.
Кстати, вы знали, что тьма – это тот же свет? Просто тьма – это наименьшее количество света. И все. То есть в итоге есть только свет. Мы придумали себе тьму. Мы ее выдумали. И страдаем из-за этой тьмы. А имя этой тьме – эгоизм.
Знаете, на моей работе, там, где сейчас я нахожусь, вывели из зала пьяного человека. Так вот все так на него смотрели, как на черта. Все смотрели так свысока. А обращались-то с ним как! Вот, дескать, виноват перед всем миром. Скажите, за что так с ним? И только одна женщина, уже старая с ним на «вы». Интеллигентно и понимающе. По-тому все бывает в жизни человека. Все. Понимаете? Она это понимает, а другие не очень-то.
Всегда очень удобно подстраивать правду под личную зону комфорта. Да еще не плохо бы, конечно, и плакаты писать с этой своей личной правдой! Ох, ленивый русский народ! До каких же бед вы дойдете! Сколько еще вам понадобится пепла, чтобы осознать потерю? Сколько?
Вот, наверное, и все.
Долгожданное путешествие
- По моему велению, по моему хотению, появись передо мной Бора! – Вдруг сказа-ла Крыша.
- Я здесь. Чего тебе надобно, старче?
- Хочу. Луну.
- Э. Что хочешь?
- Луну хочу у себя в саду, луну.
- Но я никак не могу исполнить твое желание, - смущенно сказал Бора, даже не-много обижаясь на себя за то, что вот чего не умеет – того не умеет.
- Да я шучу, Бора, шучу!
- А, снова юмор в стиле «осторожно, крыша съехала»
- Да! Да! Да! А знаешь, сегодня хороший день, чтобы умереть!
- Что? – Со страхом спросил Бора!
- Ладно, шучу!
- Ясно, - обиделся Бора!
- На обиженных воду возят, слышал про такую поговорку?
- Слышал, слышал. Тогда я полетел к звездам? – Намекая спросил Бора.
- Нет, стой, ты чего, я же пошутила!
- Так вот!
- Ну, сегодня рассвет благородный! Розовый. Что может быть красивее этого? По-кой. Тишина. Птицы. Летать хочется! Как ты, Бора!
- Знаешь, я хорошо! Как Шиферёнок?
- Хорошо, не болеет. Умничает много, правда, но я ему только благодарна. Учит меня. Учит. Да.
- Учеба и труд – все перетрут, мам, - сказал Шифернок.
- Да что ты! – Весело отозвалась Крыша.
- У меня свежие новости, - сказал Бора.
- Ты, как газета. Знаешь, свежая новость живет один день?
- Э, что?
- Не знал? Ну ладно, какие новости?
- Слушай, что ты сегодня, не с той стороны встала?
- Почему не с той? Я всегда встаю с одной и той же.
- Ага, по тебе видно.
- Так, видимо, новости никому не интересны?
- Нет, нет, рассказывай. Что случилось?
- На самом деле особенного ничего не случилось. Но.
- Что но?
- Знаешь, на самом деле летать - не обязательно делать это физически. Понимаешь?
- То есть?
- Ну, можно мысленно перемещаться куда-нибудь. Надо только хорошенько себе это представить.
- Не пойму тебя. Это, ведь, воображение. Как это связано с полетом? Я же не смогу летать так, как ты.
- Нет, сможешь. Надо только хорошо представить. Визуализировать. А потом по-верить. И все.
- То есть я должна представить сейчас, что лечу? Просто вообразить, да?
- Да.
- Хм. Я попробую. Знаешь, иногда у меня бывает ощущение, когда я сплю, что будто бы я не в своем теле. Как будто оно мертвое.
- Ух ты. Спонтанный выброс в пустоту? Интересно.
- Спонтанный выход в пустоту?
- В пустоту, в пустоту.
- А, дай угадаю. Это, наверное, имеет какое-то буддийское значение?
- Да, именно его. А с чего ты взяла, что буддистское?
- Ну, ведь ты же вылитый буддист.
- Да ну?
- Ну да.
- Это интересно, с чего же ты это взяла? – С улыбкой спросил он.
- Бора, не мне тебе об этом говорить. Ты и сам это знаешь.
- Ну да, знаю. Слушай, а хочешь я научу тебя летать?
- Ты ведь уже рассказал мне, как это делать.
- Ну, а теперь мы будем летать наяву.
- Наяву? Это как это?
- А вот так, - сказал Бора, начиная закручиваться в страшной буре, выдергивающей старые, затесанные гвозди из шифера.
- Что ты делаешь? – Испуганно спросила Крыша.
