Гонимые тенью - 5

Часть II Раскаяние или в плену тени

Тень – неделимая часть существа, видимая при свете и исчезающая в сумраке, способная стать преследователем, посыльным совести, нагнать и уничтожить. Она всегда рядом. Она уже близко. 

5.
— Айк, вставай, побежали.
— Куда, Линн, — зевая и закрываясь от сестры подушкой, спросил он.
— Ну как, — девочка изумленно воскликнула — Ты что, не помнишь, какой сегодня день, — недоумению ее не было предела.
— День, когда я не высплюсь? — пытался пошутить брат, убирая подушку от своего лица. Но увидев всю серьезность ситуации, выраженную на лице сестры, надвинул брови ниже на глаза, изображая подобие суровости.   
— День, когда мы простились с Айли, — сухо произнесла она, надеясь задеть чувство брата, — Или ты забыл?
— Ничего я не забыл, — быстро начал оправдываться он, поднимаясь с кровати.
— Ну-ну, — сложив руки на груди произнесла девочка нравоучительным тоном и вышла из комнаты. Оттуда она прямиком направилась на улицу. Наслаждаясь лучами солнца, Линн пребывала в ожидании того, когда же брат начнет её догонять и слезно просить прощения. Мысленно она уже представила эту сцены в мельчайших деталях и даже видела свое лицо в том момент, когда благодушно примет поступившие в её адрес сожаления. Минуты шли, а Айкен все не показывался. Линн начинала нервничать. Терпение иссякало. Девочка уже было собиралась уходить одна, но теплая ладонь брата, крепко сжавшая её руку в своей, не дала ей этого сделать.
 — Прости, Линн, - услышала она долгожданные слова, — Просто я забыл, что этот день именно сегодня. А так спроси меня в любой момент дня и ночи: «когда это  день?» - и я отвечу. Правильно отвечу! Потому что я помню. Честно-честно, правда-правда. Ну не дуйся.
— Ладно, я прощаю тебя, — ответила она тем тоном, каким мысленно репетировала ответ все это время, ожидая его.
— Идем?
— Пошли.
Дети направлялись к тому месту, где ровно год назад поклялись провести свой небольшой обряд в знак светлой памяти покойной сестре. К дереву, ставшему теперь не только символом их дружбы, но и вечной памяти.
По дороге они насобирали полевых цветов, желая сделать приятно той, что никогда не видели своими глазами, но чувствовали сердцем. Как много изменилось за этот год в их семье. И эти перемены были очевидны всем, даже Линн. Хоть она и была самой младшей, и все вокруг считали ее неспособной этого понять – она понимала. Понимала и осознавала то, что возможно другие не могли. Только Айкен, её единственный и любимый брат относился к ней всерьёз, внимая каждому ее слову. Он никогда не поддавал сомнению высказанные ею суждения и за этого Линн его очень ценила. Она была во всем уверена в Айкене. Хотя сегодняшний случай несколько разочаровал ее. Она не ожидала, что брат сможет забыть об этом. Ведь она не забыла. Она помнила, и ждала, когда настанет этот день. Когда небеса откроются для того, чтобы услышать то, что за весь год она хотела сказать своей сестре, но та была слишком далеко, чтобы ее услышать.   
Всю дорогу они шли, молча крепко державшись за руки. Девочка чувствовала, как вспотела ладошка брата, и от этого на ее сердце стало теплее, ведь это значит, что он переживает. И этот момент для него важен, так же, как и для нее.
Подойдя к дереву, Линн ощутила внутренний трепет, сжимающий ее сердце. Посмотрев на брата, она убрала свою руку из его, и, сделав шаг вперед, произнесла:
— Да откроется небо нашим молитвам, и да будем услышаны мы, аминь.
 Линн давно представляла себе, как все будет проходить, и эти слова, были ей приготовлены заранее.
— Мы пришли, как и обещались, — продолжила девочка, — Вместе с твоим братом Айком.
Айкен стоял все так же поодаль не решаясь прервать речи сестры, но, когда услышал свое имя, подошел и встал рядом.
— Ну же, скажи что-нибудь, — шепотом сказала Линн.
—  Я бы начал, но не знаю как… — так же тихо ответил мальчик.
— Нужно рассказать ей что-нибудь.
— А разве она оттуда не видит?
Линн нахмурилась на брата, но понимая, что спорить они могут долго, а она не хотела, чтобы Айли увидела их в ссоре, взяла себя в руки и продолжила уже громче, чтобы сестра их непременно услышала.
