Гонимые тенью - 4

В Каролде только и говорили о том несчастье, что случилось в семье Преподобного.  С самого утра люди потоками заходили в церковь, боясь пропустить и не увидеть самолично то, что будет происходить в честь умершего младенца. Места хватало не всем и, постояв немного, некоторые покидали храм, будучи уверенны - все события и так будут в скором времени ими узнаны. Ибо такое, случалось не часто и обещало еще долго поддаваться обсуждению, открывая все новые подробности.
— Отче, — поприветствовал Бенджамина его помощник Инетий, числившийся старшим капелланом, — Примите мои соболезнования в связи с вашей утратой.
— Сегодня этот зал увидит столько людей, сколько не видел уже давно, — обводя взглядом стремившуюся попасть внутрь толпу, сказал Преподобный, оставив без внимания выказанные помощником соболезнования.
— Я прошу тебя не судить меня за то, что я устраиваю прощание по мертворожденному.
— Отче я даже не думал…
Рукой Бенджамин заставил его замолчать.
— Нет, Инетий. Правило для всех одни.  И сегодня, я берусь их нарушить.
Капеллан пребывал в недоумении – ни словом, ни взглядом он не дал понять Преподобному, что тот идет ложным путем. Было очевидно, он сказал это не для того, чтобы оправдаться перед другими – он искал оправдание самому себе.
— Песнопевцы готовы?
— Да, Ваше Преподобие,— отозвался Инетий.
— Можем начинать.
Мальчики в белом одеянии выстроились в ряд, готовясь осветить своими голосами этот темный момент в жизни Каролда. Среди них был и сын священника - Айкен. Награжденный от природы чистым, высоким голосом он заслуженно занимал место в хоре, хоть и был немного младше остальных. Здесь его недолюбливали и даже не пытались это скрыть. Дело в том, что уже год как ему отдали предпочтении в исполнении соло. Айкен старался не замечать подтрунивания со стороны мальчишек и списывал все выпады на зависть.  К тому же он не нуждался в их дружбе, у него была Линн.  Она всегда была рядом, давала ему поддержку, заботу и любовь.  А больше ничего и не нужно было.

              Сияние света чудесного мига
              Верховенство матери Божьей моей
              Чей умысел в сотворении мира
              Нашел выражение воли твоей

Пропели первые строчки песнопевцы по приказу, отданному капелланом Инетием.  Все собравшиеся встали, сложив руки перед собой. Наступила тишина.
 Айкен стоял и видел всю эту толпу людей и от этого у него начинали потеть ладошки. До этого он знал о смерти, о том, что люди умирают, но не думал, что это может коснуться и его семьи тоже. Сегодня он хоронил свою сестру, но не чувствовал особой печали по этому поводу. Пребывая в радостном расположении духа, мальчик поутру смеялся и резвился, приставая к сестрам с надеждой поиграть, но никто не реагировал на его позывы. Тогда к нему подошел отец и, одернув за локоть, отвел в сторонку:
  — Айкен, как тебе не стыдно, сегодня хоронят твою сестру. Разве можно веселиться в такой трагичный для семьи день?
— Но как можно оплакивать того, кого ни разу не видел? — спросил Айк. 
Разозлившись, отец дал Айкену оплеуху, так что мальчик заплакал.
 — Больно? — поинтересовался отец
—  Больно, — плача ответил Айк
— Запомни это состояние, и не смей позорить меня перед людьми. Какой стыд.  Если мои родной сын не может испытать горе, что я могу тогда требовать от моих верных прихожан, что придут сегодня чтобы разделить со мной этот укор судьбы. И сотри со своего лица улыбку, понял?
— Угу.
Вспомнив слова отца, Айкен попытался загрустить, но ничего не выходило. Даже относясь воспоминаниями к утреннему подзатыльнику, ему не становилось больно настолько, чтобы все эти люди поверили в его личную драму. И чтобы все до единого не усомнились в его терзаниях, он решил представить, что хоронит одну из сестер, ну не считая той, что так и так сегодня предадут земле. С Элвой и Мартой у него отношения не складывались, поэтому сейчас он думал, как бы он расстроился, если бы на месте умершей девочки была Линн. Только с ней он чувствовал не только кровное, но и душевное родство. И только ее в этой жизни он поистине боялся потерять.
— Сегодняшнее солнечное воскресное утро было бы прекрасным, если бы не было омрачено трагичным событием, ради которого мы все собрались в этом храме — обведя глазами всех собравшихся, начал Преподобный Бенджамин.
— Каждый из вас знает, какое это счастье держать своего ребенка на руках, испытывать на себе радости материнства: заглядывать в невинные глаза, смотрящие на тебя с любовью и нежностью. Но не многие из вас знают, что это потерять ребенка, вырвать из своего сердца кусочек души. И я не желаю никому. Слышите? Никому из вас пережить то, что переживает сейчас моя семья.
Он сделал паузу и затем продолжил.
— Вы можете заметить, что сейчас рядом со мной нет моей любящей жены Идгит. Бедняжка, узнав о случившемся, впала в небытие. Она не встает с кровати, отказывается от еды и не ведет ни с кем разговоры. Материнское сердце, скованное горем не в силах вынести всего того, что на нее обрушилось. Она потеряла свою дочь. Да, это была девочка, — разнесся по всему храму его голос.  —  Наша четвертая девочка, которой было не суждено прожить более одного дня.
— Ах, бедная Идгит! — послышались вздохи в зале.
— Бедная девочка! — подхватил кто-то.
 Не в силах сдержаться некоторые прикрывали рты рукой. Бенджамин видел, как женщины в первых рядах не могли сдержать слез и сейчас то и дело успевали утирать мокрые глаза суконными платками.
