Гонимые тенью - 12

ЧАСТЬ III
Поглощение тенью или Расплата
Удивительный феномен заключается в том, что когда приходит час расплаты, человек понимает за что будет нести наказания, какие действия и поступки привели его в тому, чтобы он ощутил на себе боль и понес раскаяние. Не верьте тому, кто, подняв свой лик к небесам, провозгласил вопрос «За что». Он знает за что. Просто так ни к кому и  ничего не приходит.

12.
До нее доносились звуки музыки, и гогот людей. Облачившись в легкую черного цвета накидку, девушка  приближалась в рыночной площади. Одна мысль о том, что ей предстоит окунуться в этот мир, где царят другие законы — пугала. Соблазн в последний момент соскочить с выбранного пути велик, но лишь сильный не позволит этому случиться. И только цель, живущая в ее голове, заполоняющая мысли  придавала ей силу. Идти вперед, невзирая на трудности.
Из рассказов девушка знала, что рынок – главное событие для всех жителей небольших поселений, коим являлся Каролд. Как говорил ее друг Бенджамин: «В эти дни наше поселение не узнать. Из серого и унылого оно превращается в полный жизни городок, пестря яркими красками. Каждую неделю люди стекаются сюда, облачившись в самые красивые одежды», — а затем прибавлял « Но или, по крайней мере, чистые.»
Вспомнив эти слова, она невольно улыбнулась. Чувство иронии ему было не занимать. Он любил место, в котором жил, но это не мешало ему поддать дров в топку и сказать о нём с издевкой.
Тогда, когда Бенджамин рассказывал ей о жизни Каролда, а она заворожено слушала, мама не смогла удержаться и тоже внесла свою лепту:
 «Рыночная площадь в момент оживления – это скопление сплетен и слухов, летающих в воздухе под порывом ветра» - сказала она. И наверное она знала о чем говорила.
Странствующие музыканты расположились при входе у небольшой арки. Их яркие одежды не могли не радовать глаз: красного цвета платья облачали их худые тела, а зеленый колпак свешивался назад звонким небольшим колокольчиком. Девушка остановилась. Она не могла пройти мимо этих прекрасных звуков.
Один из музыкантов озорно играл на деревянной флейте, быстро перебирая пальцами по клапанам, извлекая невероятные по своей красоте звуки. Другой – не менее ловко обращался с трехструнной гиттерной, яростно ударяя по струнам самодельной плектрой из соколиных перьев. Это был настоящий музыкальный бой. Каждый из артистов хотел доказать, что владеет своим инструментом лучше соперника. Такая забава была по нраву собравшемуся люду и многие изрядно подвыпившие, не задумываясь, кидали в корзины музыкантов свои запрятанные для особого случая монеты. Противостояние между флейтой и гиттерной набирало силу и, достигнув пика, вылилось в потасовку между изысканными слушателями, тогда как сами музыканты были рады унести ноги, дабы не лишиться своих инструментов. Незнакомка в чёрном тоже не стала задерживаться, и, отметив для себя первые посылы агрессивного поведения, быстро прошла вглубь рынка.
Внутри творился хаос. Здесь царило большое оживление. Вдоль рядов проходил бешеный поток людей. Каждый пришел сюда за своим. Женщины с плетеными корзинами подходили к торговцам, прицениваясь к товару. Многие из них, по своей хитрой от природы натуре, играли собственный спектакль  перед  продавцами. Схема была проста - выказывать всем своим видом, что предложенный товар плох и дорог в надежде получить уступку. Этот простой фокус не редко оставлял милых дам в выигрыше, особенно в часы закрытия торговли, когда продавец решал везти товар домой или продать за более низкую цену.  Мужчины оценивающим взглядом примерялись к диковинке, которую привез купец из других далеких стран. За неимением большого количества средств, они вынуждены были прикидывать стоит ли товар того, чтобы провести сегодняшний вечер без должной доли хмельных напитков в компании приятелей.
Попав в этот поток, девушка чувствовала себя неловко. Со всех сторон на нее накидывались обезумевшие торговцы, пленённые мыслью продать товар. Один неказистый мужчина перегородил ей дорогу:
— Возьми, хороший товар, — хриплым голосом сказал он, ткнув ей в лицо овечью шкуру.
Запах убиенного зверя попал ей в нос, и она резко выдохнула попавшей воздух, вызывающий у нее отвращение и приступ рвоты.
— Мне ничего не нужно, — сдержанно ответила она, нахмурив носик, пытаясь обойти навязчивого торговца с другой стороны.
Но мужчины не намерен был сдаваться. Для него это прозвучало как вызов.
— Да ты даже не посмотрела, — возмущенно выпалил он, снова переговорив ее путь. — Я ж тебя не заставляю ничего покупать! Ты только посмотри. Кто хочешь - скажет, что у меня самый хороший товар, — обвел он рукой рынок. — Глянь, — сказал он и ввалил на ее хрупкие плечи шкуру, так что девушка качнулась под ее тяжестью.
— Смотри как хорошо - тепло, — радостно восхищался он, обхаживая её со всех сторон. — Какая красавица, ты посмотри!
— Уберите ее с меня, — теряя терпение, сказала девушка.
— Нет, ты, что обижаешь меня. Тебе не нравиться?
— Я же сказала, что мне ничего не надо.
— Ну и катись, — крикнул он ей в обиде, резко сдернув шкуру и кинув ее на прилавок.
Желая хоть ненадолго скрыться от навязчивых взоров, она приткнулась к толпе людей, скопившейся около возвышения.
— Не проходите мимо. Только сегодня! Только для вас! Великолепное выступление артистов-акробатов, жонглёров, — прозвучал громкий голос мужчины. Он стоял на помосте и был небольшого роста, крепкого телосложения с туго завязанным поясом под животом.
— Уникальное представление ждет вас, — не унимался он, зазывая народ.
Около него уже образовалась достаточно зевак и, обведя их взглядом, он решил начинать. Хлопнув звонко в ладоши, он удалился со сцены. На смену толстому господину вышли два молодых мальчика. Их тонкие, изморенные тела не могли не вызывать жалости. Волосы на голове были слеплены в пряди от многочисленного пота и пыли. Один из них сделал несколько кувырков назад вдоль помоста, заработав себе скупую долю аплодисментов строгой базарной публики. Другой, встав по центру, достал из карманов три мячика и начал подбрасывать их вверх, жонглируя. Не переставая подкидывать, он доставал еще по одному мячу, пока их число не достигло пяти. Быстро перебирая руками, он успевал ловить их и отправлять дальше. Закончив, он поклонился. На этом представление не закончилось. Акробат, не отрывая ног, коснулся руками земли в виде изогнутой струны. Его напарник жонглер подошел к нему и обеими руками надавил на живот, проверяя, выдержит ли он ношу. Толпа ахнула. Это зрелище завораживало. Затем облокотившись на руку своего господина, он встал ногами на живот юноши и начал жонглировать пятью яйцами. Публика ловила каждое движение жонглера, надеясь, что он разобьёт хоть один свой хрупкий атрибут. Но к их большому сожалению этого не произошло. Запыхавшиеся дельцы спустились с помоста и протягивали свои шляпы. Немногие из собравшихся поглазеть на представление желали расставаться со своими серебряными.
