А. М. Собакина,

Московского — А. М. Собакина,   


 Балетные училища — учебные заведения, где обучаются будущие артисты балета.
    Первое балетное училище (школа) в России основана в Петербурге 5 мая 1738 года. Его основателем и первым педагогом был танцмейстер Шляхетского корпуса Ж. Ланде. В училище занимались дети дворцовой «челяди», срок обучения был установлен в четыре года.
    В XVIII веке и до середины XIX века балетные училища возникли и в других странах: в середине XVIII века — в Австрии, при венской придворной труппе; в 1756 году — в Дании (в деятельности этого училища большое участие принимал А. Бурнонвиль); в 1773 году — в Швеции при Королевской опере; в 1784 году – во Франции при Академии музыки («Гранд-Опера») — здесь преподавали М. и П. Гардель, Ж. Кулон, О. Вестрис, М. Тальони; в Италии существовали Венецианское и Неаполитанское (организовано в 1812 году С. Вигано) училища, позднее возникло училище при театре «Ла Скала» (Милан), которым в 1837-1850 годах руководил К. Блазис.
    В Москве балетное училище (в те годы называвшееся балетной школой) основано при Воспитательном доме в 1773 году. Готовило актеров драматических и музыкальных театров. В московском и петербургском балетных училищах преподавали выдающиеся деятели балетного театра: Ф. Хильфердинг, Ш. Дидло, Ф. Тальони, И. И. Вальберх, А. П. Глушковский, М. И. Истина, которые воспитали таких танцовщиков, как А. Топорков, Т. С. Бубликов, Е. И. Колосова. В 1806 году оба балетных училища стали именоваться императорскими, они готовили артистов всех жанров (драматических, оперных, балетных); специальность определялась на последнем этапе обучения.
    С открытием Петербургской (1862 г.) и Московской (1866 г.) консерваторий и драматических курсов (в восьмидесятых годах XIX века) при Малом и Александрийском театрах в балетных училищах стали готовить только танцовщиков.
    В конце XIX века балетные училища в России были реорганизованы: общеобразовательные предметы стали преподаваться по программе казенной женской гимназии, появились первые программы по классическому танцу.
    Воспитанниками Петербургского балетного училища были: Е. И. Андреянова, Л. И. Иванов, А. П. Павлова, П. А. Гердт, А. Я. Ваганова, В. Ф. Нижинский, М. М. Фокин; Московского — А. М. Собакина, Е. А. Санковская, Л. А. Рославлева, Е. В. Гельцер.
    После Октябрьской революции учебный процесс в балетных училищах был полностью преобразован: значительно расширен цикл специальных и искусствоведческих дисциплин, все предметы преподавались по единым программам. Рост оперно-балетных театров в стране вызвал увеличение количества балетных училищ. В 1960 году в СССР функционировало семнадцать балетных училищ. Ведущими балетными училищами в СССР являлись Московское хореографическое училище при Большом театре и Ленинградское хореографическое училище. Среди выпускников Московского хореографического училища: М. М. Габович, О. В. Лепешинская, М. М. Плисецкая; Ленинградского хореографического училища — Г. С. Уланова, М. Т. Семенова, Н. М. Дудинская, В. М. Чабукиани, Т. М. Вечеслова, Л. М. Лавровский, Р. В. Захаров, А. Н. Ермолаев. В деятельности Московского хореографического училища ведущую роль играли педагоги В. Д. Тихомиров, А. А. Горский, Е. П. Гердт, М. А. Кожухова; в Ленинградском хореографическом училище — педагоги А. Я. Ваганова, Т. М. Вечеслов.
    Балетные училища также существуют: в Швеции (реорганизовано в государственное), в Дании (при Королевском балете), в Австрии, во Франции (при театре «Гранд-Опера»), в Италии (при театре «Ла Скала»), в Польше (при варшавском Большом театре), в Англии (при балетной труппе Королевский балет с 1931 г.), в Китае (Пекинское государственное балетное училище с 1954 г.).
    Правила приема детей в балетные школы.
    Первый отборочный экзаменационный тур.
    Комиссия должна предварительно оценить внешние, сценические и профессиональные физические (функциональные) данные абитуриента, все это отразить в экзаменационном оценочном листе первого тура и дать заключение (рекомендацию) о возможности допуска ко второму туру экзаменов.
    На комиссию дети вызываются группами по десять-двенадцать человек. Их ставят лицом к членам комиссии, чтобы те имели возможность, сравнивая, выделить тех, кто отличается наилучшей пропорциональностью телосложения, наибольшей внешней привлекательностью.
