Вечный Фауст

Вечный «Фауст»
Сколько себя помню, столько звучат во мне знаменитые издевательские куплеты Мефистофеля из оперы Гуно «Фауст», неподражаемо едко исполняемые великим Шаляпиным: «На земле весь род людской, чтит один кумир священный, он царит над всей вселенной, тот кумир – телец златой!» Жаль, что сегодня оперы всегда исполняются на языке оригинала, непонятном большинству слушателей. Ведь слова так характеризуют персонажи оперы, помогают полноценно воспринимать заложенные в нее идеи авторов, а кроме того, они программируют режиссуру, не давая слишком далеко уходить от либретто.
Эта самая, пожалуй, известная ария в репертуаре Федора Шаляпина невольно сопровождала мое не очень уютное детство, наполняя раскатами дьявольского смеха с виниловой пластинки долгие ленинградские вечера в нашей не достаточно большой для четверых комнате в неспокойной коммуналке на первом этаже. Грозные строки «Люди гибнут за металл…» и «Сатана там правит бал…» наводили на размышления. Но мне было трудно представить себе этот мир золотого тельца, поскольку самой большой роскошью в нашем доме, так сказать, материального характера в этот период были занавески на выходящие во двор два окна и скатерть на обеденный стол между ними. Мама их сшила из дешевой (99 копеек за метр) обивочной ткани (потом я часто видела такую материю на матрацах деревянных кроватей) – сероватый фон и малиново-коричневый геометрический орнамент. Когда она водрузила их на окна и стол, то очень гордилась результатом, показывала эту красоту соседям, широко распахивая дверь. Те восхищались, ахали, потом уходили в свои комнатки поменьше, где на окнах висел обыкновенный тюль, который моя мама в духе времени считала «мещанством».
А Шаляпин продолжал петь изо дня в день свои пророческие, как оказалось, куплеты с кровожадными предсказаниями: «…В угожденье богу злата, край на край встаёт войной; и людская кровь рекой по клинку течёт булата»… Мы же ежились от пугающих новостей. Помню, как однажды мама выдохнула где-то в начале 1960-х: «Все, слава богу, войны не будет!». Полагаю, она имела в виду Карибский кризис, кто-то из ее знакомых «по своим каналам» эту информацию получил…
Потом откуда-то возник в моей жизни воодушевляющий хор-марш солдат из третьего (иногда оно четвертое) действия оперы: «Мы все вернулись с войны домой, славой покрыли мы образ твой…». Его торжественная мелодия властно захватывала воображение, требуя повторения: «Анкор, еще анкор!». А следом, наступил черед каватины Валентина: «О всесильный бог любви, ты услышь мою мольбу, я за сестру тебя прошу, сжалься, сжалься ты над ней…». Здесь, видимо, радио постаралось, которое я, не отрываясь, слушала все время, пока взрослых не было дома и в Ленинграде, и позднее, в Гродно. Валентина так неотразимо пел Павел Лисициан, а его голос был удивительно притягателен во всех партиях.
Полностью эту оперу я услышала в Благовещенске во время гастролей Бурятского театра оперы и балета в конце 1960-х годов. Спектакль этого нежно любимого мною театра поразительно точно совпал с возникшем в моем воображении представлением о прославленной опере Гуно. Появляющийся в клубАх адского дыма и пламени Мефистофель в исполнении легендарного баса этого театра Лхасарана Линховоина не разочаровал. Он одновременно напоминал языческого восточного злого духа и христианского Люцифера: сверкал глазами, гремел мощным басом, вызывал трепет всем своим грозным видом. Казалось, даже выдыхаемый им воздух напоен запахом серы… И другие персонажи не обманули ожиданий. Обреченные на несчастья происками дьявола герои оперы – малодушный Фауст и неискушенная Маргарита – двигались своим чередом под волшебную музыку Гуно к неминуемой трагической развязке. Именно обворожительные и впечатляющие мелодии оперы делали поучительную историю потворства собственным греховным желаниям, подогретым дьявольским коварством, не такой назидательной и вызывали волну сочувствия к героям, погибающим из-за вполне понятной человеческой слабости и неосмотрительности. Линию дьявольской порочности усиливала темпераментно станцованная балетная вакханалия «Вальпургиевой ночи» с выдающейся примой-балериной этого театра Ларисой Сахьяновой в роли главной участницы полуночного ведьминского шабаша.