Девушка уже собиралась уходить, когда услышала ор мужчины, стоявшего во время представления рядом с ней.
— Где мои деньги! Воры! Проклятые!
У бедолаги срезали привязанный мешочек с деньгами, пока тот заворожено смотрел на мастерство странствующих артистов. Теперь на его поясе мотылялась одинокая нитка.
— Это вы украли мои деньги, — ткнув пальцем на толстого мужчину, стоявшего на помосте, крикнул он. — Я этого так не оставлю, — пригрозил он и ушел в гневе, толкая каждого кого встречался на своем пути.
Девушка пошла дальше, озираясь на причудливые вывески, что висели на прилавках. На некоторых было написано, чем здесь торгуют, но большинство содержали лишь картинку. Причем по тому, что было нарисовано, было нелегко угадать. В одну из таких она вошла. В нос ударил спёртый запах. У стен были расположены полки, на которых лежали деревянные резные фигуры. Она была единственным посетителем. Девушка взяла первое, что привлекло ее внимание – лошадку. Это была не просто детская фигурка лошади – животное было изображено на дыбах, что немало ее поразило. Тонкими пальцами она прикоснулась к лошадке, ощупывая каждую ее мышцу, которая была в точности передана резчиком.
— Гхм, — раздалось за ее спиной, и она резко обернулась, опустив руку в которой держала резную лошадь.
Неожиданный звук испугал ее, и ей понадобилось несколько мгновений, чтобы перевести дух.
— Вы выбрали этот предмет? Прекрасный выбор. Это украшение нашей коллекции. Скажу вам по большому секрету, это предмет частный, мы не планировали его продавать. Но жизнь - такая жизнь. Да простит нас всех милостивый Боже, священный сын. Средства нужны всем и всегда и мы не исключение. А мой третий по старшинству сын, получил проказу, так сразу цирюльник и нет культи. А как теперь без культи. Культи нет, а рот есть, — наперебой сыпала на девушку фразы торговка.
  — Пять пенсов, для милой очаровательной девушки, — ткнув пальцев на лошадку, что все еще была в руках у незнакомки, сказала она.
— Я, пожалуй,  откажусь, — тихо ответила девушка и протянула сувенир обратно старухе.
Женщина строго посмотрела на протянутую руку, но брать резную фигуру не торопилась.
— Четыре пенса, — ответила она, вызывая покупательницу на торговый поединок.
— Нет, воистину, я была бы рада иметь у себя эту вещь. Но не сейчас. Прошу простить меня, — ответила девушка и, поставив лошадку обратно на полку, вышла из прилавка.
— Эх, — печально выдохнула торговка, звонко хлопнув себя по коленям. — Ушла, — сказала она сама себе и села обратно на свой табурет.
Девушка снова попала в пучину многоликой толпы. Она потеряла ориентир, и не знала, что искала.
«Скоро надо будет искать ночлег», — с этими мыслями она шла вперед, видя конец рынка.
— Бедная Мона, мне так ее жаль, — внезапно услышала девушка. Эти слова  заставили ее остановилась. Она запомнила это имя, Бенджамин писал об этом. Она не раз перечитывала письмо и знала его наизусть. Мона – повитуха, которая помогла ей родиться на свет. Она не могла ошибиться.
— Держись, мой мальчик, держись, — похлопав по плечу юношу, сказала престарелого возраста женщина, и медленно шаркая ногами, двинулась вперед.
На вид юноше было не больше двадцати. Черные как смоль волосы вились, попадая ему в глаза, и поэтому он постоянно убирал их назад. Почувствовав на себе чей-то взгляд – он поднял голову. Испугавшись, что он мог заметить, как она его разглядывала, девушка быстро посмотрела себе под ноги и затем развернулась к прилавку, у которого стояла, делая вид, что её что-то очень сильно заинтересовало. Через некоторое время обернувшись, она поймала его взгляд на себе. Все это время он не упускал ее из виду. Он улыбался ей и затем махнул рукой, призывая подойти.
Встрепенувшись, словно испуганная детворой птичка, она оглянулась назад.
— Да, я вам, — крикнул молодой торговец.
Гордо выпрямив осанку, она расправила плечи и грациозно перешла дорогу, что разделяла их.
— Может помочь? — поинтересовался юноша, едва она приблизилась к нему.
— Да, мне нужна ваша помощь.
— Чем могу, тем помогу, — весело начал юноша, убирая мешавшую ему прядь волос. — У нас есть неплохие сорта пшеницы, овса. Вам на посев или на корм? Вы не думаете, у меня не все выставлено, есть еще. Сколько надо – столько доставлю.
Девушка растерялась не найдя, что ответить.
— Нет, вы меня не правильно поняли, — робко произнесла она. — Меня не интересует ваш товар.
Он смутился, сдвинув свои широкие брови ниже к переносице. Его лицо вмиг переменилось. Он был озабочен и не собирался этого скрывать за милой улыбкой, с которой её встретил.
— Так если вам не нужен товар, — прервав молчание, спросил он. — То простите, что вам нужно?
— Я хотела бы узнать про Мону, — ответила она. — Про повитуху Мону, — поправилась незнакомка. — Я стала невольным свидетелем вашего разговора и поэтому остановилась, — решив, что озвучить правду уместнее всего, ответила девушка.
Глаза юноши округлились.
— Что вам нужно от нее? — спросил он строго.
— Я не могу вам сказать. Мне нужно ее увидеть. Я была бы вам очень благодарна, если бы вы сопроводили меня к ней.
— А почему я должен это делать?
Девушка быстро заморгала своими ресничками и недолго думая, ответила:
— Потому что это важно для меня. Я буду вам очень признательно, если вы сделаете это для меня.
— Как вас зовут? — пропуская  мимо своих ушей все, что она сказала, спросил юноша.
— Керенса, — ответила она.
— Значит так - Керенса. Я не знаю, зачем вам понадобилась моя мать, но у меня нет ни времени, ни желания делать это для вас.
— Скажите мне, где она? —  не унималась Керенса.
— Нет, — стоял на своем юноша.
Всем своим видом он показывал, что не примет с ее стороны никакие пререкания. Девушка стояла напротив него, не сводя пронзительного взгляда. Уступить сейчас она не могла. Керенса прекрасно понимала, что Мона – это необходимое звено связывающее ее с прошлым.
