Гонимые тенью - 9

— Помни, Айкен. Чтобы не произошло, ты должен сохранять спокойствие. Священнослужитель не может позволить себе неподконтрольные всплески. Ты должен стать для них тем, за кем хочется идти, кого хочется слушать и кому хочется подражать. Быть эталоном – нелегко и ты должен это понимать. Любой твой неверный шаг будет обсуждаться всеми, и каждый, будет считать своим долгом, указать тебе на это. Ведь не может учить законам тот, кто не следует им.
Айкен убирал оставшиеся от прихожан огарки и делал вид, что внимательно слушает отца, изредка поднимая на него глаза и кивая. Он всегда говорил ему одно и то же. Изо дня в день эти монотонные речи будили в нем зверя, но он старался укротить его и не дать выпрыгнуть наружу.  Порой ему казалось, что отец сомневается в нем и если бы у него был шанс передать свой пост другому – он бы это сделал. Но в их семье Айкен был единственным сыном, так что боязнь отца, что у церкви Каролда будет наследник других кровей, не позволяла ему принять другого решения, и он тратил все свои силы на обучение сына.
— А у тебя были моменты, когда ты мог не сдержаться, — пытаясь выразить свою заинтересованность, спросил Айкен.
— Оооо… — протянул отец. — Еще сколько. Я был очень несдержанным молодым человеком.
— И что же ты делал?
— Молчал.
— Просто молчал?
— Нет, не просто. Я молчал, чтобы дать человеку высказаться, а то, что творилась у меня внутри известно только мне.
Договорив, он разошелся в смехе. Он не мог остановиться и постепенно смех перешел в непрерывающийся кашель, и даже хрип. Айкен не сразу понял что происходит, пока отец не начал загибаться. Тогда ему стало страшно. Айкен подбежал к нему и Бенджамин, облокотившись, осторожно присел на пол.
— Отец, тебе нехорошо?
— Все нормально. Мне просто нужно посидеть, — все еще тяжело дыша, ответил Бенджамин. — Опяяяять, — протянул он и, схватившись за голову, рухнул всем телом на каменный пол.
Айкен кинулся к нему и пытался поднять, но отец был без сознания.
— Отец, — закричал Айк.  — Отец!
Он осторожно похлопал его по щекам, чтобы тот пришел в себя, но это не помогало. Айкена охватил страх. Он не знал, что ему делать и поэтому в приступе паники просто тряс тело отца.
— Нет, — кричал он словно раненый зверь. — Нет, отец. Вставай! — и вместе с этими последними словами, словно в отчаяние, дал ему крепкую пощечину.
 Бенджамин приоткрыл глаза, взгляд его был туманным, он бессознательно шарил ими по стенам. Несколько раз он открывал рот, словно пытался что-то сказать, но понимая насколько слаб, оставлял попытки и закрывал вновь.
— Папа, папа, — не веря своему счастью, закричал Айкен  и лег сверху на отца, чтобы обнять. Слезы капали из его глаз, и он не мог их контролировать. Он уже не помнил, когда последний раз плакал, наверно лишь тогда когда его покинула Линн. Только сейчас он понял, как боится его потерять. До этого момента он не осознавал этого. Чтобы понять как дорог человек – нужно потерять его, чтобы начать ценить – представить, что он потерян.
Отец начал тяжело дышать, через сдавленную грудь и опомнившись, Айкен поднялся на ноги. Бенджамин все так же словно пытался что-то сказать, но сын не мог разобрать что именно.
— Ле, — выдавил из себя отец.
— Что? — не понял Айк.
— Ле–кар-ство, — тихо, по слогам и с небольшими паузами проговорил отец.
— Какое лекарство, где?
— Сосуд, — ответил Бенджамин и затем прибавил. — Дома.
— Но отец… как же ты… Я не могу оставить тебя одного. Если за время моего отсутствие с тобой что-нибудь случится, я себе никогда этого не прощу.
Бенджамин посмотрел на него и медленно прикрыл веки. У него не было сил, чтобы сказать что-то еще и только по удаляющимся шагам он понял – лекарство скоро будет, нужно всего лишь немного подождать.
Айкен мчался с такой скоростью, с какой, казалось, никогда прежде не бежал. Дыхание сбилось, в боку предательски кололо, но он старался не обращать на это внимание и не сбавлять темп. Все его мысли были заняты отцом. Из удаленных закоулков памяти у него всплывали фрагменты детства, когда он играл с ним и Линн. А эти вечные наставления, которые сначала смешили его, потом выводили из себя, а сейчас он просто не мог представить, как жить без них. Каждое новое, поднятое из прошлого событие, вызывало у него слезы. Поначалу он смахивал их, но потом перестал утруждать себя этим и просто бежал вперед, пытаясь отогнать от себя черные мысли заполняющие голову. 
Дома не должно было никого быть, ну кроме матери, с которой уже давно перестали считаться. Элва сегодня должна была уйти к своей подруге Хели, с которой в последние несколько лет тесно общалась. После того, как дом покинули сначала Марта а, затем и Линн, Элва осталась единственной девушкой в их семье. Постоянно в заботах и делах, у нее не оставалось времени на саму себя. Можно было только подивиться, как она все успевала, оставаясь при этом в отличном расположении духа и не позволяя себе угнетать постоянным нытьем ни отца, ни брата за то, что выпало на ее долю. Понимая, что не имеют права отнимать у нее право на женское счастье, они сами не раз говорили с ней по поводу ее замужества, но Элва обрывала их, не желая вести подобные разговоры.
Все люди делятся на два типа: одни убеждены в том, что нужно плыть по течению и воспринимать укоры судьбы с достоинством, вторые считают  что человек, и только он определяет свою судьбу. Элва была из числа тех, кто не мог бросить нуждающихся в ней ради собственного счастья. Она видела в этом свое предназначение, линию, согласно которой должна следовать по жизни.