— Я уверен, что могу рассчитывать на ваше понимание. Я не должен был этого делать, но не смог поступить иначе. Ребенок не был крещен и потому не может быть захоронен на священной земле, принадлежащей нашей церкви. Но я прошу вас, дорогие мои разделить со мной мою печать и обратить молитвы на небеса во имя всех тех, кому не был дан шанс прожить земную жизнь, присущую мирянам. Давайте же помолимся за душу нашей дочери! – призвал всех собравшихся к молитве Преподобный Бенджамин.
Люди склонили головы, и сложили руки на груди в молитвах. Отголоски прихожан доносились до него. Прикрыв глаза, священник тоже прочел молитву, но только не для усопшей дочери, а для себя. Ведь он знал, что та, кого провожают сегодня все эти люди – жива.
Повернувшись к мальчикам, ожидающим своего часа, он махнул рукой, отдавая приказ продолжить петь. Чистый высокий голос хористов разнесся по всему помещению.

                Ты как ангел воспаряешь над небесами
                И взмахнув своим крылом
                Ты всех людей добром освещаешь
                И греешь своим теплом…

Строки песни доносились до прихожан, мелодичными тонкими нотками. Их пение заставляло плакать всех матерей, у которых дома были дети. Закончив петь, хористы, поклонившись, разошлись к своим близким. Айкен глазами пытался найти Элву или Марту, чтобы, как положено, встать рядом, но не мог их отыскать. И тогда он уже собирался спуститься, чтобы затеряться в толпе, но отец, взяв его под свое крыло, по-отечески положил руку на плечо и приобнял.
— Спасибо вам всем, что остались не равнодушными. Что пришли сегодня сюда, для того чтобы разделить с нами этот тяжелой момент жизни. На этом сегодняшняя служба закончена, — произнес он, учтиво склонив голову.
 Суетливо люди начали расходиться. Задние ряды, уже начали покидать храм, но некоторые персоны самолично хотели выказать сочувствие приходскому священнику и поэтому не стремились столь скоропостижно уходить. Понимая, что обрекает себя на долгие слушания соболезнований, Бенджамин поторопился исправить ситуацию. Лишь первый из страждущих решился приблизится к нему, как он во всеуслышание объявил:   
— На сегодня у меня много хлопот в связи со случившемся.  И мне необходимо придать земле тело моей новорожденной дочери. По сему прошу меня простить и оставить одного, не держа обиду в сердце.
Понимающе люди кивнули и тоже направились к выходу.  Бенджамин прекрасно знал, что его речь скорее обидела их, но все же посчитал сказанное необходимым.
— Инетий! — позвал его священник.
Оторвавшись от своих дел, он подошел, шелестя длинными одеждами к Преподобному.
— Вы тоже можете быть свободны на сегодня. Полагаю, сегодня некому будет посетить сей храм.
— Благодарствую, — учтиво произнес Инетий, поспешив удалиться. 
Когда все разошлись, внутри остались только он и дети.
— Родными мои. Как вы могли слышать, официальное прощание не может быть преисполнено в действие. Но я считаю, что это не повод отменять его. Мы предадим земле тело вашей сестры сегодня вечером. В саду нашего дома. Это прощание только для нас. Никого из посторонних там присутствовать не будет.
Едва поддавшись волнению, он всегда говорил очень сложно, утяжеляя речь ненужными словами.
— Пока я буду занят приготовлениями, я бы хотел, чтобы вы немного развеялись, - оживленно продолжил отец, натянув на себя улыбку, — Почему бы вам всем вместе не прогуляться? Нечего в такой солнечный день сидеть взаперти. Как вы считаете? Элва, я могу на тебя положиться?
— Да отец.
— И да, дети мои. Не держите на меня обиду. Я знаю, что был вспыльчив вчера, да и сегодня тоже. Особенно с вами, — он указал на младших. Линн, Айкен, что скажете, простите своего непутевого отца?
— Ну как сказать… — закатив глаза, попытался отшутиться Айкен, но Линн восприняв все всерьез, недовольно ткнула брата в бок.
— Он шутит папочка, конечно, мы на тебя не сердимся, — и, схватив брата, подтолкнула его в объятия отца.
— Ну, вот и славно. До вечера, мои дорогие. Элва, за старшую.
— Как всегда, — язвительным шепотом отметила Марта.
С каждым шагом, все вчетвером, дети священника отдалялись от Божьей обители, погрузившись каждый в свои мысли. И лишь, когда расстояние оказалось достаточным для того, чтобы скрыться от отеческого взора, начался разговор, висящий в воздухе на протяжении всего пути.
— Так, малышня, — начала Марта, остановившись, — Нечего путаться у нас под ногами. Разбежимся по разным сторонам, вы по своим делам, —  сестра указала рукой на Линн и Айкена, — А мы с Элвой по своим. И да, если отец спросит: «мы дружно провели время вместе, и вы всегда были под нашим присмотром». Ясно?
— Больно надо, путаться под вашими ногами, мадам, — склонившись в поклоне, резко ответил Айк.
— Я тебя предупреждаю, лучше не выводи меня из себя. А то получишь, братец.
— Кто еще получит.
— Что ты сказал?
Марта кинулась на брата, но Элва смогла ее удержать. Поняв, что ему ничего не угрожает, Айкен показал сестре язык.
—Отпусти, Элва, ты что, не видишь, он задирается! Его нужно проучить!
— Так, успокоились оба, — вмешалась Элва на правах старшей. Еще не хватало, чтобы мы все перессорились.
— Да, отпусти!
