Глава XX

Старик-хиит с сыновьями возвращался на стоянку своего племени. Колко поблескивали звезды в ночном небе, верблюды шли медленно, и пустыня казалась Ариваду особенно однообразной.
- Отец! – окликнул его старший сын, ехавший впереди. – Отец, что это там? Погляди.
Старик подъехал поближе, остановившись рядом с сыном и посмотрел, куда тот указывал. Он увидел темные очертания на песке и пару одиноко бродящих коней.
- Уж не темные инээды ли учинили там свою расправу? – спросил младший сын.
- Подберемся поближе – узнаем, - сказал старик и послал своего верблюда вперед.
Никаких инээдов хииты не встретили. Сыновья пошли смотреть, не выжил ли кто, старик медленно следовал за ними, невольно задаваясь вопросом о том, кто мог выяснять отношения посреди пустыни. Он различил, что на убитых была форма сайханхотских воинов, но не представлял, что могло выманить их из богатого города в пустыню, где на многие фарсанги вокруг не было ни одного колодца.
- Этот вроде еще дышит, - воскликнул младший сын, склонившийся над одним из воинов.
Аривад поспешил к нему.
- Гарван, - удивленно сказал он, заметив знаки на наруче. – Из Гафастана.
Он видел, что жизнь почти покинула воина, но Вафат почему-то не торопилась забрать того, кто наверняка уже принадлежал ей.
Старый хиит понимал, что Гарван был не так прост. Да и он сам был не обычным человеком, но кахардом* племени, и видел, что раненный Гарван был магом, и много чего еще понял, просеяв сквозь пальцы окровавленный песок.
На носилках, закрепленных между двумя верблюдами, они привезли нойра на стоянку племени. Всю дорогу старик-хиит молился духам Пустыни и Девяти Матерям о том, чтобы они не позволили душе Гарвана покинуть тело. И духи услышали его: хотя они не дали нойру умереть, он был по-прежнему где-то на грани жизни и смерти.
Уже рассвело, когда хиит передал раненого заботам женщин племени, а сам удалился в пустыню к алтарю старых богов, чтобы испросить у духов совета.
Душа Эмхира металась между реальным миром и мучительной неизвестностью, которая была холодна и пуста: сероватые пески, тусклое небо в пыльной дымке, сквозь которые невидно было солнца. Неведомая сила не позволяла Эмхиру уйти в загробный мир, никто из Девяти не откликался.
«Вот оно, истинное лицо Пустыни», - думал Эмхир.
В бесконечных безводных просторах Гарван встречал самых разных духов. Прятались в густых кустах верблюжьей колючки прекрасные, как день, ган-гачиг, и высоко в небе кружила величественная птица Рух. Однажды его обступили темные инээды: их было много, они были бледны, и черные одежды их, поношенные и растрепавшиеся, развевались на сухом ветру. Среди инээдов Эмхир видел знакомые лица – со многими воинами он сражался плечом к плечу, когда они еще были живы. Из круга их выступил один, в котором Эмхир узнал Орвида.
- Эмхир, - сказал он, глядя на него пустыми глазами, - странно видеть тебя здесь.
- Я стану одним из вас? – спокойно спросил он.
Орвид покачал головой:
- Великой Дщери указано самой Тид, чтобы тебя не трогали. Но и дальше тебя не пустят.
- А если я сам хочу остаться? – сказал Эмхир.
- Нет, - сухо протянул Орвид. – Не велено. Дщери запрещено. Никто не становится инээдом по своей воле. Мы все нашли смерть в Пустыне, стервятники выклевали наши глаза, шакалы обглодали наши кости… Ты не будешь нам ровней, твою кровь не пили пески… Но мы чтим тебя, Старший Гарван, и этого у тебя не отнять.
Эмхир опустил голову.
- Ты еще не заслужил свою смерть, - голос Орвида напоминал шипение текущего по камню песка, - Вафат не прикасалась к тебе. Этот мир похож на тот, что предваряет все иные, но эта Пустыня соприкасается с той, что видите вы, потому отсюда можно вернуться…
«Если мне укажут путь», - подумал Эмхир.