    После этого начинается знакомство с каждым ребенком в отдельности. Визуально изучаются форма и пропорции тела в положении стоя с сомкнутыми стопами ног (I невыворотная позиция ног) в четырех ракурсах: лицом, левым и правым боком и спиной. Предпочтение отдается детям умеренно долихоморфного типа сложения: узкокостным, с нормальным или слегка удлиненным корпусом, узкими или в норме плечами, с удлиненными ровными ногами, такими же руками, тонкими кистями и пальцами рук. Стопы должны иметь ярко выраженные своды, первый и второй пальцы — одинаковой длины. Голова и шея пропорциональны телу ребенка. Черты лица правильные. Лицо выразительное.
    Принимаются для занятий классическим танцем также дети со средним или мезоморфным типом сложения, обладающие выразительной сценической внешностью. При приеме мальчиков средний (мезоморфный) тип сложения даже предпочтителен.
    Не принимаются дети, которые выглядят внешне несценично, но делать подобные заключения следует с большой осторожностью, так как главным критерием при приеме, как уже говорилось, являются пропорциональное строение тела, профессиональные данные, артистическая одаренность.
    В то же время считаем необходимым обратить внимание на следующие отрицательные признаки внешнего облика ребенка, при этом учитывая, что в процессе роста и развития здесь могут произойти значительные изменения.
    Телосложение. Не принимаются дети брахиморфного типа сложения. Они отличаются широкими и укороченными пропорциями тела: при длинном туловище имеют короткие ноги, при широких плечах широкий низкий таз.
    Голова. Отрицательными признаками являются: непропорциональная большая голова, голова угловатой формы, крупная нижняя челюсть, большой подбородок, выступающие наружу углы челюсти, неправильной или уродливой формы нос, уши, деформация передних зубов, нарушенный (неправильный) прикус.
    Шея. Противопоказан прием детей с короткой и широкой шеей. Дети с чрезмерно длинной шеей, с выступающим кадыком (щитовидным хрящем) также несценичны.
    Плечевой пояс. Не принимаются дети с резко выделяющимися, приподнятыми или асимметричными ключицами, а также с выступающими грудинными и плечевыми концами, с широкой и угловатой формой плеч и с крыловидными и асимметричными лопатками.
    Руки. Отрицательным признаком считаются руки с чрезмерными перегибаниями в локтевом суставе, а также короткие руки.
    Позвоночный столб. Не принимаются дети с искривленным позвоночником. Это — выраженный кифоз (сутулость или «круглая спина»), гиперлордоз («седлообразная поясница»), выраженный сколиоз второй и третьей степени (выраженная асимметрия лопаток).
    Грудная клетка. Отрицательные признаки: асимметрия грудной клетки, узкая форма с деформацией ребер, выступающая грудина («килеобразная» или «куриная» грудь), заметное западение грудины (воронкообразная деформация).
    Таз. Противопоказан прием детей с широким тазом, «седлообразной» поясницей (гиперлордоз), низко посаженным тазом, с чрезмерными жировыми отложениями на бедрах, с массивными бедрами, с крупными и развитыми ягодичными мышцами.
    Живот. Не принимаются дети с большим животом при отсутствии подкожных жировых отложений.
    Ноги. Не принимаются дети с сильно выраженными «саблевидными», X-образными а) и O-образными б) ногами.
    Стопы. Скошенные, широкие с крупной лодыжкой и выраженным плоскостопием стопы противопоказаны для занятий классическим танцем.
    После знакомства с внешними сценическими данными комиссия проводит проверку профессиональных физических (функциональных) данных, таких как: выворотность ног, состояние стоп (в том числе подъема), танцевальный шаг, гибкость тела, прыжок.
    Второй, медицинский, тур отбора.
    На втором туре проводится тщательное медицинское обслуживание детей детскими врачами всех специальностей. Во время осмотра присутствие педагогов тех классов, в которых будут учиться дети, обязательно, поскольку им следует знать мнение врачей-специалистов о здоровье и анатомо-физиолого-психологических особенностях каждого их будущего ученика.
    Врачи-специалисты проверяют состояние внутренних органов (сердца, легких, вестибулярного аппарата и другие), особо обращая внимание на зрение. В данном случае врачи и врачебная комиссия призваны исходить из того, что занятия классическим танцем требуют больших усилий и поэтому дети должны быть абсолютно здоровы.
    При осмотре детей используется метод антропометрического исследования: измеряются вес, рост, выводится индекс длинноногости (по Н. Дембо и П. Коловарскому). Исследование проводится во всех возможных ракурсах.