— Не будешь бросаться на брата? — спросила Элва.
— Больно надо, этого гаденыша трогать.   
Элва отпустила сестру, и они ушли. Линн с Айкеном посмотрели друг на друга и их губы растянулись в улыбке. До них долетала суть разговора сестер. Судя по тому, что они видели, Марта ругалась на Элву, что та не подержала ее, и они не выступили единым фронтом. Но Элва лишь пыталась успокоить сестру.
— Ты расстроен тем, что Марта не захотела гулять с нами? — спросила Линн брата немного погодя.
— Нисколько, — подняв подбородок и сощурившись от яркого солнца, ответил он, — А ты?
— Что?
— Ты расстроилась?
Линн загадочно улыбнулась, обнажив милые ямочки на щеках.
— Догоняяяй, — закричала она, размахивая руками, оставляя вопрос без ответа.
Яркое солнце освещало траву, делая ее необыкновенно зеленой, еще более зеленой, чем обычно, а волосы сестры огненными. Айкен побежал следом за Линн.
— Линн, у тебя голова в пожаре.
Она засмеялась.
— А у тебя, одуванчетая голова.
— А так разве бывает?
— Так же бывает, как и огненная, — надув губки ответила она.
Наконец - то они добрались до их места.  Большое дерево, как символ их дружбы и братских отношений стояла по середине поля. Отсюда открывался вид на работяг, неустанно отдающих силы на возделывание земли, кажущимися с этого ракурса маленькими фигурками, сровни с  насекомым. Часами дети могли лежать под этим могучим деревом, смотря как лучи солнца пробиваются сквозь зеленую крону. Но было бы странным, если бы только этим были ограничены детские забавы. Это дерево было для них чем-то подобия убежища, долины, в которой можно скрыться. Изучив на прочность каждую ветку и выпирающий сучок, Айкен и Линн могли беспрепятственно взобраться на самую высь, чтобы насладиться открывшимся видом и вдохнуть воздух, который на такой высоте казался особенным и неповторимым.
У каждого из них была своя – особая ветка. И часто, занимая позиции, они перекрикивались лишь им понятными фразами, разыгрываю ту или иную сцену. Излюбленным сюжетом для Линн, конечно, являлись любовные истории молодых дев. Представляя себя молодой графиней, она строила воздушные замки, возносившие ее в царство грёз. Айкен с удовольствие подыгрывал сестре, хотя сам отдавал большее предпочтение рыцарским сражениям и действам военного характера.

Но сейчас после тяжелого выдавшегося дня, они предпочли просто полежать. На Линн было белое платьице с шелковой ленточкой там, где должна быть талия. Такая же лента была вплетена в маленькую косичку поверх распущенных волос.
Неожиданно Линн взяла руку брата и что есть силы, сжала в своей ладошке.
— Айк, — позвала она его.
—Что, — повернув на нее голову, отозвался брат.
—Теперь у нас есть проводник на том свете, — тихим голосом сказала она мечтательно, придавая сказанному толику таинства.
Сморщив лоб, недоуменный Айкен начал размышлять над словами сестры. Он хотел сам, без подсказок догадаться, что она имела в виду. Но в голову ничего не лезло. Бросив на брата мимолетный взгляд, она без труда распознала его растерянность. Довольная тем, что смогла его заинтересовать и обескуражить одновременно, она продолжила.
— Ну, помнишь, папа рассказывал про души умерших.
Айкен отрицательно покачал головой.
— Мне он ничего такого не рассказывал.
— Как же? А помнишь в кухне? — изумилась Линн
— Что?
— Я плакала, и папа напомнил мне о другом мире, куда попадают души. Это лучший мир.  Он сказал это, чтобы меня успокоить. Помнишь? — с надеждой спросила сестра, пытаясь восстановить в его памяти последние события. 
— Помню.
— Ну…
— Про то, что говорил – помню. Саму историю нет.
— Ну ладно слушай.
Она присела, склонившись над Айкеном и, сделав напыщенно грозное лицо, начала повествования.
— Мы приходим в этот мир временно. На какой-то заранее отмеренный срок.
— А кто устанавливает этот срок? — не выдержав всей серьезности, с которой начала рассказывать Линн, перебил ее брат.
— Айкен. Не перебивай. Кто-кто… Он, — она устремила взгляд на небо.— Здесь у нас есть люди, с которыми нам хорошо. Постоянно сменяясь, они учат нас чему-то, а мы учим их.  И как только урок освоен, они нас покидают. Мы приходим на землю одни и уходим тоже одни. Когда человек умирает там, на небесах его встречают те, кто ему был дорог, принимая в свои объятия. Теперь, у нас с тобой есть такой человек, и это… А кстати как звали нашу сестру?
— Не знаю, Линн.  Мама с папой вроде не давали ей имя.
— Ну, тогда мы назовем за них. Давай ее будут звать…  Её будут звать… Айли.
— А почему именно так?
— А ты догадайся сам?
— Линн я не знаю. Давай – колись.
— Ну подумай! «Ай» и «Ли».
Брат молчал, сжав губы в нетерпении.
— Айли – это соединение наших имен, дурачок. Айкен и Линн. Вместе получается – Айли. Это будет наша тайна.
— Тайна, — загадочно протянул Айкен.
—Вот! И теперь Айли наш проводник на том свете. И когда мы умрем…
— Ну, я не собираюсь умирать, Линн, — перебил ее брат.
— Никто не собирается, но там, — она указала пальчиком на небо, — Все уже решено за нас.
— А как мы узнаем, что это она нас встречает, мы же ее ни разу не видели?
— Увидев ее, мы почувствуем родную кровь.