***

Гарваны, не дождавшиеся Эмхира в Тенмунде, отправили нескольких атгибан в Сайханхот, в надежде узнать, где находится Старший Гарван. Но вестей не было. Все знали, что Эмхир покинул столицу Западного Царства и направился в Тенмунд, выбрав путь короткий и опасный. Все говорили, что он, должно быть, заблудился в пустыне, но Гарваны в это не верили и утверждали, что это невозможно.
Шах, у которого потребовали ответа, пришел в ужас. Он надеялся, что вопрос с Триадой решен, и Царство, как и его самого, ждет покой и прежнее процветание, но известие о пропаже Старшего Гарвана, заставило его бояться, что выходцы из Гафастана все же за ним придут.
- Куда делся этот Гарван? – вопрошал Салбар, собрав в главном зале всех своих Советников. – Кто-то же должен знать!
Они сидели на подушках, цвет которых соответствовал занимаемому положению. Шах восседал на украшенной кистями подушке вышитого золотом шелка, все прочие – на простых зеленых.
- Никто не знает, - отозвался первый Советник. – Возможно, это было сделано специально и придумано заранее.
- Не может такого быть, - воскликнул шах. – Зачем им это?
- Лучше бы тебе, о шах, объявить Триаде войну сейчас, пока местные Гарваны не решили объявить ее тебе.
Советник знал о страхах Салбара и старался на них играть. 
- Войну? Триаде? – шах вскинул брови. – Чтобы потом разбираться с Эрмегерном? Ну нет!
- Но шах, - возразил ему другой Советник, - если гафастанцы считают тебя виновным в пропаже их правителя, они ни перед чем не остановятся, чтобы…
- Хватит, хватит! – шах не дал ему договорить и замахал руками, будто старался отбиться от слов Советника, как от назойливых мух. – Все вон! Вон! Я сам решу, что мне делать и как мне распоряжаться своей судьбой.
Советники поднялись, поклонились шаху и спешно покинули зал.
Салбар, едва заметно покачиваясь на своей подушке, стал думать о том, что теперь делать. «Можно сказать Гарванам, что я к этому делу не имею никакого отношения, и жить спокойно дальше. Ну, может быть, дать им людей, чтобы поискали в пустыне. А зачем? Проще спокойно жить… Но кто знает, что у этих отреченных на уме!»
Он судорожно вздохнул. Раньше Салбар всегда мечтал стать шахом, занять место брата. Но, когда у того родился сын, первый и единственный из его детей, что выжил, Салбар расстроился, осознав, что править ему самому не суждено. А тут – такая удача – брат и его сын погибают. Несметные богатства, бескрайние земли Западного Царства – все теперь принадлежит ему, Салбару, люди славят его имя и падают перед ним ниц. Одного не учел Салбар: быть шахом значит одолевать свои страхи.
«Как же хорошо было в тени Орива!» - подумал он.
Двери зала скрипнули. Салбар невольно вздрогнул, но увидел одну из своих жен.
- Что ты здесь делаешь? Почему опять ходишь по дворцу без моего разрешения? Я прикажу высечь тебя за непослушание.
Разда лишь улыбнулась в ответ и приятным голосом произнесла:
- Любимейший супруг, я пришла просить, чтобы ты мне позволил съездить в Тенмунд. Я хочу навестить Изумрудную Атгю.
- Можешь ехать куда хочешь, - отмахнулся шах. – Только пусть с тобой едет кто-то из евнухов.
- Конечно, мой господин, - Разда поклонилась и собралась уходить.
- Стой, - окликнул ее шах. – Ты же выросла в Гафастане, наверняка знаешь, что собой представляют местные Гарваны.
- Знаю, - ответила Разда, разглядывая Салбара, - они могут сделать все, что угодно. Но если что-то им кажется неоспоримой волею Тид, они смиряются и отступают.
Она улыбнулась шаху и направилась к выходу из зала. Салбар смотрел ей вслед и, на мгновение забыв о Гарванах, думал:
«А она красива, эта Разда. Неудивительно, что Орив забрал ее из Гафастана, Да… - он усмехнулся, довольный, что такая драгоценность теперь принадлежит ему; но его радость угасла, как только на ум пришла мысль: - А что если она и есть причина всех бед?»
Он с тревогой посмотрел на двери, за которыми скрылась Разда.