    При исследовании корпуса (торса, туловища) главное внимание обращается на состояние позвоночника, на степень его изгиба в сагиттальной (делящей тело на правую и левую части) и фронтальной (делящей тело на переднюю и заднюю части) плоскостях. В правильной осанке все части тела симметричны. Фиксируются отклонения в осанке, которые могут быть во фронтальной плоскости (сутулость — кифоз, увеличенный прогиб в поясничном отделе позвоночника — лордоз) и в сагиттальной плоскости (асимметрия лопаток — сколиоз). Дети с серьезными отклонениями в осанке заниматься классическим танцем не могут.
    У будущих танцовщиков не должно быть резко выраженных X-образных и O-образных форм ног. Допускается при Х-образных ногах расстояние между стопами не более 10-12 см, при О-образных ногах расстояние между голенями и бедрами не должно превышать 3-3,5 см.
    Для занятий классическим танцем не могут быть приняты дети с выраженными переразгибаниями в локтевых суставах. Важны форма и состояние стоп. У правильной стопы первый и второй пальцы одинаковой длины, своды стоп хорошо выражены. Ярко выраженные продольное и поперечное плоскостопие при приеме нежелательны.
    Определяется тип сложения тела ребенка (долихоморфный, мезоморфный, брахиморфный) и его тип высшей нервной деятельности (темперамент холерика, сангвиника, флегматика, меланхолика).
    Когда подводятся итоги второго тура, заключению врачебной комиссии о возможности того или иного будущего воспитанника обучаться классическому танцу придается большое значение. Однако не менее важно и мнение педагога-хореографа о тех детях, которые, обладая определенными способностями, физически еще недостаточно окрепли и имеют в силу этого незначительные отклонения в осанке. И поэтому педагог должен определить, насколько возможны корригирование отклонений в осанке, развитие и совершенствование профессиональных данных. При весьма высоких требованиях к общефизическому состоянию ребенка нельзя просмотреть одаренного ребенка.
    И все же главным критерием отбора кандидатов на этом этапе становится заключение врачей.
    Третий, заключительный, тур отбора.
    Во время третьего тура рассматриваются профессиональные данные, а также проверяются музыкальность, ритмичность, координация движений и артистичность.
    Сначала проверяются ритмичность и музыкальность кандидатов. Они по нескольку человек должны пройти по залу под музыку. Темп музыки должен меняться: то ускоряться, то замедляться. Восприятие ритмичного рисунка проверяется следующим образом: концертмейстер, играя на рояле, задает определенный ритмический узор, экзаменуемый хлопками в ладоши должен повторить его. При этом обращается внимание на быстроту реакции и запоминание мелодии.
    Определение координационных способностей детей решается на основе комплексного тестирования, включающего педагогические, врачебно-физиологические и психологические задания.
    Координация, в том числе и такое ее свойство, как равновесие, можно проверить следующим образом:
    а) абитуриент на середине зала должен пройти по заранее начерченной мелом линии (как по канату);
    б) исполнить позу, называемую «ласточка»: встать на одну ногу, другую поднять на 45-60 градусов от пола, при этом руки раскрываются в стороны; стоять в позе «ласточка» в течение восьми секунд.
    Музыкально-ритмическая координация и артистичность оцениваются во время исполнения абитуриентом простых движений (бега, маршировки), отдельных танцевальных па и танца-импровизации под музыку.
    Особо обращается внимание на артистичность ребенка и возможность ее развития. В связи с определением артистичности имеет значение и выявление темперамента ребенка, с которым педагогу придется сталкиваться на будущих занятиях. Из четырех основных типов высшей нервной деятельности наиболее подходящими для занятий классическим танцем считаются холерики и сангвиники, флегматики требуют отдельных занятий, а меланхоликов принимать вообще не рекомендуется.
    При обсуждении вопроса о приеме художественно одаренных детей необходимо определить возможность корригирования отклонений в осанке и развития профессиональных данных, поскольку идеально сложенных и с красивыми сценическими данными кандидатов для хореографии в реальной жизни встретить весьма трудно. История классического балета хранит немало примеров того, как виртуозное владение техникой, художественный артистизм в значительной мере компенсировали танцовщикам присущие им частичные недостатки в телосложении и во внешности.