Я потом долго ходила под впечатлением от этой оперы, нашла ноты хора солдат и вальса из сцены бала, разучила эти фрагменты и на протяжении почти всей жизни время от времени играла их для себя на пианино, как могла… А каватина Валентина надолго стала одним из моих самых любимых вокальных фрагментов в этой опере. Я ее даже часто напевала и про себя, и вслух.
Удивительно, что столь религиозная по содержанию опера в советское время не производила такого впечатления, хотя пели ее по-русски, скорее казалось, что в ней говорится о борьбе добра и зла в жизни человека. И Мефистофель воспринимался как аллегорический персонаж, несмотря на вполне соответствующий библейской трактовке образ. И ангельские голоса не вызывали никаких возражений в тот атеистический период. Более того, с 1948 года известны две грамзаписи этой оперы, первая – в исполнении И.Козловского, Е.Шумской, П.Лисициана и А. Пирогова. А в 1956 году Большой театр возил балетную картину «Вальпургиева ночь» на свои первые гастроли в Лондон. Видимо, все дело было в том, что тогда не умничали и не пытались по-своему толковать замысел великих авторов. Действие, как и задумывалось, имело место в средневековой Германии, в некоторых трактовках – в XVI веке. Церковь, тюрьма, сад, таверна, городская площадь выглядели именно так, как ожидал их увидеть зритель. В вакханалии участвовали ведьмы, вакханки, сатиры и прочая потусторонняя нечисть, впрочем, вполне эстетичная и шустрая. А если хотели чего-то современного на злобу дня, то писали и ставили в Большом театре оперы «Октябрь», «Любовь Яровая» и «Мать» (по роману Горького). В последней, в  сцене после ареста матери Павла, пели: «Твою мать, твою мать, твою мать арестовали», и вся Москва гоготала от восторга, передавая этот вокальный перл из уст в уста.
Не знаю, уж кому все это показалось недостаточно концептуальным, но экспериментировать с «Фаустом» Гуно за рубежом начали довольно давно. Сначала просто переставляли местами отдельные фрагменты, потом стали менять сценографию, декорации и сюжетные трактовки, благо французский текст понятен только французам. Почему-то больше всего усугубляли линию порока, облекая похоть во все более реалистичные и неприглядные формы. Потом добрались и до хореографии «Вальпургиевой ночи». В одном из европейских театров ее превратили в эдакое эротическое бордельно-трансвеститное шоу, правда, исполненное все-таки одетыми танцовщиками. Перенося действие в более близкое к нам время, наделяя действующих лиц не заложенными ни в либретто, ни в музыке характеристиками, вовлекая в сюжет чуждые замыслу идеи, бегущие в авангарде оперного прогресса режиссеры разрушали художественную и жанровую цельность одной из лучших опер в мировой культуре, вносили в нее элементы, характерные для массовой культуры. Это превращало музыкальный шедевр XIX века в парад реализованных комплексов и предрассудков театральных деятелей ХХ и ХХI веков. При этом ни одного слова в исполняемом тексте они изменить не могли – неимущественное авторское право такого никогда не позволяло и не позволяет. Либо пой, как написано, либо не пой. Третьего не дано.
Отечественные режиссеры нынешнего века тоже внесли свою лепту в это переиначивание оперы. Причем, почему-то все время делали это в каком-то не своем стиле. В московском театре «Новая опера» оперу дополнили идеями М.Булгакова из «Мастера и Маргариты». Чем Воланд интереснее Мефистофеля? Как стыкуются две Маргариты: булгаковская замужняя Маргарита, которую «частица черта в нас, в сияньи наших глаз» легко превращает в ведьму, и невинная наивная обманутая испугавшимся смерти Фаустом девушка Маргарита, которая предпочла смерть и Бога для спасения своей бессмертной души? Чем наших театральных деятелей не устраивает гениальная опера Гуно, которая, по их же признаниям, нечасто ставится в наших театрах, поэтому никому не могла наскучить в натуральном, так сказать, виде?