— Ну не знаю.  От Марты я не чувствую ничего родного.
— Айк, нельзя так говорить. Она твоя сестра. Кстати было бы неплохо совершить обряд.
— Линн ну какой еще обряд?
— Давай вставай. Держи меня за руки и повторяй: Айли, сестра наша!
— Может не надо? — с неохотой спросил брат.
— Айкен, ну пожалуйста, - суетливо прыгая на оном месте, начала упрашивать Линн, смотря на него округлившимися, словно пуговки, глазами. 
— Ну, хорошо, — сдавшись под натиском сестры, произнес мальчик.
На радостях Линн прыгнула в его объятия, и они чуть было не упали, потеряв равновесие.
— Айли сестра наша, — полная воодушевления начала Линн.
— Айли сестра наша, — повторил Айкен
— Мы клянемся, что не забудем тебя.
— Мы клянемся… Линн, можно ты сама скажешь, а я в конце скажу, что клянусь.
— Ладно, — буркнула она. — И каждый год, мы будем вспоминать тебя. Каждое раз в этот день мы будем приходить сюда, и выцарапывать на дереве палочку и говорить тебе светлые слова.
— Клянусь, — подытожил брат.
Расцепив руки, дети бегом направились в сторону дома. Вечерело, а это значит, что скоро состоится их домашний ритуал, на который они не имеют право опаздывать. Они просто не могут подвести свою семью, они не могут подвести Айли.

Бенджамин шел домой в надежде, что Идгит отошла от их последнего разговора и сейчас настроена на новый.  Тогда он крепко ее избил, и именно по этой причине, она пропустила сегодняшнее прощание с их дочерью, от которой так желала избавиться. Он много думал о случившемся, о своей непонятно откуда взявшейся агрессии в ее сторону и не мог найти ответов. Но в одном он с собой согласился – ему абсолютно не было ее жалко. Бенджамин считал, что она все это заслужила и получила по заслугам. Главным сейчас было попытаться сдерживаться и не допускать подобного впредь.
Бенджамин зашел в дом. Примкнув губами к чаше с водой, он мигом осушил её. Желая, как можно быстрее расправиться с ношей в виде разговора с женой, он двинулся в её покои. Он застал её в той же позе, что и оставил. Лежа на боку, ноги были прижаты к животу.  Обойдя ложе с другой стороны, Бенджамин присел на край и посмотрел на жену, удостоверившись в том, что она не спит.
— Как все прошло, — послышался её тихий голос.
— Хорошо на сколько это, конечно, возможно.
Она молчала. «И это все — подумал Бенджамин, — Больше ей ничего не интересно?»
— Меня тошнит от самого себя. И я ничего не могу с этим поделать, — произнес он, желая спровоцировать жену если не на дальнейший разговор, то хотя бы на проявление каких ни каких эмоции.
— И от меня тоже? —  слабая, она приподнялась, прислонившись спиной к стене.
Они смотрели друг другу в глаза. В них читалась боль.  Идгит прекрасно знала ответ на свой вопрос, а Бенджамин в свою очередь не стал поддавать его огласке,  зная, что заденет её за живое. Зачем ранить человека правдой, которую он знает сам.
—Ты когда-нибудь сможешь меня простить, — наконец спросила она, после протяжного мучительного молчания.
— Я не могу этого знать. Ни в чем в этой жизни я больше не уверен. Я даже не знаю, смогу ли когда-нибудь очистить свою душу, за совершенный тяжкий грех. Я открыт перед тобой Идгит и хочу, чтобы ты знала. Если бы кто-нибудь обратился ко мне с такой ситуацией и попросил совета, мой ответ был бы категоричным. Я не считаю, что такое может быть поставлено в ранг с вещами, которые возможно простить или забыть.
— Это значит нет?
— Я сказал достаточно, чтобы ты могла найти ответ в моих словах, – кончил он, полный решимости оставить её одну. В надежде, что может одиночество поможет ей переоценить все произошедшие события.
Удаляющиеся шаги. Он уходил. Идгит подскочила с кровати и стремглав направилась на него.
— Ты не должен оставлять меня, слышишь?— закричала она, крепко вцепившись в его тело тощими, сильными пальцами.
 — Идгит,— убирая её руки от себя, ответил Бенджамин спокойно, — Идгит, успокойся!
Но она как будто не слышала его. Пребывая не в себе, она замахнулась на мужа, собираясь нанести удар, но он вовремя перехватил её, удерживая за запястье. 
— Успокойся! – заорал он.
—  Я не ненавижу тебя! Ненавижу! — повторяла она, бившись в истерике.
Подхватив жену на руки, священник грубо кинул её обратно на ложе. Уткнувшись лицом в перину, Идгит начала рыдать в голос. Бенджамин смотрел, как она дрожит, позволяя телу управлять разумом. Нужно было все выяснить – здесь и сейчас. Набравшись смелости, он подошел к ней и повернул к себе, чтобы видеть лицо.
— Оставь меня в покое! Я ненавижу тебя! – начала отмахиваться она.
— Нет уж мы с тобой поговорим. Ты уж определись, должен я тебя оставить или нет.
— Оставить. Я не хочу тебя видеть!
— Ненавидишь меня, да? Скажи, за что же ты меня ненавидишь, если ты все сделала сама. Своими руками. Посмотри на меня, — взяв её за подбородок, рявкнул он, — Отвечай!
— Я не виновата. В том, что случилось, нет моей вины. Я сделала все так, как должна была сделать. Я не жалею об этом. Я защищала нашу семью, наших детей…
— Ты кричишь, что ненавидишь меня? За что?