    Примечательна в этом отношении характеристика, которую дал знаменитый французской танцовщице первой половины XVIII века Мари Камарго выдающийся специалист в области балета Жан Жорж Новерр. Он так описывал манеру ее танца: «Некоторые сочинители напрасно приписывают ей грацию. Природа отказала ей во всем, что надобно для обладания грацией: она не была ни красивой, ни высокой, ни стройной. Зато ее танец был быстр, легок и полон веселья и блеска. Jetes battus royales, безукоризненно отчеканенные entrechats, все эти па, некогда пленительно сверкавшие, а ныне изъятые из списков танца, мадемуазель Камарго исполняла крайне легко. Она танцевала только быстрые мотивы, а в стремительных движениях грацию развернуть нельзя. Но ее заменяли непринужденность, беглость, живость… Мадемуазель Камарго была умна, что и доказала, выбрав жанр подвижный, напористый, не оставляющий зрителям времени для того, чтобы заметить погрешности ее сложения и разобраться в них. Это большое искусство — скрывать свои недостатки за блестками таланта».
    Поэтому отбор детей при поступлении их в хореографические (балетные) училища и школы — это только начало сложного процесса изучения каждого ребенка в отдельности, который продолжается на протяжении всего времени его обучения классическому танцу. Отсюда следуют рекомендации, как можно полнее при приеме исследовать и профессиональные физические, и артистические данные детей, чтобы на их основе можно было бы спрогнозировать развитие каждого ребенка и составить программы индивидуального обучения.
    В связи с этим рекомендуется при приеме детей для обучения классическому танцу заполнять индивидуальные (личные) карты профессиональных данных по специально разработанной оценочной форме. Такая карта позволяет постоянно держать в центре внимания особенности строения тела ребенка, следить за происходящими физическими изменениями (в том числе и профессиональными данными), помогает целенаправленно исправлять недостатки и совершенствовать профессиональные данные. Кроме того, в конце года такая карта может быть использована для подведения итогов работы и педагога, и ребенка.
    А сводные формы оценочных листов за год по классу или классам позволяют провести анализ проведенной работы в целом, сделать выводы о допущенных упущениях и их устранении и по дальнейшему совершенствованию учебного процесса, основываясь на знании анатомо-физиологических и психологических особенностей детей и каждого ребенка в отдельности.
    Таким образом, отбор детей при приеме для занятий классическим танцем — это не только определение их общефизического здоровья, наличия профессиональных физических (функциональных) данных, артистичности, это также творческий акт в деятельности педагогов-хореографов.

    Из воспоминаний о годах обучения в балетном училище балерины Матильды Кшесинской.

    За Императорским Александринским театром, со стороны входа для артистов, шла широкая, короткая Театральная улица, ведшая к Чернышеву мосту. Этот ансамбль петербургского стиля Империи, желто-белого цвета, был одним из красивейших в Петербурге. С правой стороны от Александринского театра было министерство, где помешалась театральная цензура, а вся левая сторона была занята великолепным зданием Императорского Театрального училища с лепными барельефами на стенах.
    Александринский театр со своими знаменитыми конями на крыше был повернут фасадом к Невскому проспекту. Театральная улица была всегда тиха, и только изредка из широких ворот здания училища выезжала закрытая карета, в которой вывозили будущих балерин на репетиции и на спектакли. Даже на самое маленькое расстояние и во все времена года воспитанницы училища выезжали в этих огромных, старомодных, наглухо закрытых каретах, которые, конечно, вызывали любопытство и желание разглядеть тех, кто прятался за окнами.
    Оба театральных училища, петербургское и московское, были подчинены Министерству Императорского Двора и состояли в ведении Дирекции Императорских театров.
    Каждую осень в балетное училище принимались дети от девяти до одиннадцати лет, после медицинского осмотра и признания их годными к изучению хореографического искусства. Жюри было строгое, и лишь часть записавшихся на экзамен попадала в школу, в которой училось около шестидесяти-семидесяти девочек и сорока-пятидесяти мальчиков. Ученики и ученицы были на полном казенном иждивении и отпускались домой только на летние каникулы.
    По окончании балетной школы в семнадцать-восемнадцать лет ученики и ученицы зачислялись в труппу Императорских театров, где оставались на службе двадцать лет, после чего увольнялись на пенсию или оставались на службе по контрактам. В балетной школе преподавали не только танцы, но и общие предметы наравне с нормальными школами — было пять классов с семилетним курсом.
    Хотя в Москве и в Петербурге были отдельные две труппы и два отдельных училища, но они входили в общий состав Министерства Императорского Двора, управлялись Директором Императорских театров и составляли как бы одно целое. Артисты петербургского и московского Императорских театров выступали в обеих столицах.