Нынешним летом в дни фестиваля «Звезды белых ночей» мне довелось видеть версию оперы «Фауст» на сцене Мариинского театра. Его создала в 2013 году режиссер и художник-постановщик Изабелла Байвотер. Она «подновила» ее в русле набоковской «Лолиты». В ее трактовке Маргарите 14 лет. Так и хотелось спросить: неужели режиссер разыгрывала вдруг выскочившую, как черт из табакерки, такую плодотворно гнусную педофильскую карту? Странно, что ей не пришло в голову, что 14 лет в средние века и сегодня – это два разных возраста, и что нельзя лезть с нашим аршином в прошлые века. Но этого режиссеру показалось мало, и она добавила еще «жареной» клубнички – гомосексуалистский мотив! И это в оперу, написанную верующим католиком, который в поступках двух героев – Фауста и Маргариты – показал фактически, что в человеке главное! Душа, которую надо спасти любой ценой! Она не может быть отдана во власть темных сил ни при каких обстоятельствах! А это позволяет сделать только вера в Бога! Не отягощенная знаниями девушка это смогла, а познавший все тонкости наук слабовольный доктор Фауст не смог! Но не потому, что был образованным, как буквально и довольно грубо пыталась показать режиссер и постановщик оперы, а потому что, состарившись, разуверился во всем, а, значит, потерял себя. Фактически сделка с дьяволом – это предательство своей человеческой сущности, своего светлого начала, нравственности, без чего человек превращается во что угодно – в убийцу, в монстра, в нечеловека. Это куда более значимая проблема личностного выбора, поступка, чем конъюнктурное превращение сцены вечеринки в кабачке, где присутствуют солдаты, студенты и девушки, в подобие занятий в студенческой аудитории с лекционной кафедрой и узнаваемыми академическими мантиями, школьницами и солдатней, которая недвусмысленно пристает к несовершеннолетним. Вопрос о сущности любви, соотношения ее плотской и духовной составляющих важнее превращения Фауста в педофила, который обольщает четырнадцатилетнюю школьницу в форменном платье с ранцем. А уж зачем Зибеля, друга брата Маргариты, влюбленного в нее юношу, который как раз олицетворяет бескорыстную, неплотскую любовь в этой опере, превратили без всякого дьявольского вмешательства в женщину, страстно влюбленную в четырнадцатилетнюю, если верить режиссеру, девочку, я вообще не могу объяснить ничем, кроме личной испорченности автора этого решения.
В декорации главным атрибутом была выбрана постель. Она, словно алтарь порока, присутствовала везде, передвигаясь из центра на периферию сцены, – в комнате, в таверне, в церкви, только что на улицу не выезжала. Ее использовали даже вместо тюремной камеры, где сумасшедшая Маргарита отреклась от дьявола и отдала себя под защиту Бога. С тюрьмой, убитым ребенком, предстоящей казнью вообще были какие-то непонятки. Их вроде бы и не было, хотя русские титры исправно воспроизводили слова традиционного либретто. При этом к месту и не к месту по ходу действия появлялись какие-то чудовища и уродцы, словно подтверждая справедливость слов, что сон разума и здравого смысла рождает чудовищ. Еще было много бытовых деталей, вероятно, призванных выявить время действия. Водопровод в виде привычного для каждой современной ванной комнаты умывальника, надгробие с датой смерти (надпись сделана по-английски) – 1937, таз с водой, где престарелый доктор Фауст греет ноги… Из этого следует, что все происходящее на сцене – это Германия времен Гитлера накануне Второй мировой войны. Но там гомосексуалистов, мягко говоря, не жаловали, и Зибель-лесбиянка быстренько бы отправилась в какой-нибудь концлагерь. Разгулявшихся пристающих к детям солдат тоже быстренько бы приструнили, еще бы и взгрели, как следует. А лихо орудующие шпагами (а не огнестрельным оружие!) и закалывающие кого вздумается военные и гражданские, пусть даже по наущению кукловода-Мефистофеля, вообще из области аберрации сознания. Так и хотелось спросить: а для российского ли зрителя все это создавали? Хорошо хоть у Мефистофеля не было сходства с Гитлером! Этот адский властитель был вообще каким-то не впечатляющим, напоминал резонёра, которого все почему-то слушались. До Аль Пачино из «Адвоката дьявола» он точно не дотягивал. О великих предшественниках, исполнителях этой партии в опере Гуно я уже молчу. Все это бездарное нагромождение плодов больного воображения помешало мне насладиться моей любимой оперой Гуно. И музыка была не в радость, и голоса исполнителей. Больше всего мне было обидно, что не удалось услышать во всей красе каватину Валентина и хор солдат.