— Я стараюсь сохранить нашу семью, в то время как ты её рушишь, — ледяным голосом произнесла она.
— Ты сошла с ума, — отойдя от жены, произнес Бенджамин, схватив себя за голову. Тихое хихиканье вырывалось из его груди. Он был на грани безумства, не веря в то, что слышит.
— Ты не веришь мне? Тебе нужно более весомые доказательства? — снова закричала жена, — Ты хотел, чтобы тебя сковала болезнь или один из наших детей умер? Тогда бы до тебя дошло, что это все из-за нее. Может тогда бы ты понял?
— Замолчи! Скоро придут дети! Не думаешь ты о себе, обо мне - о них хоть подумай!
— А кто подумает обо мне? Бенджамин, кто, я спрашиваю тебя, подумает обо мне?
— Точно не я. Потому, что все, что у меня было к тебе - ты убила. Я полагал, что ты смогла что-то понять, но нет… Ты не чувствуешь ни раскаянья, ни утраты – ничего. Тебя для меня больше нет.
— Ты так и не понял меня! Ты не понял! Я все сделала правильно!
Бросив на нее пронзительный взгляд, Бенджамин быстрым шагом ушел оттуда. Он больше не мог находиться с этой женщиной в одной комнате иначе это и вправду может привести к еще одному, и на этот раз более сильному, греху. Ощущая ключ от двери, он думал над тем, чтобы запереть её в комнате. Но шагов не было слышно. Она останется там, в мире, который выстроила, полным слез, страданий и отчаянья.

Хлопнула дверь. Это Линн с Айкеном вернулись с прогулки. Дома никого не было. Заглянуть к матери они не решались, так как папа предупредил их о её крайне тяжелом состоянии.
— Рано пришли, можно было еще погулять, — занудно протянул Айк, наливая себе и сестре попить.
—  Ну не знаю. По-моему, лучше прийти рано, чем опоздать.
— Все девчонки любят умничать? — поинтересовался брат, протягивая сестре попить.
— Наверно да, — довольно ответила она, прислонив чашу к губам.
Дверь отворилась, дети разом повернули головы и увидели на пороге отца. Растерянный, он точно испугался, увидев их и не сказав ни слова, пересек кухню, отправившись в свою комнату.
— Тебе ничего странного не показалось, — заговорчески начал Айкен.
— Братец, наш папа в последнее время весьма странный, во всем без исключения. Так что, нет.
— Да ну тебя, с тобой стало не интересно.
— Так-то я и обидится могу, — надув губки сказала Линн.
— Простите меня моя принцесса, — встав на колено, произнес он.
— Так и быть. Я вас прощаю, —подыграла она.
Бенджамин вновь вошел в кухню.
— Элва с Мартой здесь?
— Нет, еще не пришли.
— Так вы же должны быть вместе. Я же просил.
— Так мы… — протянул Айкен
— Так мы и были вместе, — подхватила его Линн, — Просто Элва отлучилась ненадолго. А так она нас проводила до самого дома и мы, как ты и просил - провели это время вместе. Они сказали, что скоро придут. Так что нечего переживать.
— А куда они ушли?
— Не знаю.
Бенджамин догадался, что дети сейчас лукавят, но решил не подавать виду. В конце-концов уже то, что одни его дети защищают других, было похвальным. Он знал, и видел, как его сын недолюбливает Марту, и не упускает возможности, чтобы ее задеть. Но сейчас он не стал сдавать сестру, а замешкался, подбирая слова, чтобы отвести удар от сестры. А Линн, так вовремя подхватившая брата? А то, что они его обманули…Что ж, возможно, это и есть та самая ложь во благо, о которой так много ходит пересудов.
— Я буду ждать вас за домом. Когда подойдут Элва и Марта – выходите. Я буду ждать.
— Ууух, — выдохнул Айкен, едва отец покинул их.
—  И не говори. Пронесло, — поддержала его сестра.
— Спасибо, Линн, если б не ты…
— Да ладно. Носи не стаптывай.
— Ха, это что значит?
— Не знаю, я где-то услышала и мне понравилось. Кто-то сказал «спасибо», а в ответ – «носи не стаптывай». А что мне понравилось, очень необычно звучит, не находишь?
— Ну, что-то в этом определенно есть… и я бы даже сказал…
—Успели, — выпалила запыхавшаяся Элва.
— Почти, — ответила Линн.
—Я ж тебе говорила, что успеем, — послышался недовольный голос Марты.
— Вообще-то, мы почти успели Март, — сказала Элва
— Это как?
— Ну сейчас нам Линн с Айкеном  и расскажут.
Марта и Элва подошли к столу, где сидели Айкен с Линн, чтобы их разговор не разносился по всему дому и случайно не был услышан отцом.
— Он зашел и увидел только нас с Линн. И спросил, где вы.
— А вы что?
— Сказали, что вы нас бросили и обозвали малышами, — ответил Айкен, — Да, кстати, мадам, — он обратился к Марте, — Про «не путайтесь под ногами» я тоже не забыл.
— Ах, ты - гаденыш, — не вытерпела Марта.
—Да шутит он Март, — вступилась Линн, — Сказали, что вы нас проводили до дома и отошли по своим делам. Успокойся. Папа ждет нас за домом. Так что можем идти.
— Ну коротышка, — только и смогла сказать Марта и отправилась в сад.
— Она хотела сказать спасибо, — сказала Элва, — И от меня тоже.
И ушла вслед за сестрой.
— Ну что пошли? — спросил Айкен Линн.
— Пошли, — спрыгивая со стула, поддержала его девочка.
В саду их уже ждал отец. Он сидел на траве, направив взор на небольшой взрыхленный комок земли. Увидев детей - он встал.
