Собачья мама

Такое прозвище родители дали мне в детстве. Когда мне было шесть лет, я стала с улицы приносить щенков. Приду заплаканная, неся очередного моего "пациента" - чтобы подкормить его, вылечить и отпустить через месяц. В собаках я души не чаяла. Взрослых собак мне строго-настрого запрещалось приводить, но после долгой мольбы, щенки всё-таки оставлялись, но с предварительным уговором - только на месяц! - и с условием, что только я сама буду за ними ухаживать.
Мама терпеть не могла никакой живности  в доме - ни кошек, ни собак. Поэтому их и запрещали мне приносить. Но с моим желанием помочь очередному обездоленному существу никто ничего не мог поделать. Требование  же деть очередного щенка, когда он окрепнет, куда угодно, должно было исполняться неукоснительно,а данное мной слово я никогда не нарушала.
Собак не боялась вообще, они это чувствовали. Я смотрела им в глаза и видела в них только бесконечное доверие и благодарность.
Сложно бывало только с очень маленькими, только что отнятыми от мамки и выброшенными, ещё слепыми кутятами, они ведь плачут всю ночь. Но, поскольку бессонница стала обычным в моей жизни явлением, мне не составляло труда первые три ночи не спать ради них - все ночи ходила с ними на руках, утешая, лишь бы они не издали ни одного звука, чтобы, избави боже, не разбудить маму...
_________ 

В восемнадцать я жила уже далеко от дома - училась в музучилище в столице, куда перевелась из своего города сразу после первого курса.
Жить приходилось на съёмных квартирах. Менять их приходилось достаточно часто. На последнем курсе очень повезло - домик, где было две комнатки с отдельным входом, находился всего в двух кварталах от музучилища. И хозяйки нет под боком, и пешком до учёбы всего четыре минуты.
Открываю утром как-то дверь - на пороге стоит дворняга, меня не выпускает, пристально и невыразимо грустно глядя  мне в глаза не отрываясь. Наклоняюсь к ней и меня пронзает ужасом:
вместо одного глаза у неё - кровавое вздувшееся месиво.
Недалеко от нас - средняя школа. Мальчишки, видимо, покалечили  бедную животину. Мне некогда, я могу опоздать.
И прогонять её никак нельзя, ведь она пришла именно ко мне за помощью. Постелила ей на веранде, оставив еду, к которой она не прикоснулась и воду  и умчалась на занятие.
Еле отсидела назначенное время, лихорадочно соображая, чем я смогу помочь пострадавшей бедолажке.
Ну ,понятное дело, нужен какой-нибудь антибиотик. После занятий заскочила в аптеку. Чем, чем ей помочь?
Таак,спокойнее. Раз у неё Такоое!... наверняка лучше засыпать порошком. Но мне не повезло, нужное лекарство удалось купить позже. А что же делать сейчас?!
Собака лежала на подстилке так, как я её и оставила.У неё сильный жар. Мне было по-настоящему страшно, ведь такое в моей практике ещё не встречалось. Её бы прооперировать...
но тогда, в те годы, клиник для собак не было. Значит надо всё сделать самой. Помочь надо немедленно.
Развожу марганцовку, чтобы смыть пыль с песком, налипшие на вывалившееся нечто, бывшее недавно глазом, приступаю.
Руки у самой ходуном ходят от страха, ведь я должна сейчас сделать ей опять больно, её страдание вонзается мне прямо в мозг.
Аккуратно промыла ей глаз. Ну а дальше-то что?
Тут мне приходит блестящая идея,-сахар! Он же консерватор!
Он не даст развиваться воспалению. Не имея миксера, истолкла сахар вручную, засыпала ей обильно глаз.
Ну что, всё, что я могла, я сейчас сделала. Что делать дальше, будет видно завтра, главное, чтобы она всё-таки не умерла за ночь.
До ночи она пролежала, не шелохнувшись. Ночью я несколько раз вставала - глянуть, как она...
без изменений,всё в той же позе лежит.
К утру жар спал, утром я повторила вчерашнее, чтобы сахар покрывал рану сухим чистым спасением.
Три дня собака не ела вообще, только воду стала пить. На четвёртый день наконец-то поела. Опухоль, на удивление, почти сошла, но вид раны всё-таки был ужасен. Остатки глаза надо было бы всё-таки выковырять,но я на это решиться не могла.
Да этого и не понадобилось, собака сама с этим справилась. Вот тогда-то я присыпала ей глазницу пригодившимся антибиотиком.
После этого она уже поправлялась стремительно.
На полное восстановление ей понадобилось две недели. Все эти дни она ненадолго выходила с веранды, но одним утром, запросясь на двор, долго пристально глядела на меня своим одним, сверкающим от радости глазом, затем уткнулась мне в ладони, благодарно дыша жарко, подняла морду, улыбнулась и ушла. Больше она ко мне не возвращалась. Да и пришла ведь только за тем, чтобы я её вылечила...