Запыхавшийся Айкен уже приближался к дому. С самого начала, он не рассчитал свои силы, поэтому, когда до дома оставалось не больше фута, он перешел на шаг. С непривычки в горле пересохло так, что, казалось, во рту не осталось слюны, чтобы смочить его. Если сначала у него колол только один бок, то теперь боль сковала все внутренности, вызывая в нем желание одним махом руки вырвать их наружу. 
Открыв дверь, первое, что он увидел – свою мать, которая непринужденно передвигалась на кухне. Движение ее были больше похоже на танец, Айкен так решил, потому что когда он ее увидел, она стояла к нему спиной и грациозно вскидывала руки в стороны, одновременно откидывая голову назад. Приняв такую позу, она несколько секунд не двигалась, но потом резко обернулась. Увидев  сына она, казалось, была не удивлена -  ни один мускул на ее лице этого не выдал, что сложно было сказать про Айкена. Он просто опешил. На какой-то миг ему показалось, что под действием сильного волнения его сознание подводит его, выдавая действительность в искаженном виде. Но мать медленно двигалась в его сторону и, подойдя вплотную,  прикоснулась своей рукой к его. Тогда он понял, что это реально. Это происходит здесь и сейчас.
— Мама, — наконец произнес он. — Мама, — растерянно повторил он. — Но как? Почему?
Он не знал, что спросить сначала, а что потом. В голове вертелись разные мысли. Он так много хотел у нее спросить, и эти вопросы заполонили все мысли, не давая выделить и сосредоточиться на одной.
Идгит ничего не ответила, вместо этого она приобняла сына, положив свою голову ему на плечо. Он не знал, сколько они так простояли, но он не хотел покидать ее, ведь столько лет он не чувствовал ничего подобного. Наконец она подняла голову и Айкен выпустил ее из своих объятий. Мать пересекла комнату и встала в противоположном углу напротив сына.
— Я вижу, ты несколько удивлен? — спокойно спросила она.
— Несколько удивлен – это мягко сказано. Я очень удивлен! — ответил ей Айкен. — И очень рад, — прибавил он.
— Чему? — спросила она и по этому тону, он почувствовал ее некоторую холодность и отчужденность.
— Ну как? — не понял Айкен. — Тому, что ты вернулась, что теперь мы снова заживем как раньше – одной семьей.
По мере того как он отвечал на ее вопрос он сам начинал сомневаться в том, что говорил и потом растерянно прибавил:
— Ведь, правда?
— Мне жаль, — коротко ответила она.
После ее слов у Айкена словно ушла земля из-под ног, в груди защемило сердце. В момент объятий с матерью он был безмерно счастлив от того, что снова обрел семью. Он вдруг поверил в то, что все еще может наладиться и его семья может воссоединиться, а теперь он снова лишился всего.   
— Отец, — выпалил он и побежал в его комнату. Он совсем про него забыл.
Айкен рыскал по всем полочкам, скидывал книги на пол, но нигде не мог найти то, что искал. Он мысленно проклинал себя за то, что забыл про него. Ведь от того когда он доставит то самое лекарство возможно зависит жизнь отца.
— Да где же ты, — в порыве гнева и отчаянья заорал он. — Где?
— Что ты ищешь, — вмешалась заглянувшая в комнату мать.
— Лекарство, сосуд. Я не знаю. Оно очень нужно отцу. Он сейчас там, в церкви. Ему плохо, — сквозь слезы обрывками фраз произнес Айкен.
 — Какой сосуд? Этот?
Она держала в руке небольшую емкость.
— Да, вроде он. Давай сюда.
Идгит спрятала его за спину и произнесла:
— Сначала ты должен мне кое-что пообещать. Никто не должен знать о нашей встрече, по крайней мере, пока. Ты должен в этом меня понять.
— Но почему, — он находился в недоумении от ее поступка, и это первое что пришло ему на ум в этой ситуации.
— Для каждого дела -  есть свое время, а наше время еще не пришло.
— Я не понимаю.
— Ты поймешь, но позже.
Она протянула ему то, что он искал и прибавила:
— Ступай туда, где ты нужен. И не забывай о нашем уговоре.
Понимая, что нужно спешить, он ушел, оставляя в себе много противоречий от встречи с ней. Сейчас у него нет времени. Мать правильно сказала – сейчас он нужен в другом месте. Но он обязательно подумает обо всем, что произошло сегодня - позже, расставляя все по полкам.
Айкена здесь больше не было, и довольно улыбнувшись, Идгит произнесла:
— Начало положено. Ты еще прибежишь ко мне, сын мой.

— Отец, отец! Я пришел!
Бенджамин лежал все там же на каменном полу. Прислонившись к его груди, он различил слабые удары сердца и начал трясти его, но тот не шевелился. Сейчас он был похож на тряпичную куклу, податливо склоняющуюся  от каждого приложенного усилия.
—Только бы не было поздно. Прошу только не забирай его у меня, — сквозь слезы обратился он к образу Девы Марии, что был изображен на стене.
Айкен сел на пол и, положив голову отца себе на колени, осторожно приподнял, чтобы залить лекарство. Какая-то часть попала в рот, другая же растеклась по лицу. И сейчас Айкен, гладя отца по голове, молил о том, чтобы небеса смиловались над ним и оставили его на земле. Он взял руку отца в свою. Всегда крепкая и сильная  - сейчас  она словно пластилиновая безвольно лежала.   
— Ну, давай же, — произнес он,  крепко сжимая его руку. — Давай. Ты же можешь.