— Айли. Мы честно не знаем, как это все должно проходить. Наверно правильным будет рассказать тебе то, что произошло в этот год без тебя. Я начну… — она стояла некоторое время в молчании, не решаясь продолжить.
— Я хотела бы сказать, что нам без тебя плохо. Нам всем. Наш папа больше не проводит с нами все свое время, как это было раньше. Он стал хмурым и перестал рассказывать сказки. Возможно, ты в этом не виновата, просто мы выросли. Я не знаю, когда наступает тот день, когда все вокруг начинают считать тебя взрослым и перестают читать сказки…
Линн замолчала, а Айкен стоял и смотрел на нее. Она подняла на него полные слез глаза, и одна слезинка скользнула по ее щеке, оставляя мокрую полосу. Ему очень хотелось обнять ее, утешить, но он понимал, что она ждет от него совершенно другого сейчас и поэтому продолжил ее речь.
— Да, нам всем плохо. Линн уже рассказала тебя о папе. Но мама… Я никому не говорил этого… — он замолчал, до последнего сомневаясь, стоит ли говорить то, что уже начал. Но выбора не оставалось, Линн все равно не даст покоя и будет мучить его до тех пор, пока все не узнает. Понимая это, он продолжил.
 — Мама… она… в общем однажды я услышал стуки в ее комнате. Дома никого не было кроме нас, я ушел тогда раньше из церкви. Я подумал, что что-то случилось, и побежал к ней. Заглянув, я застал ее в панике. Она кричала что-то непонятное, я не смог разобрать. Но одно помню точно, она повторяла одно и то же: «Это ты виновата, ты». Я не понял, кому она это говорила, ведь кроме нас с ней никого не было. Может она говорила это мне. Я не знаю. Я вообще сомневаюсь, что она заметила меня. Я испугался и убежал, оставив ее одну. 
Договорив все так быстро, вывалив все, что лежало на душе, он почувствовал, как ему стало легче. Он боялся посмотреть на сестру, боялся, что увидит в ее глазах упрек, за то, что он не сказал ей раньше. Но взглянув на нее, он успокоился. Похоже, она и не думала на него обижаться.
— Я тоже слышала, — только и произнесла она, — Но я даже не попыталась войти. Я боюсь. Я боюсь того, что могу там увидеть. Ведь за весь этот год я ни разу не видела, чтобы она вышла из своей комнаты. Прости, — тихо сказала она брату.
— А ты меня, — ответил Айкен.  И они обнялись, чувствуя в друг друге поддержку.
— Еще нужно рассказать про Элву с Мартой, — тихо произнесла Линн на ушко брату, — Чур, я про Элву, а ты про Марту.
— Айли, еще мы хотели бы тебе рассказать про наших сестер, которых, к сожалению, нет сейчас с нами. Возможно, это неправильно, но мы решили, не допускать их к нашему обряду. Элва – твоя старшая сестра, очень изменилась. Она всегда выполняла роль старшей сестры, и была ответственной, но сейчас это заметнее. Она готовит, ухаживает за нами. В общем, выполняет работу мамы. Мы ее очень любим и уверены, что тебе она тоже бы понравилась.
— А Марта, это тоже твоя сестра, — подхватил Айкен, — И моя не любимая сестра, — прибавил он и почувствовал, как Линн ударила его локтем, — А что, нужно же говорить правду, – возмутился он, — Так вот, она стала еще более раздражительной и злой. И я думаю, что это из-за того, что Элва теперь не может проводить с ней столько времени как раньше.
— В общем, дорогая, Айли, — перебила его Линн, зная, что чихвостить Марту, братец может нескончаемо долго, — Мы не хотели бы, чтобы ты расстраивалась из-за нас. Мы хотим, чтобы ты нам помогла. Ведь ты там можешь замолвить за нас словечко. Мы очень надеемся, что все наладиться, — как можно более жалобным голоском протянула Линн.
— Линн, еще нужно выцарапать палочку, помнишь, — шепотом обратился он к сестре.
— Давай ты царапай, а я пока положу цветы, — ответила она.
Дети взялись за руки, и подошли ближе к дереву, оставляя у корней букет сорванных цветов. Айкен достал из кармана гвоздь, на этот случай запасенный из сарая и начал царапать. Закончив, он, кивнув сестре, давая понять, что они могут идти. Но на прощанье Линн подняла голову и сказала, глядя на солнышко, пробивающееся сквозь крону:
— Облака, обнимите мою сестренку за меня так крепко - как это сделала бы я, солнышко — согрей ее, ведь там наверняка так холодно.
