Пластинка

Да, я тот самый человек, который умрёт. Боже, как сладко и горько осознавать это! Потому, что этот факт – единственная отрада, исключительное напоминание о том, что я такой же/ такая же/ такое же, как все. Одинокое счастье, бриллиантовое горе, растерзанная душа – ах, как это скучно и пошло!
Все мои мысли были поглощены тем, как добиться больше, больше, больше кайфа. Как раствориться в нём, как начать понимать Иное, как разбить своё сердце невыносимой любовью. Но нет, о, столь смешно, столь незначительно! Как будто всё существование – однообразная карусель, от которой сначала захватывает дух, становится жутко весело и приятно, а потом это надоедает, и остаётся только горькая, огорчающая пустота…
Эти годы были потрачены на похоть страданий и бредовое упоение вымышленной нежностью. На бесконечный, омерзительный, волчий сон… На слёзы, вздохи и сумасбродство. Когда молочная юность только начала тащится по всему этому, ещё была какая-то сказочная загадочность, но потом эмоции выгорели старым, поношенным бельём, развешанным во дворе подсознания при невероятной жаре и накале страстей.
Теперь я – высохшее море, голая пустыня, завядшее растение.  Мне так же в окно смеётся луна, меня зовут по ночам дерзкие образы... А мне не нужно больше этого. Я, с видом пресытившегося богача, устало прокручиваю в мозгу картинки, что из цветных стали чёрно-белыми. Мне не вернуться, не вернуться туда.
И моё самосознание мучилось, мучилось, да и изобрело новую игрушку. Теперь я чувствую Жизнь, самый сок её, самое дыхание в простых действиях. Я живу! Чего уж проще и понятнее! Пускай порой как зверь в клетке, пускай порой неправильно и невнятно, пусть и отчуждённо от своей сути. Но вот, я просыпаюсь, мучительно, неохотно…
Это пародия на осмысленную экзистенцию? Нет же, хотя бы меняющиеся времена года за окном, хотя бы то, что тело откликается на внешние раздражители, что я могу дойти до магазина, погулять, поесть, покурить, размять мышцы – это жизнь. Жизнь, кроме которой ничего нет.
Больные фантазии – пусть их жрут другие… Так мне была охота сказать, застрелить свои бредни, расправиться с прошлым, и перейти на другую ступень существования. Стать простым человеком, и не париться.
Но у меня не было насущных проблем. Никаких проблем не было. Vivere militare est.  А с чем я буду бороться? С собственным Эго? Но как я могу победить себя, если на моём пути погасли все звёзды? Если чувствовать Жизнь, оказалось непросто, неблагодарно и непонятно? Да, и потом – если это всего только игра, искушённого в разврате безделья, сознания?
А что, если меня тошнит от работы, от любых действий, если они мне и по сю пору кажется безвозвратно потерянными в череде перевоплощений, мрака и тоски? Если у меня нет привычки к Свету?
И вот я, пытаясь, слегка лениво и не всерьёз, переделать свою историю, вдруг вижу влажные глаза упоительной немощи разума, и я бросаюсь, и я влюбляюсь в этот отвратительный взор, и я тону, и я понимаю, что всё такая ерунда. Больше кайфа! Больше желаний! Больше музыки! Потому что я умру! Потому что я не хочу и не могу смириться, и вновь жадный глоток, и на повтор пластинку, и на повтор истому и негу!
Но пластинка настолько заезжена и неинтересна, что я только провожу рукой по щеке своей глупой, вымышленной боли, и становлюсь рабом непонятных игр своей обычной, скучной, уставшей, отрицающей, недоразвитой сути.