Айкен склонился над отцом. В тот момент его переполняла боль, которая находила отражения в слезах. Он давно не позволял себе быть слабым, и сейчас все что копилось так долго, вылезло наружу. Он жалел отца, жалел самого себя  и от этого чувствовал отвращение к самому себе. Рука отца легонько сжала руку Айка и он, перестав рыдать, быстро смахнул слезы с лица.
— Отец, — обхватив его лицо руками, воскликнул он. 
Бенджамин приоткрыл глаза. Он хоть и очнулся, но был очень слаб. Взгляд его был затуманенный, а цвет лица болезненно бледный.
— Пить, — выдавил он из себя.
— Да, сейчас, — ответил Айкен и, поднявшись с колен, аккуратно придерживая голову отца, дал ему напиться.
 — Я так испугался… Я думал, что уже поздно…
— Я тоже, — ответил Бенджамин и слабо улыбнулся.
— Если тебе лучше я помогу тебе встать.
— Я пожалуй еще полежу, если ты непротив, конечно.
— О нет. Как скажешь. Мне некуда торопиться.
Айкен обдумывал сегодняшнюю встречу с матерью. Она не давала ему покоя. Это был их секрет, который норовил выбраться наружу. Он спрятал его в глубине своей души и сейчас он изо всех сил напоминал о себе и словно говорил: «Расскажи обо мне. Тебе нужно с кем-то поделиться. Поверь – тебе станет легче. Не стоит себя мучить. Отпусти». Заметив волнение сына, Бенджамин спросил:
— Сын мой, у тебя что-то случилось? Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Айкен почувствовал себя в тот момент маленьким мальчиком, который нашкодил, и теперь не хотел нести наказанье. От мысли, что отец мог о чем-то догадаться, ему стало дурно, и он почувствовал, как краснеет его лицо.
— Я просто никак не отойду от того, что с тобой случилось. Я очень испугался. Я не могу даже представить себе, что могло бы произойти, если б ты покинул нас.
— Все уходят рано или поздно, — спокойно ответил отец. — Не стоит к этому так относиться.
— И ты так спокойно об этом говоришь?
— А куда деваться. Если не можешь бороться, остается - смириться. И ты смиришься, когда наступит твое время.
Айкен отошел к окну и, водя пальцем по цветному витражу, повторяя их рисунок, думал над словами отца. Солнце уже садилось. Розовый луч проникал сквозь стекло, оставляя цветные отблески на полу, стенах и даже руках Айкена. Сомнения не покидали его. Он не знал, как поступить правильно и никто не мог здесь ему быть советником. Голова разрывалась от наполняющейся и давящей чаши сомнения и в порыве своих душевных мук, он полный решимости принял решение все рассказать отцу.
— Пап, я хотел тебе рассказать, — произнес Айкен, но отец не шелохнулся. — Пап, — позвал он. Отец лежал неподвижно. Айкен подбежал к нему и опустился на колени, чтобы послушать его сердце. И прислонившись к его груди, услышал душевный храп.  Улыбнувшись самому себе, он произнес:
— Спи, папа. Спи.
И поцеловав его в лоб, лег рядом на полу. Лишь прикрыв глаза, он поймал себя на мысли как ему хорошо и спокойно. И не было для него на тот момент звуков приятнее, чем  отцовское посапывание, разносящееся эхом.


— Я знала, что ты придешь. И я ждала тебя, — поприветствовала сына Идгит.
— У меня есть к тебе вопросы, на которые без тебя я не смогу найти ответа, — напрямую начал Айкен.
— Очень интересно начинается наш разговор, — заметила она. — Ну что ж – начинай.
— Почему в тот день ты вышла из своей комнаты?
— Ответ прост – ждала тебя. Неужели до этого сложно догадаться?
Она произнесла это с усмешкой, и от этого у Айкена начинало расти напряжение.
— И выходила ли ты раньше? — не отступался он. — Или ты просто всех нас держала за слабоумных, прикидываясь таковой сама?
— Ты задаешь не те вопросы. Все что ты спрашиваешь, является скорее следствием, но не забывай, что у всякого следствия есть первопричина.
Айкен тряхнул головой, не понимая смысла того, что только что услышал. Надежда на то, что мать только прикидывалась сумасшедшей все это время - таяла на глазах. И с каждой такой абстрактной фразой он все больше жалел, что решился пойти к ней на этот разговор.
 — И в чем же первопричина, — спросил он.
— В этом ты и должен мне помочь. Ее нужно отыскать. Понимаешь, все в этом мире не случайно. Все что происходит - закономерно и имеет свое логическое обоснование. Я вижу, что ты не совсем понимаешь, что я хочу тебе сказать, но давай я все-таки попытаюсь это сделать. Вот, например, почему уехала Линн?
— Потому что родители Нэта были против их союза. Ты же сама прекрасно знаешь.
— Хорошо, это случайность?
— Скорее да, чем нет.
— Ладно, Марта тоже покинула дом, почему?
— Потому что вела неправедную жизнь и имела последствия, с которыми не могла остаться. К чему эти вопросы?
Она не стала отвечать на его вопрос и задала свой.
— Тоже случайность?
— Марта сколько я ее помню, всегда славилась дурным характером. Она постоянно вступала в противоречия и конфликты. У меня иногда даже складывалось впечатление, что ей доставляется удовольствия поступать так, как нельзя или не подобает, поэтому не удивительно. Но все равно я не могу назвать это, как ты выразилась, первопричиной.
— Продолжаем дальше. Я верю, что ты все-таки поймешь. Элва давно должна быть замужем, но нет. Она несчастна, она буквально схоронила себя заживо и поставила на себе крест. Случайно?
— Это ее выбор и она в праве поступать так, как посчитает нужным. В конце-концов – это ее жизнь.
— Это случайно, — повторила свой вопрос Идгит.
— Это скорее нет, так сложились обстоятельства.
— Уже лучше, мы близки к истине. И наконец, самое главное, болезнь твоего отца – Бенджамина. Это, по-твоему, случайно?