— Хорошо, не хотите мне помочь – обойдусь без вас, — с вызовом бросила она в сторону юноши. — Вы мне не нужны. Насколько мне известно, ваша мать прожила здесь всю жизнь, а значит, найти ее без вашей помощи мне не составит большого труда. Всего доброго, — поклонившись, сказала она. — И да хранит вас Бог.
Договорив, она повернулась к нему спиной готовая уйти. На ее лице торжествовала улыбка, она была довольна собой. Но не успела она сделать и пары шагов, как он ее окликнул.
— Да? — остановившись и повернувшись к нему лицом, спросила она.
— Хорошо, будь по-твоему, — махнул он в ее сторону. — Я заканчиваю, через пару часов. Встречаемся здесь. Если тебя не будет – я уезжаю без тебя, и ты обещаешь, что больше не потревожишь ни меня, ни мою семью.
В знак согласия она молча кивнула ему головой.
— Как зовут этого юношу, — поинтересовалась девушка у торговца, который стоял за лавкой неподалеку.
— Этот что ли? — ткнув в сторону юноши, уточнил он.
— Да именно он.
— Это Коэн.
— До встречи Коэн, — крикнула ему Керенса и радостно вприпрыжку вышла с рынка в ожидании их новой встречи.
***
— Семь основных пороков, иначе нарекаемые смертными грехами, порождают новые грехи, отяжеляющие душу – прозвучал голос приходского священника.
Когда он говорил, в церкви образовывалась абсолютная тишина. Голос Айкена – крепкий, уверенный и надменный - отдавался эхом. Дети сидели на скамьях, стараясь не шевелиться. Они ловили каждое слово священнослужителя, боясь ощутить на себе его гнев.
— Бог наградил вас вашей жизнью, возможностью жить, — продолжил он. — И вы должны быть благодарны ему за этого. Помутнение рассудка, склонение к нечестивым делам наказуемо. Бог все видит. Он везде с вами.
Пока он говорил, то расхаживал взад-вперед, смотря наверх, изредка бросая строгий взгляд на мальчишек.
— Кто был в прошлый раз и может сказать, о чем мы говорили, — спросил он, остановившись по центру.
Дети опустили глаза в пол. Никто не хотел отвечать на прозвучавший вопрос.
— Ты, — ткнул он на худенького мальчика с бледным лицом.
Мальчик неохотно встал.
— О чем мы говорили в прошлый раз, — повторил свой вопрос священник.
— Вы говорили про воровство, ваше преподобие, — проблеял он.
Священник, словно строгий судья, смотрел и молчал, ожидая продолжение.
Поняв, что от него требуется, мальчик продолжил:
— Воровство – это тяжкий грех. Взять себе чужое – нельзя. За это могут наказать.
— Только ли Всевышний может наказать за воровство? — задал свой вопрос преподобный, подталкивая юного воспитанника к ответу.
— Нет. Не только. Вора могут наказать смертью, если ему исполнилось семь лет, — ответил мальчик, громко сглотнув.
— Садись. Достаточно.
Ребенок сел на скамью с облегчением. Ему повезло. Если бы он не ответил на вопросы приходского священника, то мог бы получить порку розгами от родителей за нечестивое поведение по отношению к церкви. Айкен любил применять власть и наблюдать, как она действует на людей.
— Как я сказал ранее на нашем уроке речь пойдет о смертных грехах. И первый грех, о котором я бы хотел вам поведать – зависть. Я уверен, что каждый из вас испытывал это чувство. Другое дело принимаете ли вы его - или отвергаете. Если вы принимаете зависть и выращиваете этот росток в своей душе, то вы, несомненно, становитесь на шаг ближе к очернению.
— Посмотрите на эту фреску, — он указал рукой на изображение под потолком церкви. Все разом повернули свои головы.
— Что мы можем здесь видеть? Вилланы трудятся на акрах земли, один из них повернул голову на помещика. Посмотрите на взгляд этого несвободного крестьянина. Это взгляд завистливого человека. Какого прочтение этого посыла? – задал вопрос Айкен, но не успели ученики открыть рты, как он сам на него ответил:
 — Виллан считает несправедливым, что одни работают, а другие управляют. Итак, согласно Божьему учению, этот виллан не прав. Великий создатель мира сего в соответствии с замыслом своим дает человеку то, что он заслуживает. Воля Божья не может поддаваться осуждению или упреку. Желание виллана овладевать тем, что было ему по замыслу Творца не дано, значит идти наперекор его воли.
Дверь церкви скрипнула. На пороге показалась Идгит .
— На сегодня это все. Мы продолжим позже. Увидимся через неделю.
Уходя, мальчики подходили к Преподобному и касались губами его руки, вызывая свое почтение духовному наставнику. Они остались одни в зале – сын и мать.
— Глупые создания. Сколько можно терпеть этих детей, — выпалил он, убедившись, что они остались одни. — Достойное продолжение своих родителей, несвободных вилланов. Что может осесть в головах тех, чье предназначение рыть землю до тех пор, пока Всевышний не заберет их к себе.
— Успокойся, мой милый, — подойдя ближе, спокойным голосом произнесла Идгит . — Успокойся.
— Эти бестолковые лица. Они не могут не выводить меня из себя.
— Айкен, остановись. Ты должен быть ближе к народу. Для них ты посланник с того мира. И они хотят хоть иногда прикоснуться к прекрасному.
Айкен призадумался над словами матери и затем ответил.
— Вы как всегда правы, матушка. Я держу себя в руках, но с вами же я могу быть откровенен.
— Конечно, сын мой. Я всегда выслушаю тебя.
— Давайте присядем. И вы расскажите мне, что принес вам хорошего сегодняшний день, —  ответил Айкен и, взяв Идгит  под локоть, проводил к скамье.
 — Я была сегодня на рынке, — едва присев поведала она. — Эта суета может свести с ума кого угодно, — произнесла Идгит, прислонив руку к голове, ссылаясь на усталость.
— Вам надобно отдохнуть, матушка, — смягчившись, ответил Айкен,
— Спасибо тебе мой дорогой, — она наградила его благодарным взглядом. — Кто еще позаботится обо мне как не ты.
Айкену было приятно слышать эти слова, они трогали его за тонкие ниточки души. Он положил свою руку на её и затем поцеловал.
—  Ах, мне пора. Еще столько дел, —  внезапно опомнившись, сказала Идгит  и быстро встала.
— А ты развеялся бы немного. Посмотрел на людей. Хватит сидеть в заточении.  Хотя… —  протянула она, —  Я понимаю, на собственном опыте как сложно выйти из плена собственных мыслей и страхов. Это замок, который ты построил. Он находится тут, —  она указала на свой висок. — Разница лишь в том, что для всех твой замок из песка, для тебя же он выкован из стали. Сталь не так просто разрушить.
