Гонимые тенью - 10

— Он в комнате, — сказал Айкен.
Четверо мужчин вошли внутрь.
— Так, парни — подняли, — скомандовал самый коренастый из них.
Другие быстро погрузила на свои широкие плечи гроб, в котором лежало тело Бенджамина. Сегодня в церкви должна состояться официальная церемония прощания. На протяжении нескольких дней тело отца покоилось дома, давая возможность всем, кому он был близок проститься. И вот теперь комната опустела. Только сейчас Айкен осознал, что отец больше никогда не переступил ее порог.
Все эти дни он был сам не свой. Непреодолимое чувство утраты поглотило его целиком. Хотелось забыться, уйти, убежать лишь бы не быть свидетелем этих событий. Попытки скрыться от реальности Айкен нашел во сне. Он переносился в другой мир – мир снов, и там ему было хорошо. Он видел отца, который рассказывал ему спокойным голосом о создании мира и о законах Божьих. Просыпаясь, он не чувствовал ни голода, ни жажды. И пройдясь по дому, который весь был пропитан унынием, вновь уходил в сон.  Он не хотел отпускать отца и так продлевал свое свиданье с ним. Иногда сны были до того реалистичные, что Айкен бежал сломя голову в комнату отца, но находя там его бездыханное тело мирился с тем, что это был только сон.
Элве тоже было тяжело. Он знал это, видел, но так и не предпринял попытку помочь. Он справлялся со своим горем сам, окунувшись в него с головой, и поэтому решил, что она тоже должна справиться самостоятельно. За все эти дни они разговаривали всего два раза. Первый – после того, как Элва отошла от обморока, который случился с ней после того, как она узнала о смерти отца. Второй – когда Элва сообщила матери о том, что произошло.
— Ну что как она, — спросил ее Айкен, когда она вышла из комнаты Идгит.
— Ничего не ответила, только кивнула в ответ, — раздраженно выпалила Элва. — Такое ощущение как будто я ей сообщала не что, ее муж мертв, а что за окнами облачно.
— Элва ты сама понимаешь, это всего лишь формальность. Я уверен, что она знала это до того как ты пришла. По нашим крикам можно было догадаться, — сам не зная почему, начал оправдывать ее Айк.
— Все равно. Могла бы сделать вид, что огорчена, — резко бросила в его сторону Элва и вышла из дома. Обида переполняла ее и находила свой выход в слезах, которые неустанно стекали по щекам. Она не хотела, чтобы кто-то, даже близкий человек видел, как она плачет и поэтому старалась уйти, чтобы побыть одной и дать волю своим чувствам. 
До похорон отца оставалась не так много времени, но Айкен не торопился покидать его комнату. Он до последнего хотел быть здесь. В этой комнате он ощущал присутствие  отца, хоть и не мог объяснить себе это чувство. Как будто он еще был здесь, оставил свою часть в этой комнате, сделав ее своей. И Айкен очень боялся, что когда вернется вновь и войдет в нее это будет не комната отца, а просто комната.  Он медленно ходил по ней. В голове кружилось много мыслей. Больше всего он жалел об одном – что так и не поговорил с отцом. Если б только был шанс вернуть время назад, он неприметно бы настоял на разговоре. Он узнал бы все о том, куда на самом деле ходил он столько лет, что связывает его с тобой женщиной и что за болезнь привела его к смерти. Но сейчас было слишком поздно, отца не вернуть и он забрал с собой эту тайну.
Окинув напоследок комнату взглядом, он вышел. Сегодня он должен произнести прощальную речь. И больше отнюдь некому дать ему наставления, потому что тот, кто это всегда это так хорошо делал, теперь мертв.

Казалось, Айкен никогда прежде не видел такого количество людей в церкви. Скамьи были заняты, прихожане сидели очень близко друг другу. Детей приходилось сажать на колени.
Песнопевцы были готовы и ждали, когда будет объявлено начало. Айкен очень нервничал и хотел убежать подальше отсюда.
— Айкен! — услышал он свое имя. — Айкен!
Это была Элва. Она пробиралась сквозь толпу, которая уже заполнила собой проходы.
— Сейчас я посажу тебя, — растерянно пролепетал он.
Первые ряды по обычаю занимают родственники и близкие усопшего, но в этот раз некоторые решили отступить от данного правила.
— Сестра, — обратился он к пожилой прихожанке, расположившейся на первом ряду, — Не будете ли так добры подвинуться.
Она наградила его недобрым взглядом и не сдвинулась с места. Тогда Айкен как можно более мягко произнес:
— Дочь Бенджамина – Элва, — он указал на сестру. — Будет неправильным, если мы оставим ее без места. Как вы считаете?
Женщина привстала и что-то быстро крикнула всему ряду, что он не смог разобрать, но все сдвинулись и освободили Элве место с краю. 
— Айкен, — окликнула Элва, дернув его за рукав, когда он уже собирался идти занять свое место. — Ты - готов.
Сестра подняла на него глаза. Полные надежды глаза. Айкен улыбнулся ей легкой натянутой улыбкой в ответ. Ему как кислород были необходимы эти слова и, получив их, он полный решимости поднялся на небольшую трибуну в центре.