— Откуда я могу это знать, — теряя терпения, повысил на мать голос Айкен. — Почему ты вообще задаешь мне эти вопросы. Как я могу знать, что в этой жизни случайно, а что нет?
— Ты и не можешь знать, только время знает и расставляет все на свои места.
— Я окончательно запутался, в тебе, в том, что ты говоришь и что ты хочешь. Скажи мне, прошу только правду, что за игру ты ведешь и к чему все это?
— Пока не время, но я обещаю, что ты все узнаешь. Ты веришь мне?
— Я уже не знаю чему верить.
— Ну, неужели я и вправду похожа на сумасшедшую. Посмотри на меня и послушай. Так много случайностей просто не бывает. Я говорила Элве, но она не обратила внимания на мои слова, потом Линн. Ты – Айкен. Слышишь? Ты - моя последняя надежда. Я не могу пока рассказать тебе всего, но ты должен мне верить. Я не сошла с ума. И ты должен мне помочь, потому что это важно для меня. Но что же ты молчишь, ответь?
— Помочь в том, неизвестно в чем. Но это важно, — иронично подытожил он ее слова.
— Как бы это нелепо не звучало, но да.
— Мне лучше уйти. Напрасно я пришел. Не стоило этого делать, — печально произнес он и развернулся, собираясь уйти.
— Не веришь мне, посмотри сам, — выкрикнула она ему в след, понимая, что это последняя возможность его остановить.
— Куда уходит твой отец? Ты знаешь?
Айкен остановился и внимательно посмотрел на мать, давая ей возможность продолжить  и она, воспользовавшись ей, добавила:
— Я уверена, что ты замечал его отсутствие, но задался ли ты вопросом, куда он уходит.
— Я спрашивал его.
— И что же он ответил?
— Что ходит в лес, чтобы набраться там сил. Потому что ему тяжело избавиться от тех бед, которые выплескивают на него прихожане.
— И ты поверил его словам. И тебе ни разу не хотелось увидеть воочию, что там происходит? 
— Но почему, в  детстве мы с Линн пытались…
— И? Что? — перебив его на полуслове и выпучив глаза так, что ему стало страшно, спросила она.
— Не получилось. Это было тогда, когда Линн повредила ногу.
— Странно-странно. Наверное, это – случайность, — иронично произнесла она. — В жизни так много случайностей, ты не думаешь сын мой?
— Хватит. Я не верю тебе.
— Не веришь – проверь сам. Попроси отца взять тебя с собой, ведь ты тоже служитель церкви и принимаешь прихожан не меньше его.
— Я не буду ничего проверять, потому что мне это не надо. Я ухожу и не надо меня останавливать.
— Хорошо – иди. Но обещай мне, что подумаешь над моими  словами.
Напоследок он наградил ее пристальным взглядом, ничего не ответил и ушел.

Прошла неделя с того дня как отцу стало плохо. После приступа он лежал целый день не вставая, отказывался от еды. Элва заходила к нему, но он неохотно шел на разговор, ограничиваясь лишь короткими фразами. Когда она вышла от него, на ней не было лица и, подойдя к брату, она произнесла:
— Не дай Бог нам, чтобы то, что произошло с матерью, повторилось с отцом. Этого я просто не вынесу.
И обняв брата - заплакала. Первый раз он видел ее слезы. Она всегда хотела казаться старшей, сильной уверенной в себе и своей жизни. Хотя может она и раньше позволяла себе слезы, просто не видела поддержки и опоры в нем.
Однако уже на следующий день Бенджамин выглядел и чувствовал себя лучше некуда. Встав пораньше, он решил приготовить всем завтрак, а так как он это делал крайне редко, то перебудил всех грохотом разлетающейся на куски посуды. Первая на шум подскочила Элва и в одной ночнушке, скомканная ото сна прибежала в кухне, где в темноте с освещенной тусклым светом лампы на полу отец собирал осколки.
— А что ты делаешь? — грозным шепотом спросила Элва.
— Хотел сделать сюрприз, — как бы оправдываясь, ответил он. 
— Вот так сюрприз, — разводя руки в стороны, с долей иронии произнесла Элва и они оба рассмеялись. — Давай я тебе помогу, — и присев рядом начала тоже собирать. — Что это у тебя, кровь?
— Да пустяки, царапина, — махнув рукой, ответил Бенджамин.
— Ну-ка дай сюда руку.
— Элва, да ладно тебя.
— Дай руку, пап, — строго сказала она, и Бенджамин в тот момент немного испугался ее. — Сейчас обработаю. И пожалуйста, не трогай тут ничего – я сама уберу.
— Как скажешь, — на выдохе произнес отец и послушно сел за стол.
— Что случилось, — спросил только что разбуженный Айкен, широко зевнув.
— Папа решил приготовить для нас завтрак, — ответила Элва на ходу.
— Что папа решил для нас сделать? — не поверил услышанному Айкен, и сразу же проснулся.
— А что такое, папа не может сделать для вас приятное, — возмутился Бенджамин, и в этом порыве хотел было встать из-за стола, но Элва усадила его обратно, и  крепко сжав его руку, начала вытаскивать острые каменистые осколки.
— Да может, почему же, — ответил Айкен, — Просто давно это было. Ну не смотри на меня так. Просто удивился…
— Ой, пап, Айкен хотел сказать, что удивлен этому при условии, что ты еще вчера лежал и не вставал. Правильно я говорю?
— Точно, Элва, ты прямо читаешь мои мысли. 
— То, что было вчера, останется там, а сегодня это сегодня. Жаль не получилось вас удивить, — расстроено произнес отец.
— Уж что-что, а удивить у тебя получилось, — ответила Элва и резко выдернула занозу.