— Ну что все собрались?
— Мамы нет, — подметила Линн.
— Мамы… Мама слишком слаба, чтобы присутствовать здесь, милая. Мы простим ее за то, что она не сможет присутствовать на прощании с …
— Айли… — закончила за него Линн.
— Что Айли? — недоуменно спросил отец.
—Линн, — раздраженно вступился Айкен, — Мы же говорили, это наша тайна.
Виновато потупив глазки, Линн ответила:
— Я просто хотела, чтобы к ней обращались по имени. Она ведь достойна того, чтобы мы знали и произносили ее имя.
Выдохнув, Айкен принялся объяснять пребывающим в недоумении Элве, Марте и отцу, что имела в виду Линн. 
— Мы назвали ее Айли, как соединением наших имен. Гхм, я надеюсь, вы не против, — он в растерянности обвел всех глазами, — Просто имени у нее не было, и мы решили…
— Да, все хорошо, — поддержал отец. — Мы не против, правда ведь?
Элва кивнула в знак согласия, Марта же не сказала ни слова и это тоже означала, что она не имеет ничего против, в другом случае она не стала бы себя сдерживать и высказала все, что думает.
— Ну что раз все выясняли…— отец замялся, почесывая голову, — На утренней службе я сказал вам, что вечером состоится прощания. Мы действительно собрались здесь для этого. Но… я уже похоронил вашу сестру. Не поймите меня неправильно, просто… я подумал, что это может ранить вас. Возможно, я совершил ошибку и позже о ней пожалею, но думаю,  вы меня поймете. 
Бенджамин раздал всем по свече. Дети недоуменно стояли, поглядывая друг на друга, в предвкушении, что будет дальше и зачем им этот атрибут.
— Все встаньте в круг, — приказал он. 
Бенджамин держал свою свечку в руках, которая единственная из всех была зажжена.
— Дети мои. Моя свечка зажжена не случайно. Каждый из нас сегодня скажет прощальную речь. И я сделаю это первый. Затем слово представится Элве как самой старшей. Закончив, ты Элва зажжешь свою свечу от моей и начнешь говорить, затем Марта, и так далее, пока заключительное слово не произнесет Линн, как самая младшая. После того как все свечи будут гореть свои огнем, мы почтим ее минутой молчания, и вы все не оборачиваясь пойдете домой. Все понятно? 
— Отлично. Итак, я начну.
— Дорогая Айли. Я заботился бы о тебе всю свою жизнь, как забочусь о твоих сестрах и братьях, но Господом Богом мне не был дан этот шанс. Мы твоя семья провожаем тебя в лучший из миров. И пусть здесь ты была недолго, в наших сердцах ты оставила свой след. И сейчас собравшись здесь, мы хотим сказать тебе, что нам очень жаль расставаться с тобой, не успев познакомиться. Аминь, — Элва ты следующая.
— Да, я хотела сказать, что мы тебя все очень ждали. И нам очень жаль, что так все произошло. Я надеюсь, что там тебе будет хорошо. Аминь.
Бенджамин поднес свою свечку к свече Элвы и зажег ее.
— Дальше Марта.
— Я не знаю, что сказать. Просто будь счастлива. Аминь.
То, что Марта хоть что-то сказала, для всех было маленькой победой, так как она с детства отличалась излишней эмоциональной сдержанностью и даже в некоторых моментах чопорностью.
— Хорошо, дальше. Элва зажги ее свечу — сказал Бенджамин.
Все сказали так быстро, что Айкен не успел подготовить себе речь и сейчас стоял в растерянности, не зная, что сказать.
— Айкен, — позвал отец, — Давай дальше.
— Можно я после Линн, мне нужно еще подумать.
— Ну ладно, если Линн согласна - то давай.
Линн стояла молча и смотрела на землю.
— Линн ты будешь говорить?
Подняв глаза к небу, девочка плача сказала:
— За что Бог так поступает с теми, кто благословит его. Кто покланяется и укрепляет его силу своими молитвами. За что ты отнял у меня сестренку? Я так мечтала о ней. Наконец-то я не должна была быть самой младшей. А ты все отнял у меня. За что?
— Ну, доченька успокойся, — сев перед ней на колени начал отец, – Тебе не следует так говорить. Это неправильно. Давай сейчас ты успокоишься и после брата скажешь еще раз. Ведь ты ничего не сказала для Айли. Я уверен ей будет обидно, если от тебя она не услышит теплых слов.
— Ты готов? — обратился он к сыну.
— Да сейчас. Гхм, пусть там тебе будет легко и хорошо. И мы про тебя не забудем. Мы уже поклялись с Линн и сказали, что каждый год будем вспоминать тебя и это правда. Аминь.
Бенджамин зажег свечу сына и отдал ее обратно.
— Линн, ты готова, — спросил отец.
Девочка кивнула.
— Я согласна с Айком. Мы не забудем тебя. И я верю, что ты будешь хорошим проводником. Аминь.
Никто не понял последние сказанные ею слова, и не стал придавать им особое значение, кроме Айкена, который стоял рядом и в знак поддержки крепко сжал ее руку. 
Последняя свеча была зажжена. Бенджамин держал за руки Айкена и Элву и чувствовал мокрые ладошки у обоих. Марта сохраняла спокойствие, но и по ее выражению лица, он мог сказать, что она переживает и ей очень тяжело дается это видимое спокойствие. Линн все не могла успокоиться и по ее детскому личику текли слезы. Ему так хотелось подбежать к ней и сказать, что это все не правда. Что ее сестренка жива, что не нужно плакать. Но он не мог. Не мог привести младенца в родной дом, так как здесь ее ждет верная гибель. В какой-то степени эти похороны, прощание - правда. Ведь мало того, что физически девочка жива, здесь она никогда не появиться, а значит, она умерла для всех обитателей этого дома. 