— Я…, —  начал говорить Айкен, встав с места, но мать его оборвала:
—  Нет, не надо меня провожать.
Айкен сел обратно на скамью, устремив свой взгляд на икону. Он слышал её удаляющиеся шаги, сквозь окутывающие сознания мысли.
***
Рыночная площадь постепенно начинала пустеть, основная волна покупателей схлынула. Многим торговцам предстояла продолжительная дорога домой и, загружая товар на телегу, они торопись уложиться во времени.
Керенса ловчилась среди рыночных переулков, направляясь к лотку своего нового знакомого. В животе предательски урчало, она уже не помнила, когда в последний раз ела. Издалека завидев, что он закрыт, она не поверила своим глазам.
 «Неужели опоздала? Как же так? Прошло не больше часа» — проносилось в ее голове.
Тело облило неприятным холодным потом. Девушка прибавила шаг. Подойдя ближе ее надежды в конец рухнули - прилавок был пуст. Судорожно озираясь вокруг, она пыталась найти глазами среди множества людей, того, кто был ей сейчас так нужен. В момент отчаянья девушка крутилась из стороны в сторону, пока в ее светлой голове не родилась идея. Как ужаленная пчелой она ринулась на противоположную сторону.
— Сэр, не будете ли так любезны, — обратилась она к мужчине, который не так давно подсказал ей имя юноши.
 Мужчина не торопясь обернулся. Лицо его не выражало доброжелательности, он явно был недоволен тем, что его отвлекли от важных дел. Но, разглядев совсем юную особу, смягчился.
— Скажите мне пожалуйста, как давно юноша с того прилавка покинул это место, — спросила она, указав на рыночную точку, где сидел Коэн.
— Не так давно, чтобы не успеть увидеть его милая леди. Если вы поторопитесь – то успеете, — расплывшись в улыбке, ответил он.
— А в каком направлении он направился?
— Через главную арку, в сторону запада.
Лишь услышав его ответ, она побежала в сторону выхода.
— Вы увидите там пастбища, за ним открывается вид на ряд домов,— крикнул он ей вслед.
— Спасибо вам, сэр.
— Удачи, — крикнул он, махнув ей рукой, но девушка больше не повернулась, чтобы увидеть это.
Подхватив свою юбку, она побежала вперед. По мере своих сил она сбавляла скорость, вскоре перейдя на шаг. Всю дорогу она винила себя в том, что не додумалась сразу спросить у торговца, где живет Коэн. Потратив время, она осталось ни с чем. Подойдя к пастбищу, о котором ей поведал незнакомец, Керенса поразилось масштабом и облагороженностью территории. На зеленом лугу в рассыпную щипали травку овцы. Их белая кудрявая шерсть так и манила ее. Желание перелезть через изгородь и погладить милых животных, было настолько сильным, что на какое-то время она забыла обо всех своих заботах. Одна овечка, завидев девушку, подошла ближе к перегородке, что разделяла их не переставая жевать спелую, сочную траву. Черными глазами-бусинками она внимательно смотрела девушку. Это незримая связь, что образовалась в тот миг между ними, была восхитительной.
— Какая же ты красивая, — присев на коленки произнесла Керенса. — Можно я поглажу тебя? — спросила она, протянув через щель к овечке свою руку.
Испугавшись, та резко отпрянула от изгороди.
— Видимо нельзя, — печально на выдохе сама себе сказала Керенса и, встав на ноги, двинулась дальше.
Улица, на которой расположились дома, была ухабистой, одна кочка сменяла другую. Силы покидали ее, но она шла вперед, невзирая на трудности.
« — Идти тяжело в гору, но, только поднявшись, ты увидишь рассвет. И тогда, ослепленная прекрасным, ты поймешь, что все усилия были не напрасны. Рассвет стоит того, чтобы нести жертвы», — однажды сказала ей мама и эти слова глубоко засели в ее памяти.
Навстречу ей попались мальчишки. Маленькие ростом, они воображали себя рыцарями и дрались на палках, словно это были самые острые мечи, дарованные великим королем.
—Ребятишки, — окликнула она их, не зная, как лучше обращаться к детям.
Один из мальчуганов обернулся на Керенсу и тут же получил смертельный удар от своего противника.
—Я поверг тебя, — торжественно объявил тот.
Подыгрывая, мальчишка упал наземь и несколько секунд пролежал без движения, изображая смерть. Затем он быстро вскочил на ноги, и, преклонив колено перед девушкой, с полным чувством произнес:
— Я повержен. Но моя смерть была не напрасной. Я умер во имя любви.
Керенса не смогла сдержать смех, и в стеснении прикрыла рот рукой. Щеки ее налились румянцем.
—Ах милый рыцарь, — решила подхватить его Керенса, — Нет жизни мне без вас. Если вы не в силах, то буду я сражаться. За нас двоих.  Как бились некогда и вы.
Подняв с земли палку, она пошла на пролом к остолбеневшему мальчику, все это время с немалым любопытством наблюдающий за ними. Их оружия встретились в ударе. Никто не хотел сдаваться. Пара ударов девушки повергли еще недавнего победителя. Взяв вверх в этом поединке, Керенса бросила игрушечное оружие.
—Я восхищаюсь вами, — воскликнул малыш, признавшийся в любви девушке.
—И вы готовы ради меня на все?
—Конечно, но могу ли я узнать ваше имя?
—Узнать вы сможете, как только я узнаю ваше.
—Дик, мадам. Зовите меня Дик. Так как же зовут даму моего сердца?
—Керенса, мой маленький рыцарь.
—Ах! Какое восхитительное имя, — с детской непосредственностью воскликнул он.
—Так вы не прочь оказать мне услугу? – игриво поинтересовалась девушка.
—Я весь ваш. И только ваш.
—Мне нужно узнать, где здесь живет Мона и Коэн.
— Вон там, на окраине, — указал он рукой, — Последний дом, — уточнил Дик и затем, заискивающе заглядывая в глаза, смущенно спросил:
— Могу я вас сопроводить?
— Диииик, — окликнула его женщина, похожая на мать.
Мальчик нехотя повернулся и, вскинув руку, махнул ей.
 — Диик, иди сюда, — зазывала его мать строго, —  Ты мне нужен.
— Вам пора, — кивнув в сторону его матери, сказала Керенса.
—Увы. Я был рад знакомству с вами – произнёс он не без грусти.
— И я, мой милый друг.
Керенса осталась стоять на месте. Она смотрела, как её новый знакомый бежит к маме. На половине дороге он обернулся и вскрикнул:
— Обещайте, что мы еще увидимся.