— Ай, больно! — воскликнул Бенджамин.
— Терпи, — ответила Элва строго.
— А ведь когда-то я вам говорил эти слова. И когда вы стали такими большими, — печально вздохнул отец, — А я таким старым.
— Ты вовсе не старый, — возразила Элва. — С чего такие мысли?
— Да брось ты. Утешаешь старика-отца.
Он замолчал, словно что-то обдумывая, и потом произнес:
— Знаете, я люблю вас и я очень горд и рад, что воспитал таких достойных людей как вы. Я это говорю не потому, что вы мои дети. Это правда. И если со мной что-то случиться, мне не страшно оставлять вас одних, потому что я уверен, что вы справитесь.
— Пап не говори так. Ты еще всех нас переживешь. Да ведь, Айкен?
— Конечно, — поддерживая сестру, ответил он. — Пап, даже не думай об этом.
— Да будет воля Господа, — ответил Бенджамин. — Если уж сюрприз не удался я пойду еще полежу, что-то мне нехорошо.
— Тебе принести поесть в спальню.
— Нет, не беспокойся я сам выйду. Все хорошо, я просто немного полежу. Наверное, я переоценил свои силы, вот и все.
Пора было идти в церковь. Айкен крутился около Элвы на кухне и изо всех сил тянул время, надеясь на то, что отец выйдет и пойдет с ним. Несколько раз он собирался зайти к нему, но Элва строго настрого запретила это делать, объясняя тем, что отцу нужен покой.
— Ладно - пойду, — сказал он сестре.
— Иди, давно пора, — не оставляя дел, мимоходом ответила Элва.
— Вот и пойду.
— Иди-иди.
— Я ведь совсем ухожу. Весь, — озорно дурачился Айен.
—Весь? Правда? Да что ты говоришь, — оставив тесто и повернувшись, ответила Элва. — Иди уже, горе ты луковое.
Айкен сделал вид, что немного надулся и вышел на улицу, но уже через несколько секунд выглянул из-за двери и произнес:
—Ухожуууу.
— Сейчас кину в тебя чем-нибудь. А нет, я лучше испачкаю тебя в муке, и ты будешь ходить как призрак, — протянув слово призрак, так чтобы напугать брата, ответила она.
— Опять шум и гам. Надеюсь, вы не ругаетесь, — спросил вошедший Бенджамин на кухню.
— Нет, озоруем, — ответила Элва и коснулась носа отца, сделав его белым.
— Ах, так, — воскликнул отец и, решив подыграть, взял полные ладоши муки со стола и распылил перед лицом дочери так, что она вся  вмиг оказалась белой.
Элва замерла, словно статуя и, выпучив глаза, то и дело готова была разорваться  на части от гнева, и заодно разорвать отца. Сам, негодуя и понимая, что явно перестарался, Бенджамин тоже замер, не зная, то ли нужно что-то сказать, то ли уже поздно и пора бежать.
— Па–па, — зло и коротко буркнула Элва.
— Папа понял, папе пора бежать, — и на цыпочках с перекосившимся лицом, попутно подмигивая сыну, который все это время с восхищением любовался за происходящим, Бенджамин побежал обратно в свою комнату.   
—С вами нормально дел не сделаешь, пойду - приведу себя в порядок, — сказала Элва то ли брату, то ли самой себе и ушла из дома на задний двор.
Оставшись один, Айкен посмотрел сначала в сторону выхода, потом на дверь, за которой был отец и, решив осведомиться о его планах на сегодня, решительно шагнул вперед. Отец склонился перед образом Христа в молитве. Его губы быстро перебирали знакомые слова и отдавались тихим, мягким шепотом. Айкен подошел ближе, и став рядом, тоже начал молиться. Когда они закончили Бенджамин подошел к своей кровати и присел на нее, во всей вероятности ему было сложно долго стоять. Айкен присел рядом. Он хотел поговорить  с отцом. Да, он обещал в первую очередь сам себе, что не будет расспрашивать его о том, куда он уходит и зачем, но в тоже время понимал, что, не смотря на свое принятое решение, не сможет этого сделать, ибо это все сидело у него внутри, стремясь выбраться наружу. К большой радости для него, отец начал разговор первым, после долгого молчания:
—Айкен, ты сегодня, наверное, пойдешь один в церковь.
Айкен не удивился тому, что услышал и с долей предосторожности, которую ни в коем случае не хотел выдать, спросил:
— Ты будешь лежать дома?
— Не совсем. Я хотел бы сегодня набраться сил, их мне, как видишь, очень не хватает.
— Пойдешь в лес? — коротко и равнодушно спросил сын.
— Да, точно, в лес.
Они ни разу прямо не говорили про его походы, и поэтому Бенджамин напрягся от этого разговора с сыном.
— А вдруг тебе там станет плохо, а мы об этом не знаем. Позволь я пойду с тобой.
— О нет, не стоит. Уверяю тебя, со мной все будет хорошо. Тем более кто-то ведь  должен быть на службе. Всегда найдется тот, кто захочет отпустить грехи свои.
— Ладно, я понял, — ответил Айкен. — Береги себя, и надеюсь, тебе это поможет, — напоследок сказал он и ушел, оставив отца одного.
Бенджамин собрался и двинулся в путь. Сегодня он должен был посетить Элен и Керенсу. Он знал, что они его ждали, и не мог их подвести. Погода, самочувствие и прочие переменные факторы не могут влиять на планы, иначе какие это планы, если зависят от обстоятельств, — с такими мыслями он сегодня проснулся. Обращаясь к самому себе, Бенджамин предчувствовал, что путь будет нелегок, но это не могло его остановить. Он понимал, что дальше его самочувствие будет только хуже, а запасы лекарств, приготовленных Элен, подходили к концу, а ему нужны были новые для поддержания сил.