Айкен был тронут услышанными словами и, увидев расстройство сестры, обнял ее, пытаясь утешить. Два маленьких ребенка ранним утром, когда весь мир еще спит, стояли в объятьях друг друга, даже не догадываясь о том, что та, которой они отправляют свои молитвы на небо, там нет.

Сегодняшняя утренняя месса далась ему с особым трудом. Все вокруг удручало. Изо всех сил, священник старался скрыть свое состояние, но не был уверен в том, что это получилось наверняка. Дотерпев до конца и распустив людей, Бенджамин с облегчением опустился на скамью, устремив взгляд на фреску. Глаза его были заняты живописью, но тому, что творилось внутри - было далеко до звания предмета искусства. Все его мысли были заняты другим. Сегодня был этот самый день, разделивший его жизнь на «до» и «после». Прошел ровно год с того дня, как он похоронил свою дочь, обманув всех. Ровно год, как разрушилась его семья. И  ровно год, как он, находился в неведении о судьбе своей дочери.
События той ночи вновь поглотили его. Он провалился внутрь своих воспоминаний, ощутив себя снова главным героем трагических событий. 
— Ваше Преподобие, — услышал он голос своего помощника.
— Инетий, — испуганно произнес он. — Вы немало испугали меня. Кто же подкрадывается со спины?
— Со всем уважением, но я даже не думал этого делать, — попытался оправдаться он, но лицо Бенджамина говорило об обратном. Оно сделалось суровым и серьезным. Его помощник не смел ему перечить  никогда и ни в чем. Поняв свою оплошность, Инетий мигом перестроил течение своих мыслей в другую сторону, подкрепляя все это учтивым, присущим ему тоном:
— Прошу простить меня, отче. Но просто вы выглядели таким обеспокоенным, что я просто не мог оставить без внимания, возникшие в вас перемены.
— Я полагаю, вы ошиблись. Я отлично себя чувствую. Но мне приятно ваше беспокойство. И да, — он поднялся со скамью, — На сегодня вы можете быть свободны.
— Но я еще хотел сделать…
— Сделаете это завтра, мой милый друг, — протягивая ему руку, категорично произнес Преподобный.
— Как скажете, отче, — примкнув губами к его руке, отозвался он распрощавшись. 
 Проводив своего помощника до самых дверей, Бенджамин некоторое время стоял, провожая его долгим взглядом. Убедившись, что Инетий находится достаточно далеко, священник уперся всем телом, толкая тяжелую дверь. Щелкнув засов, он прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Ему не терпелось остаться одному, и теперь он сполна довольствовался данным ему состоянием покоя. 
Стремительным быстрым шагом, Бенджамин направился в свою коморку. Взглядом, обведя комнату, он остановился на небольшой полке, на которой был расположен чистый пергамент, а также небольшая стопка полученный писем. Рука скользнула меж сложенных пачкой пергаментных листьев, нащупав гладкие свежесрезанные ветви. Приготовленные заранее они ждали своего часа и вот он наступил. Проведя острыми палочками по щеке, Бенджамин забегал вперед своих мыслей, пытаясь предугадать свои ощущения. Да, это то, что он хотел, то, что требовало его тело. Встав на колени, мужчина скинул с себя одеяния, оставшись полностью нагим. Замахнувшись, он резко ударил. Удар пришелся на спину. Прожигающая телесная боль пронзила тело, и не в силах сдержать порывистый крик он дал выход боли, копившейся внутри.
«Это тебе за неё» - решил Бенджамин сам за себя. В тот миг перед его глазами встал ребенок. Он ясно слышал её дыхание, такое слабое и прерывистое, как будто сейчас прислонился к её тельцу, чтобы распознать в ней жизнь. Сколько раз он полный решимости хотел проведать оставленного ребенка, но всегда его что-то останавливало. Не имея уверенности в том, что девочка жива, он истязал себя муками за совершенный шаг. Не проходило и дня, чтобы он не обращал молитвы за спасение своей души перед Господом за то, что взял на себя такой грех.