— На все воля Божья, — ответила она словами Бенджамина, и он кивнул с серьёзным видом, приняв ее ответ.
Дик бежал к дому так, что только пятки сверкали. Мальчик подошел к матери, и Керенса увидела, как та дала сыну подзатыльник. Не исключено, что из-за нее. Но по его счастливому виду, который можно было видеть даже отсюда, стало понятно – он не жалеет о содеянном.
Керенса еще долго стояла, не упуская из виду дом. Ее снова накрыли воспоминания. По щеке пробежала слеза, и она быстро утерла ее, не давая добежать до подбородка. Керенса очень скучала по своей маме. Как же она сейчас хотела оказаться на месте Дика. Она готова была на подзатыльники, отсчитывания за плохое поведение, хотя мама никогда так не поступала. Она была готова на всё, лишь бы оказаться с ней рядом. Вдохнуть ее запах, смесь трав и настойки масел, прижаться и зарыться в копну волос. Просто почувствовать тепло от присутствия родного человека.  За возможность произнести одно слово, такое простое и родное - «мама», она отдала бы многое.
Солнце начинало садиться. Время таяло на глазах. Нужно было торопиться. После того, как она позволила своим чувствам вырваться наружу, к ней вернулось понимание, зачем она здесь, и что ей движет.
Наконец она оказалась напротив дома, который искала. Керенса его сразу узнала. Он действительно стоял поодаль ото всех остальных, словно отшельник, изгнанный людьми. Девушка подошла ближе. Дверь украшал резной кнокер в виде ангела. Взявшись за него, она слегка ударила им об дверь. Внутри послышались шаги. Дверь немного приоткрылась, внутри ее сдерживала цепочка.
— Я пришла к Моне, — сказала девушка сквозь образовавшуюся щель, рассматривающему ее глазу.
Дверь закрылась.  Она услышала, как удаляются шаги. Ей не собираются открывать – ей тут не рады.
— Стойте, — закричала Керенса, и начала как обезумевшая с силой бить в кнокер.
Дверь никто не открывал. Недолго думая, Керенса подошла к окну и начала стучать по нему, испытывая терпения тех, кто находился внутри. С силой ударяясь о твердую поверхность, ее рука краснела и начинала ныть. Услышав скрип, девушка обернулась. Дверь была приоткрыта, приглашая пройти внутрь. Ступив на крыльцо, она вошла.
Внутри не смотря на солнечную погоду, было темно и мрачно. Ступив несколько шагов вперед, она уперлась в гору вещей, расположенных в углу. Медная чашка со звоном упала с самого верха, и Керенса подняв ее, положила обратно. После прикосновения к вещам на ее пальцах осталась неприятная, кажется копившаяся не одним месяцем пыль. Брезгливо отряхнув свою руку об подол платья, она заметила свет, сочившийся через щелочку двери. Она отворила ее.
— Проходи, — сухо и сдержанно сказал Коэн, занятый своими делами.
Это была кухня. Здесь Керенсе понравилось больше. Помещение было светлым из-за неприкрытых окон. Розовые лучи заходящего солнца наполняли комнату светом и теплом.
Пока она осматривалась, Коэн занимался тем, что разминал бобы в кашу. Он не обращал на нее никакого внимания, занятый своим делом. Рядом стоял кувшин с молоком. Разобравшись с обедом, юноша налил себе молока до края и, поднеся к губам, выпил все без остатка.
— Налить, — спросил он, не поднимая глаз.
Это была ее маленькая победа, он первый заговорил с ней.
Девушка смотрела на него в упор, не моргая. Внутри пробежала теплая волна и, испугавшись своего чувства. Опомнившись, она резко покачала головой.   
— Спасибо нет, — категорично ответила она и сразу же пожалела об этом.
На самом деле она очень хотела пить. Горло пересохло из-за жаркой погоды и проделанного пути. «Нет» вылетело из ее уст раньше, чем она смогла подумать.
—Я прошу простить меня и мое поведение, — начала она, приближаясь к столу, у которого он стоял. — Я ворвалась к вам. Но и вы должны меня понять.
— С чего это я должен тебя понимать? — наконец посмотрев на нее, спросил Коэн и, не дожидаясь, пока она ответил, вдогонку спросил:
— Почему ты решила, что просто так можешь прийти в чужой дом?
— У меня не было другого выхода. Мне нужно увидеть ее. Мне нужно увидеть Мону.
Ее голос звучал ровно и уверенно. Сама девушка распрямила спину и в упор смотрела на молодого мужчину. В ней было что-то дикое, необузданное и воинственное. Она вела с ним диалог на равных, не принимая во внимание, что он мужчина, а она женщина.
— Кто ты? — задал он вопрос и, предугадывая, что не получит на него ответ продолжил.
— Ты не из этих мест, — начал он, двигаясь в ее сторону, огибая разделяющий их стол. — И даже скажу больше, ты не из большого города. Иначе ты бы знала, как позволительно вести себя молодой леди. Скромность, покорность, подчинение мужчине – качества, о которых ты даже не слышала.
Он пытался создать напряжение, загнать ее в тупик, чтобы она раскрыла все карты. Керенса это понимала. Она приняла его игру. Внимательно слушая, она так и не отвела своего пронзительного взгляда.
Наконец он стоял перед ней так близко, что она могла чувствовать на себе его дыхание.
— Ты дикая, — бросил он в ее сторону.
— Я знаю, — отразив его выпад, ответила она.
Они смотрели друг на друга, словно дикие звери, собирающиеся разорвать друг друга в поединке.
— Я не позволю тебе увидеть ее, ты же понимаешь?
— Нет. Я не хочу этого понимать. Я должна ее увидеть, и я это сделаю.
— Тебе придется покинуть мой дом.
— Я не уйду, пока не увижу ее.
Дальше произошло то, чего Коэн не мог предугадать. Девушка резко развернулась и, стремительно помчавшись вперед, устремляясь вглубь дома,  выкрикивая имя его матери.
— Мона. Где вы? — кричала она. — Мона.
Услышав кряхтения за дверью напротив, Керенса попыталась войти, но в этот момент ей сильно сжали руку. Коэн схватил ее, и она выкрикнула от боли, хотя она была не такой уж сильной. Девушка хотела, чтобы её услышали.   
— Это уже слишком, — гневным шепотом, брызгая на нее слюной, сказал он.
— Что случилось, сынок? — спросила Мона.
— Ничего, — ответил он и, заметив, что Керенса открыла рот прикрыл его свободной рукой.
— Мммм, — пробубнила девушка, не имея возможности говорить.
Действовать нужно было быстро и решительно. Шанс увидеть Мону таял на глазах. Он не оставлял ей другого выхода. Ногой она резко наступила на его ногу. От неожиданности он на секунду расслабил руку и Керенса впилась своими зубами в его ладонь. Раздался глухой стон. От боли Коэн потерял бдительность и выпустил девушку. Воспользовавшись его состоянием, Керенса ринулась к двери, отделяющей ее от Моны.