Айкен тем временем шел в сторону церкви очень быстрым шагом и старался не оборачиваться. Мысленно он приказывал самому себе идти в церковь, и не нарушать слова, которое дал сам себе и озвучил матери, но другая его часть сопротивлялась этому решению. Он словно слышал голос этой другой своей стороны. Тихий и в тоже время настойчивый он шептал: «Не будь глупцом, Айкен. Тебе предоставляется возможность  узнать правду. Проследи за отцом или ты до конца своих дней будешь терзать себя, не зная, где находится истина». 
— Хватит! — закричал он, изо всех сил борясь со своими мыслями. И подняв голову, обнаружил, что стоит около самой церкви.
— Что с вами, — спросила его старенькая женщина-прихожанка, которая стояла за его спиной,  и своим голосом немало испугала сына священника.
— Нет, ничего, — отдышавшись, ответил Айкен. — Вы пришли в церковь, — осведомился он.
— Я да, но видимо я лучше в следующий раз. Вы очень бледны и вам бы отдохнуть. Да и я что-то уже утомилась.
— Нет, со мной все хорошо. Не нужно из-за меня менять свои планы, — пытался оправдаться он, но старушка развернулась и медленно поплелась восвояси, словно не слыша его слова. 
Айкен отворил двери и вошел внутрь, а надежде отыскать в храме Божьем покой, который ему так был необходим. Медленным шагом он обошел по кругу залу. Никого не было, он был здесь один. И словно подавшись какому-то внутреннему порыву, он упал на колени в самом центре и, обращая свой взор на центральную и самую ценную икону, начал быстро перебирать слова, которые сами выливались из его рта.
— Я прошу тебя, Всевышний, открой мне путь истинный. Творец земли нашей, заставь мои глаза видеть, потому что я зрячий слепец, способный смотреть, но не видеть. В муках пребываю я и днем и ночью, душа моя не знает покоя. Я знаю, что должен отдаваться тебе по полной, но я не могу. Сейчас я здесь перед тобой, но все мысли мои заняты другим. Я не знаю что делать, но как однажды сказала Линн: «Лучше следовать за тем, что говорит тебе сердце, чем поддаваться нашёптыванию разума». И сейчас мое сердце говорит, что нужно идти за отцом, что там я нужен больше, чем здесь. Возможно, я совершаю сейчас ошибку, но я прошу у тебя, Боже, прощения. Никто не лишен ошибок и только совершая их, можно понять, где таится истина. Аминь.
Договорив, юноша поднялся с колен и быстро пошел в сторону выхода, боясь передумать о своем решении. В голове вертелось: «Только бы никого не встретить из прихожан, только бы никого не встретить», и как назло уже на выходе он встретил пару прихожан. Не обращая на них внимания, он быстро повернул ключ в замочной скважине и, бросив в их сторону что-то наподобие «Приходите завтра, я плохо себя чувствую» пошел прочь, не поднимая на них глаз.
— Dimitte peccata mea, et sic mecum ducam eos ad inferos, — тихо произнес он по латыни, обращаясь мыслями к Богу, и это значило — Прости мне грехи мои, и да заберу я их с собой в могилу.
Он бежал в сторону леса, озираясь вокруг и ища глазами отца. Больше всего он боялся упустить его и так и не узнать правды. Принять поражение сейчас, когда он  уже так много сделал для этого шага, вывернув всю душу наизнанку в поисках себя и истины, стало бы для него непростительной ошибкой. Нельзя чтобы все это бы зазря. Он должен все узнать и увидеть своими глазами.
 Отец шел медленно, Айкен увидел его издали, когда тот заходил в чащу леса. Опасаясь, что будет замечен, он быстро прилег на землю, вдыхая ее запах. И тот же миг поймал себя на мысли, что когда-то именно на этом месте он лежал рядом с Линн. В тот день, когда они решили проследить за отцом и когда этот кретин Нэт выступил в роли рыцаря, спасая ей ногу и завладевая сердцем. Вспомнив Линн, он на какое-то мгновение сделался счастливее, чем обычно, и чуть прикрыв глаза от слепящего солнца, сосредоточился на ее образе и своих воспоминаниях. Он вспомнил, как они лежали тут и обменивались заговорческими взглядами, и как смешно ему было дразнить ее. Как она надувала губки, а он готов был на все лишь бы вымолить ее прощения. А как она бежала, а волосы цвета пшеницы, развивались на ветру и, обернувшись, она улыбалась одними уголками губ. Как он любил ее, и как она предала его.  «—  Где ты сейчас, Линн, —  подняв голову к небу, мысленно обратился он, —  Почему покинула меня?».
Долго быть в своем укрытии он не мог и поэтому решительно двинулся вслед за отцом и ответами на свои вопросы. Айкен не боялся попасться, и возможно где-то глубоко в душе желал этого. И на это у него были причины: во-первых, это спровоцирует разговор с отцом, где возможно он узнает то, что хочет, а во-вторых, это избавит его от посещения леса, которого он так боялся, если учитывать последний визит, оставивший яркий след в его памяти.
—  Помоги мне, Господи, —  попросил юноша и ступил на территорию леса.
