Рождение легенды затерянные во времени

               


            
                Пролог
         Молодой человек  в мундире Преображенского полка нервно мерил шагами  небольшую гостиную, обставленную бедновато, но со вкусом. Он постоянно прислушивался к стонам и вскрикам, которые доносились из-за неплотно прикрытых дверей.  Мимо неслышно прошмыгнула, успев низко поклониться ему, очередная повитуха. Она скрылась за дверями спальни, где в родовых схватках металась молоденькая  женщина. Искусанные в кровь губы,  бледное до синевы лицо, выдавали муки роженицы.
        – Тужьтесь, госпожа, тужьтесь. Осталось совсем немного. Уже видна головка дитяти. –  Шепотом приговаривала повитуха, обхватив  руками высокий живот и  выдавливая потихоньку плод. – Помоги ей, Анна – наклонилась повитуха ко второй, только что вошедшей  женщине.  – Она исходит кровью, надо торопиться!
       В безмолвии прошло еще несколько минут и вдруг раздались почти одновременно два крика. Один – протяжный и болезненный, как будто  прощался с жизнью, а второй тонкий, пронзительный, жизнеутверждающе заявлял о себе. Голосок не плакал, требовал, требовал к себе внимания, как-будто знал заранее, что его будет не хватать ему всю жизнь и плакал, плакал, плакал,  требуя  внимания к своей маленькой персоне…
      – У Вас сын! Войдите, сударь, попрощайтесь. Она уходит. Истекла кровью. – Тихонько приоткрыв  дверь, низко поклонилась  ему повитуха.
      Молодой человек шагнул в спальню и отшатнулся. В нос ударил запах крови, рядом с ложем в круглой   глубокой миске, лежали скомканные куски белого тонкого полотна в красных пятнах, на пеленальном столике незнакомая женщина, давече прошмыгнувшая в спальню, пеленала  младенца. На пышном ложе, когда-то знавшем другие ночи и вечера, лежала она – царица души его, повелительница тела и мыслей. Черные, как ночь волосы, пышным ореолом  разметались вокруг   бледного лица. Когда-то горевшие ярким румянцем щеки, потеряв свою детскую округлость, ввалились, искусанные в кровь губы, больше не напоминали лепестки роз.
     – Мария! Моя, Мария! –  Зарыдал, припадая  губами ко лбу роженицы, молодой человек. – Не покидай меня, я молю бога, не покидай меня.
       Молодая женщина приоткрыла глаза и что-то прошептала.  Он наклонился к ее губам:
       – Назови его Петей, как деда  рода вашего. Не покидай Петеньку, он твой первенец. – Она устало опустила веки. Длинные ресницы черными полукружьями легли на восковидное лицо. …

      Январский ветер утробно завывал в колодцах дворов высоких зданий.  Кидался тяжелыми комьями колючего снега. Закрывал глаза припозднившимся любопытным прохожим. Северная столица  готовилась к  новогодним  праздничным торжествам, ждала  в предпраздничном  настроении веселых шутих и  зарниц из цветных огней, что взлетали над  замерзшей Невой в ночное небо.  Никто не заметил, как темной ночью со двора выехали две кареты.  Одна скрылась в направлении городского кладбища. Вторая  долго петляла по улицам, пока не  укрылась в глубине неказистого с виду двора. Ребенка внесли в дом.   Кратким был разговор  и уже к осени 1889 года неизвестный никому Петюня уезжал на родину своей маменьки в далекое  никому не известное, расположенное в южных землях, Господарство Молдавское.

                Глава 1. Кто он?

            Прошло более 120 лет.   … И однажды в наши дни  от огородных дел меня оторвал звонок мобильного телефона.
– Кому не спиться в рань такую? – Подумала я, поднося к уху мобильный.
– Валь, это ты? – несуразность вопроса заставила улыбнуться. – Ты можешь приехать к нам? Тут такое дело, даже не знаю, как начать …  В общем, твой братик  Витя из тех Романовых. Приезжай, пока жива  бабушка Машуня. Только сейчас решилась она рассказать о тайне  ее семьи, Витиного отца и деда тоже. Ей 97 лет и,   сама понимаешь, время истекает.
      Витя – мой двоюродный брат. Его отец, Иван Петрович, скончался в 2011 году, прожив долгую жизнь, полную печальных дней. Это был наш любимейший дядя Ваня. Каждый его приезд становился праздником. С его приездом, отступали на второй план голод и холод в нашей, осиротевшей в 1951 году,  семье. Мне шел двенадцатый год,  Вове – седьмой, младшей сестренке Юле – пятый. Мы с братом Вовой с нетерпением ждали ночи. Вечером, прижавшись к дяде Ване с двух сторон, мы с упоением слушали его «сказки» о космосе, звездах, далеких галактиках,  легенды о фараонах. Наши бесконечные вопросы, иногда до  трех-четырех часов утра, не давали ему хоть немного отдохнуть после  суточного дежурства. Дядя Ваня служил в НКВД.  Повзрослев, мы с братом удивлялись обширности его знаний,  грамотной речи,   такой несвойственной тому времени интеллигентности, тем более на такой  жестокой службе. А, оказывается, ларчик открывался просто. И только сегодня, после звонка невестки Галины, я задала себе нелегкий вопрос:
      – Кто же отец нашего самого любимого дяди Вани. А его дедушка  Петр Николаевич Романов?  Кем приходиться мой двоюродный братец  великой царской семье?   – просто однофамилец, плод больной фантазии  или бастард одного из членов клана? Как попал Витин дедушка в Господарство Молдавское в ту далекую осень  1889 года?  …
      Нет, не отдала нам документы бабушка Машуня и даже не сказала, где они? На наши настойчивые просьбы показать сейчас документацию (какая есть), туманно ответила:
– тот дом сгорел, а мельница еще есть, там у дороги на  Слободзейский паром, а документы мы успели, перенесли, но я потом, пойду, достану. Чужие тут. А за документы и на каторгу можно, – боязливо оглянувшись на маленькую толпу любопытных родичей, – тихо добавила она.  А рассказать я могу, потом пойдете, остатки мельницы увидите по дороге на паром.
 Вот о чем рассказала бабушка Машуня. …

                Продолжение следует