Невозможно пить рассветы

Вот вы говорите, живи, пей рассветы на завтрак и наслаждайся изыском закатов, простилающихся алым заревом по лазурно чистому небу за ужином, а я вам скажу, что блеф всё это. Это блеф хотя бы потому, что жизнь полна неразрешимых задач, а истинно верного выбора нету, есть лишь последствия сделанного. Представьте себе двух людей, которые встретились друг у друга на жизненном пути. Один из  них недавно вылез из пут любви, наломал немало дров, а сам по себе давно уже сгорел и кроме обугленного скелета ничего собою не представляет. И вторая юная особа, она прекрасна и чиста, в ней только только зарождается пламя и высекается искра, в ней только только пробуждается то бешенное пламя, которое в последствии будет выжигать ее, пока не превратит в обгоревший и бесчувственный уголь. И искру эту пробуждает в ней тот самый обугленный скелет, внутри которого чуть еле тлеет надежда запылать как прежде, надежда, которая обрекает его на новые муки. И вот они начинают сходиться друг с другом, и чем ближе они приближаются, тем сильнее разгорается пламя внутри молодой особы, и тем черствее и чернее становится ворчливый скелет, который разучился чувствовать вкус жизни. Он понимает, что надежда обманула его, что ему суждено вечно скитаться по миру, оставаясь лишь обугленной деревяшкой, но юность, внутри которой он пробудил пламя жизни, считает совершенно иначе. Он хочет уйти в тень, чтобы не омрачать прекрасный и дивный пир жизни своей сажей и копотью, портящей весь праздник, и он хочет отпустить юность, дать ей свободу, чтобы не загубить её, но юность не хочет уйти от того, что дарит ей ощущение тепла внутри. Она не может опустить того, кто пробудил в ней пламя, она боится потухнуть, а он не может оставаться, зная, что промедление смерти подобно, что каждый день, каждый час, каждая секунда лишь ещё чернее выжигает его существо и ещё сильнее заставляет её гореть и отдаваться пламени без остатка. И так тянется время. а жизнь проходит мимо. Уголь останется углём, он уже сгорел навсегда, но юность ещё может продлить свой срок, но проблема юности в том, что она беспечна и неопытна, в том, что она ни за что не захочет уйти. Для угля порвать с юностью, значит обрести ее на муки и страдания, значит превратить ее в такой же уголь, как и он сам. Но остаться с нею, значит лишь отложить неизбежность на время, но ведь неизбежность нельзя отложить, то, что неизбежно случиться, обязательно случиться. И как жить им дальше? Как наслаждаться рассветам и и закатами, смеяться, шутить, улыбаться?  Как можно просто жить дальше, зная и сознавая, что ничего сделать невозможно?