- Мама, что происходит? - Крикнул Шиферёнок.
- Бора, что ты делаешь? – Спросила Крыша.
- Я унесу тебя. С этого дня мы будем учиться летать, - томным голосом ответил Бора.
- Бора!..
- Мама, мне страшно!
На глазах у всех, крыша рванула с бешеной скоростью вверх. В облака. И видели вместе с ней еще маленького Шиферёнка. Тогда небо стало затянуто какой-то странной белой пеленой. И солнечные лучи на мгновение перестали проникать на землю. Но Бора легким взмахом развеял небо, и перед миром открылось настоящее чистое летнее небо. И Крыша, вдруг, почувствовала такую легкость в своей прочной шиферной груди, что-то очень простое и бесконечное. То, что никогда не иссякнет, не уйдет под землю и не испарится. Она летела рядом с птицами, Борой, Шиферёнком и все было так спокойно. Так тихо. Как мгновение, растянутое в вечность. И она ни о чем не думала. Все, что было, осталось в прошлом, будущее еще не наступило. Есть только здесь и сейчас. Есть Бора. Его, пробирающее до дрожи, постоянное невидимое присутствие. Крыша парила в облаках, и ей казалось, что все это ей снится. Что она, возможно, проснется где-то в позавчера. И это счастье испарится в никуда, как дым. Но странно. Она не просыпалась. Шиферёнок не спал. Бора был рядом. Все было у нее в эту секунду. В эту бесконечность. В это всегда. Свет грел ее шиферные ребрышки. О чем она думала? Ни о чем. В тот миг не было ничего. Было только счастье. Счастье какое-то другое. Не радость и не грусть. Что-то другое. Непонятное, но близкое, знакомое очень давно. Что-то любимое и забытое на веки. Что-то, что открывает второе дыхание, вторую жизнь, второй шанс. Что-то, что рождает вас заново. Когда нет проблем. Страданий. Радостей. Желаний. Падений. Взлетов. Когда вы – это просто вы. Без чужого и непонятного. Тот момент, когда осознаешь, что все былые страсти, желания, страдания – в прошлом, и что их и не было в том прошлом, а были лишь ваши мысли, ваши желания. Тот миг, когда перед тобой открывается мир заново, когда он возрождается фениксом из пепла. Та секундочка, когда едкий тысячелетний туман страхов рассеивается, и ты видишь под собой землю. Когда все ясно. Ясно, как это большое, греющее, не вечное солнце. И будет великим счастьем день, когда, просыпаясь, ты улыбаешься и благодаришь мир за ту редчайшую возможность видеть это, так хорошо знакомое тебе, солнышко. Этот день, который здесь и сейчас. В этих облаках. С этим ветром. Любимым. Честным. Настоящим. Искреннем. Нежным.
Истинный чистый свет. Тот свет, которым обладают все из нас – каждый. Облака никогда не принадлежали небу – это временное явление. Всего лишь временное.
Розовой рассвет. Облака. Бора. Крыша. Маленький Шиферёнок. Покой. И они бы-ли счастливы. Правда. Им ничего не нужно было, кроме этого мгновения. Смогла ли так представить себе крыша? Или Бора действительно перенес ее? Да какая же теперь разница, какая? Небо – останется небом. Оно всегда будет.
Стоит ли о чем-то говорить, если ты счастлив? Если ты понял, что такое счастье. Зачем драматизировать счастье? Это все равно, что торт смешать с борщом. Хотя лично я пробовал. Так вот. Вот. Так. Вот так.
Легкий ветер качал зеленую листву. Шелест. Покой.
Где-то в небе... Летающая крыша…
Преджизненная записка Крыши
В сон…
Сладко, больно, жадно.
Без сознанья в сознанье,
В жизнь.
В корме корабля,
Карма – корабль?
Реальность без «я» -
Рассеять солнцем туманность.
Ветер и парус – в путь…
Без касаний.
Счастье – море вдохнуть.
Легкий разум.
В лад;
Пустотно светить.
Истина, исти… и
Мир.
Дельфин – предвестник китов.
Мама любит китов.
Будет карма родиться китом.
Нет ни кита;
Нет ни мамы.
Не уже, но еще…
Будет хорошая карма.
Листья, конфеты, каштаны,
Сто лет здесь я не был.
Встречай…
Конец
Октябрь, 2015 – Вторая Кальпа от Рождества Будды Шакьямуни.
Без касаний
© Copyright: Никита Токарев, 2016
Свидетельство о публикации №216091100553
Свидетельство о публикации №216091100553
Рецензии