— Прежде чем все это закончится, я хочу произнести строки, которые написал сам – сказал Бенджамин.
Немного помолчав, он произнес:
— Для тебя Айли.
Лишь те, кто кровью связан с ней,
допущен на прощанье.
В интимный миг не нужен хоровод людей,
стоящих здесь в знак наказанья
Лишь те, кто кровью связан с ней,
достоин на прощанье,
Надеясь в новой жизни на новое свиданье.
В тишине они стояли некоторое время. Никто не мог сказать, прошла минута или они стоят куда больше. Бенджамин кивнув Элве и она, поняв его, сжала руку Марты, чтобы та поняла, что пора идти. А сама взяла за руки Линн и Айкена и отвела в дом.
Он остался один. Один со своей совестью, потухшими свечами, издающими запах горячего воска и тьмой, сгущающейся к вечеру. Он простоял так долго, не желая возвращаться в дом, не желая видеть свою жену. Все последние события заполнили его голову, хоровод мыслей не давал покоя и обессиленный он пал на землю. 
— Прости меня, доченька, — плача произнес он. — Прости.

Элен маячила по комнате то и дело, устремляя пронзительный взгляд на младенца.  Три дня. Прошло три дня с тех пор, как её одиночество было нарушено, можно сказать сломлено в одночасье Она была обеспокоена. Со стороны это могло выглядеть так, как будто она не может на что-то решиться и, отчасти, это было правдой. Элен остановилась и подошла к малышке.
— Что ж, — обратилась она к ребенку, — По всей видимости, твои родители не спешат забирать тебя обратно. И нравиться тебе это или нет, но, теперь мы будем жить вместе. Только ты и я.
Она внимательно слушала то, что говорит ей Элен. По крайней мере, так ей казалось. Вообще стоит отметить, что девочка за это время значительно окрепла и уже могла видеть свою спасительницу. Пусть пока только одним глазам, но все же, это был значительный прорыв, учитывая её исходное состояние.
«Странно говорить с тем, кто не может тебя понять» — подумала Элен, почесав затылок. «Но с другой стороны всегда ли мы говорим для того чтобы быть услышанными, зачастую это просто необходимость говорить. Говорить, чтобы отпустить душу в свободное парение хоть на миг» — это умозаключение ей понравилось, и она улыбнулась, чувствуя внутреннее воодушевление.
— Я хочу рассказать тебе свою историю, — склонившись над ней, произнесла Элен, — Я и не надеюсь, что ты поймешь меня. Какой там! Ты еще не способна на это. Но, это скорее для меня, понимаешь, — попыталась оправдаться она перед малюткой и прежде всего перед самой собой, — Я никогда и никому не рассказывала о своей жизни, и возможно после этого мне сделается легче. По крайней мере, я возлагаю на это большие надежды.
— Моя мама обладала той же силой, что владею я. Она научила меня всему, что я умею и за это я ей безмерно благодарна. Но… я не выбирала эту жизнь, она сама выбрала меня, — так начала свой рассказ Элен.
 
— Подождите, куда юная прелестница держит путь?
— А куда вам? — поинтересовалась она.
— Мне в ту сторону… — указал он рукой.
— Ну, все и сложилось, мне в противоположную —  усмехнулась девушка и, резко свернув на повороте, ускорила шаг.
— Стойте, прошу вас, — догоняя её, продолжил юноша, — Я не со злым умыслом. Я не первый раз вижу вас…
— Ах, значит следите! — оборвала его она.
— Нет, вовсе нет, просто…
— Просто оставьте меня в покое. Так будет лучше для нас обоих, уже поверьте мне.
Он дал ей немного отдалиться от себя и вслед произнес:
— Чертовка.
 — Я все слышу, — донесся до него её милый голос.
Она играла с ним. Могла не ответить, но ответила. Найдя в этом для себя зацепку, юноша устремился в погоню со всех ног. Радость переполняла его изнутри. Он был окрылен волшебными чарами любви.
— Ну подожди, — юноша схватил её за локоть, — Скажи хоть свое имя.
— Зачем это? — спросила она и выдернула свою руку.
— Я хочу знать имя той, что похитила моё сердце, — на одном дыхании выпалил он.
Вылупив на него свои огромные глаза, она не могла сказать ни слова, испытывая его молчанием.
— Юнель, — наконец ответила юная прелестница, — Меня зовут Юнель и, хорошо, я дам тебе шанс. А воспользоваться им или нет, решать тебе. Завтра на этом же месте, в то же время.
— Буду точно в срок, — ответил он и чмокнул ее ручку.
Сделав вид, что ей все равно, она отвернулась и пошла дальше. Лишь убедившись, что он ушел достаточно далеко, она обернулась и смотрела как он, счастливый, вприпрыжку бежит по тропинке, окрыленный их встречей. Он обернулся и помахал ей, а она, смущенная, быстро ушла, коря себя за то, что обернулась и что, сказав свое имя, не узнала его. 
— Это была их не последняя встреча — сказала Элен, —  Это было только началом и каким, — загадочно вздохнула она и продолжила свой рассказ.

—  Юнель, позволь проводить тебя.
— Не позволяю, —  хихикнула она.
—  Ну, правда, мы так давно вместе, но ты не подпускаешь меня ближе. Мы всегда встречаемся на этом месте и расстаемся на нем же. Я ничего не знаю о твоей жизни. 