 Однако руки не покидала боязливая дрожь, вызванная волнением, и он резко сжал их в кулаки, чтобы убрать ее. Рядом на возвышении покоился отец, так что краем глаза он мог видеть его тело. То чувство когда он рядом и одновременно нет. И от этого переполняет непонятное чувство. Желая скорее покончить с этой неприятной официальной процедурой, он поднял руку наверх, призывая всех собравшихся замолчать. Наступила абсолютная тишина, та от которой становиться неловко и каждый боится лишний раз вдохнуть полной грудью, чтобы не быть тем, кто ее нарушит.  Айкен повернулся к песнопевцам, как когда-то это делал и отец и показал рукой, что они могут начинать. Раздались чистые голоса - началась прощальная месса. 
… Прости грехи его, О Боже,
Что он при жизни смог заполучить.
Мы просим за него и это нам всего дороже
В момент прощанья дай нам разделить.

Дай разделить печаль родных
И скорбь всех тех, кто был ему так близок
Мы молвим. Это голос нас – живых
За человека, что пополнил список…
Когда они закончили он достал сакраментарий отца и начал читать. Поначалу он чувствовал себя не уверенно. Голос дрожал, выдавая его волнение. Запнувшись, Айкен закрыл глаза, пытаясь собраться, и услышал в своей голове голос отца, который молвил ему: «— Все получится. Ты сможешь». Полный решимости, он широко распахнул их и сильным голосом продолжил читать. Теперь это был другой Айкен, хотя в глубине души он не хотел себе в этом признаваться. Внутри него произошел разлом, поделив все на «до» и «после». Он был уж не мальчик, которому нужно говорить, как и что правильно делать. С этого момента он, и только он, в ответе за свои действия, поступки и мысли. 
— Слово переходит членам семьи покойного, — закончил этой фразой Айкен чтение приходской книги священника и поднял глаза на собравшуюся толпу, которая внимала каждое его слово. В этот момент он будет говорить не как священнослужитель, а как сын. Он готовился к этому моменту и продумывал свою речь. Но сейчас в его голове была тишина, такая же, как царила в зале.
— И я должен сказать…  — начал говорить Айкен в попытках сгладить неловкую затянувшуюся паузу, но тишина была нарушена. До него доносились вздохи прихожан. Люди расступались, пропуская этого человека. Айкен до последнего не понимал, что происходит.  И лишь увидев ее очертания, понял, что произошло. Это была она – Идгит.  Одетая во все черное она стремительно приближалась к сыну, и спустя несколько мгновений уже стояла рядом с ним. Тихое перешептывание переросло в гул.
— Все пропало, — подумал он, и глазами встретился с сестрой, которая также как и он была в недоумении.
— Не переживай, сынок, — словно зная, о чем он думает, произнесла Идгит, подойдя к нему ближе. — Я пришла с миром.
Он не знал, что у нее на уме и не понимал, что делать дальше. Ситуация явно уходила из-под его контроля. Прихожане не унимались. На каждом ряду находились такие люди, которые не могли ждать окончания службы. Им нужно было обсудить все здесь и сейчас, не медля ни минуты. У Айкена даже сложилось впечатление, что все напрочь забыли, по какому поводу собрались здесь, не боясь своими действиями осквернить процессию.
— Попроси их замолчать, Айкен. Ты же видишь, все это не достойно, — сказала ему мать.
Он и сам это знал. Его терпение лопнуло. Слова матери были последней каплей, и теперь полной решимости, он, взяв все в свои руки.
— Тишина, — раздался громкий голос Айкена. — Прошу тишины, — уже мягче повторил он свою просьбу, когда все смолкли.
Все собравшиеся пребывали в предвкушении, что же скажет Идгит, тогда как мысли Айкена были заняты другим. Он молил Бога о том, чтобы все прошло благополучно. Если мать произнесет слова, порочащие доброе имя отца, он не сможет простить это ни себе, ни ей.
— Я понимаю, мое появление здесь многим из вас покажется неожиданным, — начала она свою речь. — Но я хочу, чтобы вы выслушали меня. Я многое в своей жизни оставила за стеной, которую сама вокруг себя выстроила. Жизнь, мечты – все разбивалось об нее. Я никого не хочу в этом винить, — это был мой выбор и только я в ответе за него. Но сейчас.…Сейчас все изменилось. Смерть моего супруга разрушила ее. Я поняла это не сразу. Я думала, что даже это трагичное событие не сможет изменить меня. Но я ошибалась. Лишь, когда все покинули дом, я поняла, что здесь присутствую я телом, тогда как мысли и душа витают тут. И пришла, потому что не могла поступить иначе. Так требовало мое сердце, а я не привыкла перечить ему. За свою жизнь я совершила много ошибок. Но сегодня разум возобладал надо мной, и не позволил мне совершить еще одну. Пропустить прощанье с моим супругом стало было для меня роковым грехом, который бы я приняла на свою душу.  Я благодарю тебя, Боже, что ты вывел меня на правильный путь и позволил провести последние минуты с любимым и дорогим мне человеком, прежде чем его предадут земле.
 После своих слов, она подошла к Бенджамину и встала около его гроба. Слезы текли по ее лицу, но она словно стыдилась их и быстро смахивала, не давая им докатиться до губ.
— Для нас всегда важно, когда человек открывает свою душу, — обратился он к своей матери, подытоживая сказанные ею слова, и затем продолжил, — Спасибо всем, кто пришел, чтобы проститься с этим поистине достойным человеком. Он был преданным другом, заботливым отцом и любящим мужем. Нам всем будет его не хватать — сказал Айкен.
Рукой он подозвал мужчин,  чтобы те отнесли тело отца на кладбище для захоронения, но они не успели подойти.