Здесь было очень темно и таинственно. Высокие деревья, росшие сплошняком, образовывали стену, так что солнце могло лишь изредка напоминать о своем присутствии и обозначать наступивший день через редкие проблески. Силуэт отца показался вдалеке и скрылся, поэтому Айкен прибавил темп, чтобы не упустить его из виду. За всю дорогу отец ни разу не обернулся, поэтому если сначала Айк прятался за деревьями, когда подкрадывался к нему ближе, то потом вовсе перестал это делать. Бенджамин шел все также медленно; то и дело делая остановки. Один раз он даже скорчился от боли, и Айкену так хотелось подбежать к нему, чтобы помочь, но потом он решил этого не делать, слишком много поставлено на кон. Не зная, сколько еще предстоит идти, Айкен терял терпение и уже порывался закончить игру, в которую ввязался, но внезапно он увидел яркий свет, который просачивался сквозь деревья, что стояли впереди, это означало лишь одно – лес заканчивался, а когда заканчивается что-то одно начинается другое. Айкен вышел на поляну. Зеленая трава была настолько яркой под действием освещающего солнца, что юноше показалось, что здесь сосредоточен весь свет. Из тьмы леса он перешел в новое состояния – света и от этого ему пришлось на какое-то время прищурить глаза. Когда он открыл их, то не мог найти отца, и от этого ему стало страшно, он не помнил дорогу и не был уверен, что сможет отыскать путь назад к дому. Его мысли оборвал блеск, который был направлен прямо в глаза, как будто кто-то нарочно метил в него луч света, пуская солнечных зайчиков. Затем это что-то начало мелькать между деревьями на той стороне, привлекая его внимания. Айкен решил подойти поближе, чтобы разобраться, в чем тут дело. Только сейчас он увидел небольшой домик покрытый плющом, который было не так-то просто обнаружить случайно. Теперь он понял, где находится отец, но не стал принимать поспешных решений и вернулся  обратно к лесу, из которого вышел, решив, что здесь ждать отца безопаснее.
— Бенджамин, я так рада, что ты пришел, — мягким голосом произнесла Керенса и обняла его.
— А ты растешь не по дням, а по часам. Помню, когда ты бросалась мне на шею и висела, а сейчас ты такая…
—Она уже не ребенок, — вмешалась вошедшая в комнату Элена. 
—Да это я уже понял, — почесав затылок, ответил Бенджамин и, потупив взгляд как мальчишка, которого пожурили, смущенно прибавил. — Здравствуй Элен, я рад тебя видеть.
— Керенса, милая, оставь нас с Бенджамином одних - нам нужно поговорить.
— Да, конечно, мама, — послушно произнесла она и, не задавая лишних вопросов, ушла в свою комнату.
— Сядь, — ее голос прозвучал очень холодно. — Я же вижу, что ты еле стоишь на ногах. Рассказывай, что произошло. Тебе было хуже? — она быстро перебирала слова, и выдавала небольшое волнение, но затем взяла себя в руки.
Он медленно опустился на стул и, упершись на спинку, сделал глубокий спокойный вздох, затем подняв голову на Элен, ответил:
— Было хуже, да так, что я думал, больше не увижу тебя.
Сказав это, он поднял на нее глаза в надежде увидеть там отклик, но он его не получил. Элен пристально смотрела на него колющим взглядом, как тогда, когда он впервые встретился с ней, и ждала того, что он скажет дальше. И он продолжил.
— Айкен – мой сын стал свидетелем приступа, — он произнес это очень печально. — Я не хотел, чтобы он видел меня таким… жалким. Я не уверен, что у меня остались силы, чтобы бороться с тем змеем, что хочет поглотить меня.
— Ты должен, — только и сказала Элен.
— Должен, — повторил он и затем замолчал.
— Я беспомощно лежал на полу и не мог пошевелиться. И знаешь, в тот момент я желал смерти. Я призывал ее. Я был на грани. Я хотел, чтобы она приняла меня в свои объятья. 
Элен все так отчужденно стояла от него поодаль и, не выдержав такого равнодушия, Бенджамин произнес:
— Почему ты молчишь? Элен, — тихо позвал он ее. — Не молчи. Прошу.
— Ты хочешь, чтобы тебя пожалели? Сказали, что ты бедный и несчастный. Я этого делать не буду.
Это были именно те, слова, что ему были сейчас необходимы. До этого он искал в ней поддержку, сострадания, но сейчас стало ясно – ему это не нужно. Все встало на свои места в его голове и душе.
— Все правильно Элен, — после недолгого молчания произнес Бенджамин. — Все правильно, — удрученно повторил он. — Ты права. Если бы ты стала жалеть меня, я стал бы чувствовать себя еще более жалким, чем сейчас. Ты знаешь, до этого я, кажется, не ценил жизнь, — лицо его оставалось спокойным, а по щеке пронеслась слеза. — Наверное, для того, чтобы начать ее ценить нужно оказаться над пропастью, а я уже близко к ней, я уже иду.   
Слезы стекали по его щекам, и он прикрыл лицо руками. Он не хотел, чтобы она видела его таким, но ничего не мог с собой сделать. Глубоко выдохнув, он поднял наверх красные от слез глаза, пытаясь успокоиться. Элен протянула ему воды, и он жадно выпил всё до капли.
— Я знаю, что мне осталось не долго, — спокойно произнес он. — Ведь так? 
— Да, — сухо произнесла она, озвучив это словно приговор. Бенджамин знал об этом, но все равно услышать это было больно. В тот момент он почувствовал, как земля уходит из-под ног и последнее, сказанное Элен слово, отдается в его голове, заполняя собой все пространство.
— Хорошо, — отойдя от услышанного, произнес он. — Хорошо. Сколько?
— Я не могу знать, это может быть завтра, через месяц, полгода. Никто не может знать Бенджамин – пойми это.
— Идгит всегда считала, что все в жизни не случайно. И знаешь, когда я думал, что умираю, все мои мысли были заняты Керенсой. И я подумал…
— Подумал, что сам приблизил свою смерть?
— Именно.
— Возможно это так. И ты, — но он не дослушал, что она хочет сказать и резко встав, подошел к ней вплотную и произнес:
— Знаешь, я готов умереть за нее, во имя нее. Я заслужил этого. Я в своих мыслях дошел до того, что готов был избавиться от Керненсы.  И слава Богу, что это осталось только на уровне мыслей и я не совершил главную ошибку своей жизни, — Элен заметила выступающие слезы на его лице, но он кажется не хотел останавливаться и решил высказать все, что копилось у него на душе.