—  Ты торопишь время! —   рассердилась она на его выпад. Никогда прежде он не давил на нее и соглашался на те условия, что она установила.
—  Я не тороплю тебя. Видимо у нас просто разное представление о времени.
Он был сильно огорчен и всем своим видом показывал это своей спутнице.
—  Или ты мне не доверяешь? —  вскинув голову, бросил он в ее сторону. 
— Я не знаю, — пожав плечами, ответила Юнель.
— А кто знает?
—Хорошо. Пошли - проводишь, — вскинув брови, хитро сказала она, — Нет, серьезно. Ты прав, пошли - проводишь?
— Издеваешься?
— Как знаешь, — обернулась Юнель и пошла в сторону леса.
— Да чтоб тебя, — сказал он сам себе и пошел следом.
— Держись от меня немного поодаль, — предупредила она.
Не задавая лишних вопросов, юноша послушался и шел молча, опасаясь того, что она может в любой момент передумать о своем решении и он так и не узнает ее тайн.
— Ты видишь меня? — спросила его Юнель.
— Ну конечно, — удивленно ответил он. — Что за вопрос?
— Ты уверен?
Он хотел было ответить, что «да, уверен», но в этот самый миг споткнулся и чуть не упав, зацепился за ветку дерева, оставляя в руке зеленые листья. 
Юнель нигде не было. Он позвал ее, но она не откликалась.
— Юнель, это не смешно. Что за игры?
Юноша швырял ближайшие кусты, пытаясь обнаружить ее, но и там ее не оказалось.
— Ты уверен, — послышался ее голос.
Он был уверен, что она говорит  за его спиной и резко обернувшись, хотел было поймать ее. Но ловить было некого.
— Юнель, мне это не нравится!
— Ты уверен, — послышалось издали леса.
Со всех ног он побежал вглубь леса, но не мог ее найти.
 — Хорошо, сдаюсь. Я не уверен. Я не уверен, что ты здесь, довольна.
— Довольна, — ответила она за его спиной. Но на этот раз он не спешил оборачиваться и сделал это только тогда, когда ощутил ее руку на своем плече.  Крепко прижав ее к себе, он тихо спросил:
— Кто ты? Кто ты, Юнель.
— Ты уверен, что хочешь это знать.
— Весь горю от желания… узнать тебя. Чувствуешь, как горит мое тело. Да, это именно из-за любопытства.
— Шутка, — тут же сказал он, увидев, как переменилось ее лицо, — Юнель, это шутка. Я правда очень хочу знать. Ты расскажешь мне?
Последние слова он говорил очень мягко, словно с ребенком, опасаясь, что может еще раз обидеть ее.
— Ну, хорошо, я скажу тебе. Только ты должен верить мне и никому этого не говорить.
Она сделала глубокий вздох и, посмотрев на колышущиеся листочки деревьев, пыталась оттянуть момент истины и собраться с силами.
— Я живу одна. И я не такая как все остальные. Я не могу жить среди людей. И если ты хочешь быть со мной, ты должен сделать так же. Ты должен отречься от своей прошлой жизни. Это все, что я могу тебе пока рассказать.
— Нууу… этого даже больше чем достаточно. Как бы переварить всю информацию, что ты вывалила на меня. Я правильно понимаю, что, взяв тебя в жены, я теряю всю мою семью.
— Не совсем, — быстро залепетала она, — Ты просто не должен рассказывать им ни обо мне, ни о своей жизни. Мы будем жить вместе, но они не должны этого знать. Ты можешь сказать, что живешь далеко отсюда и изредка посещать их, если ты этого хочешь.
— Я понимаю это сложно, — продолжила она после недолгой паузы, — Я не могу требовать этого от тебя. В конце-концов это твой выбор. Твоя жизнь. Я дам тебе время. И если ты решишься, буду ждать тебя здесь.
— Ты всегда будешь меня здесь ждать.
Она не ответила, и подарим ему легкий поцелуй ушла, запретив следовать за ней.

— Очень романтично, не правда ли малышка — произнесла Элен, — Как ты понимаешь, это история про моих маму и папу, — Сколько помню себя, столько и эту историю, что рассказывала мне мама, — Он пришел на то место и сказал ей:
— Теперь тебе не убежать от меня, моя милая Юнель.
А она ему:
— Я не и не собираюсь.
— И взявшись за руки, они больше не расцепляли их, а шли по жизни вместе.
— Но… обратилась Элена к девочке, — Сейчас как видишь я одна. Видишь ли, в нашем роду по наступлению совершеннолетия обладающий силой должен покинуть свой дом. Как говорила моя матушка: «все мы семечки одуванчика и по дуновению ветерка должны рассеяться по миру, чтобы наполнить его добротой».
Она взяла девочку на руки и прижала к себе.
— Я бы так хотела, чтобы мне повезло и я, как и мама, встретила своего человека. Но я не исключаю того варианта, что это не моя судьба. Возможно, ты послана мне не случайно. В жизни вообще мало случайность, если честно.
На последних фразах она начала плакать. Как давно эта юная девушка не позволяла себе быть слабой. И сейчас высказав все, что тяжелым камнем лежало на душе – она очистилась.
— Ну не будем плакать, — сказала она. Элен взяла ребенка на руки.
— Тебя бросили твои родители, но не я. Я не брошу тебя. Отныне я твоя мать, та, которая будет заботиться и оберегать тебя от всего. Я назову тебя Керенса. И ты будешь счастлива, я тебе обещаю.
Она заметила улыбку, появившуюся на лице девочки.  В тот день она поняла, что жизнь её уже не никогда будет прежней. Она никому и никогда не отдаст этого ребенка.