— Стойте! — подняла руку прихожанка, доселе не знакомая Айкену. — Я хочу сказать.
— Да конечно, сестра, — робко ответил Айкен, боясь, что церемония опять может выйти из-под его контроля.
Женщина решительно поднялась к трибуне, придерживая одной рукой юбку.
— Я просто не могла молчать. И, возможно, я сейчас озвучу мысли большинства собравшихся. Как говорил сам Бенджамин - горе сплачивает людей, позволяет переосмыслить свою жизнь. Идгит, которую мы все прекрасно знаем, жена покойного, смогла найти в себе силы и пришла сюда. Много лет она не выходила из дома, после горя, что произошло в ее семье. И только новое горе смогло изменить ее жизнь. Я восхищаюсь этой сильной женщиной. Идгит, мы всегда с тобой, знай это. Прими наши искренние соболезнования. Мы все желаем тебе добра и готовы разделить с тобой боль, которая выпала на твою долю.
Женщина подошла к Идгит  и приобняла ее в знак поддержки.
— Это очень тяжело, но ты справишься, — услышал Айкен, как прихожанка сказала его  матери.
— Спасибо, — тихо и печально ответила Идгит. — Спасибо.
— Желающие еще что-то сказать покойному могут это сделать непосредственно при захоронении, —  быстро приняв на себя инициативу, вступился новый священнослужитель.
Заждавшиеся носильщики подошли к гробу и, подняв его, понесли в сторону выхода. Люди начали вставать со своих мест. На похороны пришла половина тех, кто был на самой церемонии. Но это было даже к лучшему. Айкен вспомнил слова отца, которые он произнес, когда они  устроили свою церемонию прощанья с покойной сестрой. Сейчас он понимал, насколько это отличалась от всех принятых норм и Кононов священного писания.  По всей вероятности, он просто хотел, чтобы они были причастны к этому событию и не остались равнодушны к тому, что произошло в их семье. Он говорил: «В момент прощанья, не нужен хоровод людей», и это были сейчас самые  верные слова. Гроб медленно опустился вглубь земли. Элва присела и взяла в руку горсть земли.
— Чувствуй наше тепло, — произнесла она и кинула на крышку гроба.
Айкен стоял радом с сестрой и, когда ее рука опустела, он крепко сжал ее в своей. Все было закончено. Теперь отец будет покоиться здесь, рядом с церковью, которая была ему вторым домом.
— Я хочу домой, — жалобно сказала Элва.
Айкен посмотрел на нее. Сейчас перед ним стояла не его старшая сестра. Эта была маленькая девочка, которой нужна была забота и поддержка.
— Пойдем.
— А как же мама?
Идгит стояла поодаль свежей могилы, где покоился ее муж в окружении людей. Все они были заинтересованы в том, чтобы узнать как можно больше подробностей ее внезапного появления. Сегодня был ее день,  и она наслаждалась повышенным вниманием в свою сторону. От этого Айкену становилось противно. Как они могли так быстро переключиться и забыть о том, что сегодня похороны его отца? Что может быть сегодня важнее этого? Ему хотелось кричать, рушить все вокруг, лишь бы достучаться до этих людей. Но вместо этого он спокойно ответил Элве:
— Она придет позже. Пошли.
Они шли домой молча, и от этого Айкен испытывал неловкость. Его всегда угнетали возникающие паузы. То чувство, когда вроде нужно что-то сказать, но не можешь подобрать слов и переступить через свой барьер. Позже он понял, что такое возникает лишь тогда, когда рядом человек не близкий душой. С Линн ему не нужны были слова. Он понимал ее, чувствовал, и это было совершенство, эталон взаимоотношений. Как жаль, что он давно не может ощутить что-то подобное. Не раньше, не сейчас.
Но то, что внутри него болело, желало выбраться наружу. Айкен  хотел сбросить с себя этот груз и рассказать то, что его беспокоит сестре. Возможно, если он поведает ей то, что видел в лесу, она сможет дать ему зацепку, которая так ему необходима.
— Элва я хотел сказать тебе…
— Что, — Элва подняла на него полные слез глаза, и он увидел в них горе, поглотившее ее. 
— В церкви я видел людей, провожающих своих родных в последний путь. Я знал, что им очень больно. Но только сегодня я понял и ощутил эту боль.
Она ничего не ответила. Айкен не смог сказать ей правду, которую знал. Она пока не готова к тому, чтобы выслушать и принять ее. Может быть позже, но не сейчас. 

— Вот и прошла неделя как ты здесь, — сказал Айкен, сидя рядом с надгробным камнем, на котором было высечено имя отца.
С трепетом он гладил рукой камень. С тех пор как отца похоронили, он каждый день сидел здесь по несколько часов. Вел разговоры, рассказывал о своих делах и думах.
— Гхм, — раздалось за его спиной.   
От неожиданности Айкен быстро выпрямился и повернулся к человеку, что стоял позади. Он был ему не знаком. Это был человек средних лет, ростом чуть ниже Айкена. Лицо его было добродушным, в уголках глаз были расположены глубокие морщинки, а рот был украшен аккуратно подстриженной седой бородой.  Но сейчас Айкена волновало другое. Мужчина, который стоял перед ним был священнослужителем. Он был одет в церковное одеяние. Но в отличие от тех, что носил Айкен и его отец при жизни, эти выглядели намного богаче. В голове молодого человека все встало на свои места – этот человек не просто священнослужитель, он принадлежит к церковной элите. Но что он тут делает и какое место занимал в жизни отца.