Новый удар. Закусив губу, он сдержался. Теперь в его голове была Идгит. Все события этого года связанные с ней. На протяжении всего времени она не оставляла попыток вернуть его. Ведь она была уверена, что он никуда не денется, и будет терпеть все ее выходки. Но это не так. Он нашел в себе силы на то, чтобы дать ей отпор. А ведь она говорила, что любит, что он ей нужен…
Бенджамин снова ударил себя. Лицо Идгит признающееся ему в любви вызвало отвращения. За этими словами скрывалась пустота – ничего. Сколько раз он пытался призвать её к ответственности. Сколько раз вынуждал признать свою неправоту, но нет. Она до конца была уверена в том, что сделала все правильно и готова была пожертвовать собой, лишь бы не отказываться от своих слов. А ему так важно было, что б она поняла, осознала. Что она только не делала в попытках вернуть его. Соблазнения, гнев, истерика – все попытки обращались прахом. Она кричала, что ненавидит его, что он сломал ее жизнь, пытаясь ударить, чтобы хоть как-то зацепить его и вывести на эмоции, но он только все больше закрывался в себе. Невыносимость мысли, что впервые в жизни она прилагает все усилия, чтобы получить желаемое, но не может это получить доводило ее до безумия. Идгит плохо спала, мало ела, практически не выходила из комнаты, пока не перестала совсем показываться на люди. Иногда у неё случались обострения, и она начинала без умолку выкрикивать его имя, но это случалось не часто. Дети боялись её. Она осталась одна, наедине с самой собой и правдой, которую решила пронести через жизнь. И только тихие ночные рыдания давали понять, что она жива.
Телесные наказанья способные заглушить угрызения совести и умерщвление души. Теперь он верил в это. Физическая боль смогла свести на нет внутренние, разрывающие сознание крики. Стало легче. Поднявшись с колен, Бенджамин оделся, скрывая раны за слоями материи.
— Сегодня я сделаю это. И больше не буду искать себя оправдания, потому что оправданий больше не осталось! – произнес он, придавая уверенность своим словам.
В один день можно осознать в какую сторону двигать свою жизнь, главное чтобы это не был ваш последний прожитый день.

Дорога, неизвестность, страх – знакомые атрибуты на пути к выбранной цели. Она только кажется далекой, на самом деле она близка. Просто позвольте ей проникнуть в сердце и тогда, заполнив вашу душу, она одурманит мысли и покажет, что значить жить и отдаваться жизни всецело. Нужно просто решиться, остальное она сделает за вас.
Чтобы быстро добраться обратно домой, Бенджамин решился на уловку: запрятанным небольшим резаком он метил деревья, оставляя на них свежие порезы. В памяти были свежи моменты, как он чуть не погиб тогда в лесу. Ломая голову, он не раз пытался понять, что остановило неведомого зверя, и почему он оставил его в живых. Но это так и осталось загадкой. В любом случае он больше не хотел так рисковать своей жизнью.
Двигаясь вперед, он не имел уверенности в том, что двигается в правильном направлении. Пару раз он отчаивался, теряясь и не находя дорогу. Но ровно когда хотел повернуть назад, она становилась ему очевидной и под действием своего предчувствия – он становился все ближе к своей цели.
Смутные ощущения. Бенджамин не мог понять и до конца разобраться в себе. Что он хочет увидеть? Что больше принесет ему большее облечения, что девочка жива или мертва. Узнать, что ребенок пребывает во здравии, значит дать себе еще один повод для самобичевания. А если мертва? Значит, вины нет. Так оно и должно было быть. Все происходит тогда, когда происходит.
Поляна. Он видел её. Это точно была она, он не мог ни с чем её перепутать. Что это? Голоса? Да, это был девичий смех. Острожной поступью, как хищник на охоте, он приблизился к дереву, стоящему на краю между лесом и равниной. Желая оставаться незамеченным, Бенджамин присел, внимательно наблюдая за происходящим.  Его взору предстала картина, как девушка играется с ребенком, а девочка отзывается сладким смехом. Как поразительно она похожа на Линн в детстве. Те же тонкие, светло-пшеничные волосики покрывают ее аккуратную головку. Больше нет и следа от темного покрова тела, из-за которого отказалась от нее Идгит, обрекая проклятой дьяволом. И сейчас, глядя на нее, нельзя сказать, что с ней было что-то не так. Похоже, девочке здесь хорошо.
 В один миг он понял, какой он был дурак, и слезы покатились из его глаз. Как мог он бросить ее. Нужно было быть более настойчивым. Нужно было поставить жену на место. Молить. Просить дать шанс для нее. И тогда она сама бы увидела, что с ребенком все в порядке. И семья не была бы разрушена… И как он вообще мог сомневаться в том, стоит ли навестить ребенка. Ведь это его дочь. Он так хотел стереть все границы, вломиться ночью в этот дом и забрать ее. Но понимал, что не может этого сделать. По крайней мере, не сейчас. Его просто не поймут. Все вокруг уверены, что девочка мертва: прихожане, дети, Идгит, в конце концов. Открыть сейчас всю правду, значит поставить жирный крест не только на своей жизни, но и на жизни его семьи. Церковное правление не простит ему этот проступок, и рука их не дрогнет, прощаясь с ним.  Нужно оставить все как есть. Нужно уходить, оставив ее здесь. Но как же это сложно, лишь только обретя заново дочь - простится с ней.