***

Чужаки никогда не попадали за ворота Сердца Гафастана. И лишь однажды привычный порядок был нарушен: десяток воинов в красно-золотых одеждах Западного царства, во главе со всадницей в темно-зеленом бурнусе, улучив момент, ворвались в крепость. Они не нападали ни на кого, лишь растолкали бросившихся к ним караульных, большинство из которых были еще неопытными атгибан, и остановились на небольшой площади перед высоким зданием.
Всадница покрутилась на своем аргамаке, пытаясь понять, с кем из Гарванов заговорить. Тем временем на площади их появлялось все больше, спешно закрывали лица чистокровные, с удивлением смотрели на чужаков атгибан. Слышался звон извлекаемых из ножен сабель.
Из толпы вышел один: лицо его было открыто, хотя, судя по белизне кожи, это был чистокровный Гарван.
- Кто ты? – обратился он ко всаднице. – Зачем врываешься в нашу обитель?
Всадница откинула капюшон и ответила:
- Я - Разда, и Гафастан – мой родной город. А кто ты такой?
На наручах Гарвана не было никаких знаков, и невозможно было понять, какого он звания.
- Меня зовут Орм. Я Старший Гарван и по-прежнему требую ответа: по какому праву ты, Разда, шахская жена, врываешься в нашу обитель?
Разда заметила, как Орм едва заметно кивнул стоявшему рядом с ним атгибан. Через мгновение послышалось, как за Раздой и ее воинами закрылись двери Этксе. Разда вздрогнула: только теперь она поняла, сколь неразумен был ее поступок.
- Я могу делать то, что захочу: это мой город и я здесь под защитой шаха, - сказала она, по-прежнему думая о том, что Гарваны, наверное, ее убьют.
- Твоя жизнь сейчас в нашей власти, - ответил Орм. – Город принадлежит Эмхиру, а не тебе.
Разда засмеялась.
- И где Эмхир?
- Быть может, тебе виднее, - негромко произнес Орм.
- Был Эмхир славнейшим из живых, а теперь славнейшим стал из мертвых, - ответила Разда строками из какой-то поэмы, которую некогда читала ей Изумрудная Атгю, заменив имя героя на имя Эмхира.
Орм изменился в лице. Стоявший рядом с ним атгибан вопросительно посмотрел на нойра, словно бы прося разрешения расправиться с Раздой. Орм не успел ничего ему ответить: послышался вязкий звон колокольчиков, и на площади, сопровождаемая двумя своими прислужницами, появилась Мьядвейг Протравленная. Скользнув по перчаткам, звякнули украшенные камнями и ракушками браслеты, когда Мьядвейг подняла руки, чтобы поправить тагельмуст.
- Погоди Орм, не надо ничего делать, - сказала она нойру.
Он посмотрел на нее как на безумную и ответил на языке Севера:
- Ее надо если не убить, то допросить – точно! Она говорит, что Эмхир мертв, стало быть, она в этом как-то замешана.
Мьядвейг склонила голову, словно бы выказывая снисхождение.
- Что ты, Орм… Посмотри на эту лань, в ней ума не так и много, ее речи – что звон камней, падающих в пустой медный кувшин, и душа медленная, текучая, как у ган-гачиг. Что ты от нее хочешь? Уступи ее мне, и все будет, как должно быть.
Орм молча кивнул и отступил в сторону, пропуская вперед Мьядвейг и ее прислужниц.
- О Разда, прекраснейшая, - обратилась к ней Мьядвейг, - я знаю, зачем ты пришла, мне ведомо твое сокровенное желание.
Разда с недоверием посмотрела на нойрин.
- Откуда?
Мьядвейг развела руками.
- Ну как же, это написано на твоем лице… И мысли – что мотыльки возле твоей красивой головы – их можно увидеть, можно прочесть. Спешивайся, я дам тебе то, что ты хочешь.
Разда оглянулась на своих воинов, будто искала у них поддержки. Те молчали, ожидая приказаний. Это была ее личная гвардия, бесконечно ей преданная; Разда гордилась тем, что она может, как айдутская дева, разъезжать в окружении не презренных евнухов (а в Триаде их недолюбливали со времен Афлетан-Гельди-Кертенкеле), а настоящих воинов, хотя это было запрещено внутренними законами сайханхотского двора. Если бы шах узнал, он бы наказал Разду, и казнил бы всех, кто ее сопровождал. Но Разда была уверена, что Салбар останется в неведении. Она хорошо знала своих гвардейцев и любила их почти сестринской любовью. И вот теперь, когда она никак не могла понять, какое принять решение, они предательски молчали.
Мьядвейг протянула к Разде обтянутую черной перчаткой руку. Конь Разды попятился назад, заставляя прочих всадников потесниться.
- Разда, Разда, - произнесла Мьядвейг; по голосу слышно было, что она улыбается, - неужели ты позволишь времени забрать твою красоту?
Услышав это, Разда соскочила с коня и сказала:
- Кто-нибудь из них пойдет со мной…
- Зачем? – искренне удивилась нойрин. – Ты хочешь посвятить простого смертного во все свои тайны?
Нойрин смотрела на Разду пристально, точно змея, гипнотизирующая свою добычу.
- Пусть твои люди покинут Этксе, - сказал Орм, надеясь разбить повисшее в воздухе вязкое напряжение.
Разда, не поворачивая к Ворону головы, махнула своим воинам. Перед ними открыли двери Этксе, и всадники нерешительно выехали обратно в город. Мьядвейг взяла Разду под руку и повела в Северную Башню.





_____
* Кахард - маг, знахарь.