— Как жаль, Бенджамин, что я не успел, — сказал он, устремляя свои глаза на камень.
Айкен ждал, что еще скажет этот незнакомец, но он хранил молчание. Ничего другого не оставалось, и он  решил начать разговор первый.
— Вы были знакомы с моим отцом? — спросил он.
— Я был не просто знаком с Бенджамином, мы были друзьями. А вы как я понимаю его сын?
— Да, верно, — согласился Айкен, — Но… — было начал он, но гость его перебил.
— Мы с вашим отцом вместе посещали воскресную школу при епископском соборе. Тогда это была первая школа, и туда было трудно попасть, но ваш отец… — он усмехнулся, — Ваш отец смог сделать невозможное. Как вспомню эти чудесные годы.
Договорив, мужчина замолчал. Он смотрел в одну точку. Выражение его лица постоянно менялось - он то улыбался, то хмурился. Его поглотили воспоминания и он, будучи там, в прошлом, напрочь позабыл про своего собеседника, предоставляя его самому себе. Айкен и не пытался вновь с ним заговорить. Он просто стоял рядом и ждал. Будто бы опомнившись, незнакомец продолжил:
— Айкен, я прибыл в Каролд не просто, чтобы проститься с Бенджамином. У меня есть для вас послание.
— Откуда вы знаете мое имя? — настороженно спросил он.
— Ваш отец. Он известил меня. За полгода до кончины мне пришло письмо, где говорилось о том, что он сильно болен. Вот держите.
Мужчина протянул ему аккуратно вдвое сложенный листок. Айкен протянул руку, чтобы взять его и заметил, как по пальцам проскользнула дрожь. Весточка с того света, которую отец оставил для него сейчас находилась у Айкена в руках. Он посмотрел на незнакомца, задавая немой вопрос на который тут же получил ответ.
— Прочтите.
Айкен развернул листок. Прочитав первые строки, он убедился - это писал отец, это был его почерк.

Дорогой Вилхерд.

Я знаю, что от меня давно не было вестей и раскаиваюсь, что не давал о себе знать на протяжении долгого времени. Ты всегда был мне другом и поэтому сейчас, когда мне нужна помощь я рассчитываю, что на нее с твоей стороны. Мой конец – близок. Сковавшая меня болезнь наступает мне на пятки, и я чувствую, как с каждым днем становлюсь слабее. Молитвы поддерживают мой дух и придают силы, но то, что должно произойти – произойдет, и скоро я все же обрету покой.
Сейчас в твоих руках мое прощальное письмо. И в нем я изложу лишь одну просьбу. Я прошу тебя, Вилхерд, назначить новым священнослужителем моего сына – Айкена. Я даю тебе слово, что он готов. И пусть он пока не может принять хиротонию – не отправляй на это место другого. Он справиться. Я передал ему все знания, которыми обладал сам. Я с самого детства вкладывал в него любовь к Богу и поверь, он отвечает всем требованиям, которые выставляет наша братия. Он – продолжение меня и эта моя последняя воля. Вилхерд, прошу не оставляй это письмо без внимания.
Искренне твой, Бенджамин.

Дочитав, он посмотрел на Вилхерда. Губы его дрожали, слезы стекали по щекам. Стыдясь того, что позволил себе плакать, Айкен отвернулся и быстро смахнул слезы.
— Не нужно стыдиться того, что идет от твоего сердца, — сказал Вилхерд, дотронувшись до плеча Айкена.
— Твой отец хотел, чтобы его место занял достойный человек. Он хотел, чтобы его место занял ты Айкен.
Айкен был  растерян. Он отказывался верить в то, что происходит.
— Но как? Я не могу, мне еще не исполнилось… — произнес сын Бенджамина.
— Я знаю, — перебив его, ответил мужчина. — Но посовещавшись, мы одобрили вашу кандидатуру. Епископ самолично подписал указ о вашем назначении. Могу вас с этим поздравить. Я хочу чтобы вы знали - это исключение из правил. А причина данного решения кроется не только в отдаленности  Каролда от центра нашей религиозной братии. И даже не в том, что мало желающих нести свое учение в данном поселении. Главную причину вы нашли в письме – такова последняя воля вашего отца. 
— Я не могу понять только одного, — после недолгой паузы продолжил Вилхерд. — Как он узнал о том, что скоро придет день его кончины? И как он предугадал день, когда нужно отправить письмо чтобы я прибыл вовремя?
— Я не могу знать, — ответил Айкен. — Для меня самого все что происходит, является странным и необъяснимым.
— Честно, — продолжил Вилхерд, — Я собирался в путь в надежде застать Бенджамина живым. По письму я понял, что он подавлен и хотел поднять в нем в дух. Но, увы, небеса забрали его раньше. Если бы я сам не оказался в этой ситуации, то никогда бы не поверил, что такое возможно.
Переступив с ноги на ногу, он откашлялся в руку и затем продолжил:
— Ладно, мне пора. Пока я в этих краях, то должен нанести визит и другим поселениям. Было приятно познакомиться Айкен. Мы еще встретимся, я полагаю, на вашей хиротонии. А пока вы будете выполнять обязанности священнослужителя. Можете взять себе в помощники человека. И да, Айкен, всегда помните о вашем отце. Я, возможно, повторюсь, но он был действительно достойным человеком.
— Пусть тебе там будет хорошо, мой друг — обратился он свой взор к небу и ушел.