— Я еще вернусь, — тихо произнес он и повернул обратно в сторону дома. — Обязательно вернусь.
Бенджамин был уверен в том, что остался не замеченным. Но как же глубоко он ошибался. Ворожея знала о его присутствии и более того, именно с её попущения он оказался здесь. Если бы она не захотела - он бы никогда больше не увидел ни её, ни свою дочь. Он придет вновь – Элен была в этом уверена. Что ж, она даст ему свое благословение и шанс, а воспользуется он им или нет, покажет время. Видимо, не все еще потеряно и душа может найти спасение.
— Керенса, — позвала Элен, поднимая девочку на руки, — Пойдем домой милая.

Дети разом повернули головы на отца, оставив свои дела. Никто не ожидал увидеть его таким: радостный и воодушевленный, он словно сиял изнутри. Это выглядело странно с учетом того, какие нелегкие времена переживала их некогда сплоченная семья. На улице начинало смеркаться, но никто даже не посмел спросить у отца, что его задержало. Вместо этого Элва вопросительно посмотрела на него, вкладывая в этот взгляд всю суть возникшего у неё недоумения. Бенджамин и сам понимал, что выглядит нелепо, но это только больше забавило его.
— Ну, чего молчим, — на радостной ноте поприветствовал их отец.
— Выскажу общее недоумение, — серьезно начал Айкен. — Папа с тобой все в порядке?
— Все просто замечательно! Лучше и быть не может. Я так скучал по вам.
На этих словах, он подошел к Айкену и, взлохматив его волосы, поцеловал в макушку.
Бенджамину хотелось окутать их заботой и любовью. Он почувствовал вину перед ними. Как мог он настолько уйти в свои проблемы, что не замечать, как больно им. Все это время он был так холоден и отстранен. Но ведь они ни в чем не виноваты. Его милые, любимы – детишки, плоть и кровь. 
— Линн, прости меня за всё.
— За всё - за всё? – недоверчиво спросила дочь, спуская белесые брови ниже на глаза.
— За всё- за всё, — подтвердил отец, прижимая её хрупкое тельце к себе.
— Я люблю вас, и я не должен был так поступать с вами. Я, можно сказать, бросил вас. Но этого больше не будет. Я обещаю вам. Я буду рядом.
Долгожданные слова были услышаны. Прыгнув на шею отца, Линн повисла на ней, заставляя это согнуться. Смотря на это со стороны, Айкен недолго думая, присоединился, втиснувшись между сестрой и отцом. Держа детей в объятиях, Бенджамин посмотрел на Элву, которая стояла поодаль,  не решаясь подойти. Она не плакала, но покрасневшие глаза выдавали её искреннюю радость. Махнув рукой, отец позвал к себе старшую дочь, и она подошла к ним, обняв всех втроем.
Он не хотел отпускать их, наслаждаясь идиллией и царившим миром. Поочередно целуя каждого, он с трудом сдерживался, чтобы не расплакаться.
— Бенджамииииин, — услышали они доносящиеся крики, заставившие их разъединить объятия.   — Бенджамииииин, — протяжно повторила свой зов Идгит.
Все всё поняли без слов – она не успокоиться пока не получит своего.
— Давно, она не звала тебя, — огласила Линн
Смышленая девочка, она озвучила то, что другие знали, но не решались сказать.
— Да, что есть, то есть, — угрюмо отозвался на это Бенджамин. — Вот что, не ждите меня – ешьте. Да, кстати, а где Марта?
Молчание Элвы было достаточно. Он знал, где она, но с этим разберется позже. Сейчас нужно угомонить жену. Недолго Бенджамин ощущал себя беззаботным и счастливым, его будто насильно заталкивали обратно в яму, не давая шанса выбраться наружу. В таком опущенном настроении он побрел в комнату жены. Что интересно ей на этот раз понадобилось от него.
Лишь стоило отцу уйти, как Линн начала прыгать на месте, притянув к себе брата.
— Ты хоть понимаешь, что это значит, — сказала она. — Это все Айли! Она услышала нас! Она нам помогла, и будет помогать всегда.
— О чем это вы, — поинтересовалась Элва, ставя на стол приготовленную еду.
— Не обращай внимания, — ответил ей Айкен, крепко прижав к себе сестру. — Я люблю тебя, Линн, — воспользовавшись моментом, шепнул он Линн на ушко, — Люблю.