 — Я жалок. Я низок, — продолжил он, — И я не достоин сейчас стоять перед тобой. Я - не заслужил права смотреть, как она растет. Я все эти годы ненавидел себя. И если он хочет забрать мою  душу - я отдам ее.  Я хочу, чтоб ты знала, — уже более спокойно произнес он. — Я люблю вас. Вы показали мне, что такое любить. И пусть я дошел до этого таким грязным, мерзким путем. Я прожил жизнь не зря, я многому научился. — Возьми, — он протянул ей скрученный в сверток пергамент. — Это для нее. Отдай ей, когда придет время.
— Хорошо ты придумал, — улыбнулась она, и он заметил, как слезы наворачиваются на ее глазах. — Я даже при большом желании не смогу прочитать его. Я не умею…
—  А она сможет, — прибавил Бенджамин. — Я же ее научил.
— А что там? — спросила Элен.
— Там - вся правда. Человек должен узнать правду, но только когда будет готов к ней.
— Бенджамин ты позаботился об Айкене? — внезапно вспомнив, спросила она.
— Да, я сделал всё, как ты сказала. Три месяца назад.
— Ты уже тогда смирился?
— Отчасти да. Но все равно не хотел  признаваться себе в том, что всё – конец.
И они замолчали. Как много заключалось в этой тишине.
— Прощай, Элен. Поцелуй от меня Керенсу.
— Ты не простишься с ней?
— Я не смогу.
Он опустил глаза и вышел.
Айкен издали увидел отца и спрятался за дерево, так чтобы его не было видно, но при этом выглядывал, чтобы в этот раз не упустить его из виду. Отец уже дошел до середины поляны, но внезапно обернулся. К нему подбежала женщина и что-то протянула. Он кивнул и спрятал это в свои одежды.
 Всю дорогу обратно Айкен сопровождал отца. Уже стемнело и в этом и без того темном лесе ему стало по-настоящему жутко и страшно. Подойдя к самому краю леса, Айкен поменял свое направление и быстро побежал вдоль, чтобы опередить отца и не пересечься с ним. Ему во что бы то ни стало, нужно было попасть домой раньше. Там где он сейчас стоял, отца не было видно, но все же пренебрегать осторожностью он не стал и первые несколько футов решил проползти по траве. Затем поднявшись, быстро побежал в сторону дома. Запыхавшийся он буквально ворвался в двери и сел за стол на кухне, пытаясь отдышаться, чтобы себя не выдать. Отец не заставил себя долго ждать и уже через полчала стоял на пороге.
— Здравствуй отец, — начал разговор Айкен, поднимаясь из-за стола. — Как все прошло?
Они ни разу не разговаривали на тему его уходов из дома, и поэтому Бенджамин немного насторожился.
— Замечательно, чувствую себя лучше, — ответил отец и улыбнулся, пытаясь не выдать свою озабоченность.   
— Я рад.
Бенджамин, который до этого был занят тем, что снимал верхнюю одежду и разувался, не видел, как смотрит на него сын, и, подняв голову, они сцепились взглядами. С минуту никто из них не решался отвести взгляд, но потом, почувствовав неловкость, Айкен посмотрел в пол. Понимая всю неловкость ситуации, Бенджамин постарался сгладить ее и потому сказал:
— Я пойду. Уже поздно. Поговорим завтра, хорошо.
— Хорошо, — ответил сын. — Я люблю тебя, пап, — напоследок произнес он.
— Я тоже люблю тебя, Айкен, — недоуменно ответил отец, обескураженный признанием сына.
Лежа в постели, Бенджамин не мог выбросить из головы сегодняшний разговор с Айкеном. Его даже посещали мысли, что возможно он до чего-то догадывается, но он  быстро их отмел, не желая думать о плохом. На сегодня для него достаточно. Обо всем другом он подумает завтра.      

Это утро было таким же, как всегда. К тому времени как Айкен проснулся, Элва уже приготовила поесть и занималась своими делами. На бегу засунув в рот довольно приличный кусок еще горячего пирога и запив парным молоком, он хотел пораньше отправиться в церковь, так как чувствовал весомую долю вины за то, что вчера покинул ее в угоду своим личным интересам. Перед тем как уйти, он решил заглянуть к отцу и если он не пойдет с ним, то, по крайней мере, нужно узнать как его самочувствие.
— Пап, — тихо позвал он, отворяя дверь в его комнату. — Пап, ты спишь?
Отец лежал неподвижно. Айкен присел на край его кровати и немного потормошил его и тут же отдернул руку. Тело отца было холодным. Он встал на ноги и, схватившись за голову, начал наматывать круги по комнате, не понимая, что делать. Он не хотел верить в то, что сейчас происходит - правда. Страх сковал его. По телу пробежала неприятная дрожь, словно душа отца прикоснулась к его телу.  Дав себе немного времени, чтобы отдышаться он подошел к нему и, прислонившись попытался ощутить сердцебиение, надеясь непонятно на что. И как он и думал, сердце отца умолкло. Перед ним лежал труп.
— Элва, — прокричал он, высунувшись в окно. — Элва, — еще громче закричал он.
—Что, Айк, — послышался ее голос с улицы.
Айкен выбежал к ней и когда приблизился, не мог ничего объяснить. Слова путались, ему было сложно дышать. Но казалось слова тут и не нужны. Элва моментально по лицу брата поняла – что случилось.
 — Отец, — только и спросила она.
Брат кивнул. Элва подхватив свою юбку, побежала внутрь. Айкен поспешил за ней. Увидев отца, она не смогла сдержать крик и, прикрыв рот ладонью, упала без сознания, так что Айкен еле успел ее подхватить.