На самом деле Айкен вспомнил один эпизод, который был напрямую связан с полученной сегодня новостью. Но решил оставить это в тайне и не рассказывать своему новому знакомому.
Это было примерно полгода назад. Тогда отец только вернулся из леса. Он всегда после возвращения находился в озабоченном состоянии, но сегодня это было особенно заметно. Не сказав ни слова, полностью  погруженный в собственные мысли, он  вошел в свою комнату и захлопнул дверь. Все это произошло так быстро, что Айкен не успел ничего сказать. Тогда ему нужно было срочно поговорить с отцом. Сейчас уже он не помнил о чем именно, скорее всего это касалось их обычных церковных дел. Выждав около часа, он решил войти к нему. Но когда Айкен зашел, то застал отца за столом. На листочке он, аккуратно выводя каждую буквы, что-то писал. На столе уже лежало несколько скомканных и по всей вероятности испорченных листков. Заметив присутствие сына, Бенджамин закрыл рукой листок так, чтобы не было видно, что там написано.
— Я не слышал, как ты зашел, — растерянно сказал отец.
Айкен заметил, что он был очень напуган.
— Ты чего-то хотел? — спросил его Бенджамин.
— Нет, ничего особенного, — произнес Айкен. — Это терпит, я спрошу завтра.
Айк нерешительно переступал с ноги на ногу и не собирался покидать комнату. Заметив это, Бенджамин спросил:
— Что-то еще, Айкен.
— Нет, ничего.
— Тогда ступай, — сурово сказал отец и повернулся обратно к своему столу.
На следующий день, Бенджамин пошел в церковь один. И это была прекрасная возможность для того, чтобы выяснить подробности увиденного вчера. Лишь только за отцом закрылась дверь, Айкен побежал в комнату отца. Он во что бы то ни стало, должен узнать, что и кому он писал. На столе все было прибрано, отец вообще по натуре был аккуратистом и придерживался этих правил во всем. Айкен с надеждой открыл выдвижной ящик. Там стопкой лежали пергамент и чернила. Не без доли грусти, Айкен хотел было признать, что потерпел поражение в своем небольшом расследовании. Но внезапно он вспомнил. Помимо самого письма было несколько скомканных листков, которых здесь нет. А это может значить только одно - он их сжег. С этой мыслью Айк стремглав побежал на задний двор в поисках подтверждения своей догадки. На земле была небольшая горстка свежего пепла, которую еще не успел развеять ветер, потому что сегодня стояла безветренная, жаркая погода. Вооружившись палкой, он начал растаскивать её по сторонам в надежде найти несгоревший кусочек, который сможет выступить подсказкой. Чем меньше оставалось пепла, тем больше таяла его надежда.  Там  ничего не было. Расстроенный и опечаленный, Айк собирался было уходить, но подняв ногу, обнаружил под ней обуглившийся пергамент величиной с монету. Так было написано «лхерд прошу». Айк перевернул кусочек, но он был пуст. Он сразу понял, что «лхерд» - это часть имени, но кто этот человек и о чем его просит отец.   
Теперь ему все стало ясно. Отец писал своему другу Вилхерду с просьбой о назначении своего сына новым священнослужителем. Одной тайной стало меньше и это не могло не радовать. Но появилась другая, понять которую он был не в силах. Эти вопросы, которые он задавал сам себе, не покидали его голову.  Как отец узнал, что скоро умрет. И если он это знал, то почему не сказал ему об этом. Почему не поручил ему передать письмо и отправиться в путь.
— Ты оставил после себя очень много загадок, — сказал  Айкен надгробному  камню отца. — Я сделаю все, чтобы разгадать их. 

Айкен зашел домой, когда уже начинало вечереть. Голова у него раскалывалась, так было всегда, когда он зацикливался на чем-то одном и не переставал об этом думать. Сейчас он хотел отдохнуть и чтобы его никто не трогал. Но мечтам о покое не суждено было сбыться,  на пороге его встретила мать.
— Как прошел день, сынок, — спросила она.
Голос ее был до того жизнерадостный, что уставший Айкен, услышав его, отшатнулся в сторону.
— День как день, — вяло ответил он и побрел в комнату отца. После его смерти он переехал в его комнату.
— Сынок, не хочешь поесть, — вдогонку крикнула она.
— Нет, — обернувшись, ответил Айкен. — Я хочу отдохнуть.
— Подожди, — она подошла к нему вплотную, — Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Это не может подождать? — спросил он, желая, чтобы она отвязалась от него и дала побыть одному хотя бы ненадолго.
— Это касается твоего отца, — выпалила она на одном дыхании, сделав последнюю попытку, чтобы задержать его.
— Хорошо, — сдавшись под ее напором, ответил он. — Проходи.
Идгит решительно вошла в комнату и, присев на кровать, произнесла:
— Скажи Айкен после нашего разговора ты ходил в лес?
— Ты пришла, чтобы устроить мне расспрос после трудного рабочего дня? Если это так, то можешь уходить. Я с самого начала сказал тебе, что устал и хочу отдохнуть. Я не намерен сейчас отвечать на твои вопросы.
— Не пыли. Успокойся. Я пришла сюда не за этим. Сначала ты ответишь на мои вопросы, потом я - на твои. В конце я обещаю, ты изменишь свое мнения. И не пожалеешь потраченного времени.