Бенджамин зашел в комнату жены с опаской, предчувствуя нелегкий разговор. Давно он не был здесь, хотя знал, что она его ждала. Первое что бросилось ему в глаза, нетронутая тарелка, оставленная Элвой. В комнате было темно, и он не мог разглядеть ее силуэта.
— Ты пришел поздно, – заметила Идгит.
Внезапно прозвучавший голос испугал его. Настолько он показался ему чужим и не похожим на голос жены.
 — Где ты был? — грубо спросила она.
Бенджамин все еще не видел её, но голос звучал так близко, что он решил идти и ориентироваться на него.
— Где ты был, я тебя спрашиваю?
Странно, но на этот раз он слышал его из другого конца комнаты, или разум подводит его.
«И когда она научилась так бесшумно передвигаться» — пронеслось в его голове.
— Отвечай! — крикнула она, возникнув перед его лицом.
— Перестань орать, ты испугаешь детей, — злость вновь стремительно нарастала в нем.
—  Где ты был, — уже тише спросила она. Сквозь тьму Бенджамин видел, как исказилось её лицо.
— Как всегда в храме.
— Ты врешь, — закричала она. — Врешь, — она накинулась на него с кулаками.
Он перехватил ее руки, не дав себя покалечить.
— Да с чего ты это взяла? — заорал он на нее, чтобы привести в чувство.
— Почувствовала, — коротко отрезала она. — Не пытайся меня обмануть, слышишь? Даже не думай.
— Я говорю тебе правду, Идгит. Тебе нужно успокоиться.
С этими словами, он поднял ее на руки, чтобы отнести на ложе. Она не сопротивлялось. Через ткань, он чувствовал проступавшие кости. Она была так слаба.
— Если ты не будешь принимать пищу, то скоро растворишься, — попытался смягчить ситуацию муж.
Положив Идгит на кровать, он достал огарок и зажег. Теперь он мог видеть её. Как же она постарела: тонкая кожа обтягивала череп, смывая остатки былой красоты, глаза выражали беспокойства, то и дело, бегая из стороны в сторону.
— Дай мне шанс все исправить, — взмолила она. — Прошу, не отворачивайся от меня. Давай попробуем начать все сначала. Как прежде, помнишь?
Бенджамин все помнил. Как в первый раз увидел ее, и как быстро тогда  билось его сердце в надежде на новую встречу.
— Помнишь? — повторила она, взывая к его памяти.
— Помню. Но не только это. В моей памяти свежи так же воспоминания того дня, когда ты отказавшись от нашей дочери поставила крест на нашем будущем. Это будет со мной пока я жив, пока бьется мое сердце. Неужели ты не понимаешь?
Она не ответила и, встав на ноги, долго смотрела ему в глаза. Затем закрыв их, кинулась к нему, прильнув своими губами к его. Но он не ответил на ее поцелуй.
— Сколько можно, — тихо произнесла она. — Весь этот год ты ни разу не прикоснулся ко мне. Неужели ты не хочешь?
Она скинула вверх платья, оголяя грудь.
— Неужели ты не хочешь, —  повторила она свой вопрос и  положила его руку на свою грудь.
Бенджамин стоял, ни сказав ни слова, всем своим видом выражая безразличие.
— Ненавижу тебя! — закричала она. — Ненавижу, ненавижу… — кричала она, нанося ему удары в грудь.
— Успокойся — не вытерпел Бенджамин, заставив ее моментально умолкнуть. — Не начинай, прошу тебя, — продолжил он спокойно. — Кому ты от этого сделаешь хуже. Я устал. Я устал от всего этого.
Идгит притихла. Молча, она скрыла свое тело за одеждой. Неужели она поняла его?
— Я оставлю тебя, — сказал он и направился к двери.
— Подожди, — остановила она его. — Прежде чем ты уйдешь. Ответь всего на два вопроса.
— Не обещаю, но попробуй задать.
— Есть и хоть маленький шанс, что все будет как прежде?
Бенджамин долго смотрел, но в конце-концов отрицательно покачал головой, не желая, чтобы она имела мнимую надежду. Еле подавляя стон, оно сдержалась громко сглотнув. Тело покрылось дрожью. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя, но Бенджамин не хотел его давать.
— Второй вопрос, Идгит. Или я ухожу, — поторопил её муж.
— Где ты был сегодня, — тихо спросила она.
— Я был в храме. 
Он развернулся и покинул комнату. До него доносилось, как она кричала, повторяя одно и то же: «Где ты был, Бенджамин. Где?»