От спектакля Мариинки, мягко говоря, я не получила никакого удовольствия. Более того, я еле удержалась, чтобы не уйти с него в середине действия, настолько неприятными и даже оскорбительными были предлагаемые режиссером трактовки. Осталась только потому, что захотелось понять, куда же выведет кривая эту диковатую историю.
Я поначалу думала, что режиссер – иностранка, в Интернете ее величают английским режиссером с мировой известностью. Но в серьезных источниках ее называют российской гражданкой. Дают фотографию – молодая красивая, явно нравящаяся себе дама. Что заставляет ее использовать такие расхожие идеи и образы для реализации не новой мысли, заявленной в размещенном на сайте театра интервью, о том, что в каждом человеке есть частица дьявола? Ведь создатели оперы – и Шарль Гуно, и Ж.Барбье и М.Каре – сделали это изящнее, тоньше, достойнее, наконец, художественнее. Они не отказали и в божественном начале каждому из нас, даже неверующему, даже атеисту.
На одном из театральных сайтов Петербурга, информирующих о том, куда пойти в свободный вечер, я прочитала, что, оказывается, Изабелла Байвотер подготовила трагедию Гёте «Фауст» в оперном воплощении, «окунувшись в философские мысли Гете и добавив свое прочтение шедевра великого немецкого писателя… музыкальной тканью (спектакля) стало произведение Шарля Гуно»… Ну, просто, как говорили в моем детстве, «шедевр на полотне»! Это же не опера Гуно, а музыкальная ткань!.. Чудны дела твои, господи! Здесь же сообщается: «Маргарите (Екатерина Гончарова) — возлюбленной Фауста — всего 14 лет. Сложность и прекрасную сущность их любви автор также включает в особенную философию истории-легенды о докторе Фаусте» (http://kudago.com/spb/event/opera-faust-mariinka/). Возможно, я чего-то не знаю, и сюжет закончился свадьбой? Кстати, одна моя знакомая и вправду озадачилась, вспоминая сюжет оперы: «А что мешало Фаусту жениться на Маргарите, ведь он ее любил?» И, действительно, что?
Много вопросов возникает после подобных спектаклей. Но прежде всего, хочется спросить: может быть, в порыве свободного от всех норм и приличий творчества режиссерам, даже с мировым именем, стоит иногда вспомнить пресловутое «не навреди»? Нет, не зрителям! О них давно уже никто не думает (у меня иногда возникает крамольная мысль, что, «кто платит, тот и заказывает музыку» – спонсоры). Но самим великим творениям вредить неразумно! Ведь любители оперы идут на «Фауста» Гуно, и ждут, что это будет именно Гуно... И прежде, чем замахиваться «на самого нашего Шекспира», возможно, имеет смысл задаться вопросом: «Зачем?». Ведь в первозданном виде все равно будет лучше!
Недавно в афише Мариинского театра появился анонс выступления Бурятского театра оперы и балета, и я подумала, а вдруг они привезут тот самый, не модный, не концептуальный, не изуродованный спектакль моей юности, где Маргарита была просто девушкой, а Фауст просто доктором, где Мефистофель олицетворял зло, а Бог добро. И никакого водопровода, никаких лекторов в кабаке, никаких монстров в церкви!..
…Господи, помоги им, ибо не ведают, что творят!