Айкен глубоко выдохнул, обдумывая сказанное ей. Он подошел к окну и посмотрел в сторону леса. Прислонившись лбом к холодной стене, произнес:
— Хорошо. Но если ты не ответишь на мои вопросы, это будет наш последний разговор. Я забуду, что ты когда-либо существовала.
— Ты очень жесток, — иронично заметила она. — Но сейчас не об этом. Я хочу, чтобы ты ответил мне, что ты видел в лесу.
— Постой я не говорил, что ходил туда, — возмущенно ответил Айкен.
— Это логично. Человек – существо любопытное. Одно из самых любопытных на этой Земле. Любой на твоем месте поступил бы также. И в этом нет ничего зазорного.
— Ладно, — наконец, ответил он. — Я скажу тебе. Да, я действительно был там. Но не сразу. Сначала я пошел в церковь, но любопытство, как ты правильно сказала, пересилило меня. Я следил за ним и до сих пор испытываю вину, что не остановил его. Виню за то, что не решился поговорить с ним там и не узнать, зачем он тут. Он вывел меня на поляну. Очень странная поляна, которая словно соединяет две чащи леса. Он скрылся по ту сторону, тогда как я ожидал его по другую. И я не знал, что делать дальше. Возможно, я так и остался бы стоять там, если бы не увидел свет, который привлек мое внимание. Он то исчезал, то появлялся снова. Я пошел, чтобы проверить, что там и увидел дом. Его сложно заметить, потому что он весь покрыт плющом. Затем я испугался, что могу быть обнаружен и вернулся, к своему прежнему месту. Отца не было довольно долго. Начинало смеркаться. И потом я увидел его, он был очень слаб и подавлен. И на середине поляны его окликнула женщина. Она подошла к нему что-то сказала и отдала…
— Что, — сгорая от нетерпения, привстав с кровати, перебила его Идгит .
— Я не уверен… Я стоял довольно далеко, — проблеял Айкен, испугавшийся выражения лица матери.
— Что было дальше – продолжай, — спокойно произнесла она и села обратно, положив руки на колени.
— Потом я просто следил за ним, практически до самого дома. Как только я понял, что лес подходит к концу я ускорил темп и побежал домой, чтобы не встретиться с ним и не вызвать подозрения.
— А когда он пришел? — спросила Идгит, стоило только Айкену замолчать.
— Когда он пришел, то сразу отправился в свою комнату. Я хотел поговорить с ним, но он сказал, что очень устал. Он сказал мне, что мы поговорим завтра. Но завтра для него так и не наступило. И я корю себя за это. Я мог настоять на своем. Я должен был поговорить с ним.
Айкен заплакал. Сейчас рассказывая это, он переживал все события снова. Идгит увидев, что он плачет, подошла к нему. Она обняла его и, медленно вороша его пшеничные волосы, сказала на ушко:
— Ну, ничего, мой мальчик. Сейчас ты все мне рассказал и тебе станет легче. Ты сделал все правильно. Не вини себя. Не ты виновен в его смерти.
Идгит выделила последнюю фразу, и это сразу же задело слух Айкена.
 — А кто тогда виновен? — спросил он, не полагая, что может получить на свой вопрос ответ.
Мать отстранилась от него на расстояние вытянутой руки.
— Я хочу, чтобы ты сам ответил на свой вопрос, — ответила она.
— Как я могу ответить, если не знаю.
— Ты опять торопишься, — покачав головой, произнесла Идгит .
Она сделала шаг ему навстречу и, прикоснувшись к его руке, кое-что вложила в нее. Айкен раскрыл ладонь. Он хорошо знал то, что сейчас находилось на ней. Это был сосуд. Тот самый, что когда-то он относил отцу, когда тому внезапно стало плохо.
— Ты узнал эту вещь, — прервав ход его мыслей, сказала мать.
— Да… это лекарство. Отец пил их.
— А где он его брал? — громко произнесла Идгит
— Я не знаю… — робко и немного испугано ответил Айкен.
— А ты уверен, что это было лекарство?
Каждый новый ее вопрос она задавала чуть громче, увеличивая напряжение между ними и накаляя обстановку.
— Я не знаю… Наверно. Откуда я могу знать.
— Ты уверен, что отец не умер именно из-за них? Ты не думаешь, что его убили.
— Я не знаю! Не знаю! Не знаю! — закричал он.
Айкен чувствовал, что ему тяжело держать себя в руках. Дыхание участилось. Все лицо горело. Глаза предательски начинали болеть. Он не хотел больше ее слышать. Каждое слово, вылетающее из ее уст, ранило его. Без сил он медленно сполз на пол и, прижав согнутые в коленях ноги, обнял их руками.
— Сынок, — понимая, что перегнула палку, произнесла она.
— Уйди. Оставь меня одного.
— Но, прошу, мы не договорили…
— Я сказал - уйди, — крикнул он сквозь слезы. — Уходи.
— Хорошо, я уйду. Но я хочу, чтобы ты знал. Твой отец умер не своей смертью. Его отравили. И сделала это та женщина, к которой он ходил в лес.