Когда Бенджамин вышел от жены, детей на кухне уже не было. По всей вероятности они в своей комнате, испугались, услышав оры матери. Бенджамин так не хотел разочаровывать их, но сделал это вновь. Снова они стали свидетелями того, чего не должны были. Подойдя к столу, он взял кусок еды и засунул в рот. Несмотря на то, что она была холодной, он получил настоящее наслаждение неподдающееся описанию. Когда плошка оказалась пустой - он сел за стол. Вопрос о том, как Идгит узнала о том, что он был не только в храме, не давал покоя. Или это только нелепые догадки, высказанные вслух, вызванные его довольно поздним появлением дома. Нет, она не могла проследить за ним - это он знал точно. Если бы это даже было так, учитывая ее нестабильное состояние, она не смогла бы остаться незамеченной. Сорвавшись, Идгит непременно выдала бы себя сама. Но все же подозрительного было много и это отрицать было сложно. Он подумает об этом позже, обязательно, но только не сейчас.
Размышления были прерваны оказавшейся на пороге Мартой. Вот она долгожданная встреча. Как порядочный отец он должен провести с ней нравоучительную беседу, относительно её позднего возвращения. Но почему сейчас, когда он так слаб. Бенджамин чувствовал себя таким опустошенным – сил,  как физических, так и моральных, не осталось. Должен – слово, призывающее к дисциплине и порядку мыслей и действий.
— Не поздновато ли мы возвращаемся домой? — поинтересовался отец, обращаясь к дочери. Марта вылупилась на отца, не понимая, что происходит. Сложно было припомнить, когда они последний раз разговаривали, или, по крайней мере, просто встречались. А теперь что, он решил поиграть в примерного папочку?
— Я задал вопрос. И уж будь добра ответить.
— Не считаю что сейчас не поздно, — язвительным тоном ответила Марта, направившись в свою комнату, с полным ощущением, что утерла ему нос и поставила на место.
Неожиданно раздавшийся стук испугал ее. Повернувшись, она увидела разъяренного отца, который ударил рукой об стол.
— Как ты разговариваешь с отцом, — громким и серьезным голосом сказал он.
В тот миг, Марта немного даже испугалась его, но быстро взяв себя в руки, решила принять этот вызов и вступить с ним в словесную перепалку.
— Как я разговариваю? Я хоть как-то. Ты же не видел меня весь этот год. А где Марта, а нет ее? Или не так.
— Не так.
Слышать эти слова было очень обидно, хоть он и понимал, что отдаленно они соприкасаются с правдой.
— Хорошо, что со мной было в этот год. Знаешь? Ты же так следишь за моей жизнью…
— Хватит!  — перебил отец дочь. —  Еще одно слово и ты…
— Что? Выкинешь меня из дома? Или запрешь как маму в комнате?
— Не сметь!! — заорал он и, схватив стул, бросил его радом с дочерью, что та еле успела отскочить. — Не сметь! Ты думаешь, я не знаю, где ты шляешься? Ты думаешь, мне не доносят, что ты гуляешь с парнями. При моем-то положении, — с силой бил он себя в грудь. — Да ты просто позор для нашей семьи.
По щеке Марты потекла слеза - она была разбита. Никто и никогда не видел, что она плакала. Увидев её слезы, отец смягчился.
— Прости, — хрипло выдавил он, понимая, что переборщил. — Ты в первую очередь моя дочь, дочь священнослужителя. И это накладывает на тебя определенные нормы поведения, хочешь ты этого или нет. И пока ты живешь в этом доме, ты должна соблюдать правила, которые действуют здесь, те правила, которые устанавливаю я. Это тебе ясно?
Марта смотрела на него исподлобья, грузно дыша полной грудью. Она была напряжена.
— Марта, тебе понятно, что я сказал?
Дочь, молча, кивнула.
— Можно идти, отец, — сквозь зубы спросила она.
— Иди, — разрешил Бенджамин. — И да — вдогонку бросил он. — Твою мать никто не запирал. Она сама так решила для себя.
Он хотел бы увидеть её лицо, прочитать реакцию на последнюю прозвучавшую фразу, но Марта не повернулась. Дочь проскользнула в свою комнату, ища уединения.
Свежий воздух бы необходим. Выйдя во двор, Бенджамин, наконец, вздохнул полной грудью. Поток воздуха прошел внутрь, заполняя собой легкие. Стоя здесь, ему было о чем подумать. Этот день выдался непростым. События маячили перед ним, картинки одна за другой сменяли друг друга. Боль, страдания, ссоры, радость, облегчения – на все это он дал разрешения и впустил в свою душу и разум. Не будь боли, он не почувствовал бы наслаждения. И это вовсе не означает, что эти два состояния взаимозависимы. Нет. Просто, чтобы чувствовать, неважно что, нужно быть открытым.