    По правилам все воспитанники и воспитанницы должны были жить в школе на казенном иждивении, но иногда разрешалось некоторым из них обучаться в школе, продолжая жить дома. Обычно стремились попасть в школу интернами, на полном казенном содержании, так как тогда не надо было ничего платить, но мои родители были против этого и не хотели отдавать нас в закрытое заведение, желая иметь нас дома возле себя и давать нам общее образование сами. Они не хотели, чтобы мы теряли связь с домом, считая семейную обстановку главным условием воспитания детей. Первой в училище поступила моя сестра Юлия, которая была старше меня на шесть лет, а потом мой брат Юзя, который был старше меня на четыре года. Меня определили в Императорское Театральное училище осенью 1880 года, когда мне минуло восемь лет.
    Во втором этаже помещался маленький школьный театр, отлично оборудованный, с всего несколькими рядами кресел. Там происходили школьные выпускные спектакли, которые позже были перенесены в Михайловский театр. В этом театре в день выпускного спектакля решилась судьба всей моей жизни.
    Когда я поступила в Театральное училище, первым моим учителем был Лев Иванович Иванов, замечательный балетмейстер, из постановок которого остались непревзойденными второй акт «Лебединого озера» и «Щелкунчик» Чайковского. Из отдельных поставленных им танцев особенно остался у всех в памяти его «Чардаш» на музыку Листа.
    Лев Иванович сам аккомпанировал на скрипке и, как мне иногда казалось, любил ее больше, чем нас. Его дарованию не дано было полностью развиться, и он не создал всего того, что мог бы дать при иных условиях. Мешала отчасти его природная леность, а отчасти его положение, при котором главный балетмейстер Петипа правил все и мог всегда взять его балет и по-своему слегка изменить, так что он оставался потом балетом Петипа. Он преподавал начальные упражнения, своего рода азбуку балетного искусства, и меня это не могло увлекать, так как я все это прошла уже дома. Мне иногда казалось, что он диктует нам движения и делает замечания почти по инерции. Ленивым голосом он говорил нам: «плие», «коленки надо вывернуть», но не останавливал, не исправлял, не задерживал класс из-за неправильного движения какой-либо ученицы.
    У Льва Ивановича Иванова я оставалась в классе с восьми до одиннадцати лет. В одиннадцать лет я перешла в класс балерины Императорских театров Екатерины Вазем, где исполнялись уже более сложные движения. Ее урок начинался с экзерсисов у палки, потом на середине адажио и аллегро. Па были не очень сложные — аттитюд, арабески, прыжки, заноски, движение на пальцах, па-де-бурре, перекидные со-де-баск — все те основные па, которые остались и теперь при всей изощренности новой техники. Вазем обращала внимание на правильную постановку ноги на пальцах, что имеет очень большое значение, и на выворотность. Ее класс был переходным к старшему, уже виртуозному танцу класса Иогансона.
    Вазем следила внимательно за ученицами и останавливала, если находила исполнение недостаточно правильным или лишенным грации. Меня она одобряла и иногда только ласково замечала: «Кшесинская, не морщите лоб, рано состаритесь».
    Я была у нее с одиннадцатилетнего возраста до тех пор, когда мне исполнилось пятнадцать лет и я перешла в класс Христиана Петровича Иогансона, уроки которого очень полюбила и потом занималась с ним, уже будучи артисткой. По происхождению он был швед, но в Петербурге успел обрусеть. Это он дал мне основы для моего будущего развития, и я ему многим обязана в моей карьере.
    Помещения воспитанников и воспитанниц были строго отделены. В бельэтаже помещались дортуары и классы воспитанниц и репетиционные залы, два больших и один маленький, откуда широкий коридор вел в школьный театр, помещавшийся в том же этаже. Оттуда небольшая лестница вела в верхний этаж, где помещались дортуары и классы воспитанников, кабинет инспектора, репетиционные залы, соответствовавшие залам воспитанниц по расположению и размерам. Церковь помещалась в этаже воспитанников в самом конце коридора и была расположена как раз над театром этажа воспитанниц. Службы бывали по субботам всенощные и обедни по воскресеньям и в праздничные дни.
    Между воспитанниками и воспитанницами строго запрещалось всякое общение, и нужно было много хитростей и уловок, чтобы обменяться записочкой или улыбкой. Во время урока танцев и репетиций со всех сторон следили классные дамы, чтобы не допустить взгляда или движения, и все же, так как это было единственное время встреч, удавалось перекинуться словом и пококетничать. Это входило в традиции школьного быта, и каждая воспитанница непременно имела кого-либо из воспитанников, с которым вела кокетливую игру.

    Из воспоминаний о годах обучения в балетном училище балерины Тамары Карсавиной.