Договорив, она громко хлопнула дверью, оставив Айкена наедине со своим горем.  Только лишь мать покинула комнату, он вскинул голову, чтобы убедиться в том, что она пуста. Теперь ему стало немного легче. Айкену всегда доставляло наслаждение побыть одному. Он любил одиночество, несмотря на свой юный возраст и не видел в этом ничего предосудительного. Конечно, так было не всегда. Он понял цену одиночество только когда потерял Линн. Однако это не означало, что он испытывал неудобство в обществе. Он мог найти общий язык со всеми, за исключением своей матушки. Айкен не знал почему, но даже когда он просто находился в одной комнате с ней, ему становилось не по себе. Она угнетала его, а иногда и вовсе выводила из равновесия.  Возможно, он просто отвык от нее, ведь будучи родным человеком, она никогда не была близкой. Еще его отец говорил: «Когда человеку действительно больно ему не нужны утешители, кружащиеся вокруг него, предлагая свою поддержку. Ему нужна тишина, которая заполнит сердце и время, которое расставит все на свои места».  И сейчас это был тот самый случай, когда тишина решает многое.
В дверь постучались. Только успокоившийся Айкен снова воспылал. Сколько можно его дергать.
— Я же сказал, что хочу побыть один, — крикнул он, резко открыв двери. На пороге стояла Элва, держа в руках деревянный поднос с едой.
— Я подумала, что ты голоден. Но если я не вовремя, — тихо сказала она, и повернулась готовая уйти.
— Да… — замялся Айкен и почесал затылок. — Проходи.
Он взял из ее рук поднос и отошел в сторону, приглашая ее войти. Элва остановилась в центре комнаты, озираясь по сторонам.
— Я не была здесь после того как отец…
Она не договорила. Ей еще было сложно произносить это вслух.
— Я решил здесь ничего не менять, — сказал Айкен, поддерживая разговор.
— И правильно сделал, — подняв на него глаза, слабо улыбнулась Элва.
Плавной походкой она подошла к окну и, притронувшись к нему рукой, произнесла:
— Ты говорил с матерью.
По ее тону Айкен не смог понять что это: вопрос или утверждение, но так как не мог оставить без внимания сказанное сестрой ответил:
— Она настояла на разговоре.
— И что же она сказала, — монотонно, не выражая никаких эмоций, спросила Элва.
— Она высказала предположение, что нашего отца убили.
— Вот как, — равнодушно отозвалась она.
Кажется, ее не удивило услышанное, хотя Айкен ожидал обратного. 
— И что же ты на это думаешь, — продолжила сестра.
— Думаю, что наша мама несет очередную чушь. А ты, Элва?  Как считаешь ты?
— Что я считаю, — протяжно повторила она заданный вопрос, уставившись в пол. Но в следующее мгновение, она подняла свое лицо на брата, и он увидел в ее глазах боль, которая требовала вырваться наружу.
 — Какая разница, что я считаю, — зло бросила Элва в его сторону, словно он был виновен в том, что случилось с отцом. — Что это даст? Отца это не вернет. Кому станет легче от осознания того, что жизнь близкого тебе человека была оборвана по чьей-то вине. 
— Ты права, — мягко ответил он.
Айкен подошел к сестре и, аккуратно взяв ее за локоть, подтянул к себе, заключая в братские объятья.   
— Не надо плакать, — нежно произнес он, убирая скользящую по ее щеке слезу.
— Айкен, — сказала Элва. — Я не могу так больше…
— Я понимаю тебе тяжело, — перебив ее, начал утешать ее он, делая шаг вперед. – Но все наладиться. Я тебе обещаю.
— Нет, ты не понимаешь, — отстраняясь, ответила сестра. — Я больше не могу быть здесь. Мне тяжело. Все здесь напоминает мне… — она запнулась, снова не позволяя себе озвучить и принять, что отца больше нет. 
Айкен понял, зачем она пришла и что пыталась ему сказать: она хочет уйти. Он стоял в ожидании, когда сестра подтвердит его догадки, но она молчала. Элва отвернулась, скрывая слезы, которые неиссякаемым потоком скользили по ее лицу. Он не хотел ее отпускать, но понимал, что должен. Однажды он не отпустил Линн и до сих пор корил себя за это. Постоянно прокручивая события в голове, он переживал эту ситуацию снова и снова. Только абсолютно счастливый человек, имея возможность что-то поменять в своей жизни, ответил бы отказом. Большинство же занимаются самобичиваем весь остаток своей жизни,  разъедают себя изнутри в попытках изменить прошлое, которое им, увы, неподвластно. Что если и сейчас, по прошествии времени, Линн, его милая и любимая сестренка,  держит в своем сердце на него обиду? Что если она не простила. И ведь Айкен даже ничего не знал о ней, не имел возможности встретиться и объясниться. А знает ли она о том, что отца уже нет в живых.
Айкен быстро заморгал, вытесняя плохие мысли из своей головы. Он видел Элву, которая плакала на его глазах. И  с каждой пророненной слезой страдала и его душа тоже. Он чувствовал, как к глазам подступают слезы. Ему было жалко, Элву, отца, самого себя, - но он сдержался. Не позволительное дело сейчас проявлять слабость.
— Ты хочешь уйти, — дрожащим голосом, боясь услышать утвердительный ответ, спросил он.
— Да, — еле слышно произнесла она. — Я…
— Не надо слов. Я все вижу и понимаю.
Она повернулась к нему и, подойдя ближе, крепко сжала его руку. Ее рука была холодной и влажной.
— Ты уже решила куда пойдешь?
— Есть варианты, — замялась сестра. — Но я подумаю об этом позже.
Она не хотела говорить о том, куда направляется, предпочитая, оставить это тайной. Новую жизнь надобно начинать в одиночку и не тащить с собой воспоминания прошлого.
— Я так и знал, — улыбнувшись, ответил Айкен, не совсем удовлетворенный ее ответом.