Она вошла внутрь. В комнате проступал тусклый свет. На кровати лежала старая женщина. Голову покрывало небольшое количество седых волос, их числа едва хватало, чтобы скрыть лысину. Белая, сморщенная кожа была покрыта крупными родинками. От нее исходил запас старости и скорой смерти.
Вслед за нежданной гостьей в комнату вбежал Коэн. Рука все еще ныла, посмотрев на нее, он обнаружил красный след от зубов.
—Коэн? Это ты? — спросила Мона.
Каждое пророненное слово давалось ей с трудом. Голос звучал слабо. После заданного вопроса она разошлась в хриплом кашле.
— Да, мама, — отозвался сын.
Старуха открывала рот, словно рыба, выброшенная на ледяную поверхность. Она хотела что-то сказать.
— Я не один, — прибавил Коэн, предугадывая, что она хочет спросить.
— Пусть подойдет, — выдавила из себя старуха.
Керенса все это время стоявшая позади, не сразу поняла, что говорят о ней. Она с едва скрываемым смущением и отвращением наблюдала за  происходящим. Ей было по-настоящему не по себе. Теперь она поняла, почему Коэн не хотел ее пускать. Его мать больна, слаба и беспомощна.
— Подойди, — услышала она голос Коэна.
Девушка медленно ступала вперед.
— Наклонись, — шепнул он ей на ухо.
Керенса подошла к старухе и преклонила колени перед ее ложем. Слабой трясущейся рукой она провела по щеке девушки, охватывая пальцами выступы на ее лице. Керенса видела ее лицо, один глаз был полуоткрыт, заплывший и белый он пугал ее. Мона была абсолютно слепа.
—Красивая, — растянулась она беззубой улыбкой и снова начала кашлять. Брызги старушечьей слюны попали на лицо девушке.
— Про…
— Ничего страшного,  — утерев лицо, отозвалась Керенса, не дав ей договорить.
— Как вас зовут дитя мое? — спросила она, как только снова возобладала над своим голосом.
—Керенса, — тихо ответила девушка.
По щекам девушки потекли слезы. Она не могла объяснить себе это чувство. Наверное, это было чувство жалости. От этой женщины веяло слабостью, жизнь, находящаяся в ней, стала прозрачной и почти невидимой.
— Керенса, — повторила она растянуто, наслаждаясь каждым звуков ее имени. — Красивое имя у твоей невесты, сынок, — заметила она.
Она произнесла это довольно быстро. Боль на мгновение отпустила ее.
— Нет, мама. Она не моя невеста. Она просто...
Он не успел договорить. Керенса оборвала его.
— Мы просто еще мало знакомы. Говорить о свадьбе слишком рано. Но я уверена, что это случиться.
— Ах, как я рада за вас. Коэн подойди ко мне, — попросила мать.
Прежде чем остолбеневший от услышанного Коэн сдвинулся с места, Керенса повернулась к нему и одними губами произнесла:
— Помоги.
Присев рядом с Керенсой, Коэн взял материнскую руку. Керенса поймала на себе ненавистный взгляд юноши, от которого мгновенно покрылась неприятной дрожью. Он смотрел так долго и пристально, что внутри нее все переворачивалась. Каждая секунда, проведенная в молчании, длилась вечность. Девушка старалась не смотреть ни на него, ни на Мону.
— А я думала, что твой нрав, будет не по силу усмирить ни одной девушке, — обратилась старуха к Коэну.
Слова Моны стали для нее спасеньем. Молчанье было нарушено. Теперь ход оставался за ним. Прикрыв глаза, она тихо дышала, молясь своим богам, чтобы те помогли ей. Ее судьба висит на тонкой нити, перерубив которую во власти Коэна.   
— Я тоже так думал, — ответил он все также не сводя с Керенсы глаз.
— Я устала, — на выдохе сказала Мона. — Надеюсь, что мы еще увидимся, милая, — обратилась она к Керенсе.
— Я надеюсь на это тоже, — тихо и покорно ответила девушка, после чего встала с колен.
Поднявшись, они вышли. До кухни они шли молча, - Керенса, затем Коэн.  Войдя, он указал ей рукой на стул, приказывая сесть.
— Что это значит? — сдерживаясь изо всех сил, чтобы не уничтожить ее, спросил он.
— Прости, я не хотела, — попыталась оправдаться Керенса. — Я просто…
— Просто теперь моя мать думает, что я чуть ли не жениться на тебе собираюсь, — закончил Коэн за нее.
— Прости, — ответила она тихо.
— Кто ты вообще такая? Зачем ты свалилась мне на голову?
Керенсе нечего было ответить. Она и сама не поняла, зачем сказала, что приходится ему невестой. В той ситуации она растерялась.
— Уходи, — коротко бросил он в ее сторону.
— Но мне некуда идти, — пыталась защититься девушка.
— Меня это не волнует. Проваливай отсюда.
— Я не уйду. Я должна тут остаться. Я проделала большой путь.
— И проделаешь его еще раз по пути обратно.
Скрестив руки на груди, Керенса встала в позу, показывая всем своим видом, что не отступится от задуманного. Несколько минут они провели в абсолютном молчании.
— Не заставляй меня насильно выгонять тебя из моего дома, — предупредил Коэн.
Девушка ничего не ответила в ответ.
— Ты так и будешь здесь стоять?
Керенса кивнула.
— Ну, хорошо, я считаю до трёх.
— Раз…
— Двааа, — протянул он.
— Ну все, ты доигралась, — разозлившись, сказал он и двинулся на девушку.
— Коэн, — послышался хриплый голос матери.
— Иду, — отозвался он.
Одарив ее грозным взглядом, он вышел из комнаты, оставив ее одну.  Уходить, как того требовал Коэн, Керенса не спешила. У нее была идея получше. Скинув свою накидку, она повесила ее на гвоздь. Платье, которое было на ней за время путешествия поистрепалось, поэтому без малейшего сожаления она принялась за уборку. В углу комнаты стоял бочонок полный воды. Отлив из него в свободную чашу, она полностью погрузила ткань так, что пузырьки воздуха, захваченные вглубь вылезли на поверхность. Девушка давно не занималась уборкой и с радостью приступила к занятию. Окинув комнату, она остановилась на окнах. Пыльные, все в разводах от прошедшего дождя они выглядели ужасно. Закончив с небольшим окошком, Керенса вышла на улицу, чтобы вылить черную от грязи воду. Лишь только она приступила ко второму окну, как почувствовала чье-то присутствие. Это был Коэн и она ощущала, как его взгляд прожигает ей спину.