    В первую очередь необходимо было выполнить формальность – подать прошение в училище. Все претенденты должны были пройти тщательный отбор, и лишь незначительное количество принималось в училище. Первый год обучения был посвящен тому, чтобы выявить способности учеников, в конце года слабых отчисляли, лучших переводили на положение пансионеров, тем же, кто добился не слишком значительных успехов, давали шанс и оставляли еще на год на положении приходящих. На ночь мне закрутили волосы на бумажки, а по дороге в училище мама отвела меня к парикмахеру. Пока он приводил в порядок мои волосы, распустив их локонами сзади и сделав челку, меня охватывало все большее и большее нетерпение, я поминутно спрашивала, не пора ли идти. Когда мы приехали в училище, и я увидела швейцара в ливрее с императорскими орлами, почувствовала себя совсем маленькой и незначительной. Сначала мы стояли неподвижно, затем нам велели ходить, потом бежать. Это делалось для того, чтобы оценить наш внешний вид и решить, достаточно ли мы грациозны или же, наоборот, неуклюжи. Затем мы стояли, сомкнув пятки, предоставив преподавателям возможность рассматривать наши колени. Эти предварительные испытания заняли довольно много времени, так как нас было больше тридцати. После первого же испытания многих кандидаток сочли неподходящими. Нас снова построили в пары и на этот раз повели через длинную анфиладу классов в лазарет, чтобы подвергнуть медицинскому осмотру. Нам велели полностью раздеться и выдали полотняные халаты, облачившись в которые мы стали ждать своей очереди. Осмотр был очень тщательным. Некоторых девочек отклонили из-за слабого сердца, других – из-за легкого искривления позвоночника. Слух и зрение тоже проверили. После медицинского осмотра нас отвели в так называемый круглый зал и дали чай с бутербродами. Во время этого перерыва на завтрак в зал заглянул отец, я бросилась к нему с вопросом, приняли ли меня. Он отделался от меня своим обычным: «Много будешь знать…».
    После завтрака преподавательница музыки велела нам пропеть гамму, чтобы проверить слух. Затем последовали экзамены по чтению, письму и арифметике. Наконец, нас снова привели в большой зал, где сидели преподаватели танца. Приняли только десять человек, в их числе и меня.
    Домой мы вернулись только к шести вечера.
    Занятия начинались 1 сентября, и за оставшиеся несколько дней следовало подготовить всю мою «экипировку» – коричневое кашемировое платье для занятий в классе и серое полотняное для танцев. Отец взял меня с собой покупать школьные принадлежности.
    В училище приходящие ученицы переодевались в платья для урока танцев на антресоли между первым и вторым этажом под присмотром маленькой добродушной седой старушки, похожей на мышку, и поднимались наверх, чтобы поприветствовать реверансом воспитательницу, затем направлялись в небольшой репетиционный зал. Уроки танцев проходили по утрам. Затем мы переодевались и завтракали в круглом зале. Чай давали бесплатно, а бутерброды мы должны были приносить с собой.
    Мы почти никогда не видели мальчиков, наших соучеников. Они жили этажом выше, и мы встречали их только на уроках бальных танцев и во время репетиций. Разговаривать с мальчиками строжайше запрещалось. Мы степенно исполняли все фигуры кадрили, лансье и менуэта, не поднимая глаз на своих партнеров. Если воспитательница замечала отступление от этого правила, нарушители получали выговор или даже подвергались наказанию. Несмотря на все эти предосторожности, легкий флирт пустил в училище глубокие корни.
    «Кого вы обожаете?» – часто спрашивали меня старшие воспитанницы. Все мы должны были кого-то обожать. Две примы-балерины, Матильда Кшесинская и Ольга Преображенская, были кумирами нашего училища и разделили его на два лагеря. Преподаватели тоже иногда попадали в число достойных обожания. К сожалению, только двое из них были молоды и красивы, один из них – учитель фехтования. Остальных же, казалось, нашли в паноптикуме. Мой выбор пал на Павла Гердта.
    За весь год, пока была приходящей ученицей, я ни разу не видела жилых комнат пансионерок – только классы и танцевальные залы. Комната, где одевались младшие ученицы, называлась умывальной из-за огромной медной лохани, стоявшей на возвышении посередине, словно котел на гигантском блюдце. Утром и вечером мы собирались вокруг и умывались под краном с холодной водой.
    Кастелянша выдала мне платье из голубой саржи старомодного покроя, с облегающим лифом и глубоким вырезом и юбкой в сборку, доходящей до щиколотки. Белая пелеринка из накрахмаленного батиста прикалывалась на спине и завязывалась на груди. Черный передник из шерсти аль-паки, белые чулки и черные легкие туфли дополняли наш костюм. По воскресеньям мы надевали белый передник в складку. Я быстро запомнила вирши, которые все мы твердили, перебирая складки передника, словно четки:
    То ли быть мне знатной леди?