— Я собираюсь покинуть дом через три дня, — тихо произнесла она после недолгой паузы.
— Хорошо. Значит, у нас есть время.
Элва  уже собиралась уходить. Горечь переполняла сердце Айкена и, не выдержав, он проронил фразу, которая  заставила сестру остановиться:
— Я буду наслаждаться каждым их этих дней, проведенных рядом  с тобой.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой, — проронила она, с трудом сдерживая слезы.
— Не стоит. Винить себя – дело бесполезное и глупое. Найдутся люди, которые сделают это за нас. И знала бы ты, с каким удовольствием!
Она не удержалась и позволила себе рассмеяться в голос, прикрывая рот ладонью.
¬— Да это точно. В этом я с тобой, пожалуй, соглашусь.
Элва нервно теребила край своего платья: ей было неловко. Айкен заметил это и  решил избавить ее от моральных мучений, поскорее распрощавшись.
— Ты, — начал было говорить он, но остановился. Элва тоже хотела что-то сказать, но не успела, и поэтому, открыв рот, тут же его закрыла.
— Сначала ты, — одновременно произнесли они, и рассмеялись.
— Я хотела сказать, — начала Элва, — Хотела сказать, что мне с тобой очень повезло. Ты хороший брат.
В растерянности, Айкен не нашелся что ответить. Он никак не считал себя образцовым братом. Яркое тому доказательство – Линн. Тем более было странно слышать это от Элвы, с которой его никогда не связывали теплые отношения. Пока он думал, что на это ответить, она спросила:
— А что ты хотел сказать?
— Я хотел сказать, что… — он замялся, понимая, что не может сказать ей то, что она хочет услышать. Но он должен был. Когда как ни сейчас, в момент душевного откровения, сказать  ей что он тоже ее любит. Что ему будет ее очень не хватать? Что она возможно единственный родной человек его сердцу? Но что-то в душе было надорвано, не позволяя ему это сделать. Сейчас, в этот момент времени, Айкен не чувствовал в себе силы на эти громкие слова. И решив не изменять себе, сказал то, что с самого начала хотел:
— Тебе надо отдохнуть. Завтра будет новый день и новые мы.
— Спокойной ночи, — поцеловав его в щеку, сказала сестра не без грусти.
— Сладких снов, — ответил он.
Элва была расстроена, он не мог этого не заметить. И когда она ушла, он упал на свою кровать, крепко сжимая подушку над своей головой от переполняющей злости. Ярость затуманила рассудок и, в бешенстве, он бросил ее и начал бить кулаками. Он ненавидел себя и свою жизнь за то, что она уготовила ему. Глубоко погрязнув в клубке тайн, который образовался с уходом отца, он не мог сдвинуться с места. С каждым днем, с каждой новой, по крупинки собранной информацией, он все больше отдалялся от истинных причин его смерти.  А что если он не знал его? Что если он был не тем, за кого себя выдавал все эти годы.
— Я ненавижу тебя, — выкрикнул Айкен, устремляя свою кулак в мягкую перину.
— Ненавижу, — повторил он, нанося еще один удар.
И сейчас он не врал самому себя. Он ненавидел его, всем сердцем. Отчаянно. И был готов выть от боли, которая образовалась в его душе. Отец ушел, когда он был к этому не готов, оставив после себя шлейф из тайн, которые тянулись за ним из загробного мира.
— Ненавижу, — на выдохе, в подушку сказал он, уткнувшись в нее лицом.
Глаза налились свинцом, и он провалился в объятия сна, которые давно тянули к нему свои теплые, нежные руки.
— Айкен, — позвала она.
Родной, приятный голос. Ради него он готов бросить все. Как же он соскучился. Такая красивая, милая сердцу Линн.
— Постой, — крикнул он сестре.
Линн стояла вдалеке от него, вполоборота так, что он мог видеть ее профиль.
— Айкен, — снова позвала она.
Он побежал к ней, попутку выкрикивая ее имя, но она не поворачивалась, словно не слышит его.
— Айкен, — услышал он ее голос, когда уже приблизился к ней вплотную.
— Я здесь, — шепнул ей на ушко брат.
Линн повернула к нему свое миловидное лицо, и он не смог сдержать слез. Как долго он ждал этой встречи. Она ничуть не изменилась с их последней встречи. Айкен хотел обнять ее, но потеряв равновесие, упал на зеленую траву. Не понимая, что происходит он, поднялся с колен и отряхнулся. В ужасе он начал озираться, ища глазами Линн, но ее нигде не было.
— Айкен, — услышал он ее голос доносящийся сверху.
Как невесомое облачко она поднималась в небо, устремляя свои руки к нему. Она отдалялась все дальше и дальше. Он понимал, что теряет ее, но все усилия были напрасны, с каждой секундой, минутой очертания девушки становились все призрачней, пока она не исчезла совсем.
— Остаться, — крикнул он небу. — Лиииин… — Нееет, — орал он нечеловеческим голосом.
Он не хотел соглашаться с тем, что ее больше нет. И поэтому еще долго всматривался в облака, в надежде встретить в них знакомые очертания сестры. Лишь, когда понял, что занимается самообманов, то сел на землю и горько заплакал. Он не терял равновесие, сестра явилась к нему призраком, не имеющим оболочки, и он просто прошел сквозь нее.
Весь мокрый Айкен резко открыл глаза. Сердце бешено стучало в груди. Встав с постели, он подошел к окну, за которым было еще темно.