— Я, кажется, просил тебя покинуть мой дом, — сказал он.
— Кажется, не только мне нужна помощь, — не без доли усмешки заметила она, не оборачиваясь на него и не оставляя уборки.
Стремительно пересекая комнату, в следующий миг Коэн был уже около нее. Схватив, он снял девушку с окна и поставил на пол. Керенса стояла перед ним, такая маленькая, закрыв лицо руками. Она плакала. Испугавшись сам себя, Коэну стало неловко и даже стыдно.
— Садись — сказал он ей, подведя к стулу.
— Не стоит со мной играть, — сказал он, как только она села на стул в знак оправдания своей резкости.
  Он маячил по комнате, усугубляя и без того висящее в воздухе напряжение. Наконец он подошел к ней. Упершись одной рукой на стол, он склонился над Керенсой.
— Посмотри на меня, — попросил он.
Девушка скользнула по нему быстрым взглядом и затем убрала свои заплаканные красные глаза. Это не могло его удовлетворить.
— Подними на меня глаза, когда я с тобой говорю, — сказал он строже и, взяв за подбородок, обратил ее лицо к себе. Керенса даже не думала противится ему, подчиняясь его власти. Установив контакт глазами, как можно более спокойным голосом произнес:
— Я скажу тебе честно, наша встреча не радует меня. И ты не внушаешь мне доверия. Ты позволила себе сказать глупость по поводу нас, ввести в заблуждения мою мать. Я надеюсь, ты это осознаешь?
Керенса слабо кивнула.
— Но я готов принять во внимание то обстоятельство, что тебе некуда податься и предоставить тебе кров над головой на какое-то время.
С надеждой Керенса широко открыла глаза.
— Но у меня есть одно условие, — добавил он. — Я хочу знать, с кем делю крышу над головой. Ты должна сказать мне цель твоего визита в Каролд.
— Я не могу, — быстро проговорила она.
— Тогда нам больше не о чем разговаривать, — сказал Коэн.
— Постой, — выкрикнула она, заставив его остановиться. — Я не могу, сказать зачем я здесь. Но мне правда нужна твоя помощь и я…
— Зачем ты соврала? — не став дослушивать её до конца спросил он.
— Ты бы не позволил мне остаться, не сделав я этого. Ведь верно?
— Допустим, — ответил он, ожидая продолжения.
 — Я не могу сказать, зачем мне понадобился Каролд, но я могу сделать для тебя гораздо большее, чем просто удовлетворить любопытство. Моне осталось недолго, — девушка запнулась, понимая, что сказанные слова ранят его.  — Я могу ухаживать за ней, присматривать за домом пока тебя не будет. — И я могу сделать ее счастливой, — добавила Керенса
— Каким это образом? — не выдержав, спросил Коэн.
— Она будет знать, что не оставляет тебе одного. Чувствовать, что ты кому-то нужен, ощущать на себе заботу и любовь. Все это я могу ей дать. Она больна Коэн и заслуживает того, чтобы последние дни своей жизни провести счастливо. Я могу сделать так, чтобы она не мучилась.
Все это она сказала на одном дыхании.
— Подумай, — сказала она на выдохе и поднялась со стула, на котором сидела. — В конце-концов как бы там ни было, я хотела увидеть Мону - и я её увидела. То зачем я пришла – осуществиться. Не сейчас так позже.
— Прощай Коэн, — сказала она, снимая накидку с гвоздя.
— Стой, — услышала она и остановилась. — Ты можешь остаться. Но это не потому, что я так захотел. Так пожелала моя мать, а для меня её слова важней всего на свете.
— Спасибо.
— Но, если мне что-то не понравится - ты по первому же моему слову уходишь.
— Хорошо, — ответила она, приподняв подбородок.
— Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Он отвел ее в небольшую кладовку. В комнате не было окон. Коэн вручил ей лампу и зажег фитиль.
— Спать будешь на полу, пока я не придумаю, что-нибудь получше.
Он посмотрел ей прямо в лицо, надеясь найти там разочарование, но девушка лишь широко улыбнулась, обезоружив его своей улыбкой.
— Спасибо за приют, Коэн.
— Спокойной ночи, — ответил он сухо и закрыл за собой дверь.
Посмотрев на дверь своей комнаты, он решил, что сегодня переночует около матери. Непонятно, что в голове у этой сумасбродной девчонки.  Так будет безопасней. Последние несколько ночей он мало спал – Мона требовала к себе внимания. Ночами ей становилось хуже. Обливаясь холодным потом, она часто бредила и говорила несвязные речи. На этой стадии они поменялись ролями, он был взрослый, а она беспомощным, требующим внимание ребенком. Ей нужна была забота. Когда матери становилось особо тяжко, Коэн сидел рядом с ней и гладил по голове, напевая мотив колыбельной – от этого она успокаивалась.
Заглянув в комнату Моны, он обнаружил, что она спит. Дыхание ее было ровным и спокойным. Взяв небольшое одеяло, он кинул его на пол и, сжавшись калачиком, лег подле ее ложа. Несмотря на дикую усталость Коэн не сразу уснул. Голова была забита событиями сегодняшнего дня. Он думал о Керенсе…
      
Коэн проснулся от манящих запахов, доносящихся с кухни. Он предпринял попытку встать, которая оказалась неудачной. Все тело ломило и ныло от проведенной ночи на полу. Ногу сковало в небольшой судороге. Немного полежав, но вонзил ногти в свое тело, чтобы эта неприятная боль отступила. Наконец приложив над собой усилие – Коэн поднялся на ноги. Мона еще спала, и поэтому он на одних носочках осторожно добрался до двери и заглянул в комнату. Мона все также сладко спала, и он вышел, прикрыв за собой дверь.
Коэн подошел к окну. На улице было еще темно и только розовый отблеск всходящего солнца начинал появляется на горизонте. Сонный, он вошел в кухню.
— Прости, я, наверное, тебя разбудила, — весело поприветствовала его Керенса.
— Что это? — спросил он, сухо указывая на подобие лепешек, лежащих на столе.
— Это еда, Коэн — возмущенно ответила она. От веселого нрава, с которым она его встретила, не осталось и следа.
— Можешь попробовать. Уверяю это не отравлено, — с нотками упрека добавила Керенса.
— Из чего ты это приготовила?
— Вот в тех мешках взяла по горсточке. Я не знаю. Овес, пшеница…
— Ты не имела право брать оттуда. Это на продажу, Керенса.
Он смотрел на нее зло.
— Прости, я не знала, — начала оправдываться она, понимая, что натворила.
— Чтобы знать, нужно просто спросить – не унимался Коэн. — Взять и спросить. Неужели это так сложно?
— Но я хотела, как лучше. Я хотела, хоть немного загладить свою вину, чтобы ты увидел, что я могу быть тебе полезна.