    То ли с тощим кошельком?
    То ли быть за генералом?
    То ль за бедным моряком?
    Предвкушая наслаждение почитать немного перед ужином, я с книгой отправилась в столовую. Это была длинная и довольно узкая комната. Столы уже были накрыты к ужину. Одна из старших воспитанниц заваривала чай у самовара. В дальнем конце комнаты, между печкой и буфетом с иконами, стоял небольшой стол, покрытый черной клеенкой, на котором не было посуды. Вокруг него сидело несколько девушек, некоторые из них читали, другие шили при ярком свете лампы. Здесь было уютно и тепло, а на скамейке оставалось свободное место – так что я подошла и села. В ответ на мой безобидный поступок последовал взрыв. На меня словно набросились потревоженные осы.
    – Что за наглость!.. В своем ли она уме?.. Вы что, слабоумная?.. Позвольте мне потрогать ваш лоб… Она, должно быть, бредит.
    – Это вы ко мне обращаетесь? – спросила я, понимая, что больше обращаться было не к кому.
    – К вам, несчастная, – сказала девушка по имени Оленька. – Как вы посмели навязывать нам свое общество и садиться за наш стол?
    Я удалилась, слабо протестуя, – они не имели права называть меня несчастной.
    Колокольчик призвал нас на ужин. Проход в столовую напоминал торжественную церемонию. Мы строились в колонну по двое в соседней комнате, и при входе в столовую воспитательница считала нас, словно стадо овец. Подобный подсчет производился перед каждым посещением столовой. Этот обычай сначала казался мне нелепым, только значительно позже узнала я причину его возникновения. История превратилась в легенду, которую взволнованным шепотом передавали друг другу. Я услышала ее, когда стала значительно старше, и правдивость ее подтвердила горничная Ефимия, или Фимушка, как мы ее называли. Переходя из поколения в поколение, эта история, по-видимому, оказалась сильно приукрашенной и обросла множеством деталей, но в главном оставалась правдивой. Много лет назад девушка, которую прозвали «безумной Анной», отличавшаяся необычайной красотой и безрассудным нравом, бежала из училища с офицером-конногвардейцем, с которым познакомилась дома во время каникул. На внутренней стенке своего шкафа Анна записывала день за днем историю своего романа. Она описала, как молодой офицер ездил взад и вперед по Театральной улице на паре гнедых, а она стояла у окна дортуара и подавала ему знаки. Это всегда происходило после полудня, когда остальные ученицы занимались в классах. Анна, будучи пепиньеркой (Пепиньерка- институтка, оставленная по окончании курса при институте для педагогической практики.), не посещала занятий и имела разрешение ходить на «другую сторону» для занятий музыкой. Те, кто читал ее историю, утверждали, будто она была захватывающей, и более того – то тут, то там встречались пропуски, дававшие волю воображению читательниц. Летопись романа обнаружили много времени спустя после ее бегства, когда ремонтировали шкафы. С помощью одной из прислужниц, после этого уволенной, Анна, переодевшись горничной и накинув на голову шаль, выскользнула через кладовую на черную лестницу, а оттуда на пустынную улицу. После этого события воспитанниц старше пятнадцати лет не отпускали домой на каникулы, разве что на три дня на Рождество и на Пасху. Когда я училась, во все окна, выходившие на улицы, были вставлены матовые стекла.
    Всех воспитанниц моложе пятнадцати лет причесывали горничные, только старшим доверяли делать это самостоятельно. Каждое утро, умывшись холодной водой, мы выстраивались в очередь у окна дортуара, где эту работу выполняли четыре горничные, каждая из них причесывала своих «клиенток». Здесь мы вели дружеские беседы и с удовольствием задерживались бы подольше, если бы не множество дел, которые нам предстояло сделать до завтрака. Мы должны были убрать постель и одеться за десять минут до колокольчика, чтобы успеть пройти осмотр. Воспитательница сидела перед дверью в столовую, а мы подходили одна за другой, делали реверанс и медленно поворачивались кругом.
    Утро посвящалось урокам танца и музыки. После обеда нас выводили на прогулку, продолжительность которой зависела от того, сколько времени мы одевались. В целом на прогулку уходило пятнадцать-двадцать минут – мы ходили вокруг маленького садика во дворе. Наши зимние одеяния были чрезвычайно массивными: черные салопы, подбитые рыжей лисой, мы называли «пингвинами» из-за коротких рукавов, вшитых в районе талии, они собирались фалдами под круглым меховым воротником. Ноги согревали высокие ботики с верхом из полубархата. Фасон наших одежд принадлежал прошлому веку, но вполне соответствовал Духу нашего учебного заведения, изолированного от жизни, протекающей вне его стен. Нас, намеревавшихся посвятить себя театру, берегли от контактов с окружающей действительностью, словно от заразы.
