Глава 3. Любовь Дона Марта и вообще о бабах

- О, моя первая  была раскрасавица! Я, конечно, не  считаю пробы пера, так сказать, в счастливые школьные годы! Я уже имею в виду пору своего совершеннолетия. Её звали Аня, впрочем, я её звал Анюта. Представьте себе, волосы ниже пояса, голубые  глаза, прямой нос, а фигура! А ноги! Она, представьте себе, ждала какого-то тип из армии, письма писала. Девочка, что надо была! Она у меня около месяца жила. Её родители с милицией её от меня отрывали, в буквальном смысле этого слова! Из дома убегала! Её у моей двери караулили, она через окошко ко мне лазила – я, видишь, жил тогда на первом этаже, с родителями, конечно. Но в своей комнате, и если хочешь знать, из всех комнат самая большая. Попробовали бы они мне что-нибудь сказать! Ты не смотри, что я маленький, от меня бабы на стенку лезут!  О, ночи, полные огня! Какие  страсти были! Му-а, девочка была! Сейчас, правда, кхе, её не узнаешь! Скурвилась, дрянь! Сначала всё ныла: «Давай распишемся!» Как-то девочку привёл – сама ушла! Я тогда, веришь, в театр поступил. Ну, шум-то ещё долго было! Стёкла мне бутылками била. Под окнами орала, что ей жизнь испортил! Кстати, представляешь, встретились недавно. Поговорили. Курит, как паровоз. Я ей даже диск подарил «Юнона и  Авось».
- Чего же ты не женился?
- Я же говорю, в театр пошёл работать. Я тогда первую премию отхватил за роль Протуберанцева, смелый был спектакль! Горком после премьеры его и прикрыл. Да и потом, разве на всех женишься? Я там, понимаешь, с актрисочкой одной познакомился. К сожалению, ничего не было с ней, не дошло. Она, представь, во ВГИК поступила после…
- А что это?
- Институт кинематографии, господи!
- А ты что в армии не был?

- Нет.  То есть, да. Недолго. В ракетных. Но меня в голову контузило. Припадки начались. Эпилепсия. Вспоминать не хочется. Да и нельзя. Эта часть секретная.
(Здесь Дон Март, наверное, придумал. Он любил несколько пофантазировать/ приврать слегонца. В армии он не был. И эпилепсия была врождённая.)
- И я вот три года отпахал в морских, в кочегарке. У меня с того времени лёгкие болят!
(Увы, все мы любители красного словца!..  лёгкие у инженера болели от чрезмерного увлечения куревом, и язык плохо ворочался, ибо распух, тоже от этого.)
-Ну, а дальше, сам знаешь, пошло – поехало, театральное два года, потом ушёл!..  (Точнее было бы сказать, выгнали за аморалку).
… Общежитие – девочки – театр – я их кучу сменил - и девочек, и театров,- то я не нравлюсь режиссёру, то он мне, то жить негде, у баб же всё время не проживёшь, существа ненадёжные! (О! В этом Дон Март нашёл горячую поддержку Грифа).
- …И все на одно лицо!.. (Эти слова принадлежали Грифу, и вызвали активный протест Дона Марта).
- О, нет! Если я начну вспоминать о каждой подробно – о складочках, о родинках – для отдельной большой энциклопедии!
Дон Март был красноречив, и мог говорить часами, сам себе, яко тетерев на току, самодовольно наслаждаясь собой и любуясь…
А меж тем, они были похожи кое в чём, эти два человека. Только один не получал никакой радости от сношений, кроме физиологической, а другой свою коллекцию лелеял и окрашивал романтическим светом. Свои, скажем так, - похождения, и радость от них била ключом. И впрямь, это был редкий экземпляр. (А что вы думаете, он разглядывает «бабочек», а мы – его).
В заключении долгой беседы, суть которой, именно «духовной»  части  её, мы вкратце передали, упустив, как всегда технические подробности  инженерных конструкций,  рационализаторских новоделов, альма - матерь изобретений, профстандаров и терминов, в которых и чёрт не разобрался, и  Дон Март всё делил пополам, последний - таки задался целью добыть инженеру такую женщину, которая принесла бы ему радость, вдохновив на новые прогрессивные подвиги в «ноу хау», даже если уже «хау» и «ноу», то де вполне хватило  и того, что уже было накопано новым Эйнштейном- Теслой в одном лице Феди Грифа. Кстати, узнав, что инженер до сих пор умудрился сохранить в паспорте чистое место в графе о семейном положении, Дон Марс искренне удивился, и бурно выразил свои поздравления! О своей жене, о ребёнке, и ещё одной жене, он пообещал рассказать в следующий раз.  Порядком стемнело. Заведение закрылось. И Дон Март потащил пьяного, едва сопротивляющегося инженера, на вокзал, где упросил при помощи своей галантности некую девицу купить им билеты, так как кассирша не хотела обслуживать пьяных. Они дождались электрички, сели на неё. И отправились теперь в родную обитель Дона Марта к его мамаше и папаше, в деревеньку под именем Подмышкино, примерно, там же и располагающуюся…
С некоторыми сложностями, объясняющимися затруднениями с координацией тел, они таки, добрались до деревни. Благо, нужная остановка на электричке, была последней, и их растолкали подметальщицы. С трудом вспомнив друг друга, Дон Март и инженер на последнем автобусе, без билета, добрались до Подмышкина. Но сразу  к родителям не пошли, а заночевали на первом попавшемся сеновале, неизвестно кому принадлежащем.