Он смотрел на нее молча. Больше говорить было и нечего. Иногда один только взгляд может сказать больше чем тысяча слов.
— Ну, прости меня, Коэн. Я учту. Я признаю, что была не права.
 Он ничего не ответил.  Молча взял лепешку и засунул себе в рот. Она была нежной и теплой. Давно он не ел такой пищи – одни только бобы и отруби. Расправившись с одной, он взял следующую и также быстро съел ее.
— Сносно, — дал свое заключение Коэн, встав из-за стола.
— Подожди, я бы хотела поговорить с тобой.
— О чем? — спросил он.
— Присядь.
Коэн был заинтригован. Керенса не могла скрыть волнения. Она встала из-за стола и начала маячить вдоль окна.
— Не пойми меня неправильно, — начала она. — Но я бы не хотела, чтобы кто-либо знал о том, как я появилась здесь. Я ночью думала об этом и хотела бы попросить твой совет.
— Так, — до конца не понимая, о чем она говорит, заключил Коэн.
— Я думала над своей легендой, — продолжила Керенса и вдалась в пояснение своей мысли. — Дело в том, что если все будут знать про то, что я врывалась в твой дом и вела себя…
— Непотребно, — продолжил за неё Коэн.
Керенса одарила его лукавым взглядом. Кажется, она вовсе не собиралась обижаться.
 — Грубо конечно, но можно и, так сказать. В общем эта ситуация может собрать вокруг себя множество разговоров и помыслов.
— Если вообще не довести тебя до позорного столба.
Это её задело. Остолбеневшая девушка смотрела на него.
— Понимаю – перегнул, — признался он, пытаясь загладить свою вину и вернуть разговор в прежнее русло. — Продолжай.
— Я хочу, чтобы все в Каролде считали меня вашей дальней родственницей, которая прибыла на помощь Моне.
— Хм, — озадаченно произнес Коэн.
— Ну что тебе от этого? Ты ничего не потеряешь, а для меня это важно, — начала накидывать аргументы в свою пользу Керенса, чтобы развеять его сомнения.
— Хорошо. Будь, по-твоему, — после недолгого молчания произнес он. — Мне все равно. Но у меня есть одно условие.
— Если ты хочешь знать, зачем я здесь или откуда, то я уже объясняла, что не могу этого сказать, — вспыхнула она.  — Со вчерашнего вечера ничего не изменилось и...
— Нет, — перебил Коэн и взял ее руку за запястье.
Он не сделал это грубо, скорее нежно.
— Мое условие заключается в следующем: твоя легенда не должна основываться лишь на пустом звуке.
«Неужели он о том, что я вчера сказала, будто являюсь его невестой» — пронеслось в ее голове. Она не ожидала такой прямоты от него. Керенса чувствовала, как наливаются жаром лицо. От его руки исходило такое тепло, что ей показалось, будто она вся заключена в теплые объятия. Поймав себя на мысли, что ей до безумия нравится его голос, она испугалась.
— Не поняла, — рассеяно ответила Керенса, пытаясь, потушись свой внутренний пожар.
 — Я имею в виду, что ты ухаживаешь за моей матерью, как за своей. Чтобы она была счастлива, и что ты еще там мне вчера говорила в своих пламенных речах?
— Так и будет. Я сказала - я сделала, — опомнившись, быстро пролепетала Керенса.
— Значит, договорились, — сказал он, отпустив ее руку.
— Коэн, — окликнула его Керенса.
— Да?
— Почему ты не стал спрашивать меня про мое прошлое?
— Потому что ты все равно не сказала бы, — ответил он, находясь в дверях. — Глупо задавать вопрос, если заведомо знаешь, что не получишь ответ. Верно? — и подмигнув вышел, не дождавшись ответа.
«Мне не показалось», — про себя подумала девушка. «Я ему нравлюсь».
Она растянулась в смущенной улыбке. «Керенса опомнись, ты пришла сюда не за этим» — говорил ей внутренний голос, но душа чувствовала обратное.
Наложив еще не успевшие остыть лепешки, Керенса пошла в комнату к Моне.
— Мона, — произнесла Керенса ее имя, стоя перед дверью, своим голосом предупреждая о том, что войдет. Внутри послышался кашель – Мона не спала. Руки Керенсы были заняты, и, толкнув дверь боком, она вошла. — Я принесла вам поесть, — сказала девушка, замерев.  — Здесь лепешки и молоко.
— Коэн, — произнесла старуха хрипло. По ее интонации Керенса не поняла, был ли это вопрос, или она спутала ее со своим сыном, поэтому на всякий случай ответила.
— Это Керенса. Мы вчера познакомились с вами. Вы помните?
— Керенса, — протянула она ее имя так же, как произносила накануне.
— Коэн ушел по делам и поручил мне позаботиться о вас, — продолжила она. — Отныне я буду подле вас. Не бойтесь ни о чем меня просить.
— Я благодарна, — ответила Мона, повернув свое лицо на Керенсу. — Я благодарна вам за то, что вы здесь.
— Нет, не стоит, — вмешалась Керенса, испытывая давящее чувство от столь душевного признания.
— Послушайте, милая, — сказала Мона, но приступ кашля не дал ей досказать.
— Вот, выпейте, — спохватилась Керенса, поднося чашу с молоком к ее дряхлым губам. Приподнявшись, Мона сделала пару глотком, после чего снова упала головой на перину.
— Я прошу вас только об одном, если вы любите моего сына - не уводите его от меня. Прошу. Я этого не выдержу. Лишь один он у меня остался в этой жизни грешной, — сказала Мона.
Для Керенсы это стало неожиданностью. Ей стало жалко старушку. Прислонив свою руку к ее седым, редким волосам она нежно гладила ее по голове.
— Вам нужно поесть. Разрешите, я покормлю вас.
— Нет, — слабо произнесла она. — Мое тело слабо настолько, что уже не требует еды. Спойте мне Керенса. Прошу. Я хочу засыпать под ваш голос.
Керенса знала несколько песен. Их ей пела перед сном мать.

                Я для тебя кусочек неба тайно украду
                С ним ты поймешь о том, что нега
                Вершина есть всему.

                След путевая звезда оставит
                Будешь счастливая ты
                Сон эта сказка, она всех манит
                В руках твоя жизнь и мечты.

                Спи мой ангел, тихонько спи
                Покуда твой сон сторожу
                Под голос мой нежный сладко сопи
                Как время придет – разбужу.

Допев, девушка посмотрела на Мону, ее дыхание было ровным и спокойным. Встав на ноги, она вышла из комнаты и только тогда позволила слезам течь по ее лицу. В горле образовался ком. Воспоминания, заложницей которых она являлась, все чаще давали о себе знать.