    Дважды в неделю родителям позволяли навещать нас, родные братья тоже допускались, но ни один кузен не переступил порога приемной. Двери были открыты, и девочки, родители которых не смогли прийти, бродили по соседней комнате, бросая на счастливиц тоскливые взгляды. Принесенные нам сладости воспитательница тотчас же прятала под замок и выдавала нам каждый день понемногу после еды. Пирожные, имбирные пряники и все, что считалось слишком питательным, было строжайше запрещено под предлогом того, что учащихся и без того хорошо кормят в школе. После обеда и до ужина мы были предоставлены сами себе, от нас требовалось только не слишком шуметь.
    Музыка, чтение, вышивание или чаще всего изготовление роз из гофрированной бумаги для украшения пасхальных куличей. Розы больше, чем настоящие, лучше, чем настоящие. Могут ли у настоящих роз быть такие вибрирующие золотистые усики или столь великолепные лакированные листья? Подобные развлечения вносили приятное разнообразие в школьные вечера.
    6 декабря, в день именин государя, все три императорских театра устраивали специальные утренние представления для всех школ. Огромные самовары кипели у входа на сцену. В эти дни театры выглядели необычно: масса детей и молодежи, ложи заполнены девочками в голубых, красных, розовых форменных платьях с белыми пелеринами. Партер предназначался для мальчиков, учащихся гимназий, кадетского и морского корпусов, лицеистов; на галерке – ученики общедоступных школ. Каждый ребенок получал в подарок коробку конфет с портретом царя, царицы или царевича на крышке. В антракте в нескольких фойе подавали чай и прохладительные напитки, причем все служащие были облачены в парадные красные ливреи с императорскими орлами. Особым угощением было прохладное ароматное миндальное молоко.
    По возвращении в училище мы обменивались впечатлениями от увиденных спектаклей. Обычно нам предоставляли право самим выбрать, в какой театр пойти, но лишь немногие выражали желание пойти в Михайловский театр, хотя там выступала превосходная французская труппа. Если праздничный день совпадал с днями балетных спектаклей – средой или воскресеньем, – мы часто принимали в них участие. В один из таких дней нас прямо в костюмах пригласили в императорскую ложу, чтобы вручить нам конфеты. Императрица Александра Федоровна и вдовствующая императрица Мария Федоровна стояли в маленькой приемной перед царской ложей и вручали нам коробки конфет. Мы заходили по одной, делали реверанс и целовали руки обеих цариц. Рядом стоял царь.
    Осенью 1901 года я получила «белое платье». Младшие воспитанницы носили коричневые платья; розовое платье служило знаком отличия, а белое – высшей наградой, и перешла в старший класса Гердта. Наша группа работала в большой репетиционной комнате, связанной мостом с нашим крылом. Переход был холодным зимой, и, чтобы перейти через него, мы натягивали свои полубархатные сапожки поверх танцевальных туфель.
    По традиции наш выпускной спектакль устраивался в Вербное воскресенье. Вербная неделя в целом вносила разнообразие в длительную монотонность поста; все живут в предвкушении Пасхи – самого почитаемого из всех религиозных праздников, отмечаемых на Руси. На улицах раскинулись базары, где продавались забавные игрушки, свистульки, золотые рыбки, большие яркие розы из папиросной бумаги, восточные сладости и восковые ангелочки – только головки и крылышки. И верующие, и неверующие объединялись в общем веселье и предвкушении праздника, который несла с собой Вербная неделя.
    Во время торжественной службы, проходившей в субботу вечером, одна пламенная мольба постоянно всплывала в мозгу: «Боже, помоги мне хорошо станцевать завтра».
Back К списку Previous entry Назад   
Вперед Next entry   
Балет: учебное видео, мастер-классы, документальное кино, вариации и спектакли
Балет: учебное видео, мастер-классы, документальное кино, вариации и спектакли Балет: учебное видео, мастер-классы, документальное кино, вариации и спектакли
Балет: учебное видео, мастер-классы, документальное кино, вариации и спектакли

© 2005-2009 plie.ru
Классы |  Артисты |  Спектакли |  Словарь |  Обучение |  Контакты
SpyLOG Система Orphus Рейтинг@Mail.ru
Ошибка или нерабочая ссылка? - Выдели ее и нажми CTRL-ENTER!