— Пап, — услышал он за своей спиной знакомый голос. Это была Элва. — Не возражаешь, если я постою тут с тобой немного.
— Разве можно тебе отказать, — слабо улыбнулся отец.
— Хорошо, что ты вернулся. Этот год был тяжелым, — после небольшой паузы сказала Элва. Это прозвучала так искренне, что Бенджамин не смог сдержаться. Эти слова тронули его. И о чем он только думал все это время, оставляя их без поддержки.
— Прости меня, я никудышный отец, — не без сожаления признался он, повернувшись к ней и крепко по-отечески обняв.
— Да ладно, — ответила она, и он увидел, как Элва виновато растянулась в улыбке. Она ждала от него этих слов и сейчас была несказанно рада услышанному. 
— Нет, правда. Я не должен был так поступать с вами. Просто я…
— Не надо. Я все понимаю, — прервала его дочь, и за это он был ей безмерно благодарен.
— Сейчас важнее не то, что было, а что делать дальше, — сорвав колосок и по-ребячески положив его в рот, произнесла Элва.
Пока Бенджамин в растерянности думал, что ответить и что его дочь имеет в виду, Элва продолжала свою мысль.
— Что произошло… — она замялась, подбирая нужные слова. — Я имею в виду между тобой и мамой, — спросила Элва, не надеясь, что получит вразумительный ответ.
— Я не знаю. Та женщина в комнате, это уже не наша мама. Она стала другой. И я не уверен, что возможно что-то изменить. Сегодня я попытался поговорить с ней, но она твердит одно и то же,  — по-детски начал оправдываться отец. — Ты слышала наверно?
— Это сложно было не слышать.
— Элва, я понимаю, что это сложно признать, но мы должны это сделать. Рассудок покинул её некогда трезвую голову. С ней становится все тяжелей. Она не понимает того, что ты пытаешься ей донести. Это сложно.
— И что ты предлагаешь? Оставить все как есть и изо дня в день наблюдать, как она гаснет?
— Элва пойми нельзя заставить человека что-то делать по указке, через силу. Без ее желания мы бессильны.
— Я понимаю, но и одновременно не хочу понимать этого. Это сложно объяснить…
— Как не странно, но я понял тебя, — ободряюще сказал Бенджамин.
— Нда, — на выходе произнесла она и выкинула колосок как можно дальше.
Понимая, что разговор сошел на нет, они молча, стояли рядом, ощущая кожей эту напряженную тишину и желая, чтобы кто-то из них ее развеял. Элва собиралась уходить. Поняв это, Бенджамин воспользоваться этой ситуацией, располагающей к откровениям.
—Элва, — произнес он. — Я хотел бы посоветоваться с тобой насчет Айкена.
—Да, конечно, что именно? — оживленно отозвалась она, искренне обрадовавшись тому, что может побыть с отцом чуть дольше, чем это могло бы быть.   
— Ему уже девять. Как и все он посещает церковь, но не пора ли ему заняться этим всерьез. Ведь он мой единственный сын, а значит, я могу сделать его своим приемником. Передать знания, которыми владею.
Элва всерьез задумалась, прежде чем дать ответ. Её польстило то, что отец спрашивает ее совета,  в таком важном для семьи решении.
—  Даже не знаю. Айкен – способный малый. Но у него недостаточно стремлений.
— Это я заметил, — усмехнулся Бенджамин, невольно перебивая рассуждения дочери.
— Я думаю все дело в Линн, — заключила она.
— Не понимаю…
— Весь мир Айкена крутится вокруг нее. И я не уверена, что его может заинтересовать что-то больше, чем она. Но ты можешь попробовать изменить его угол зрения? — как можно более оптимистично попыталась закончить Элва. 
— Что ж, — задумчиво протянул отец. — Ты дала мне пищу для размышлений. Во всяком случае, попробовать стоит?
— Именно так, — подтвердила Элва.
— Значит, так тому и быть.
— Отец, я пойду. Мне рано вставать.
— Ах да, конечно, совсем я тебя заболтал.
 Элва поднялась и направилась к дому. Он слышал ее удаляющиеся шаги и хруст прижимающейся к земле травы. Напоследок, он окликнул ее, вспомнив, что забыл сказать:
— Элва, присмотри за Мартой. Она совсем отбивается от рук.
Он не услышал ее ответа и уже не видел в темноте. Но издалека ему показалось, что она посмотрела на него теплым взглядом и кивнула в ответ.